Цветы скорби растекаются алым по полу

      Странный запах ударяет в нос раньше, чем он открывает глаза.       Запах мертвечины.       Он затхлый, удушающий — как в грязном подвале, в котором никто не бывал несколько десятилетий. Запах застывшей, приобретшей цвет ржавчины крови, въевшейся в воздух настолько, что уже кажется неотъемлемой его частью. Это вонь утопленника, которого знойным днём вынесло на берег после нескольких недель под водой. И гниющего мяса растерзанного животного, останки которого теперь жадно пожирают насекомые.       Невыносимо.       Авантюрин распахивает глаза.       Это не похоже на привычное пробуждение и не похоже ни на что из его обычной жизни — хотя и это он понимает лишь смутно, больше интуитивно, на ощупь проходя сквозь густой туман.       Перед глазами всё расплывается белой дымкой, тело ужасно затекло, и каждая его часть болит так, что хочется закрыть глаза и, забыв обо всём, пролежать весь следующий месяц, не сдвигаясь с места. О, он уверен, что знает это чувство.       В голове абсолютно пусто, как если бы оттуда самым неприятным способом выпотрошили все воспоминания, а потом сделали вид, будто ничего не произошло. Будто всё именно так и должно быть.       Я сошёл с ума?       Первая мысль проскальзывает почти неосознанно, но Авантюрин сразу же трясёт головой, словно отвергая её — за что тут же платится острой болью, словно ему только что выстрелили в лоб, но забрали возможность умереть.       Сознание постепенно проясняется, и Авантюрину не требуется много времени, чтобы понять очевидное: двигаться нужно аккуратно и медленно, напоминая своему телу, как это делать, которое, по ощущениям, пролежало без движения больше, чем может.       Когда реальность перед глазами становится немного чётче — углы больше не кажутся такими сглаженными, а на грязном белом потолке расходятся трещины, — Авантюрин оглядывается по сторонам — он застывает на месте, не в силах осознать происходящее, и мозг начинает стремительно паниковать, с каждой секундой всё больше осознавая, что в этот раз он вляпался во что-то серьёзное.       Куда он попал?       Место, в котором он очнулся, напоминает больничную палату. Старую, заброшенную в прошлом веке и там же и остановившуюся в прогрессе, больничную палату, которая едва ли не стала какой-нибудь камерой пыток.       Он пытается подняться, сбежать поскорее из этого жуткого места — первая, почти рефлекторная реакция, — но более, чем сесть, не получается: руки накрепко привязаны к грязной койке. Места, пережатые верёвкой, дают о себе знать особенно сильной болью.       На окнах решётки. За ними — сплошная темнота. Ночь, наверное. Эта мысль заставляет оглянуться по сторонам в поисках источника света внутри помещения, но Авантюрин так и не находит его, быстро отвлекаясь на небольшую старинную тумбочку, стоящую почти вплотную к кровати, а на ней — стакан воды и с горсть таблеток. Авантюрин хочет надеяться, что это не для него.       В другой стороне помещения, на соседней койке, лежит человек. Со спины и не понять, кто это, он не двигается, хотя, в отличии от Авантюрина, не связан. Кажется, будто он и вовсе не дышит.       — Эй, — Авантюрин кашляет из-за сухости в горле, игнорируя тот факт, что он не узнаёт собственный голос, тихий и слишком хриплый. Говорить получается с трудом. Мозг едва оказывается способным генерировать связанные между собой предложения и воспроизводить их вслух. — Простите, вы слышите меня?       Никакой реакции. Авантюрин решает, что он спит, но пытается ещё раз.       — Я бы хотел узнать, где нахожусь. Вы случайно не знаете?       Всё такая же тяжёлая тишина. Кажется, будто он изолирован от всего мира, и даже этот человек, не подающий признаков жизни, — всего лишь манекен, оставленный ради шутки. Авантюрин выравнивает дыхание. Прислушивается. Ничего. Если снаружи и есть что-то, то тяжёлая железная дверь мешает проникнуть даже малейшему звуку внутрь. Авантюрин отчаянно пытается придумать, что ему теперь делать.       Проходит какое-то — час? или все восемь? — время, когда тишину разрезает настолько раздражающий и противный скрип, что он мгновенно возвращает совсем недавно успокоившуюся головную боль.       В помещение заходят несколько врачей, и выглядят они довольно обычно, даже не примечательно, но что-то заставляет Авантюрина насторожиться при виде их. Возможно, тот факт, что его нахождение в подобном месте без причины не предвещает совершенно ничего хорошего.       Они не говорят ни слова. Авантюрин внимательно наблюдает за ними, готовый в любой момент… Что? Что угодно, лишь бы защититься. Он почти уверен, что найдёт способ, если в этом будет необходимость.       Но всё проходит удивительно быстро. Что может сделать привязанный к койке человек, когда ему без предупреждения что-то вкалывают в шею, а после вынуждают выпить едва ли не с десяток таблеток?       Очевидно, немного, но у Авантюрина не хватает сил даже на попытку сопротивления.

***

      Когда он открывает глаза, за окном всё ещё — или уже? — темно. В палате теперь — тоже. Авантюрин смутно помнит, как всё произошло, но фрагменты быстро восстанавливаются в памяти. Впрочем, это не помогает понять, как он оказался здесь.       Авантюрин не сразу понимает, отчего он проснулся. Но когда с другой стороны двери снова доносятся жуткие крики, он практически вскакивает, в очередной раз тут же жалея о содеянном.       Дверь открывается резко — и сразу же захлопывается. Внутрь едва уловимой тенью проскальзывает человек. Он тяжело дышит, прислонившись спиной к стене, но ничего не говорит. Если бы не частые вдохи, Авантюрин бы мог подумать, что ему показалось. Он не может разглядеть незнакомца, находящегося в углу, и это кажется ещё более странным, чем все предыдущие события — и не менее пугающим.       — Кто ты? — говорить немного легче, чем в первый раз, хотя жажда до конца не унялась. Голос остался всё таким же непривычно хриплым, и теперь Авантюрин и вовсе не понимает причину такого резкого изменения.       Тень, кажется, ещё сильнее вжимается в дверь. Но происходит это лишь несколько секунд — и оттуда резким шагом выходит девушка.       — Не подходи ко мне! — она выставляет перед собой измазанный алым нож, и даже на расстоянии пары метров Авантюрин отчётливо различает в её глазах почти ужасающую решительность.       Авантюрин невесело думает, что он и не сможет. Веревки оказались прочнее, чем хотелось бы.       — Погоди, — она, поняв, что тот ничего не может сделать, с особой настороженностью подходит к Авантюрину, всем своим видом показывая, что в любой момент готова ударить. Пристально смотрит, словно пытаясь что-то отыскать в его лице, и спрашивает: — Кто ты?       — Я спросил то же самое, — он почувствовал раздражение от этого диалога, если бы и не без того сильная усталость после пробуждения. — Мне нужна твоя помощь. Разрежь верёвки. Я должен выбраться отсюда.       Авантюрин не видит ни одной причины, почему она должна отказать. Эта девушка определённо не является персоналом и, судя по виду, пытается сбежать отсюда. А значит, будет хорошим решением предложить сотрудничество (и необязательно после высвобождения держать слово, ведь, когда дело касается выживания, все средства хороши). Если, конечно, она не окажется сумасшедшей, которая зарежет Авантюрина раньше, чем он успеет позвать на помощь.       — Ну уж нет, ты меня не проведёшь, — почти шепчет девушка, приставляя к его шее нож. Острие даже сквозь бинты неприятно впивается в кожу, и это явно больнее, чем должно быть. — Это очередная ловушка, да? Сейчас я развяжу тебя, а после ты отведёшь меня к своему главарю, и меня снова запрут в одной из этих отвратительных палат.       — Погоди-погоди! — Авантюрин пытается отстраниться, но едва может хоть немного сдвинуться. — О чём ты говоришь?       Она лишь тяжело вздыхает.       — Докажи, что ты не один из них.       — Я просто очнулся здесь и ничего не понимаю. Если с тобой произошло то же самое, то ты можешь помочь мне. Я даже не помню ничего, кроме собственного имени, как я что-то докажу?       Она пожимает плечами.       — С этого можно начать.       — Авантюрин, — представляется он. Словно бы имя чем-то поможет.       Что ж, по крайней мере можно попытаться потянуть время, а там он найдёт способ провернуть всё так, чтобы оказаться вызволенным. Идей немного — точнее, ни одной нормальной, — но обман как будто бы может сработать. Предложить свою помощь или сказать, что знает, как отсюда выбраться, а дальше дело за малым.       — Авантюрин, — почти беззвучно повторяет девушка, медленно подходя ближе и опираясь на бортик койки.       Авантюрина начинает пугать этот маниакальный блеск в глазах, появившийся сразу после упоминания имени. Она что-то знает про него? Вряд ли этого хороший знак. А если она пришла убить его? Боковым зрением Авантюрин смотрит на соседа, который за всё это время так и не сдвинулся с места. Значит, в случае чего он вряд ли поможет.       Авантюрин не удивится, если окажется, что он уже как неделю мёртв. Дыхания не было слышно даже в полной тишине. Зато тогда станет понятно, почему ему приходится применять такие усилия, чтобы дышать.       — Я слышала это, я определённо знаю это имя…       О, и правда ничего хорошего. Интересно, у Авантюрина всегда было так плохо с невезением? Или его просто невзлюбил какой-нибудь из богов.       — Откуда?       Девушка пожимает плечами. Её одежда измазана в крови. Красные пряди волос, кажется, тоже ею насквозь пропитаны, в то время как белые кажутся истлевшими, как долгие годы пустоты — когда всё постепенно исчезает вдали, в конце концов обращаясь в пепел.       — Я тоже ничего не помню, — она опускает нож и садится рядом. Авантюрин не уверен, что уже можно расслабляться, но всё равно выдыхает. Оказывается, для счастья много не надо — всего-то отсутствие мысли, что в следующую секунду твоя кровь может разбрызгаться по каждой поверхности этого помещения. Умирать Авантюрин ещё не планирует. — Возможно, мы знакомы. Или же мне просто кажется. Я, кстати, Топаз, рада познакомиться. Хотя весёлого в этой дыре поистине мало.       Топаз. Да, ей подходит. Определённо Топаз, Авантюрин не смог бы дать ей более подходящего имени, чем это. Оно, впечатанное под кожу, прожившее с ней долгие годы, кажется простой истиной.       Ох? Это чувство… Кажется, Авантюрин знал её? Он ведь не помнит ничего, а значит, и Топаз входит в этот список. Если, конечно, он попросту не сходит с ума. Тоже, кстати, ничего такой вариант.       Топаз ловко управляется с ножом, и Авантюрин практически сразу оказывается освобождён. Подняться на ноги оказывается труднее, чем он представлял, — тело кажется чужим и буквально кричит о том, что сейчас нуждается в долгом отдыхе, но приходится перебороть себя и встать. Его немного подкашивает, да и головокружение с потемнением перед глазами тут же начинаются, но это мелочи для человека, который хочет лишь одного: как можно скорее сбежать отсюда.       — Идём, — говорит Авантюрин, смотря на Топаз, которая теперь молчит, задумчиво уставившись в стену. — Я больше не вынесу ни минуты в этом противном месте.       — Погоди, — Топаз хватает его за запястье, заставляя шикнуть от боли, и тут же отпускает, смотря на него извиняющимся взглядом. — Туда сейчас нельзя, иначе нас схватят. Ты думаешь, что я здесь делаю? Эта больница в размерах больше, чем любое подобное здание, и лучший способ спрятаться — незаметно проскользнуть в одну из палат.       — Что ещё за «они»?       — Врачи. Они странные и не хотят идти на контакт. И прямо сейчас они, вероятно, ходят по коридорам и ищут меня. Если они нас поймают, можешь не надеяться, что выберешься отсюда живым.       Авантюрин с сомнением косится на Топаз. Да, возможно, он оказался тут неизвестным образом и определённо по ошибке, возможно, с ним в последний раз не очень хорошо обращались, но не выбраться отсюда живым? Она явно перегибает палку. Может, действительно сумасшедшая. Не то чтобы здесь будет редкостью встреча с подобными людьми.       — И долго ещё мы будем здесь сидеть? В конце концов врачи придут и сюда, — говорит он. Если Топаз думает, что в его палате безопаснее, чем снаружи, она явно ошибается.       — Да почему ты так торопишься? Тебе для начала нужно разобраться в том, что ты...       — Я не вижу смысла тянуть время и собираюсь просто уйти сейчас, — резко перебивает Авантюрин. — И ждать какого-то подходящего момента у меня совершенно нет желания. Ты со мной или нет?       — Куда? — спрашивает Топаз, и в её голос проникает то ли насмешливость, то ли искреннее непонимание.       — Что?       — Куда ты собираешься идти? Здесь нет выхода.       — Заперто? — Авантюрин делает шаг в выходу, но останавливается, слегка пошатываясь. Ему ещё нужно немного времени, чтобы восстановить координацию, и это действительно начинает казаться похожим на то, что его заперли в чужом теле. А возможно, просто один из эффектов непонятных таблеток, которые его насильно заставили выпить. — Но ты же без проблем зашла сюда. Или ты имеешь в виду, что заперто само здание? Нужен пропуск, дело в этом?       Снаружи слышится хлопок металлической двери. Кажется, из соседней палаты. Авантюрин так резко поворачивает голову, что, по ощущениям, едва ли не сворачивает шею — больно донельзя.       — Вот чёрт… Они уже совсем близко, — Топаз вскакивает на ноги. В её руках блестит нож. Это наверняка не очень хорошо, потому что Авантюрин не собирается никого убивать, но, пожалуй, наличие оружия всё же лучше, чем совсем ничего. — Кажется, нам придётся действовать сейчас. Ты как, справишься?       Авантюрин хмыкает. О, конечно, он справится. Не мёртв — а значит остальное можно решить.       — Тебе не стоит волноваться обо мне, — отмахивается он. — Я вполне могу за себя постоять.       Топаз не выглядит впечатлённой, но ничего не отвечает. Авантюрин решает расценить это как подтверждение собственным словам. В конце концов, даже несмотря на, очевидно, далеко не самое хорошее самочувствие, он вполне способен убежать он парочки врачей. Теперь, когда ему не будут насильно вкалывать лекарства, у него значительно больше преимуществ. Авантюрин знает, что делать, и главное — у него появился союзник.       Снова слышится шум за дверью, на этот раз — совсем близко.       — Прячься! — шипит Топаз, утягивая его за собой под койку.       Проходит всего несколько секунд, когда дверь открывается, и в помещение заходят три человека в белых халатах, окрашенных кровью.       И в это мгновение кажется, что сердце прямо сейчас остановится и больше никогда забьётся снова.       Но дело не в том, что прямо сейчас их могут поймать — разве что отчасти.       У Авантюрина перед глазами вспыхивают яркие пятна и много крови — настолько много, что тошнота подкатывает к горлу, что ему становится страшно до дрожи в руках и невозможности сдвинуться с места. Он внезапно для себя намертво вцепляется в запястье Топаз и застывает в немом оцепенении.       Он уверен, что ещё никогда не испытывал настолько сильного, почти животного страха.       Он больше не хочет никуда бежать. Хочет остаться здесь, под тесной койкой, где едва хватает места на них двоих, но в мнимой безопасности вдали от внешнего мира. Хочет остаться в безмолвной тишине, где нет криков и лязга металла. Пожалуй, думает Авантюрин, здесь не так уж и плохо.       Кажется, Топаз паникует, что-то пытается шёпотом сказать, и они тоже что-то говорят. Подходят ближе. Но Авантюрин совсем ничего не слышит.