МАРИНА
Знаете это чувство, когда дружите с кем-то настолько тесно и настолько близко, что не стесняетесь быть самими собой? Вам не страшно проявить свои эмоции в самых паскудных их проявлениях. Вы не беспокоитесь о том, что ваш внешний вид не соответствует каким-то абстрактным представлениям об идеалах. Да и вообще, вам банально не стыдно сделать или сказать что-то неуметсное. Знаете? Тогда вы поймете меня. Потому что Ксавье Торп стал в моей жизни именно таким человеком… Он был первым, с кем я познакомилась в Академии, где все было для меня в новинку, словно забытые в детстве фантазии о Хогвартсе и мире магии ожили, только еще более ярко, более невероятно, более фантастично… Он был тем, кто довольно быстро осознал, что мой сарказм — это лишь защитная маска, а ругань — способ самовыражаться и бунтовать. Потому неудивительно, что мы почти сразу нашли общий язык. Впоследствии оказалось, что у нас схожие вкусы и интересы. Торп умел слушать, никогда не осуждал и всегда готов был прийти на помощь. Пусть даже эта помощь по большей части заключалась в том, чтоб молча сидеть рядом, в тишине. С ним можно было бесконечно долго лежать на траве, пялясь в звездное небо и, нихера при этом не понимая (кроме пожалуй созвездия Большой медведицы), обсуждать все на свете. С ним можно было оставлять графити на стенах мэрии и бегать от шерифа, заливисто смеясь. С ним не страшно было провести ночь за решеткой и не скучно было отбывать общественные работы. И с ним единственным не удавалось поссориться надолго, как бы я не пыталась. Ведь не смотря на то, что я всегда пренебрежительно называю его «терпилой», я не хочу чтоб он менялся. Ибо именно это его качество — одно из многих его достоинств, которые делают его собой и которые так невьебенно мне в нем нравятся… Вот только минус в нашей дружбе все же нашелся. Внезапно и неожиданно настолько, что это знатно выбило меня из колеи. И я поняла это тогда, когда привычно и без стука ворвалась к нему в мастерскую, тем самым спугнув глупышку Люси. Волчица с оглушительным визгом сразу бросилась закрывать свою плоскую обнаженную грудь, стоило мне лишь переступить порог, напугав нас с Торпом вместе взятых. Я бы закатила глаза в своем фирменном стиле, с фразой «чего я там не видела после наших общих переодеваний перед занятиями по плаванию», если бы не была глубоко смущена тем, что прервала лучшего друга, отвлекая его от… свидания? Ведь можно же назвать свиданием то, что происходило между ними, когда полуобнаженная девушка позировала ему для картины? Вероятно да, наверняка это был довольно интимный момент. Спектр различных эмоций мгновенно окутал тело и в этом клубке из неловкости, стыда и смущения, я к своему удивлению довольно четко ощутила негодование, возмущение и злость. Потому что МЕНЯ Ксавье никогда не рисовал. Вот вообще. Ни единого портрета — даже намека на какую-то мимолетную зарисовку не наблюдалось. Ни-ра-зу! И вот это осознание вышибло из меня весь дух, заставив сердце на миг замереть. Перед глазами все поплыло, а липкая, въедливая ревность затопила сознание, поглотив рациональные чувства целиком и полностью. Столкнув меня, словно Титаник, с айсбергом неудержимой реальности. Реальности в которой я внезапно оказалась влюбленной в своего самого лучшего друга, а тот по всей видимости был во мне абсолютно не заинтересован.КСАВЬЕ
Однажды, в какой-то из соц сетей, я вычитал довольно банальный мем, безумно меня позабавивший. Звучал он приблизительно так (если мне конечно не изменяет память): «Наиболее совместимыми знаками являются: раки и скорпионы — 88%, львы и близнецы — 93%, овны и девы — 97%, вы оба пьяные и хотите потрахаться — 100%». Я посмеялся, пролистал страницу дальше и забыл. Ровно до того самого дня, пока этот мем не стал моей реальностью… Я часто задерживался допоздна в своей мастерской, теряя счет времени и связь с реальностью к чертям собачьим. Смешивал краски, вдыхая едкий запах ацетона. Делал наброски часами перфекционистично разглядывая их под разными углами. Менял освещение, проверяя как смотрится и считывается та или иная картина под холодным и теплым светом… И если б не Марина, скорее всего вообще б поселился б тут на веки вечные. Именно Драч была моим проводником в мир реальности с тех самых пор, как появилась в Неверморе. То, как быстро я переключился с мрачной Аддамс (которая покинула школу так же внезапно, как и появилась) по началу меня даже испугало. Но яркая, харизматичная, уверенная в себе ведьма быстро приручила мой страх и вылечила мою страдающую душу. И в отличии от той же Уэнсдей, не оттолкнула меня за желание сблизиться и узнать её получше… Я чувствовал себя королем мира, когда ощущал завистливые взгляды парней, мечтавших о Марине и желавших заполучить её внимание. Внимание, которое она дарила всецело мне одному. Пусть и просто, как близкому другу. Этого мне было достаточно. Просто быть с ней и наслаждаться каждой проведенной вместе минутой. Потому, когда дверь в мастерскую в очередной раз хлопнула, извещая меня о том, что в обитель творчества пожаловала гостья, я ни секунды не раздумывая бросил все, чем занимался. — Сегодня без натурщиц? — ведьма окинула помещение цепким внимательным взглядом, который отчего-то заставил меня вспомнить выражение ее лица в тот день когда она застала нас с Люси. Я не удержался и хохотнул. Она была забавной — что тогда, что сейчас. — Как видишь. — развожу руки в сторону, показывая тем самым, что мне нечего скрывать и в то же время все еще немного посмеиваюсь. Люси конечно милая и она моя фанатка. Но между нами ничего нет и быть не может. Она не в моем вкусе. Просто это была единственная девчонка в школе, которая согласилась мне позировать. Марину я о таком просить бы не осмелился. Пока я предаюсь своим мыслям, ведьма прищуривается, сканируя меня взглядом какое-то время, а затем расслабляется. Она снимает с плеч рюкзак, ныряет туда рукой и выуживает… 2 бутылки пива. Я ощущаю, как округляются мои глаза и уверен на 100%, что со стороны это выглядит слишком комично. — Где ты это взяла? — я не скрываю свой шок и это, в свою очередь, забавляет мою подругу. — Стащила у Йоко. Так что давай забрасывай свои писульки — будем оттягиваться. Я останавливаю порыв закатить глаза на слово «писульки», потому что знаю — она намеренно меня дразнит. И тут же широко улыбаюсь, предвкушая веселый вечер. Даже не догадываясь, чем именно он для меня закончится.МАРИНА
Ожидаемо, я хмелею достаточно быстро. Обычно это мой существенный минус, ведь отношения с алкоголем у меня начались относительно недавно и все еще вызывают слишком много недоверия. Но сегодня мне это на руку. Ибо в трезвом виде я буду слишком сильно нервничать. Да и на трезвую голову свести все в шутку будет сложно. Так что это такая себе страховка — на тот случай, если все пойдет откровенно через жопу. В воздухе витает привычный мне запах красок и древесины. Мы сидим на потертом старом диванчике, который Ксавье позаимствовал из библиотеки, с легкой руки директора. Обивка предмета интерьера местами протерлась, но он был таким уютным и мягким, что это с лихвой компенсировало его стремный внешний вид. Торп выглядит расслабленным и довольным, то и дело улыбаясь и рассказывая очередную историю из жизни, активно при этом жестикулируя. Я смеюсь его шуткам до колик в животе, и это не напускной смех — художник действительно обладает потрясающим чувством юмора. По мере того, как пустеет банка из-под пива, я ощущаю в себе все большую уверенность для того, чтоб совершить то, что запланировала. И в какой-то момент что-то внутри меня щелкает осознанием - пора. — Ксавье… — выпаливаю я, не позволяя себе передумать. — Может ты нарисуешь меня? Между нами мгновенно виснет тишина, а весь мир для меня сужается до его бездонных зеленых глаз. Торп шокирован и какое-то время растерянно открывает и закрывает рот, силясь что-то сказать. Но молчит. Я понятия не имею, что он чувствует в данную минуту, потому что еще не сильна в контроле своих способностях (да и будем откровенны — алкоголь не способствует здравой оценке ситуации). — Зачем? — в конце концов тупо переспрашивает парень, чем ввергает меня в состояние возмущения. — Не знаю, лично я считаю что буду лучшей моделью, чем Люси и её минус первый размер груди! — раздраженно выпаливаю я, оскорбленная его реакцией до глубины души. Вся школа буквально ходит за мной по пятам — не только парни, но и девушки присвистывают мне вслед. Не то, чтобы я специально добивалась подобной реакции или чувствовала себя прямо польщенной. Однако, я знаю себе цену — понимаю, что объективно привлекательна. И оттого, отсутствие интереса со стороны того, кто мне важнее всех — причиняет ощутимую боль. — Марина, я… — растерянно блеет Ксавье, неловко почесывая затылок, отчего пряди его волос слегка ерошатся и смешно торчат по сторонам. Что-то во мне екает при виде его такого — растерянного и растрепанного. Черт, ну какой же он милый. И как же я слаба, раз реагирую на него даже будучи обиженной и сердитой. — Я не могу просить об этом тебя. — все же выдавливает Торп из себя, пряча глаза. Его длинные пальцы нервно прокручивают бутылку в руках. И я, считывая его переживания больше зрительно, чем интуитивно, неосознанно тянусь к нему ближе. — Почему? — Это нечестно с моей стороны. Словно я тебя использую… — Но ведь я сама предлагаю. Я этого хочу. Мне интересно, какой ты меня видишь. — и подумав с минуту добавляю тише: — И я тебе доверяю. Ни перед кем иным я не смогла бы раздеться. Ксавье дергается, словно от удара электрошокером. А я прикусываю язык от досады на саму себя. Чертов алкоголь развязал язык настолько, что я вообще не успеваю удерживать правду за зубами. Это было практически признание. Ведь Торп знает, с какой опаской и пренебрежением я отношусь к парням — это причина, по которой в свои 18 я все еще девственница. — Тебе ведь совсем не обязательно раздеваться… — парень белеет, как полотно и на миг я беспокоюсь, думая что он сейчас получит сердечный приступ. Но даже сочувствие к другу не способно остановить волну злости, поднимающуюся во мне подобно цунами. — То есть, Люси более привлекательна, чем я? Раз ей можно раздеваться, а мне — не обязательно. Это ты хочешь сказать?! — Нет! — поспешно выкрикивает Торп. Его грудная клетка часто вздымается — он дышит так загнанно, словно я вынудила его бежать марафон. И я почти ему сочувствую. Почти. — Тогда в чем дело? Любой другой парень на твоем месте… — Но я не любой парень! — перебивает меня друг. Кажется теперь пришла его очередь злиться. Я вмиг смягчаюсь, ощущая, как трепещут бабочки в животе. Когда он сердит — нравится мне особенно сильно. Есть в нем что-то такое темное и будоражащее… Что-то, что безумно меня волнует, вынуждая ноги едва ли не подкашиваться, а напряжение — скапливаться внизу живота. — Я знаю. Поэтому и прошу тебя — нарисуй меня.КСАВЬЕ
Я смутно помню все, что происходило после того, как я согласился — все плыло, словно в тумане. Сердце бешено билось в груди, разгоняя кровь по венам со скоростью света. В ушах шумело, а руки заметно подрагивали, пока я готовил свое рабочее пространство, устанавливая холст и выбирая необходимые карандаши и кисти… Очнуться удалось лишь тогда, когда Марина стянула с себя джинсовую курточку, оставаясь в легком белом платье. И судя по напряженным соскам виднеющимся сквозь ткань — лифчика на ней не было. Чеееерт. Мне резко стало жарко, словно я оказался в аду. Щеки вспыхнули огнем стыдливого румянца, но оторвать взгляд от девушки я был уже не в силах. Замерев на миг, словно сомневаясь, Марина резко выдохнула, а затем подцепив пальчиками лямки платья, стянула их вниз, позволив ткани свободно струясь соскользнуть с тела. Я шумно выдохнул и замер, жадно всматриваясь в божественную красоту разворачивающуюся перед моими глазами, пытаясь запомнить каждую мелочь, впитать в себя каждую деталь. Она была прекрасна, словно Венера, вышедшая из пены морской. И я не мог не реагировать абсолютно естественным образом (в свою защиту скажу: устоять перед 4м размером груди действительно невозможно). Ощутимый дискомфорт в штанах причинял боль. Я едва удерживался от того, чтоб не потянуться рукой вниз и не поправить заметно напрягшийся член. Под пристальным взглядом серых глаз это казалось мне таким позором, что я не мог не чувствовать себя весьма неловко. И судя по тому, как покрылось пятнами смущения лицо и шея Марины — она тоже была далеко не хладнокровна к происходящему. Однако ей скорее всего было сложнее, чем мне, ведь это она стояла передо мной лишь в одних белых кружевных трусиках, обнаженная и беззащитная… — Что… что мне делать? — растерянно прошептала ведьма, не зная куда деть руки — то ли стыдливо прикрыться, то ли спрятать их за спину. — Там… там есть плед. — охрипший от возбуждения и волнения голос едва ли слушался меня. — Накинь на плечи слегка, чтоб не замерзнуть. И присядь на диван. — Вот так? — Драч охотно завернулась в ткань, но красоту груди прятать не стала, лишь прикрыла плечи и частично живот, присаживаясь на мягкую обивку. — Подтяни ноги немного под себя… Да, вот так. И поправь волосы слегка, чтоб они открыли ключицы. Да, отлично. — во мне включился режим художника. — И приспусти немного ткань, чтоб она упала с плеч на локти… Да, идеально. Очень изящно. Посиди так, какое-то время и если станет совсем некомфортно — скажи мне. Марина кивнула, прикусив губу. Я старался не всматриваться в её облик слишком пытливо и откровенно, чтоб не доставлять ей еще больше дискомфорта. И приступил к рисованию. Воистину, мне предстоял бесконечно долгий вечер…МАРИНА
Позже, мысленно возвращаясь к этим событиям, я буду с полной уверенностью говорить, что во всем виноват алкоголь, отшибший мне мозги и интримная атмосфера сарая Ксавье, способствующая раскрепощению. Однако, сейчас я готова признать свою слабость и смело заявить, что действую осознанно, идя на поводу у своих необузданных желаний… Ведь я сама поднялась с насиженного места, сама отвлекла друга от наброска, спровоцировав прикоснуться ко мне и я сама его поцеловала. Все внутри затрепетало от эйфории, когда он ответил мне. Жадно, страстно, с таким диким напором, что я поразилась — как ему удавалось сдерживать в себе все это так долго. Смелея, я уверенно усаживаюсь на колени Ксавье, перекидывая через него одну ногу. Широко развожу бедра и прижимаюсь к нему теснее, едва не давясь от остроты ощущений. Тонкие, легенькие трусики сидят на мне, как вторая кожа и не слишком то мешают ощутить горячее напряжение в штанах моего лучшего друга. Сам факт, что у него встал на меня, а не на какую-то дуру Люси тешит мое эго. И вместе с тем наталкивает на весьма будоражащие мысли… Черт, а Бьянка скорее всего не врала, говоря о размере его члена… Я неосознанно ерзаю на нем, создавая трение и этим только больше распаляю Ксавье, судя по стонам, скрывающимся из его уст. Я наслаждаюсь его реакцией, она для меня, как зеленый свет и призыв к действию. Впопыхах, тянусь руками к краям его футболки и спешу избавить Торпа от столь мешающей мне части его гардероба. И улыбаюсь уголком губ, когда парень охотно мне в этом помогает. На какую-то долю секунды мы замираем в миллиметре друг от друга, сталкиваясь взглядами —глаза в глаза. А затем, мир словно трещит по швам и происходит она — гребаная точка невозврата. Ксавье тянется ко мне, припадая губами к шее — всасывает и терзает нежную кожу так, что я уверена — останутся засосы. Его руки собственнически исследуют мое тело, заставляя его трепетать, а кожу гореть огнем там, где он касается меня… Я не знаю как долго мы сидим так, сплетаясь телами и извиваясь в объятиях друг друга. Время теряет весь свой смысл, испаряясь под давлением наших чувств и ощущений. Во всей чертовой Вселенной для меня сейчас существует лишь Ксавье. Я чувствую его дыхание на своей коже и оно запускает табун мурашек по телу. Я словно плавлюсь в его руках, подставляясь прикосновениям и не верю, что все это происходит взаправду. Это так чертовски хорошо, что клянусь — миру не поздоровится если происходящее вдруг прекратился или обернется лишь сном, разыгравшимся воображением, шуткой моего разума… Все плывет перед глазами и мне не удается сфокусировать взгляд на чем-либо. Картинки увиденного мелькают какими-то вспышками и в голове проносится странная мысль: я едва ли смогу вспомнить, какого цвета стены в мастерской Торпа, если меня кто-то об этом вдруг спросит. Но мысль не задерживается в голове надолго, потому что горячие губы Ксавье, охватывающие один из сосков, заставляют меня громко выдохнуть и не сдерживая стоны запрокинуть голову. Рука сама цепляется ему в волосы и я с удовольствием перебираю пальцами мягкие пряди, взъерошивая их. Он стонет ни на секунду не отрываясь от моей груди — лаская поочередно губами, сжимая своими сильными ладонями… И все это в совокупности, волнами сладкого напряжения ухает и отдается мне куда-то в низ живота, выкручивая ощущения на максимум… Вынуждая желать большего…КСАВЬЕ
Она оказывается такой податливой в моих руках, такой охуенно чуткой к ласкам, что я едва не срываюсь — еще миг и я бы позорно кончил в штаны от одних только ее стонов. Мне просто жизненно необходимо взять контроль в свои руки и начать хоть как-то управлять ситуацией, пока я не опозорился. Марина мило ойкает от неожиданности, когда я резко подхватываю её под ягодицы и несу в сторону дивана, не переставая выцеловывать те участки её кожи, до которых могу дотянуться. Оторваться от нее просто невозможно и я чувствую себя, словно зависимый наркоман. Однако, укладывая её на мягкую поверхность и оказываясь сверху чувствую себя более уверенно. Стояк болезненно пульсирует, упираясь в джинсы. Тесно и дискомфортно настолько, что я даже на миг трезвею. И осознаю, что первый раз для Марины не должен быть таким: на старом диване и по пьяни, с парнем который вот уже больше года ссыт признаться ей в своих чувствах. Но и остановиться сейчас я тоже уже не смогу. В голову пулей стреляет шальная мысль. Идея загорается в голове навязчивым свечением. Я никогда этого не делал, но раз у меня появился шанс впечатлить Марину — нужно использовать все варианты. Ведь иного шанса может не предоставиться. Не позволяя своей решительности испариться — скольжу по её телу вниз, проводя губами по мягкой коже — не целую, просто едва касаюсь. И расплываюсь в улыбке, замечая, как покрывается мурашками её тело. Пальцами цепляю трусики и стягиваю с длинных, стройных ног, которые тут же мягко развожу в стороны. Чувствую на себе её заинтересованный, вопросительный взгляд и не позволяя себе смутиться, устраиваюсь между разведенных бедер. Аккуратно прикасаюсь языком к её клитору, делая на пробу пару круговых движений и наблюдаю за реакцией, что следует незамедлительно. Все её тело натягивается струной, а сладкий, громкий стон виснет в воздухе, звеня в моих ушах словно самая изысканная музыка. Хорошо. Охуительно хорошо. Второе касание уже более смелое, более развязное. Как и её реакция. Проворные пальчики с острым маникюром тут же путаются у меня в волосах, сжимая и натягивая пряди до сладкой боли. Когда же Марина сама шире разводит ноги, в весьма прозрачном намеке, я больше не осторожничаю. Позволяю своим фантазиям управлять внутренними порочными демонами и становлюсь откровеннее. Всасываю, вбираю, облизываю с самозабвенностью обреченного. И сам млею от происходящего, пьянея от мускусного запаха её тела. Ведьма, словно в бреду, неосознанно двигается, толкаясь и глубже насаживаясь на мой язык. Чертовски прекрасна. Одурительно горяча. Стоит ее телу выгнуться дугой и в ход тут же идут мои пальцы, лаская и удерживая бедра, ни на секунду не позволяя ей отстраниться. И лишь когда она сотрясается крупной, восхитительной дрожью я позволяю себе поднять взгляд, любуясь её оргазмом. Меня распирает от гордости и все внутри взрывается эйфорией, кружа голову… Потому что это сделал с ней я.МАРИНА
Мы с Ксавье не обсуждали произошедшее той ночью ни на следующий день, ни через день, ни даже через неделю. Возможно потому что нам обоим отчасти было неловко и хотелось сохранить все, как есть, а возможно причина крылась в том, что наши рты были заняты более важными делами в те редкие моменты, которые нам удавалось выцепить наедине друг с другом. И когда сегодня Ксавье в очередной раз зажал меня у стены, в дальнем углу библиотеки, я только снова мысленно убедилась: слова тут действительно излишни. Пара горячих поцелуев, сильные руки под юбкой, сжимающие ягодицы и вот я уже податливо растекаюсь, словно пластилин в его объятиях. Извиваюсь, лащусь к нему всем телом, дразню какое-то время намеренно избегая прикосновений к колом стоящей ширинке. За эту неделю мне удалось выучить некоторые реакции его тела и поразиться тому, как быстро Торп заводится (и заводит меня). Ксавье усмехается, считывая намек и уверенно ныряет широкой ладонью в трусики. Его пальцы, которые быстро находят клитор и по хозяйски начинают двигаться, дразня все нервные окончания в теле, вынуждают меня громко выдохнуть, с трудом подавив стон. — Тише… — шепчет друг мне на ухо, ни на секунду не прекращая движения своей кисти в моем нижнем белье. — Ты же не хочешь, чтоб нас застукали? Закусывая губу, я утыкаюсь ему в плече и тихо всхлипываю от удовольствия. Его движения распаляют во мне неудержимый огонь, посылая электрические импульсы по телу, с каждой секундой приближая к такой желанной разрядке. Я не успеваю заметить, как прижимаюсь к нему теснее, насаживаясь на пальцы в такт его движениям. Теперь стонет уже Ксавье. — Черт, какая же ты… — слова восхищения тонут, растворяются в сбитом дыхании, потому что моя ладонь скользит по ширинке и сжимает напряженный член сквозь ткань, лишая парня дара речи. — Хочу кончить вместе с тобой. — желание захлестывает меня, рвется наружу неприкрытой, голой правдой, без тени стеснения. Глаза Торпа — концентрированная зелень, где пылает огонь страсти, вперемешку с теплой, безграничной нежностью. И не думая ни секунды, художник тянется свободной ладонью к поясу на джинсах. Его лихорадочная поспешность позабавила бы меня, если б мое сознание не было затуманено дымкой всепоглощающего желания. В тишине библиотеки лязг пряжки от его ремня слышится особенно громко, но нам обоим плевать. Пульс стучит в ушах, оглушая. Адреналин разливается по телу, будоражит кровь. От одной лишь мысли, что нас могут застукать, возбуждение накаляется пуще прежнего. Ксавье спешно приспускает джинсы, вместе с боксерами, оголяя внушительного размера возбужденный член и я не жду особого приглашения — сразу привычно обхватываю ствол ладонью, мягко сжимая. Пальцы художника возобновляют свое движение между моих ног, синхронно с действиями моей ладони на нем. Подавляя стоны, мы оба дрожим, как в лихорадке. В воздухе витают наши сбитые вдохи и хлюпающие звуки моей собственной влаги под его неудержимыми пальцами. И это так порочно, так сексуально и так ахуительно великолепно, что надолго ни меня, ни его точно не хватит… Нас накрывает одновременно, снося дикой волной удовольствия, которая приносит с собой облегчение и эйфорию. Утихая, оргазм дарит щемящую, всепоглощающую нежность, которая мгновенно вытесняет всю былую страсть. Теперь поцелуи мягкие, трепетные, ласковые. Хочется раствориться в моменте и почувствовать все касания, без спешки и суеты…КСАВЬЕ
С той самой ночи, когда Марина попросила нарисовать её и произошло… ну, то что произошло, я утратил способность нормально спать. Меня грызла совесть. И чем ближе приближалась очередная ночь, тем яростнее становилось мое самобичевание. Ведь так не могло больше продолжаться. Мы не могли и дальше просто зажиматься по углам, без каких-либо обязательств. По крайней мере, я так не мог. Мне хотелось не просто бездумно трахать её, оставаясь всего лишь другом. Мне было важно быть для нее кем-то большим — водить на свидания и называться ее парнем, имея право заявить всем, что Марина только моя. Рисуя по ночам ее портрет, я репетировал слова, которые собирался сказать ей. Прокручивал в голове возможные диалоги и злился на собственную никчемность. Как заниматься совместной мастурбацией в общественном месте — так не страшно. А как признаться в своих чувствах — так все, паничка. Тупизм. Ты слабак, Торп. И я действительно был слабаком. Потому что шли дни, а я все никак не мог решиться поговорить с ней. Все время откладывал неизбежное, неизменно ругая себя за это. Пока наконец-то не предоставился идеальный случай расставить таки все точки над «i». Как обычно, засидевшись допоздна в мастерской, я видимо уснул прямо за столом. И проспал не только завтрак, но и первые два урока. Скорее всего забеспокоившись, Марина улизнула с оставшихся занятий, чтоб найти меня и узнать — что произошло. Это был первый случай с той ночи, когда она вновь появилась на пороге моей творческой обители. Я проснулся, стоило входной двери хлопнуть, и первые пару минут пытался осознать — кто я и где нахожусь. А когда осознал, тут же взбодрился, без кофеина и энергетиков. — Ксавье, ты в порядке? — ведьма выглядела встревоженной, окидывая меня внимательным взглядом кристально-серых глаз. — Да… Просто уснул, по-ходу зарисовался. Который час? — потянувшись, едва подавил болезненный стон — тело затекло неимоверно и теперь болело тупо все. — Почти полдень. Я присвистнул. Это был не первый случай, когда я проспал занятия. Поэтому какого-то мандража от произошедшего не испытывал. Было чертовски пофиг. Марина вдруг замолчала и резко смутилась, избегая моего взгляда. Кажется, обстановка буквально провоцировала на адекватный разговор, напоминая о событиях той ночи, отчего мы оба чувствовали себя неловко. И раз уж это было неизбежным — я решил воспользоваться ситуацией. — Слушай, я хотел поговорить с тобой… О нас и о том, что так дальше не может продолжаться… — выпалил, как на духу и тут же растерял всю спесь. Ведьма вздрогнула, стреляя в меня взглядом. В её глазах читалась тревога, даже испуг. Ведь обычно, такие фразы не сулили ничего хорошего. Хотелось приложиться головой об стол, потому что это было совершенно не то, что я хотел ей сказать. Соберись, идиот. — То есть, я имею в виду что… Что я… Что мы… Черт, ну почему так сложно то? — во мне вскипела злость на самого себя. — Не стоит, Ксавье. Я понимаю. — Драч вдруг обхватила себя руками, словно закрываясь от меня. Ее голос стал холодным, отстраненным. — Мы можем забыть все что было, если это доставляет тебе дискомфорт. Я так опешил, что не сразу смог выдавить из себя хоть слово. Земля стремительно уходила из под ног, разжигая внутри меня панику. Нет, нет, нет! Это же абсолютно не то, что я пытался до тебя донести! — Не буду больше тебя беспокоить. — добавила Марина, нарушив тишину, которая повисла между нами, пока я безуспешно пытался достать свой язык из задницы. — Прости, что потревожила. И только, когда она развернулась чтоб уйти, я наконец-то отмер. — Нет, Марина, постой! Ты не так поняла меня. — я вскочил на ноги и двинулся за ней, желая догнать, остановить, не позволить уйти. Но ведьма вдруг сама затормозила у двери и резко развернувшись, впилась в меня злым взглядом. К своему собственному шоку, я заметил, что в её глазах блестят слезы. — А как еще можно понять твои слова, Торп? Наигрался и решил выбросить за ненадобностью? — в её голосе отчетливо билась истерика, которую она безуспешно пыталась подавить. — Спасибо хоть за то, что решил все закончить до того, как мы переспали по настоящему, а не после… Так благородно с твоей стороны. Я больше не мог слушать её саркастические комментарии, осознавая — она просто защищается, пытаясь задеть меня. Во мне вдруг дикой волной вспыхнула уверенность в своих действиях. Потому я преодолел расстояние, разделяющее нас и буквально впечатал девушку в деревянную поверхность, нависая над ней всем телом. — Я не играл с тобой. — хрипло вымолвил я, когда она пораженно замолчала, — Наоборот: хотел сказать, что не могу вот так просто зажиматься по углам, словно это все для меня ничего не значит. Марина молчит, но мне не нужны её слова. Я вижу все по глазам, которые оттаивают словно ледники под палящим солнцем пустыни. Ее истерика минуту назад красноречиво показала мне, как она на самом деле ко мне относится. И теперь я ничего не боюсь, точно зная, что могу рассчитывать на взаимность. — Я хочу встречаться с тобой, Марин. И заниматься потрясающими непотребствами без недосказанности. Мои губы сами по себе растягиваются в самодовольной улыбке, когда её щеки окрашиваются алым румянцем. Уверен — это реакция на «потрясающие непотребства». — Так что? Пойдешь со мной на свидание? Я едва успеваю договорить —ведьма хватается за воротник моей футболки и резко тянет на себя, жадно впиваясь в губы властным поцелуем. Что ж, наверное, это можно считать согласием.