A Little Death

Джереми искренне пожалел, что так беспечно бросил предложение о фотосессии в стиле шибари буквально во время их первой с Кевином встречи. Это была первая серьезная фотосессия Кевина — с незнакомым фотографом, первая обнаженная фотосессия, и Джереми представить не мог, какой сильный стресс он испытал, когда понял, что момент с раздеванием совершенно ускользнул от его внимания при рассмотрении сертификата. И Джереми казалось, что он помог Кевину расслабиться и почувствовать себя комфортно, но потом он понял, что испортил все в конце этим предложением о фотосессии шибари. Он занимался этой техникой уже почти семь лет и знал, какие люди обычно приходят за этим. Отчаянные. Жаждущие отдать контроль в чужие руки. Скованные, но скрывающие внутри силу, которой не умеют управлять. Кевин не был похож ни на один из этих типов людей: просто Джереми представил, как восхитительно красные веревки будут смотреться на его подтянутом теле и загорелой коже. А потом вдруг вспомнил, насколько человек должен был довериться мастеру, чтобы буквально вручить ему в руки свое тело, позволить обездвижить себя и отдать контроль над собой, — вспомнил, и ему стало стыдно и неловко. Потому что он умел неплохо читать людей, особенно во время первой фотосессии, а они с Кевином хорошо пообщались во время нее, — и Джереми сразу понял, что Кевин из тех, кому доверие дается с трудом. Так что он точно не позволил бы какому-то фотографу связывать его только ради красивых фотографий. Однако, вот: с той фотосессии прошло много времени, много чего случилось между Кевином и Джереми, они были в отношениях уже почти год, — и Кевин вдруг напомнил о том предложении сам. И сказал, что правда хотел бы попробовать. К этому времени Джереми успел хорошо изучить Кевина: в конце концов, они были очень близки, между ними выстроилось хорошее доверие, и Джереми всегда старался сделать так, чтобы Кевин чувствовал себя с ним максимально комфортно. Поэтому сейчас он был уверен в одном: Кевин говорил абсолютно искренне, и эта идея, очевидно, сидела у него в голове уже долгое время. А раз он решился высказать её вслух, значит, был уверен в этом на все двести. Поэтому Джереми, поговорив с ним снова и убедившись, что он правда понимает, что такое шибари, что он правда готов на такое пойти и что ему правда хочется, — а главное, что он правда настолько доверяет Джереми, — организовал им время в студии, в которую они и пришли в назначенный день. — Если ты не хочешь, ты всё ещё можешь отказаться, — Джереми улыбнулся Кевину, мягко поглаживая его по плечу, пока они шли по длинному коридору к забронированной комнате. В студии уже почти никого не было, время близилось к закрытию, но им, конечно, было позволено остаться и после окончания работы: Джереми подумал, что Кевину будет гораздо комфортнее, если кроме них никого не будет даже в здании. — Ничего не мешает нам провести обычную фотосессию. Я без проблем придумаю что-нибудь оригинальное, ты же знаешь, — Джереми рассмеялся, подмигнул, сжал пальцы на предплечье Кевина чуть крепче. Кевин чувствовал его тепло вокруг себя и даже в воздухе — если Джереми был рядом, он был везде. И Кевин не мог не улыбнуться в ответ. В отношениях с Джереми Кевин чувствовал себя едва ли не самым счастливым за всю жизнь. Потому что Джереми был заботливым, внимательным, чутким, и ещё миллион прилагательных, от которых внутри становилось тепло, — и Кевину до сих пор не верилось, что ему и правда настолько повезло. Что все эти комплименты Джереми делал именно ему, что именно рядом с ним просыпался по утрам, именно для него выделял время на совершенно бесплатные фотосессии, именно его целовал так восхитительно и по-особенному. — Нет, Джереми, всё в порядке, — Кевин улыбнулся ему, опуская ладонь на его талию. Кажется, из них двоих сильнее всего волновался именно Джереми. Они вошли в студию и закрыли дверь на ключ изнутри — чтобы Кевин чувствовал себя комфортнее. Джереми включил весь свет, чтобы подготовиться, и снова подошел к Кевину, обнимая его за талию. Кевин стоял перед ним в белоснежной рубашке, рукава которой были закатаны до локтей и обнажали восхитительные руки, а из-за двух расстегнутых верхних пуговиц были видны ключицы и шея, от которой Джереми не мог отвести взгляд. Их разница в росте была не слишком сильной, но всё-таки ощутимой в такие моменты, как сейчас, когда они стояли так близко, и Кевин смотрел на Джереми с таким блеском в глазах, с такой влюбленностью, что тот терялся. — Послушай, Кев, — мягко сказал он, осторожно обнимая его за талию, — я давно этим занимаюсь и знаю, что шибари — это про огромное доверие. Если вдруг в какой-то момент ты поймешь, что тебе некомфортно… Не молчи, ладно? — встревоженный взгляд светлых карих глаз устремился на Кевина, и тот сразу кивнул. — Я, конечно, буду спрашивать у тебя время от времени, о самочувствии и всё такое, но мне бы хотелось, чтобы в случае чего ты мог сказать об этом сам. — Ты так переживаешь, — Кевин улыбнулся ему, опуская ладонь на его скулу, а потом чмокнул в лоб, замирая в таком положении. — Я тебе доверяю. Никому больше так не доверял, как тебе. Я примерно представляю, как это будет, и я уверен в том, на что соглашаюсь, Джер. — Хорошо, — Джереми поднял на него серьезный взгляд, всматриваясь в его лицо. — Ещё раз: если — когда — я свяжу тебе руки, контроль над твоим телом буквально окажется у меня, потому что ты не сможешь ничего сделать сам, пока я тебя не развяжу. — А это должно было звучать так возбуждающе, или со мной что-то не так? — Кевин рассмеялся, прикусывая губу. Щеки Джереми залились мягким румянцем. — А вообще, я знаю, — Кевин улыбнулся. — Могу я хоть на один вечер перестать всё контролировать и доверить себя тебе? Джереми замер, слегка удивлённо распахнув глаза. Он никогда не задумывался о такой стороне этого искусства. Кевин и Джереми были разными людьми — именно благодаря этому, отчасти, они и сошлись. Но если Кевин был очень ответственным, порой — даже слишком, всегда пытался контролировать всё, даже то, что не попадало в зону его контроля, то Джереми… Джереми всегда был расслаблен. Он точно знал, на что может повлиять, а на что — нет, и никогда не тратил нервы даже на мысли об этом. Он понимал, что у Кевина есть с этим проблемы: на фотосессиях это было особенно заметно, но иногда он накручивал себя и в обычное время, и Джереми проводил долгие часы за разговорами с ним. А сейчас Кевин был готов не только выпустить из рук эти нити вечного контроля, но и отдать их Джереми. Довериться ему. Джереми приподнялся на носочки, целуя его в губы и, не удержавшись, сжал обеими ладонями воротник его рубашки, притягивая ближе. Кевин, улыбнувшись в поцелуй, сделал шаг вперед, прижимаясь вплотную к телу Джереми. — А, и ещё кое-что, Кев, — тот отстранился, заботливо опуская ладонь на его скулу, — я знаю, что первым приходит людям в голову, когда они слышат слово шибари, и мы уже обсуждали это с тобой, но я хочу напомнить ещё раз. Это просто фотосессия. Красивые фотографии, которыми можно поделиться, а можно — оставить себе. И она не обязана заканчиваться чем-то… другим, — Джереми смущенно улыбнулся. — Тебе может стать некомфортно, тебе может не понравиться, и это будет абсолютно нормально, главное скажи мне об этом, ладно? Мы делаем это ради красивых фотографий, а не ради чего-то ещё, и если тебе захочется остановиться, даже в самом начале — мы это сделаем. Я хочу, чтобы тебе было комфортно, — Джереми улыбался, но в его глазах плескалась тревога. У Кевина сжалось сердце. — Я люблю тебя, — вдруг сказал он, и Джереми застыл, глядя на него с волнением. — И я понял это, ещё когда мы обсуждали все в прошлый раз. Я скажу, если что-то будет не так, не переживай так сильно, ладно? Джереми хитро прищурился, погладил большим пальцем скулу Кевина и наконец отстранился от него. — Начнем? — он улыбнулся, и в этой улыбке мелькнуло что-то демоническое. — Вообще, я думал сразу отправить тебя раздеваться, но позволь для начала сделать пару кадров в этой рубашке, — пальцами он аккуратно поправил Кевину воротник, и у того покраснели кончики ушей. Джереми начал с того, что уже привычно включил музыку — сегодня это был плейлист Кевина, чтобы ему было спокойнее, — а после выставил нужный свет и высоту штатива. Он поставил Кевина к себе спиной и начал с самого простого, что можно было придумать: чёрная хлопковая веревка, соединяющая оба запястья плотными оборотами. — Как ощущения? — спросил Джереми, затягивая узел. Кевин усмехнулся, оборачиваясь через плечо. — Как будто мне связали руки. Ну, знаешь. Ничего особенного. — Каждый день такое, да? — Джереми ухмыльнулся. — Ну, нет, такого мы ещё не пробовали, — вдруг смущенно ответил Кевин, заставляя Джереми покраснеть. Но он отвлекся на работу: взял в руки камеру и начал искать лучшие ракурсы, а после сменил свет на алый, и это придало образу дополнительный эффект. Он усадил Кевина на пол, устраиваясь сзади, и эта рубашка и правда выглядела восхитительно в сочетании с веревками. Первые несколько кадров были готовы, и, развязав Кевину руки, Джереми показал ему первые фотографии. Кевин коснулся губами его виска, и его глаза загорелись непривычным воодушевлением: в самом начале фотосессии его ещё не было, а сейчас, кажется, Кевин наконец начал осознавать происходящее в полной мере. — Я хочу обвязать эту веревку вокруг твоей груди, — сказал Джереми, сменяя черную веревку на алую, а после снова включил белый свет. Кевин с энтузиазмом кивнул, и Джереми приблизился к нему. Кевин оставался в рубашке, но даже сквозь ткань каждое прикосновение разгоряченных пальцев ощущалось, как удар тока, пока Джереми обхватывал веревкой по спирали его руки, соединяя их за спиной согнутыми в локтях. Несколько раз уточнив у Кевина, комфортно ли ему с такой силой натяжения, он наконец обмотал запястья, снова соединяя их, связал веревку узлом и нанес последние штрихи. — Это уже ощущается немного странно. Скорее, даже непривычно, — признался Кевин, оборачиваясь. Джереми опустил ладонь на его талию и подвел его к зеркалу, предлагая посмотреть. Выглядело это и правда эффектно: белоснежная рубашка, чуть выбившаяся из брюк — небрежность подходила образу, — алые веревки на белой ткани и на его загорелой коже. Джереми поцеловал его в плечо сквозь рубашку и встал перед ним. — Тебе так комфортно? Фотографируем? — Да, — без промедления ответил Кевин, — да, мне нравится. Джереми согласно кивнул и поставил его обратно к стене, снова выстраивая ракурс. На этот раз поз было немного больше: запечатлеть удалось не только сочетание цветов, но и профиль Кевина с прикрытыми глазами, следом — Джереми снова сменил ракурс, фотографируя снизу; по скромному мнению Джереми, одним из лучших снимков стал тот, на котором Кевин сидел на стуле лицом к спинке, опустив на неё подбородок, и камера смогла выхватить момент, когда его лицо приобрело безмятежное выражение полного расслабления, которого Джереми и добивался. Веревки — по обыкновению — должны были сковывать тело и доставлять дискомфорт, но через время это чувство проходило, уступая место абсолютному расслаблению. Веревки забирали на себя все напряжение, позволяя телу почувствовать себя свободно. И пересматривая фотографии после съемки, Джереми отчетливо увидел, в какой момент это произошло. — Наклони голову немного назад, — тихо попросил Джереми, когда Кевин снова стоял возле стены, прижимаясь к ней плечом. Он послушно выполнил просьбу, прикрывая глаза. — Отлично, — голос Джереми звучал бархатисто, расслабляюще. Кевин стоял на полу босиком, нога тихо постукивала по полу в такт песни, и Джереми невольно загляделся на него. Кадык Кевина заметно выступал, когда он откидывал голову, и в такой позе тень идеально ложилась на шею. Красные веревки спиралью тянулись вдоль подкачанных рук, Джереми не мог отвести взгляд от его предплечий и кистей, сжатых в кулаки. Кевин прикрыл глаза, встряхнул головой, потом сдул прядь волос со лба, и сердце Джереми на пару секунд забилось в бешеном темпе, потому что он успел запечатлеть этот момент. Выражение лица Кевина было… умиротворенным. Спокойным. Джереми давно его таким не видел. Когда он закончил с фотографиями и подошел к нему, чтобы развязать, Кевин посмотрел на него и тепло улыбнулся. Его глаза были подернуты поволокой мягкого возбуждения. Джереми так сильно захотелось его поцеловать, что он так и сделал: усадил Кевина на стул и склонился к нему, касаясь его губ своими. Кевин как будто только этого и ждал, но ему очевидно не хватало возможности коснуться, потому что он сразу проскулил в поцелуй. — Сейчас, — Джереми усмехнулся и позволил ему подняться, разворачивая его к себе спиной и развязывая веревки. Как только его руки оказались освобождены, Кевин слегка встряхнул ими, а после сел обратно на стул и потянул Джереми на себя, заставляя его сесть к нему на колени. — Пауза на пару минуток, — промурлыкал он Джереми на ухо, а потом снова посмотрел на него этим великолепным взглядом. Возбуждение в теле Кевина было видно за километр, и Джереми слегка удивился, что шибари подействовало на него именно таким образом: почему-то он переживал, что Кевин так и не сможет отпустить себя, но такое поведение показывало, что он полностью доверяет Джереми. От этого осознания внутри разлилось тепло, и, чувствуя большие ладони Кевина на талии, Джереми ответил на его поцелуи. Первым отстранился сам Кевин: припухшие красные губы, глаза с туманной поволокой, мягкость прикосновений. Джереми казалось, что Кевин никогда ещё не смотрел на него вот так, как сейчас. — Продолжим? — спросил Кевин слегка хриплым от возбуждения голосом. — Раздевайся, — Джереми слез с его колен, но Кевин задержал его прикосновением к запястью, поднимаясь следом. — Раздень меня? — предложил он с улыбкой, и у Джереми перехватило дыхание от того, как это прозвучало. — Я хотел сделать пару кадров, пока ты будешь расстегивать руба… — Сделаешь, когда я буду одеваться. Джереми послушно кивнул. Ладони потянулись к воротнику рубашки, и Джереми начал расстегивать пуговицы — одну за другой, да ещё и так медленно, словно издевался. Кевин незаметно подтолкнул его к стене, заставляя Джереми прижаться к ней спиной, и завис над ним, пристально глядя ему в лицо. Это опьяняло. У Джереми кружилась голова, когда он расстегнул последнюю пуговицу и забрался ладонями под ткань рубашки, прижимаясь к горячему торсу. Кевин позволял ему касаться так, как ему хотелось, — и в его взгляде любовь мешалась с безграничным доверием. Джереми снял рубашку с плеч Кевина, проводя ладонями по коже, и тот нетерпеливо вздохнул. Джереми усмехнулся. — На голой коже будет ощущаться иначе, — предупредил он, вешая рубашку на спинку стула и выбирая веревку, и Кевин спокойно кивнул. Следующая обвязка была похожа на предыдущую, но руки Кевина за спиной уже не были согнуты, — он наоборот вытянул их, и Джереми снова обернул их алой веревкой, соединяя. Кожа Кевина была теплой и покрывалась мурашками от каждого прикосновения Джереми, отчего ему хотелось касаться лишь больше. — Все хорошо? — спросил он, склоняясь к его уху, и Кевин быстро кивнул. — Я бы хотел, чтобы ты использовал слова, Кев. — Все хорошо, Джереми, — тот усмехнулся. — Можно сделать натяжение немного сильнее? — вдруг поинтересовался он. Джереми удивлённо вскинул брови. — Эм, — он нахмурился. — Можно, я затягивал не на максимум. Но ты уверен? В смысле, нет, я не против, но тебе может казаться так сейчас, а через пару минут появится дискомфорт. — Тогда ты просто развяжешь. Нет? — Кевин обернулся. — Я просто очень хочу это… почувствовать. — Почувствовать что? — Джереми слегка склонил голову набок. — Я не знаю, как это объяснить, — Кевин смутился. — Но чем сильнее ты затягиваешь, тем оно… приятнее, — его скулы залились едва заметным румянцем. Джереми тихо рассмеялся, а после натянул веревки чуть сильнее, уточняя о состоянии Кевина после каждого движения. Когда он отошел к камере, на несколько секунд все же пришлось замереть в восхищении. Кевин, как и всегда, поражал своей красотой, даже не осознавая, какой эффект производит. Он стоял, опираясь плечом о стену, и эта небрежная поза придавала его образу лишь больше шарма, потому что он даже не задумывался, не пытался выглядеть лучше, просто ждал, пока Джереми приступит к работе, — и от этого был ещё более великолепным. У Джереми перехватило дыхание, а возбуждение искорками выплеснулось в кровь. Они были вместе уже достаточно долго, но когда Кевин с его восхитительным спортивным телом, его широкими плечами, его предплечьями, плотно охваченными веревками, стоял в студийном свете и смотрел на Джереми так, из-под полуприкрытых век, — Джереми испытывал лишь одно желание. И это было желание опуститься перед ним на колени и сделать ему лучший минет в его жизни — именно так, пока Кевин стоит со связанными руками и может лишь стонать от того, как обострено каждое из ощущений. Джереми сглотнул, стряхивая с сознания дымку. Для этого пока было рано, пока что — работа. Кадры снова сами выходили из-под его руки, даже не нужно было прилагать усилий, Кевин был слишком хорош, слишком погружен в это состояние, когда контроль над его телом будто находился в руках Джереми, даже если конец веревки был не у него, — и взгляд Кевина, этот восхитительный потемневший от возбуждения взгляд его глаз смотрел прямо в камеру. Хотя чаще Кевин смотрел на Джереми — так ему было комфортнее и так фотографии получались гораздо более чувственными. Когда Джереми подошел, чтобы развязать веревку, и опустил ладони на плечи Кевина, он едва заметно вздрогнул от его прикосновения, словно судорога возбуждения пробила тело. Джереми старался касаться еще мягче и еще осторожнее, и это возымело нужный эффект: уже на моменте, когда умелые пальцы Джереми легли на грудную клетку Кевина, он не сдержал стон. — Всё хорошо? — уточнил Джереми, хотя в данной ситуации вопрос и правда был глупым. — Очень хорошо, — с придыханием ответил Кевин. Веревки обхватывали грудную клетку, подчеркивая и без того заметные мышцы, и Кевин, наконец снова обретя свободу рук, притянул Джереми к себе за талию для поцелуя. Ещё один стон в губы — и возбуждение Джереми взлетело до небес. Боги, он и не ожидал, что это будет так горячо, — что Кевин, возбужденный и доведенный до грани, будет настолько прекрасным зрелищем. Джереми захотелось никогда и никому не показывать эти фотографии, которые он сейчас делал. Кевин смотрел на него — и лишь на него, Кевин видел только его, Кевин говорил только с ним в перерывах между щелчками фотокамеры. Это было даже гораздо интимнее обнаженной фотосессии, хотя Кевин всё ещё оставался в брюках. Джереми медленно умирал с каждой минутой, потому что в его собственных брюках было ужасно тесно, — хотя он был уверен, что Кевину — тоже. Он предложил сделать еще и обвязку ног — для парочки интересных кадров, но последние полчаса фотосессии и без них превратились во что-то сумбурное, жаркое и ни с чем не сравнимое. Кевин никогда не реагировал на прикосновения Джереми так. Тянулся к нему всем телом, словно к магниту, кожа покрывалась мурашками от незначительных касаний, Кевин скулил, когда Джереми зарывался ладонью в его волосы, — а в один момент Кевин и вовсе вдруг остановил его и попросил выждать пару минут. — Тебе нехорошо? — тут же забеспокоился Джереми. — Мы можем закончить, Кев… — Не знаю насчет закончить, но если ты сейчас продолжишь, я точно кончу, — пробормотал он, прижимаясь затылком к стене. Его пальцы слегка дрожали. Сверхстимуляция без единого прикосновения к члену — именно так выглядело состояние Кевина, и Джереми даже представить себе не мог, что доведет его этим настолько. Наконец последний сет фотографий был в процессе. Кевин сидел на полу, откинув голову назад, и Джереми вместо его ног снова фотографировал шею, ключицы, широкие плечи. Ему казалось, еще немного — и он будет готов отсосать ему прямо здесь, и пусть перед этим Кевин свяжет ему руки покрепче, чтобы Джереми совершенно потерял контроль. Он отправил Кевина одеваться, а сам — как и хотел — сделал несколько снимков во время этого. Кевин, занимающийся чем-то повседневным: у Джереми уже была целая коллекция таких фотографий, и на диске для них заканчивалось место, а ему было жаль расставаться с каждой. Но Кевин выглядел так великолепно, когда стоял с утра сонный на кухне Джереми и варил кофе, а его растрепанные волосы так и хотелось растрепать ещё сильнее; когда сидел за столом и смотрел матч на ноутбуке, сосредоточенно делая пометки; когда готовил что-то по рецепту и так забавно хмурился, глядя в экран телефона. Джереми любил Кевина любым, потому что Кевин никогда не пытался строить из себя кого-то, — но сейчас было уже глупо и бессмысленно доказывать себе, что Кевин Дэй без одежды и в веревках — самая сексуальная картинка, которую Джереми когда-либо наблюдал. Кевин подошел к нему первым, когда собрался: Джереми убирал в чехол камеру, штатив и линзы, когда Кевин подошел сзади, обнимая его за талию и щекой прижимаясь к спине. Когда Джереми ощутил прикосновение его губ к своей шее сзади, он начал собираться значительно быстрее, — и уже через минуту развернулся, обнимая Кевина за талию и притягивая к себе. Тот уткнулся носом в шею Джереми и тяжело дышал. От Кевина пахло его великолепным парфюмом — черный перец, морская соль, кожа, — и его собственным, едва различимым запахом, который был способен свести Джереми с ума в минуты, когда тот был возбужден. — Кев, — позвал он мягко, — понравилось, детка? — он спросил вполголоса, обхватывая лицо Кевина ладонями и глядя на него с непривычной нежностью. Этим вечером Кевин открылся для него как-то по-новому, они будто стали еще ближе, и это стало важным шагом в их отношениях. Вместо ответа Кевин потянулся, начиная покрывать лицо Джереми короткими мягкими поцелуями, а потом прижался пахом к его бедру, чтобы Джереми почувствовал его стояк. — Давай продолжим не здесь, м? — Тогда идём, — Кевин обнял его за талию и нетерпеливо потянул за собой, забирая у него из рук тяжелый чехол со штативом и всеми принадлежностями. Минуты до того, как они оказались в машине Джереми на подземном паркинге, показались Кевину вечностью, — но вот наконец Джереми включил зажигание, положил ладонь Кевину на бедро. Кевин никогда не реагировал на подобное прикосновение так, как отреагировал сейчас: поерзал на месте, тихо и судорожно вздохнул, прикрыл глаза, пытаясь унять дрожь удовольствия во всем теле от таких незначительных прикосновений пальцев сквозь ткань брюк, — а затем потянулся поцеловать Джереми. И всё как-то случилось само — они оба были распалены до предела, а на парковке практически не было других машин, и в позднее время их никто не должен был увидеть, — поэтому Джереми и сделал то, что сделал: пересел к Кевину на колени, отодвигая его кресло назад и опуская спинку, чтобы им было где устроиться. Брюки Кевина оказались немного спущены вниз вместе с боксерами, Джереми сделал то же самое со своими, садясь удобнее и обхватывая ногами его бёдра крепче. Кевин лишь скулил, откинув голову назад, — и от одного только прикосновения пальцев Джереми к его члену его дыхание участилось, грудная клетка стала вздыматься чаще, а сам он отчаянно простонал, опуская ладонь на бедро Джереми, пока тот невесомо касался напряженного члена подушечками пальцев, будто дразнил. — Пожалуйста, Джер, — протянул он, задыхаясь, и Джереми не мог отказать, когда Кевин просил так: поэтому он, распределив смазку по члену Кевина двумя быстрыми движениями, сел ещё ближе и соединил их члены, обхватывая пальцами оба и ускоряясь. Прикосновения были горячими и влажными, в тишине автомобиля слышалось только их горячее дыхание и эти — ещё более горячие — звуки, с которыми ладонь Джереми двигалась на их членах. Он замедлился, скользя большим пальцем по головке члена Кевина, и тот содрогнулся всем телом, едва не плача от того, как остро ощущалось каждое прикосновение. Это было слишком хорошо — облегчение после того, как долго они оба оттягивали, — но вместе с тем хотелось вечно находиться в этом состоянии эйфории, на опасной грани. У Джереми сердце начинало стучать в двадцать раз чаще, когда он так делал — когда задерживал оргазм прямо перед его наступлением и мог лишь скулить от того, как сильно хотелось помочь себе, и вместе с тем — остаться в этом подвешенном состоянии, когда, казалось, даже искры летели из глаз. Он решил сделать так и сейчас, — и попал ровно на тот момент, когда Кевин был уже очень, очень близко. Кевин вцепился пальцами в край сиденья, кожа на костяшках побелела, он прикусил нижнюю губу, зажмурился до звезд перед глазами, — и Джереми вдруг остановился, вырывая из груди Кевина громкий и отчаянный стон. — Нет, нет, Джереми, — лихорадочно выдохнул он, приподнялся, чтобы обнять Джереми за плечи и потянуть на себя, а второй рукой сам обхватил ладонь Джереми, державшую их члены. Ему хватило нескольких рваных движений чужой рукой, чтобы кончить с высоким и сладким стоном, пачкая рубашку. Джереми закончил следом — от того, как Кевин сжал его плечо во время оргазма, от того, как переплетал их пальцы, и от такой смеси ощущений со всех сторон. Он едва удержался от того, чтобы не рухнуть на Кевина, но всё же застыл прямо над ним, тяжело дыша и упираясь ладонью в сиденье. Кевин, с губ которого срывались такие же судорожные вдохи, словно он пробежал марафон, вдруг усмехнулся, — и обнял Джереми за шею, притягивая ближе. Губы коснулись вспотевшего виска, скулы, чувствительного места под ухом. Джереми наконец сел, чувствуя слабость и приятное расслабление во всём теле, и улыбнулся Кевину, потянувшись к бардачку за салфетками. Несколько минут спустя они, наконец отдышавшись, сидели каждый на своем месте и переглядывались со счастливыми улыбками. Джереми понадобилось ещё некоторое время, но наконец он выехал с парковки в ночной город, и Кевин открыл окно, впуская свежий воздух. Едва переступив порог квартиры, Кевин потащил Джереми за собой в душ, — и это были ещё тридцать минут бесконечного удовольствия, пока Джереми целовал его плечи, ключицы и шею под струями горячей воды, мягко сжимая пальцами талию и бёдра. Еще тридцать минут удовольствия — во время которых Кевин почти так же терял рассудок, как это было во время фотосессии, когда сильные руки Джереми затягивали на нём веревки, а он просто не позволял себе думать ни о чем, кроме собственного дыхания, и вверял себя в эти руки. Они оказались в спальне сразу после, и только в этот момент Кевин почувствовал, насколько сильно устал за день: огромное количество испытанных эмоций вымотало его, оставив без сил. И Джереми это заметил — так же, как замечал и всё остальное. — Если я сейчас пойду готовить нам ужин, ты не уснешь, пока я буду на кухне? — спросил он со смешком, склоняясь к самому его уху и целуя в шею следом. Кевин слабо улыбнулся, касаясь губами каждого участка его кожи, до которого мог дотянуться. — Я пойду с тобой, посижу там, — он зевнул, и Джереми встал с кровати первым, мягко сжимая ладонь Кевина, чтобы потянуть его за собой. Тот закутался в одеяло и поплелся за Джереми, который усадил его на стул на кухне и сразу поставил чайник, вставая рядом. Кевин обнял его за талию и прижался щекой к его груди, расслабленно прикрывая глаза, когда Джереми поцеловал его в макушку. Эта фотосессия была похожа на сеанс у психотерапевта — только лучше, потому что Кевину даже не пришлось ничего говорить, а лучше действительно стало. А Джереми был счастлив, что помимо красивых фотографий он получил ещё и такого расслабленного и довольного Кевина и новый опыт, который уже хотелось повторить. На кухне было тепло, шум закипающей воды в чайнике убаюкивал, а Кевин прижимался к Джереми, который за сегодня стал для него ближе, чем когда-либо, и чувствовал себя в безопасности в его надежных руках.