В одну реку

      До самого рассвета Суне не спится. Да и как тут можно уснуть, когда всю ночь руки Кайи беспорядочно шарят по ее телу? Оглаживают живот, задевают ставшую слишком чувствительной грудь, прижимают к Кайе так, что Суне нечем дышать. Сам Кайя спит – Суна проверяла, – но руки его живут собственной жизнью, и никуда от них Суне не деться. В какой-то момент, переполненная этим томлением, этим электричеством, разбегающимся по ее телу от его прикосновений, Суна пробует вывернуться из его объятий, уползти на другой край кровати, но Кайя не пускает ее, точно и во сне боится, что стоит ему ослабить хватку, утратить бдительность, и она растает, словно утренняя дымка над проливом.       Утро Суна приветствует с энтузиазмом человека, всю ночь жарившегося на раскаленной сковороде и получившего теперь долгожданное помилование. Не без труда ей удается улизнуть из постели, когда, притворившись, что ей нужно в уборную, она убеждает Кайю ненадолго ее отпустить. В спальню этим утром она больше не возвращается. Вместо этого Суна долго стоит под душем, стараясь привести разрозненные мысли в порядок. Долго смотрит в лицо своему отражению в зеркале, силясь разгадать, что с ней происходит. Умываясь, долго трет лицо, пытаясь отогнать воспоминания об их первой ночи и о словах Кайи, повторенных им накануне: между ними ничего не будет, пока Суна сама этого не захочет. А что делать, если Суна, кажется, хочет, вот только как теперь сказать об этом – сама не знает. Ничто и никогда в жизненном опыте Суны до встречи с Кайей не готовило ее к тому, что вопрос будет стоять именно так: чего и кого хочет сама Суна?       Вчерашняя одежда пахнет затхлостью и неприятно ощущается на коже отсутствием свежести. Но выбирать не приходится, когда Суна спускается на улицу в поисках завтрака. В столь ранний час работает только небольшая пекарня по соседству, из которой на всю округу разносится запах свежей выпечки. Суна покупает круассаны и уговаривает продать ей кофейных зерен на развес, здраво опасаясь, что к тому моменту, когда проснется Кайя, готовый кофе на вынос попросту безнадежно остынет. И оказывается права: вернувшись домой, она обнаруживает, что Кайя еще спит.       Суна мелет и варит кофе под шум воды в ванной, а после сидит за обеденным столом и думает о предстоящем дне, отщипывая от круассана маленькие кусочки, больше кроша его, когда в кухню, взъерошенный и небритый, входит Кайя.       – Ты где была с самого утра? – спрашивает он, целуя Суну в макушку. – И почему сбежала из постели?       – Кто-то должен был добыть нам завтрак, – пожимает плечами Суна. – Что Бог послал.       Кайя оглядывает тарелку с круассанами, аккуратно укрытыми чистым полотенцем, наливает себе кофе и устраивается подле Суны.       – О чем задумалась? – спрашивает он, внимательно разглядывая ее лицо и усыпанный крошками стол перед ней.       – Решаю, кому позвонить и попросить, чтобы собрали и привезли наши вещи: маме, сестре или сразу Латиф-бею, – признается Суна.       – И что именно тебя расстраивает?       – Я не знаю, как говорить с ними после вчерашнего. – Против ее воли голос Суны звучит почти что жалобно.       – Хочешь, я позвоню Латифу?       Суна на минуту задумывается, потом отвечает:       – Нет, я должна сама это сделать.       – Тогда не подавай вида, что вчера что-то произошло. Это не касается ни мамы, ни Сейран, ни тем более Латифа.       Суна кивает, соглашаясь, и отстраненно думает о том, что объяснить Латифу про коробки с вещами, купленными специально для этого дома, будет куда проще, чем выслушивать причитания мамы и претензии Сейран о том, что побег свой они с Кайей готовили заранее. Суна не готова ни к тому, ни к другому.       – Дядя Орхан звонил, – как ни в чем не бывало продолжает Кайя, – хочет о чем-то важном со мной поговорить сегодня на работе.       – Хорошо, – кивает Суна, все так же погруженная в свои мысли. – Напиши только, когда тебя ждать к ужину.       – Суна! – резче, чем хотел, произносит Кайя, привлекая ее внимание. – Ты не прислуга и не кухарка здесь, хорошо? Я по глазам твоим вижу, что ты задумала все в этой квартире с уксусом оттереть, чтобы даже духу предыдущих жильцов здесь не было. Не надо. Не делай сама. Вызови клининг.       Суна удивленно смотрит на него. А что же ей тогда делать целый день одной в чужом для нее доме? Но говорит Кайе о другом:       – Хорошо. Но вопроса ужина это не отменяет – нам все равно надо что-то есть.       – Закажи доставку продуктов, не таскай сумки сама, – продолжает настаивать он.       – Кайя? – Суна удивлена его реакцией. Не то что бы она никогда не делала ничего из этого раньше.       – Я планировал, что мы вместе будем заниматься обустройством этого дома для нас двоих. А теперь получается, что я тебя бросаю разбираться с этим одну, – признается Кайя.       Для Суны подобное в диковинку. Как будто бы все в их совместной жизни с Кайей для нее внове. Терра инкогнита. Неизведанная страна. И как будто бы их настоящая совместная жизнь и вправду началась только вчера.       – Не переживай, – мягко улыбается ему Суна, – домашних дел хватит нам обоим. И потом – в конце концов, мамонт с тебя.       Перед уходом Кайя оставляет Суне свою личную, некорхановскую карточку и мягко целует в макушку. Эти поцелуи в макушку, как для маленькой девочки, уже начинают Суну раздражать. Она никак не может понять – во что играет Кайя. Что он задумал? И какая роль в этой игре отведена самой Суне? Ответов на эти вопросы у нее нет, зато она наконец определилась с ответом на другой вопрос.       Разговор с Латифом выходит деловитым и кратким. В голосе старого слуги Суна слышит неодобрение от их решения покинуть особняк, как будто Латиф искренне полагал, что это краткая размолвка и наутро они снова вернутся в семейный дом, но неодобрение это он старательно держит при себе, сухо повторяя вслед за Суной, какие именно вещи нужно собрать и привезти, а какие при этом еще и не разбить.       И если Кайя так настаивает, продукты Суна заказывает в супермаркете с доставкой на дом. Хотя и предпочла бы выбрать все сама, своими руками. А вот клининг вызывать она не спешит. Ей не хочется пускать в дом, еще не успевший стать их собственным, чужих людей. Ей кажется, что если позволить этим чужим людям касаться их вещей и обживать этот дом вместо них, он никогда не напитается их аурой, их запахом, их эмоциями и вечно будет чем-то вроде большого гостиничного номера – временным и ненастоящим. А Суна искренне надеется построить здесь с Кайей настоящее и навсегда. Разве не ради этого все затевалось?       Пока Суна ждет курьера, она осматривает квартиру: две спальни, гостиная, кухня, совмещенная со столовой, терраса с видом на пролив. И вид этот – это то, из-за чего Кайя выбрал именно этот вариант из всех остальных, понимает Суна. Она любуется бликами солнца на воде, мостами и минаретами, когда раздается звонок – кто-то пришел. Открывая дверь, Суна ждет увидеть за ней курьера с продуктами, но к ее удивлению на пороге стоит Айшен.       – Здравствуйте, Суна-ханым, – сбивчиво произносит она. – Я привезла ваши с Кайей-беем вещи. Латиф-бей любезно отпустил меня, чтобы я помогла вам их разобрать.       – Вы одна их сюда подняли на этаж? – изумленно спрашивает Суна, оглядывая чемоданы и коробки.       – Нет-нет, что вы! – все так же сбивчиво отвечает Айшен. – Мне помог милейший молодой человек, которого мы встретили, пока доставали вещи из машины. – Айшен озирается по сторонам, как будто ищет кого-то. Со стороны лестницы слышится звук удаляющихся шагов. – Да где же он? Только что был здесь!       Суна вздыхает. Какая же она все-таки наивная дурочка! Неужели и сама Суна была такой же?       – Поможете мне их занести? – спрашивает она у Айшен.       – Конечно! – с готовностью отвечает та. – Я же для этого и приехала. – И добавляет, словно робея перед Суной: – Если позволите, конечно.       Суна позволяет. Ее позволения хватает даже на то, чтобы разрешить Айшен помочь ей с уборкой в доме. И пока Суна наводит порядок в спальне, перестилая постель и меняя хозяйские полотенца на их собственные, Айшен прибирается в гостиной.       Суне не хочется, чтобы Кайя думал, будто она намеренно роется в его вещах, но не может удержаться, когда видит коробку с выведенной крючковатым почерком Латифа надписью «Кайя-бей». В коробке содержимое его рабочего стола, понимает Суна. Кофр с ноутбуком и графическим планшетом. Планшет. Коробка с украшениями и коробка с принадлежностями для изготовления украшений. Блокноты и альбомы для рисования, карандаши и маркеры к ним. И эти-то блокноты и альбомы завладевают всем вниманием Суны. Сперва ей попадаются эскизы и наброски украшений. И эти украшения нравятся ей намного больше всего того, что она прежде видела в бренде Халиса Корхана. Потом – пейзажные зарисовки с неясным силуэтом девушки на фоне моря. И наконец – портрет самой Суны, смотрящей куда-то в сторону, отвернувшись от зрителя. Портрет нарисован наскоро, быстрыми выразительными штрихами, но сходство с оригиналом несомненное. После этого первого изображения Суна находит целый альбом, посвященный ей. Почти все рисунки выполнены по памяти – Суна и забыла, когда Кайя в последний раз рисовал при ней, – и, кажется, уже после того, как поддавшись мороку, наведенному на нее предсказательницей, Суна отдалилась от мужа. На части рисунков Суна обнажена – и эти изображения заставляют ее щеки краснеть: слишком красива она его глазами, слишком желанна и, кажется, слишком любима. Суна обводит пальцами штриховку на портрете, очерчивает контуры своего же лица и размышляет, о чем думал Кайя за работой? О чем вспоминал? О чем жалел? И что чувствует сама Суна, зная, что муж, находившийся с ней под одной крышей, а будто бы на другой планете, так сильно тосковал по ней?       Додумать мысль у нее не выходит. В спальню заглядывает Айшен и сообщает, что она закончила с гостиной и что курьер привез покупки из супермаркета.       Поневоле обе они перемещаются на кухню: расставляют продукты, протирают поверхности – без уксуса! Что бы там ни утверждал Кайя, – и начинают готовить ужин.       Когда мясо отправлено в духовку, а все дела на сегодня, кажется, уже переделаны, Суна и ее добровольная помощница сидят на кухне и пьют кофе. В особняке подобное, кажется, было бы совсем невозможным, но здесь и сейчас Айшен – это гостья Суны.       Айшен вдруг набирается смелости и скороговоркой, точно боясь передумать, произносит:       – Суна-ханым, могу я спросить, что связывает вас с Абидином?       Суна в растерянности хлопает глазами, не зная, как ей отвечать, и не желая сходу вываливать на эту девочку, наивную и очевидно влюбленную в Абидина, подробности своих отношений с несостоявшимся женихом.       – Вы о вчерашней безобразной сцене? – осторожно уточняет Суна.       – Я... – Айшен мнется. Нервно кусает губы, вертит в руках чашку, но продолжает: – Да, о ней.       – Что вам известно о наших отношениях с Абидином?       Суна практически дословно повторяет вопрос, заданный самой Айшен, и по ее широко распахнувшимся глазам понимает – ничего. Ничего ей не известно. Никто ей не рассказал. Суна вздыхает и начинает перечислять сухие факты. В собственном изложении они выглядят какими-то неприглядными. Да, говорил, что любит. Да, звал замуж. Да, получил отказ. Да, вместе с Феритом выкрал со свадьбы. Но: ничего не сделал ради этой любви. Но: ничего не предпринял, чтобы преодолеть разделяющие их препятствия и получить согласие и самой Суны и ее отца. Но: после гибели Фуата фактически сам передал ее в руки семейки Исханлы. И ни разу не захотел выслушать ее о том, почему именно она вышла замуж за Саффета.       Айшен слушает рассказ с нескрываемым изумлением. Ей странно видеть Абидина, на которого она смотрит сейчас в розовом свете влюбленности, с другой, не самой привлекательной стороны. А Суна, глядя на эту девочку перед собой, так похожую на нее саму, невольно задается вопросом: а была ли вообще любовь? Любил ли Абидин хоть когда-нибудь ее так, как он любит своего хозяина, Ферита?       Но Айшен, кажется, не смущает ничего из того, что поведала ей Суна, потому что вопрос, который она задает, приводит Суну в недоумение:       – Вы еще любите его?       Суна долго и пристально смотрит на нее, подбирая слова, которые Айшен сможет услышать и понять. Наконец отвечает:       – Доводилось ли вам слышать поговорку о том, что в одну реку войти дважды попросту невозможно?       Айшен кивает в ответ.       – Наши отношения с Абидином были похожи на реку в пустыне. Весенние дожди первой влюбленности наполнили ее, но пришло лето, за ним осень, и река пересохла. Ее больше нет. И время не поворотить вспять. В этой битве я вам не соперница, Айшен. К тому же, я люблю своего мужа.       Слова слетают с губ так легко и привычно, как будто Суна уже сотни раз произносила их. Как будто не сказала сейчас этой девочке перед собой почти случайно то, что так страстно желает услышать от Суны ее собственный муж. Как будто давным-давно приняла в собственном сердце эту простую истину и только ждала подходящего момента, что признаться вслух. И все же Суна знает: каждое сказанное ею слово – это чистая правда. Суна любит своего мужа, любит Кайю. Ей только нужно немного времени, чтобы принять это. И немного смелости, чтобы сказать ему об этом в лицо.