_______________
Лань Ванцзи и Цзян Чэн встретились ещё до того, как поняли, что значит быть человеком. Точнее, Лань Ванцзи родился годом ранее, и когда Цзян Чэн появился на свет, он увидел своего младшего безмятежно спящим на коленях госпожи Юй. Цзяны и Лани всегда были близки – физически, как соседи, разумеется, но и душевно, как друзья, иногда даже больше, если считать всех вступивших в брак кузенов и кузин, а также подростковые романы некоторых родственников. Ещё до встречи с Вэй Ином Лань Ванцзи и Цзян Чэн уже были частью друг друга, хотя они даже не могли утверждать, что уже стали полноценными личностями и сформировали собственную индивидуальность. Они росли вместе, но в то же время бесконечно порознь. С самого детства они были очень упрямыми, неспособными сдаться, но, тем не менее, всегда желающими уступить. Они не сражались друг с другом, как другие дети: никогда из-за игрушек, родственников, внимания или чего-то ещё, из-за чего обычно ссорятся дети. Лань Ванцзи и Цзян Чэн сражались друг за друга с другими детьми, а когда были вместе, просто молча наблюдали. Даже в нынешнем тридцатилетнем возрасте Лань Ванцзи до сих пор помнил взгляд больших серо-голубых глаз Цзян Чэна, направленный на него, – очень невинный, но в то же время очень опасный, поскольку это было часто повторяющимся зрелищем в его детстве. Тем не менее, они стали лучшими друзьями, и добавление в их круг общения Вэй Ина значительно ослабило постоянное напряжение между ними. Этот мир более-менее сохранялся до тех пор, пока Цзян Чэну не исполнилось пятнадцать, или, возможно, он уже был нарушен к тому времени, когда Лань Ванцзи исполнилось четырнадцать. Подростковый возраст был особенно трудным временем для них двоих, росших в семьях, где привязанность была странной, иногда даваемой в обмен на что-то, иногда выражаемой из жалости, но никогда не проявляемой так, как они хотели, как им было действительно нужно. Вэй Ин был единственным, кто, казалось, понимал их и по-настоящему любил. Но Вэй Ин не мог любить их так, как они хотели любить друг друга – Лань Ванцзи не мог просить Вэй Ина любить Цзян Чэна так, как ему было нужно, и наоборот. Только став старше, Цзян Чэн понял, что они на самом деле делали, когда Вэй Ин был рядом: всегда пытались поставить его посередине, позволяя ему быть в центре внимания, потому что кто знает, быть может, тогда они смогли бы забыть друг о друге, забыть о том, о чём они думали и чего желали. И не то чтобы Цзян Чэн и Ванцзи уже не любили друг друга в любом случае, пусть даже таким сложным и несколько интуитивным, жестоким образом. В пятнадцать лет Цзян Чэн впервые поцеловался. В шестнадцать лет Лань Ванцзи сломал Вэнь Сюю нос. С тех пор они вели себя странно друг с другом, просто делая вид, что всё в порядке. – Прохладно здесь, – пробормотал Цзян Чэн, оглядываясь вокруг. Дом был чистым, но холодным. Лань Ванцзи кивнул, только сейчас заметив промозглый сквозняк, гуляющий по дому. – Я включу для тебя обогреватель. Дом странно поскрипывал – словно живое существо, сопровождающее их двоих. Но это был красивый дом. Вэй Ин был последним из рода Вэй, или, по крайней мере, последним, кто жил в Китае. Таким образом, весь дом был наполнен личными вещами его семьи, и на всех фотографиях был запечатлён улыбающийся Вэй Ин всех возможных возрастов. Цзян Чэн также узнавал на них Вэй Чанцзе и Цансэ Санчжэнь, и не мог не улыбаться мягко, когда замечал, как много в их друге было от обоих родителей. Из гостиной послышался шум, и Цзян Чэн заглянул внутрь, наблюдая, как Лань Ванцзи после некоторых затруднений включил обогреватель. Как и вся бытовая техника в доме, обогреватель был старым, но не настолько, чтобы считаться старомодным. Чувствуя себя замёрзшим, Цзян Чэн подошёл, слегка напрягшись из-за близости к Лань Ванцзи, и встал напротив тёплого воздуха, ласково струящегося из обогревателя. Один такой не смог бы согреть весь дом, но на данный момент этого было достаточно. – Я осмотрю остальную часть дома. Тебе следует остаться здесь на какое-то время, чтобы согреться, – сказал Лань Ванцзи, и Цзян Чэн поймал себя на том, что кивнул без особых раздумий. Лань Ванцзи на мгновение замер, странно глядя на Цзян Чэна, как будто собирался что-то сказать, но в конце концов передумал и, наконец, ушёл в другую комнату. Оставшись в одиночестве, Цзян Чэн вздохнул, придвигаясь ещё ближе к комфортному источнику тепла. Присев перед обогревателем, он осмотрелся по сторонам, отметив абсурдное количество книжных полок и задаваясь вопросом, кто из семьи Вэй коллекционировал книги; в одном он был уверен – это не мог быть Вэй Ин. Несмотря на то, что их друг был очень умён, ему никогда не хватало терпения читать, независимо от типа текста. Даже в юности, когда Цзян Чэн просил его остаться и послушать историю перед тем, как отправиться домой, Вэй Ин всегда вёл себя слишком беспокойно, чтобы просто стоять и слушать. Цзян Чэн никогда не встречался с родителями Вэй Ина, но Вэй Чанцзе, по словам Юй Цзыюань, любил читать и писать стихи. Может быть, он внёс свой вклад в эту коллекцию книг, а может быть, они принадлежали другим представителям семьи, возможно, бабушке и дедушке Вэй Ина. После того, как он немного согрелся, Цзян Чэн покинул эту комнату и решил прогуляться по дому. Он слышал, как Лань Ванцзи шагает по деревянным доскам на втором этаже, словно магнит следуя по тому же пути, по которому шёл Цзян Чэн, сохраняя дистанцию. Цзян Чэн старался игнорировать его присутствие в доме, относясь к Лань Ванцзи, как к призраку, не желавшему покидать это место. Он осмотрел кухню, которая пока что была самой приятной частью дома, с зелёными, словно покрытыми мхом, шкафчиками. Внезапно ему в голову пришёл образ его самого, склонившегося над столешницей, в то время как его берут сзади… Он также проверил сад, который находился за домом, и оранжерею, растения в которой давно погибли. Но снаружи дома было слишком холодно для Цзян Чэна, особенно с наступлением ночи, поэтому он не оставался там долго. Когда он вернулся на кухню, Лань Ванцзи сидел за островком и ждал его. Что-то в его выражении лица заставило Цзян Чэна нахмуриться, так как, хотя в последнее время они не так уж много общались, он всё равно очень хорошо умел интерпретировать эмоции Ванцзи по его лицу. – У нас есть проблема, – поспешил признаться Лань Ванцзи, заметив, как Цзян Чэн смотрит на него. Снаружи угрожающе шумел ветер, как будто приближалась гроза. – Из всех четырёх комнат наверху только в одной есть работающий обогреватель. Цзян Чэн мысленно выругался, ни капли не удивившись. Конечно, что-то подобное должно было случиться. – Я могу спать в гостиной. Не думаю, что это будет так уж плохо, – сказал Лань Ванцзи, избегая смотреть на Цзян Чэна. – Нет, всё в порядке, – Цзян Чэн вздохнул. Конечно, между ними существовала неловкость, но он не позволил бы Лань Ванцзи спать там, где было бы трудно нормально отдохнуть. – Мы можем спать в одной комнате. Это будет не в первый раз, – он попытался пошутить, издав лёгкий смешок над своим собственным чувством юмора, но Лань Ванцзи просто поднял взгляд и уставился на него. – Ты прав, – тихо сказал он, а затем снова отвёл взгляд, прочистив горло. – Кажется, всё остальное в доме работает нормально. Я также проверил большинство ванных комнат. – Ну, это хорошо… – быстро сказал Цзян Чэн – возможно, слишком быстро, – после чего так же быстро взял себя в руки, говоря более спокойным тоном: – Я взял с собой кое-какие вещи, а моя сестра приготовила суп. Она знала, что нам придётся провести целый день в дороге, чтобы добраться сюда, и что возвращаться ночью будет опасно. Если всё работает, разогреть еду не составит большого труда. Упоминание о еде, приготовленной Цзян Яньли, заставило Лань Ванцзи заметно оживиться, и Цзян Чэн с трудом смог подавить смешок. Такая реакция стала для него неожиданностью._______________
Остаток вечера они хранили молчание. Ужинали также в тишине, но для них это не было чем-то новым. Когда они были моложе, Цзян Чэн узнал, что в семье Лань не принято разговаривать во время еды, и он тоже стал соблюдать это правило. Только когда в их жизни появился Вэй Ин, это изменилось, потому что тот просто не мог молчать дольше пяти минут, а Цзян Чэн не мог не парировать всё, что он говорил, но Лань Ванцзи всегда молчал, наблюдая за ними обоими с улыбкой на губах. Комната с работающим обогревателем была просторной, вероятно, самой большой из всех спален в доме. Там была двуспальная кровать, на которой легко могли разместиться трое человек, и такая же просторная ванная комната. Обстановка не была современной, в соответствии со стандартами остальной части дома, но вся мебель, особенно кресло для чтения в углу комнаты возле книжного шкафа, была по-своему удобной и комфортной. Цзян Чэн оставил свой рюкзак на чайном столике, достав из него пижаму. В комнате было тепло и уютно, вероятно, благодаря тому что Лань Ванцзи включил обогреватель некоторое время назад, чтобы разогнать холод. Цзян Чэн быстро переоделся, опасаясь, что Лань Ванцзи вернётся и увидит его полуголым. Но он не вернулся так скоро, и с течением времени, пока Цзян Чэн ждал, сидя на кровати с книгой в руке, он иррационально начал думать, что Лань Ванцзи ушёл и оставил его здесь. По какой-то причине, даже несмотря на то, что Цзян Чэн не мог долго смотреть на него из-за всех этих противоречивых чувств, теперь, когда они находились в одном месте, Цзян Чэн также не мог вынести отсутствия Лань Ванцзи рядом с ним. С ними всегда так было. Цзян Чэн не мог припомнить за всё время их дружбы, чтобы они вдвоём не усложняли всё возможное, даже самые простые вещи. Вэй Ин даже жаловался на это несколько раз, обвиняя их обоих в том, что они – два инопланетных существа, неспособных вести себя как люди. Но Цзян Чэн не считал, что Вэй Ин был справедлив, когда говорил это. Они на самом деле не вели себя нормально друг с другом, но они оба старались, даже если у них не получалось. Теперь, став старше и оглядываясь назад, Цзян Чэн не мог припомнить, чтобы у него были какие-либо друзья, кроме Вэй Ина и Лань Ванцзи. Даже Не Хуайсан и Вэнь Нин были не совсем его друзьями, а скорее людьми, с которыми их познакомил Вэй Ин и которые часто посещали те же места, что и они. Это всегда были Лань Ванцзи и Вэй Ин. Цзян Чэн задавался вопросом, не в этом ли крылась причина того, что он был настолько не в порядке: маленький мальчик, которого не любили его родители, имевший только двух друзей детства, один из которых, казалось, ненавидел его в той же пропорции, что и любил, и другой, который смеялся над ним из-за любой мелочи. Но Цзян Чэн на самом деле не думал о них так, по крайней мере, не полностью. По крайней мере, не о Вэй Ине. Лань Ванцзи всё ещё был для него постоянным сомнением, потому что Цзян Чэн всерьёз подозревал, что его друг в равной степени ненавидит и любит его, или что он чувствует нечто подобное. Не было никакой другой разумной причины, не для Цзян Чэна. Лань Ванцзи всегда защищал его, или, как любил говорить Вэй Ин, был одержим им, но Цзян Чэна это никогда не беспокоило. Ему нравилось внимание, которое оказывал ему Лань Ванцзи – он давал ему то, чего родители Цзян Чэна всегда его лишали. Однако эта одержимость, эта потребность держать Цзян Чэна рядом, в настоящее время, возможно, воспринималась им иначе. Теперь, когда он стал взрослым, он задавался вопросом: мог ли Лань Ванцзи чувствовать что-то ещё? Мог ли он просто не знать, как хорошо выразить свои мысли? Потому что не было никакой причины для этой навязчивой идеи, или ревности, или что бы это ни было, потому что Лань Ванцзи также иногда игнорировал его, а иногда полностью дистанцировался на долгие дни, оставляя Цзян Чэна холодным и ожесточённым. В такие дни Цзян Чэн вспоминал, как всё больше становился похож на свою мать – злого и раздражительного человека. Именно Вэй Ин успокаивал его в такие периоды. Он всегда улыбался и излучал позитив. Цзян Чэну почти удавалось игнорировать весь гнев, который он испытывал по отношению к Лань Ванцзи, когда Вэй Ин улыбался и приглашал его поесть мороженого. Подобные вещи работали между ними довольно долго, пока всё не разрушилось окончательно, когда Лань Ванцзи полностью испортил первый поцелуй Цзян Чэна и ударил Вэнь Сюя. После того дня Цзян Чэн думал, что больше никогда не сможет заговорить с Лань Ванцзи, но каким-то образом Вэй Ин снова собрал их вместе, склеил разбитые кусочки прежде цельной картины. И даже сейчас Цзян Чэн не мог не признать, что что-то внутри него голодно ворочалось, когда он думал о том дне. О пронзительном, холодном взгляде Лань Ванцзи, о том, как он держал Вэнь Сюя за ворот рубашки и оттаскивал его от Цзян Чэна, как если бы этот человек совершил худшее из преступлений, о том, как он ударил его, как только Вэнь Сюй освободился. Цзян Чэн застонал и повернулся лицом к окну, раздражённый самим собой. Он был ужасен, в этом не было ничего нового. Несмотря на весь гнев, который он ощущал тогда по отношению к Лань Ванцзи из-за его действий, Цзян Чэн не мог отрицать, что он также ощущал себя ужасно желанным. В тот день Цзян Чэн впервые трахал себя собственными пальцами, думая о Лань Ванцзи и его ярости, думая о Лань Ванцзи и его члене… Хотя Лань Ванцзи сделал это не потому, что сам имел на него планы, Цзян Чэн, несомненно, помнил причину, по которой он позволил Вэнь Сюю поцеловать себя. В пятнадцать лет он уже знал о себе вещи, которые Цзян Чэн поклялся никогда никому не рассказывать, и одной из них являлось то, что он желал быть с Лань Ванцзи, пусть даже в то время только физически и таким извращённым образом, каким лишь сердце, подобное его собственному, могло желать. В нём всегда была эта порочность, эти низменные мысли, он всегда хотел проткнуть кожу Лань Ванцзи зубами, но Цзян Чэн знал, что Лань Ванцзи не испытывал к нему подобных чувств, поэтому в лице Вэнь Сюя он нашёл кого-то, кто мог бы помочь ему утолить эту пагубную жажду. Они всегда были странными, один немного безумнее другого. Возможно, именно поэтому они старались как можно реже оставаться наедине, всегда помещая между собой Вэй Ина, как источник положительной, разряжающей обстановку энергии. – Ты ещё не спишь, – неожиданно для самого себя сказал Цзян Чэн, как только Лань Ванцзи открыл дверь и вошёл. Тот в замешательстве посмотрел на него. – Уже минуло девять, – решил он объясниться. Выражение лица Лань Ванцзи прояснилось, и он слегка приподнял брови, отмечая, что Цзян Чэн всё ещё помнил строгий режим, которому он следовал дома. – Некоторые правила созданы для того, чтобы их нарушать, – просто сказал Лань Ванцзи, надеясь, что этого будет достаточно для Цзян Чэна. Цзян Чэн кивнул и больше не задавал вопросов. Лань Ванцзи открыл свой рюкзак, достал одежду для сна и ушёл в ванную, чтобы переодеться. Цзян Чэн ждал в тишине, не зная, чем себя занять, но в конце концов решил прилечь. Не было никакого смысла пытаться читать, находясь так близко от Лань Ванцзи – он точно не смог бы сосредоточиться. Цзян Чэн закрыл книгу и положил её на прикроватный столик, укутавшись в тёплое, комфортное одеяло. Лань Ванцзи появился некоторое время спустя, переодевшись в пижаму и проведя все необходимые манипуляции касаемо личной гигиены. Он выключил свет и без особых колебаний лёг рядом с Цзян Чэном, но сохранял дистанцию. Сам Цзян Чэн вскоре понял, что лежит на краю кровати, а его ноги едва ли не торчат наружу. Тишину между ними нарушал лёгкий гул обогревателя, но даже так они чувствовали, что могли бы услышать сердцебиения друг друга, если бы уделили этому достаточно внимания. Они были так напряжены, что не смели пошевелиться, даже не осмеливались поправить одеяло, которое ужасно натянулось между ними, почти разрываясь пополам из-за того, как далеко друг от друга они лежали. Из-за пребывания в этом месте возвращались воспоминания. О лучших временах, о более счастливых моментах. Но также и сложные воспоминания, которые они никогда не обсуждали, но которые не могли оставить в прошлом, потому что они были двумя упрямыми и несколько ребячливыми мужчинами. Цзян Чэн глубоко вздохнул, но на этот раз не от усталости, поскольку, пусть даже они провели весь день, путешествуя в машине, Цзян Чэн, лёжа рядом с Лань Ванцзи, не мог отдыхать, и в глубине души он надеялся, что Ванцзи чувствовал то же самое. Пялящиеся в потолок и лежащие на приличном расстоянии друг от друга, они двое, вероятно, представляли собой почти комичную картину. Вэй Ин наверняка катался бы со смеху, если бы увидел их такими. Цзян Чэн прекрасно видел эту сцену: вот он входит в комнату, смотрит на них обоих с удивлением, а затем – с весельем и озорством, и принимается дразнить их, называя двумя странными и самыми глупыми людьми во всём мире, но затем ложится между ними, потому что Вэй Ин, как подозревал Цзян Чэн, тоже, должно быть, немного боялся того, что они чувствовали друг к другу. Цзян Чэн не думал, что он сумасшедший, вовсе нет. Он считал себя слишком рациональным для этого, и именно поэтому бо́льшая часть чувств, которые он испытывал к Лань Ванцзи, казалось, не имела ни малейшего смысла. С самого детства Цзян Чэн всегда желал ему самого лучшего. Он всегда защищал Лань Ванцзи от всех глупых детей, которые говорили, что он слишком скучный и молчаливый, всегда целовал его ноющие мозолистые пальцы после уроков музыки, всегда предлагал Ванцзи свои лучшие стороны. Тем не менее, когда он вырос, Цзян Чэн осознал, что часть него также хотела чего-то другого от Лань Ванцзи. Часть его хотела сломить его, нежно разорвать на части, а затем собрать воедино. Цзян Чэн хотел разбить эту идеальную маску спокойствия на миллионы кусочков, обнажить худшее в Лань Ванцзи, ту ревнивую и ужасающую сторону, которую он проявлял только тогда, когда был особенно зол и Цзян Чэн нажимал на нужные кнопки. Это было необычное чувство к тому, кто рядом с тобой, тем более к тому, кого ты любишь, но Цзян Чэн ничего не мог с этим поделать – одним из его величайших желаний было заставить то, что скрывалось в душе Лань Ванцзи, вырваться на свободу. Он задавался вопросом, было ли связано такое поведение с госпожой Юй и Цзян Фэнмянем. Впитал ли Цзян Чэн от них слишком много, как следствие думая, что любовь должна быть только такой испорченной и напряжённой, такой, когда ты полностью отдаёшь всего себя и всем сердцем клянёшься защищать человека, которого любишь, но также получаешь огромное удовлетворение, причиняя ему боль, а затем слизывая слёзы, целуя раны и обещая в следующий раз быть нежнее, мягче, но никогда не останавливаясь. Цзян Чэн задавался вопросом, не было ли в случае Лань Ванцзи то же самое. Не коренилась ли отчасти причина его навязчивого поведения в его собственных родителях, у которых не были самые обычные отношения между двумя любящими людьми. В его отце, который не позволял своей жене отходить слишком далеко, никогда не выпускал её из своего поля зрения, постоянно наблюдал за ней и защищал даже от тех, кто не желал ей зла, как безумец, который не мог слышать противоположное мнение. И в его матери тоже, которая испытывала почти извращённое наслаждение, оставляя следы на коже своего мужа, показывая миру, что она может быть запертым в клетке существом, но что у неё также есть личное удовлетворение в этой ситуации. Цзян Чэн не раз видел Цинхэн-цзюня со следами укусов на шее, но он всегда с гордостью носил эти отметины. И даже когда мозг Цзян Чэна попытался переубедить его, попытался указать ему, что Цзян Яньли и Лань Сичэнь не были похожи на них двоих, Цзян Чэн вскоре нашёл лазейку, объяснения, которые его удовлетворили: Лань Сичэнь был ненормально ревнив, как однажды пожаловался Мэн Яо, а Цзян Яньли могла быть особенно манипулирующей, когда ей хотелось, мягко направляя Цзинь Цзысюаня без нужды в поводке. Если повнимательнее присмотреться к их семье, то можно было увидеть, что всем им было присуще характерное поведение, которое многие сочли бы ужасным. Лань Ванцзи едва заметно пошевелился, и кто-то другой, вероятно, проигнорировал бы это движение, но Цзян Чэн, который изо всех сил притворялся, что ничего не видит, не слышит и не чувствует, сразу же бдительно напрягся. Он сухо сглотнул, не в силах взглянуть в сторону даже краем глаза, и продолжил смотреть в потолок. Лань Ванцзи мог уже спать и просто ёрзать во сне – чего он обычно не делал, но Цзян Чэн больше не был частью его жизни настолько, чтобы утверждать, что было для него обычно, поэтому он не осмеливался даже надеяться. Но затем Лань Ванцзи вздохнул, медленно и тяжело, и Цзян Чэн снова сглотнул. Каким-то образом это очень напоминало ловушку, и всё же Цзян Чэн не мог не проклинать себя мысленно, уверенный, что наконец-то сошёл с ума. Это был просто вздох Лань Ванцзи, который вот-вот уснёт, и он определённо окончательно утратил рассу… – А-Чэн. Цзян Чэн в тот же миг окаменел, его мышцы напряглись так сильно, что в любой другой ситуации это могло бы обеспокоить, а взгляд широко открытых глаз приклеился к потолку, как будто ничто в этой комнате не представляло ни малейшего интереса, как будто он не лежал рядом с Лань Ванцзи из всех людей. Пальцы Лань Ванцзи начали ползти к Цзян Чэну, и краем глаза он наблюдал, как они приближались всё больше и больше, и с каждой секундой он, казалось, терял немного больше воздуха в лёгких, становясь всё бледнее. Боги, Цзян Чэн был настолько напуган перспективой его прикосновения, что впал в крайнее отчаяние. С тех пор, как Вэй Ин умер, они уже не были прежними. Они лишись той призрачной завесы, которая удерживала их на месте, тех невидимых ограничений, которые позволяли им притворяться нормальными, притворяться, что они не хотели пожирать друг друга таким образом, который многие сочли бы ужасным. Но Лань Ванцзи не прикоснулся к нему – он просто остановился. Цзян Чэн не знал, что произошло бы, если бы Лань Ванцзи продолжил, если бы он дотронулся до него, если бы он использовал свои аккуратные, ухоженные ногти, чтобы вспороть его живот и вырвать наружу всё, что было в нём – потому что всё в Цзян Чэне, включая его самого, всегда принадлежало Лань Ванцзи, так что он мог превращать его в беспорядок, разрушать его, поглощать его с жадностью голодающего. Тем не менее, их близость почти вызывала у него тошноту. Что Лань Ванцзи собирался делать дальше? Собирался ли он снова замкнуться в себе, отвернуться и игнорировать Цзян Чэна? Или он продолжил бы позже, когда Цзян Чэн будет спать, уязвимый во сне, беззащитный перед прикосновениями этих бледных рук с длинными тонкими пальцами? Учитывая, что он был извращенцем, даже это казалось Цзян Чэну захватывающим. Но он не знал, и был велик шанс, что Лань Ванцзи не предпримет ничего и продолжит держать руку там, где она есть, сохраняя неподвижность, пытая его. И что мог сделать Цзян Чэн? Протянуть ему руку? Слишком рискованно. Он боялся реакции Лань Ванцзи, боялся, что тот отвергнет его, стоит ему пошевелиться. Но ещё больше Цзян Чэн боялся самого себя. Даже он сам не знал, на что был способен теперь, когда они остались вдвоём в одном доме – в доме, где Вэй Ин проводил все свои каникулы, смеясь и веселясь. Сама мысль о том, чтобы испачкать простыни, на которых когда-то спала дружелюбная и мирная семья, казалась злой и в то же время возбуждающей. – Ванцзи, – решил прошептать Цзян Чэн, устав притворяться, что они ангелы, устав скрывать себя настоящего за маской ворчливого, но хорошего мальчика. Нет. Лань Ванцзи знал, кто он на самом деле, он мог слышать это в тоне голоса Цзян Чэна, наполненном страданием. Ладонь Лань Ванцзи тут же потянулась к нему, пробравшись под мешковатую рубашку Цзян Чэна и устроившись на его животе. Цзян Чэн втянул живот, как будто его мать только что заметила, что он слишком много съел, пытаясь уйти от прикосновения, пытаясь раствориться в собственной коже, но ладонь Лань Ванцзи оставалась тёплой и настойчивой, и нижняя часть живота Цзян Чэна взревела от голода, образуя бездну возбуждения, которое было трудно сдерживать. Это было всего лишь касание, всего лишь мозолистая ладонь Лань Ванцзи, и всё же Цзян Чэн почувствовал, как его член начал набухать. Казалось, будто кровь шумела в ушах Цзян Чэна. Он сухо сглотнул, и Лань Ванцзи нежно погладил его обнажённый живот, всё ещё глядя в потолок, но лукаво улыбаясь, как будто он знал, что Цзян Чэн не собирается выбираться отсюда. По крайней мере, больше нет. Время бежать вышло, возможно, уже давно. Если Цзян Чэн действительно ничего этого не хотел, ему не следовало даже садиться в эту машину с Лань Ванцзи и проводить часы рядом с ним, когда они оба тяжело дышали, притворяясь, что другого не существует, и молчали, как будто были наказаны. Нет, они оба точно знали, что произойдёт, когда они останутся наедине друг с другом. Лань Ванцзи был удивлён, когда Цзян Чэн коснулся его запястья, и на мгновение почти зарычал, думая, что его оттолкнут, но Цзян Чэн повёл его ниже, где его свободные штаны уже заметно топорщились, и использовал ладонь Лань Ванцзи, чтобы надавить на свою собственную эрекцию, тихо вздыхая от удовлетворения. Лань Ванцзи не осмеливался много двигаться, просто сгибал пальцы, чтобы лучше обхватывать возбуждение Цзян Чэна, довольный тем, что его используют, довольный тем, что мог внимательно наблюдать за выражением лица Цзян Чэна, за тем, как он чувственно кусал губы, мысленно задаваясь вопросом, мог ли он сделать то же самое, мог ли он кусать Цзян Чэна до тех пор, пока не пошла кровь. Цзян Чэн вздрогнул, когда Лань Ванцзи снова согнул пальцы, сжимая его член ровно так, как нужно, и Лань Ванцзи не смог сдержать нетерпеливого рычания, наконец вырвавшись из этого кататонического, застывшего положения. Он навис над ним, двигаясь так быстро, как только позволял его собственный шок, и притянул Цзян Чэна к себе, как монстр, поймавший свою самую драгоценную добычу, поставив колени по бокам от бёдер Цзян Чэна, который смотрел на него широко распахнутыми, но полными сияния глазами – того самого сияния, которое всегда вызывало у Лань Ванцзи желание поцеловать его. И Лань Ванцзи наконец-то сделал это – после многих лет желания этого человека, после многих лет мастурбации на этот образ Цзян Чэна между его ног, Цзян Чэна, который стонал, когда Лань Ванцзи заявлял права на его рот, вторгаясь в него своим языком, чтобы показать ему, кто здесь главный. Цзян Чэна, который толкался в его пах своим возбуждённым членом, нуждающийся и плачущий, жаждущий большего контакта, жаждущий больше Лань Ванцзи. Это было на самом деле похоже на исступление – то, как он умолял Лань Ванцзи, словно бедный пёс, брошенный хозяином, двигаясь без всякой сдержанности, обезумев от удовольствия. Теперь, когда Цзян Чэн полностью принадлежал ему, было невозможно контролировать себя. Лань Ванцзи почти и не пытался. Он кусал каждый цунь кожи, до которого мог дотянуться, слушая страдания Цзян Чэна, игнорируя его просьбы поторопиться, прекратить играть, чтобы я мог отсосать тебе или, кто знает, трахнуть себя твоими пальцами, пожалуйста, Ванцзи, пожалуйста. Лань Ванцзи быстро раздел его, оставив Цзян Чэна обнажённым и задыхающимся перед ним, в то время как сам он всё ещё был полностью одет. Это было небольшое, но, тем не менее, интересное проявление власти, и Лань Ванцзи знал, что Цзян Чэну нравилось, когда над ним доминировали. – Ванцзи… пожалуйста! – скулил он, неудовлетворённо извиваясь, а его твёрдый член блестел от предспермы. Лань Ванцзи коварно улыбался, наблюдая за тем, как это отчаявшееся существо ёрзает между его ног, умоляя его. – Руки на изголовье, раздвинь для меня колени, – приказал Лань Ванцзи, и Цзян Чэн быстро подчинился. Его слегка трясло, но его обнажённое, покрасневшее тело всё ещё излучало это естественное для упрямого человека напряжение. Цзян Чэн перевернулся, положил руки на спинку кровати и прогнул спину так сильно, как только мог, демонстрируя себя Лань Ванцзи без всякого стыда, глядя на него через плечо фальшивым взглядом пропитанной страхом невинности. Тугое колечко мышц несколько раз сократилось, моргая Лань Ванцзи, и он почти не смог сдержать желание просто вытащить свой член и трахнуть Цзян Чэна насухо и грубо вот так. – Пожалуйста, вставь его, Ванцзи, засунь в меня свой член, – попросил Цзян Чэн, двигая бёдрами из стороны в сторону. Лань Ванцзи проигнорировал его, шлёпнув Цзян Чэна по входу в его тело. Он подался вперёд от прикосновения, бесстыдно и громко простонав, сжимая колечко мышц. – Шлюшка, – с любовью пробормотал Лань Ванцзи. – Так сильно хочешь, чтобы я тебя трахнул. Даже просишь мой член без подготовки. Тебя не волнует риск причинить себе боль, – и он ещё раз шлёпнул по входу Цзян Чэна, который захныкал в ответ. – В-Ванцзи!.. – пожаловался Цзян Чэн, в его глазах блестели слёзы разочарования. – Вставь его в меня… Я готов! Я м-мастурбировал вчера, думая о тебе, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, засунь в меня свой член… трахни меня, пожалуйста! Глаза Лань Ванцзи расширились от этого откровения, но внутри у него всё сжалось от извращённой радости. Одна только мысль о том, что Цзян Чэн мастурбировал, думая о нём, думая о поездке, которую они собирались совершить, не в состоянии сдерживать своё желание, заставила Лань Ванцзи ещё больше сходить с ума по нему. – Ты трогал себя здесь? – спросил Лань Ванцзи, проведя пальцем по манящему колечку мышц, возможно, слишком сильно, отчего чувствительная кожа покраснела. – Д-да, да! – горячо кивнул Цзян Чэн, прижимаясь задницей к пальцам Лань Ванцзи, отчаянно пытаясь заполучить его внутрь себя. – Только своими пальцами, баобэй? Цзян Чэн огорчённо застонал. – Н-нет!.. У меня есть игрушка, чёртов дилдо, Ванцзи, пожалуйста, просто вставь его в меня! Лань Ванцзи приподнял брови, удовлетворённо улыбаясь. Теперь он прекрасно мог представить себе образ чрезвычайно взволнованного и в то же время возбуждённого Цзян Чэна, неспособного контролировать себя, трахающего себя с помощью дилдо и стонущего имя Лань Ванцзи. Он также не мог не задаться вопросом, не думал ли Цзян Чэн об этом во время их путешествия, не думал ли Цзян Чэн всё то время, пока ёрзал в автокресле, только о том, каким пустым он себя чувствовал, и мог ли член Лань Ванцзи идеально подходить ему. – Я всегда знал, что ты похотливая шлюшка, – Лань Ванцзи усмехнулся и ещё раз шлёпнул по входу Цзян Чэна, заставив его громко и плаксиво заскулить. – С тех пор, как мы были подростками, ты всегда был в таком отчаянии. Думаешь, я не замечал? Каждый раз, увидев красивого парня, ты сразу становился взволнованным. Теперь я уверен, что ты представлял, как они все трахают тебя. Цзян Чэн смущённо отрицал: – Н-нет! Я думал только о тебе, Ванцзи, только о тебе. Каждый раз, когда я использовал свои игрушки, ты был единственным, кого я представлял… пожалуйста, трахни меня, пожалуйста! Лань Ванцзи почти зарычал от удовлетворения, услышав, как Цзян Чэн признался, что думал только о нём, всё более и более довольный, всё более и более собственнический. Цзян Чэн продолжал вращать бёдрами в чистом безумии, показывая Лань Ванцзи, где он его хотел. Если он действительно был достаточно разработан после мастурбации накануне, то, вероятно, не было бы никаких проблем, если бы Лань Ванцзи взял его только с предспермой в качестве смазки. Не то чтобы он был против причинить Цзян Чэну немного боли, зная, что ему это нравится. Он сдвинул штаны и нижнее бельё ровно настолько, чтобы высвободить член, медленно приблизившись к Цзян Чэну. Заметив, что Лань Ванцзи наконец-то собирается что-то сделать, Цзян Чэн чуть не поблагодарил его вслух, ещё больше прогнув спину и подставляясь Лань Ванцзи, словно животное в течке. Он любил это. Он любил то, что Лань Ванцзи видел его таким, любил то, как он смотрел на него этим хищным и собственническим взглядом, любил то, как он крепко держал его за талию, готовый оставить следы на коже Цзян Чэна. Он хотел принадлежать Лань Ванцзи всю оставшуюся жизнь – теперь, когда он знал, каково это. Лань Ванцзи постучал головкой своего достоинства по входу Цзян Чэна, наслаждаясь его разочарованными мольбами о том, чтобы толстый, большой член Лань Ванцзи оказался внутри него. – Тебе не стыдно, Цзян Чэн? – поддразнил Лань Ванцзи, снова потирая свой истекающий предспермой член о взволнованно сокращающееся колечко мышц. – Стонешь, как шлюха, в доме, который когда-то принадлежал семье Вэй Ина. Настолько отчаянно желаешь, чтобы тебя трахнули. Ты даже не знаешь, чья это была комната. Цзян Чэн всхлипывал, ужасно расстроенный, и отрицал: – Нет… мне не стыдно, Ванцзи, пожалуйста, пожалуйста… – он продолжал умолять, пребывая так близко к потере контроля, что это сводило с ума. Теперь, когда Цзян Чэн впервые увидел член Лань Ванцзи, оценил его размер и толщину, он понял, что никакая другая игрушка или человек не удовлетворят его. Он хотел только его, как и всегда. Лань Ванцзи по-злодейски рассмеялся, занимая позицию. Прежде чем Цзян Чэн успел снова пожаловаться, он вогнал в него весь свой член разом, и Цзян Чэн вскрикнул, наслаждаясь тем, что наконец-то был наполнен им. Он был прав: то, что он накануне мастурбировал с дилдо, действительно сделало его более свободным, но Цзян Чэн всё ещё чувствовал жжение, дрожа от предвкушения при мысли о том, что в следующий раз он будет более тугим, достаточно тугим, чтобы это ранило его больше. Он не будет мастурбировать перед встречей с Лань Ванцзи. Цзян Чэна не волновала боль – нет, если он сможет почувствовать каждую венку на члене Лань Ванцзи, когда тот будет трахать его. – Ах, ты действительно идеален… – прошептал Лань Ванцзи, глубоко вонзаясь в Цзян Чэна, держа его за талию и направляя его навстречу своим толчкам. – Безупречен, совершенен. Цзян Чэн соглашался, находясь в бреду, полностью захваченный этим чудесным ощущением того, как толстый член Лань Ванцзи разрывает его пополам, горячий и тяжёлый внутри его тела. Лань Ванцзи задал бешеный темп, быстро и глубоко вбиваясь в Цзян Чэна, вгоняя в него свой член так, как ему всегда этого хотелось. Цзян Чэн громко стонал, не в силах заботиться ни о чём другом, и, возможно, это было хорошо, что дом располагался посреди глуши, потому что Лань Ванцзи был уверен, что любые ближайшие соседи были бы обеспокоены из-за звуков, которые издавал Цзян Чэн. В какой-то момент Цзян Чэн отпустил изголовье кровати, опираясь на руки и раздвигая колени шире, и толкнулся навстречу Лань Ванцзи. Ему нравилось, когда его трахали сзади, это было унизительно и восхитительно, потому что так его можно было хватать разными способами, удерживать разными способами. Сам Лань Ванцзи притягивал его к себе попеременно то за талию, то за волосы, то за шею, то за плечи, делая упор на то, чтобы врезаться как можно глубже в Цзян Чэна, желая навсегда запечатлеть внутри него форму своего члена. Цзян Чэн не мог сдерживать своего счастья, зная, что завтра он, скорее всего, не сможет ходить, и, может быть, они смогут провести здесь больше времени только вдвоём. Лань Ванцзи, вероятно, трахнет его снова, если повезёт, то на этот раз на кухонной стойке или, возможно, в саду дома, так же сильно, как сейчас, и тогда они оба снова станут единым целым. Цзян Чэн просто хотел Лань Ванцзи теперь, когда он наконец-то заполучил его, и этот дом был для них идеальным предлогом, чтобы оставаться вместе. Кто знает, может быть, Вэй Ин действительно организовал всё это, дав им возможность изолироваться и свить своё собственное гнёздышко вдали ото всех. – Для предполагаемой шлюшки ты очень тугой, – заметил Лань Ванцзи, немного запыхавшись, трахая Цзян Чэна так сильно, что тот двигался в ритме его толчков, подаваясь взад и вперёд вместе с ним. – Я знаю тебя, А-Чэн. Ты должен был подпрыгивать на своём дилдо каждый день, чтобы удовлетворить свою жажду. Или, может быть, ты выходил на улицу и просил какого-нибудь мужчину трахнуть тебя. Использовать тебя, как рукав для члена, которым ты и являешься. – В-Ванцзи! – почти закричал Цзян Чэн, ложно возмущённый, но на деле его член стал ещё твёрже от этих унизительных слов. – Держу пари, что ты всегда мечтал об этом. О неизвестных мужчинах, лапающих тебя на улице. Желающих трахнуть твой узкий маленький вход, – продолжил Лань Ванцзи, всё так же сильно вбиваясь в него. – Я могу видеть, как ты умоляешь, чтобы тебя не трогали, но втайне любишь это. Потому что это то, для чего ты был создан, не так ли, А-Чэн? Чтобы тебя трахали. – Т-только для тебя! – воскликнул Цзян Чэн, плача. – Чтобы меня трахал только Ванцзи, А-Чэн всегда хотел… только Ванцзи! – Ох, баобэй, – проворковал Лань Ванцзи, целуя спину Цзян Чэна с почти болезненной нежностью. – Ты очарователен, не так ли? Ты всегда был моей маленькой шлюшкой. – Да, да!.. Я маленькая шлюшка Ванцзи, пожалуйста, трахни меня, пожалуйста, сильнее!.. Пожалуйста, дай мне кончить, В-Ванцзи, пожалуйста! Цзян Чэн с трудом мог выносить это удовольствие дольше. Пока Лань Ванцзи так жёстко его трахал, нападая на его простату и говоря все эти вещи, Цзян Чэн исступлённо думал, что наконец сойдёт с ума. Он начал дрожать, его губы приоткрылись, позволяя его слюне пачкать простыни, пока он бессвязно бормотал, умоляя Лань Ванцзи кончить в него, оплодотворить его. И Лань Ванцзи не подвёл его, каким-то образом входя ещё быстрее и глубже в Цзян Чэна, превращая его в месиво из слюны, спермы и пота, и когда он врезался внутрь финальным толчком и излился, Цзян Чэн громко поблагодарил его за это, держа свою задницу открытой, чтобы Лань Ванцзи потёр о неё выпачканную спермой головку своего члена. Лишь спустя несколько минут, когда тело Цзян Чэна окончательно сдалось и он рухнул на кровать, наконец-то насытившись, хоть и не полностью, Лань Ванцзи снова приблизился к нему, уложив его себе на грудь. Цзян Чэн всё ещё слегка дрожал. – Я ещё не закончил, баобэй, – Лань Ванцзи поцеловал заплаканное лицо Цзян Чэна и улыбнулся, услышав его притворное хныканье. – Я много лет сдерживал себя. Теперь, когда ты мой, я буду помечать собой каждый уголок твоего тела. До тех пор, пока ты больше не сможешь терпеть, чтобы к тебе прикасался кто-то, кроме меня. До тех пор, пока ничто не заставит тебя кончать больше, чем мой член в твоём тугом входе. Цзян Чэн тяжело дышал, внезапно не в силах сдерживаться, желая, чтобы Лань Ванцзи снова был внутри него. Лань Ванцзи мягко рассмеялся, нежно поглаживая бёдра Цзян Чэна._______________
В конце концов они получили дом и переехали в него в следующем месяце.