Welcome home

Дом в Новом Орлеане долгое время считался покинутым. Много лет там не было никого, кроме сквозняка и мышей, но в одну из ночей внутри зажёгся огонь. Двое молодых людей противостояли скрипящим доскам и ходили бесшумно, так, как ходят только птицы. Тот, кто шёл впереди встряхивал белокурыми волосами и аккуратно проводил стеклянными ногтями по стенам, будто будил воспоминания. -На до же, сколько лет прошло. Луи, ты можешь себе представить, что когда то в этих стенах играла музыка? -Лестат обернулся к своему спутнику, ни на миг не останавливаясь. Он вёл их куда то вглубь дома, надеясь на возможность вскрыть новые сейфы, что хранила его память. -В этих стенах много чего было. Заметив удовольствие на лице Луи, вампир скривился и отдернул руку от стены, будто изумрудные обои на них стали пузырится и лопаться. -Ничего такого, что бы я хотел вспомнить в холодное утро! Луи только устало выдохнул входя в комнату, куда привёл его Лестат. Это оказалась его старая спальня с лисами, беспорядочно кружащимися и скачащими по стенам. Лестат раздвинул плотные шторы и открыл окно, позволив полупрозрачной занавеске повиноваться тёплому ветерку. -Каждое воспоминание - это урок, -меланхолично заметил Луи садясь на софу, -И я надеюсь, что ты вынес свой. Твоя затея с концертом... -Брось! Сам концерт был не так уж и плох. Да и всё, что ему предшествовало. -Неужели? Значит и ненависть других вампиров, и сумасшедшие поклонники были тебе по душе? Плюхнушись рядом, Лестат перекинул руку через плечо друга и странно прищурил глаза. Игрывый блик выдал его с головой, но Луи сохранял бесстрастный вид священника, которого соблазняет дъявол. -Ничего не могу сказать о первом, но от второго я был в восторге. Знаешь, -выдохнул он в шею, -многие поклонницы считали меня очень сексуальным. Он провёл пальцами по голубым жилкам, отвлекая Луи поцелуем и выверенным движением разорвал резинку для волос. Тёмные локоны, будто морская вода стали струиться по плечам и путаться в пальцах. Когда Лестат оторвался от возлюбленного, заглядывая в потемневшие глаза, то позволил себе ухмылку. -Ты на вкус... -Как крыса? - тут же подсказал Луи. -Нет же! Господи нет! - рассмеявшись ответил он. -Я хотел прочесть тебе стих. Ах если бы ты меня не перебивал! Как же там было?.. "Ты на вкус как мята, может капельку горьковата, но я жутко к тебе привык". В глазах Луи мелькнуло что-то ему совсем несвойственное. Он запустил руку в светлый волосы и сжал, настойчиво оттягивая его голову и заставляя опуститься перед собой на колени. Лестат, такой поддатливый и разгоряченный. Будто свеча, огонь которой, заменяют глаза. Он послушно выполнил желание своего любовника, позволяя себе только зацепиться одеревеневшими пальцами за ремень и чуть его приспустить. Стоило Луи высвободить себя из обременяющей кожуры рубашки, как не осталось и дюйма на его животе, что не был поцелован Лестатом. Его губы скользили по прохладной коже, тянули за собой, желая, чтобы их прикосновения не прерывались. Треск ширинки и внезапное облегчение Заставили Луи открыть глаза, но только чтобы увидеть, как Лестат спускается ниже. Руки его любовника оказались на ягодицах. Подушечки пальцев щекотали, оттягивали и сжимали. Приближали. Язык быстро прошёлся по мужской плоти и с губ слетел первый стон. Всё  равно, что красная тряпка для быка. Движения стали резче, глубже, увереннее. И всё для того, чтобы Луи крепче сжимал белокурые пряди меж пальцев, чтобы трогал и смотрел на него, чтобы видел, как тот ему дорог. Но как же он смотрел!.. Лестат был готов провести на коленях остатки своей вечной жизни, только бы Луи одаривал его желанием из чёрных, блестящих зрачков. Свечи горели обременяюшим огнём, создавая уют и сумрачно освещая влюблённых. Подняв глаза, Лестат вдруг подумал, что обязан воскресить Соломона, дабы тот воспел всё очарование Луи в эту ночь. Чтобы описал, как его чёрные волосы спадали по спине, описал его вздохи и длинные ноги. Обязательно тонкие, скрипачьи пальцы и его самого, Лестата. Когда рука сжалась на золотых волосах, будто на струнах, Лестат наконец отстранился и усадил Луи обратно на софу, аккуратно вытерев платком рот, от крови. А ведь Лестата уже кое-кто описал. Вспомнив об этом, он тихо вздохнул, положив голову на острые колени возлюбленного. -Я буду только ластиться к тебе. Считай меня своей собачкой:бей, Пинай, забрось, забудь, но лишь позволь, Мне, недостойному, с тобой идти. Лестат мечтательно закрыл глаза, чувствуя, как его гладят по голове и не раскрывал до тех пор, пока руки не перешли на плечи. -Ах Луи! Какие были времена, когда каждая собака знала Шекспира! -Не помню, чтобы ты любил английскую поэзию. -Я и не люблю. Но мне всё же хочется вернуться в то время, когда все оскорбляли друг друга, вспоминая древнегреческих богов. Луи не ответил. Его руки замерли, как и он сам, и Лестат понял, что тот вновь придаётся воспоминаниям.