Rêves

Возбуждение. Когда Армин проснулся, это было первое, что он почувствовал. Тугой узел желания, что затянулся внизу живота, крепко и не отпуская, был похож на лихорадку. Дрожащие руки, тело, покрытые липким потом и судорожное, прерывистое дыхание, что терялось в стенах мужской казармы среди чужого храпа и сопения — все это напоминало ему какую-то горячку. Перекатившись на спину, Армин медленно выдохнул и прикрыл глаза рукой, надеясь успокоить юношеские гормоны. Это был уже не первый сон подобного содержания, и Арлерт прекрасно понимал, что, скорее всего, подобные сны — следствие его пубертатного периода, который наступает у всех мальчишек в его возрасте. Однако легче от этого не становилось. И если ранее сны были неоформленными, вязкими и без участия конкретных людей, то сегодня они приобрели немного иные оттенки. А самое страшное и стыдное для Армина было то, что из этого сна он прекрасно запомнил серо-синие глаза, мозолистые руки, крепко прижавшие его к стене и достаточно безэмоциональный голос, который эхом отдавался в его голове. Он даже не помнил, что конкретно ему говорили, но понимал, что это было что-то очень неприличное и от осознания этого становилось только хуже. Глубокий вздох, на грани стона, полный отчаяния и стыда, сорвался с губ, а сразу же после кто-то громко захрапел, заставив Армина нервно хихикнуть. А возбуждение все никак не уходило. Перебарывая стыд, мальчишка рукой расстегнул ширинку форменных штанов, в которых спал весь батальон на случай непредвиденных обстоятельств, оттянул резинку боксеров и сжал твердую плоть влажной рукой. Член, сжатый пальцами дернулся, окаменел, а юноша тяжело вздохнул, свободной рукой закрыв рот. Нужно было быть тихим. Как на зло в голову вновь полезли мысли о сне и о сильных руках, которые припирали к стенке так, что не выбраться, так, что не шелохнуться. Мысли о сухих губах, теплых и мягких, о влажном и шершавом языке на шее и о том, как Армину было в том сне хорошо. Разрядка не заставила себя долго ждать: электрический ток, прошедшийся по телу, заставил мальчишку содрогнуться, выгнуться на встречу фантомным рукам и тихо проскулить, укусив себя за кисть настолько сильно, что та начала ныть. С облегчением пришло осознание и еще больший стыд: он спустил на образ капрала. Это был крах его, как личности. А еще он запачкал форму. Остаток ночи Армин провел отстирывая пятно с рубашки и брюк и обдумывая то, как он будет смотреть в глаза старшему по званию. На ум так ничего и не пришло, а утро наступило слишком быстро, вынуждая его почувствовать себя еще более жалким. За завтраком он все еще продолжал чувствовать себя отвратительно невыспавшимся, но ситуацию облегчало то, что капрала за завтраком Армин не видел. Это придавало некоторое воодушевление. — Армин? — чья-то рука замельтешила перед глазами, заставляя юношу моргнуть и сфокусировать взгляд на болтающейся конечности. — Я возьмусь за дрова, а ты за уборку? Эрен говорил не слишком тихо, но и не тошнотворно громко, но в ушах Армина голос его раздался так, словно по огромному колоколу ударили огромным молотком. — Ааа… Д-да, наверное, — кивнул юноша, зачерпывая ложкой почти безвкусную кашу. — Да, так будет лучше. — Мгм, — кивнул Эрен, подозрительно покосившись на товарища, но вот Арлерту откровенно не до этого. Он думал о том, что уборка действительно неплохой способ отвлечься от странных и стыдливых мыслей. И она помогла. К концу дня Армин уже был настолько уставший, что ощущал себя буквально выжатым лимоном, а потому завалился на кровать, даже не слушая разговоры друзей, которые что-то оживленно обсуждали. Сон пришел почти мгновенно, хотя до отбоя еще как минимум полтора часа. Вот только, кого это волновало? Армину снилось что-то беспорядочное: они что-то обсуждали с командиром Ханджи, после этого он, зачем-то, направился в библиотеку. Он даже не помнил, что именно искал в книгах, просто хаотично разглядывал их, когда появился капрал. Его тонкие губы шевелились, о чем-то спрашивая мальчишку, вот только Арлерт не понимал, чего именно от него хотели. Теплая рука, наверняка шершавая от шрамов, легла на его плечо, чуть сжимая, ухо обдало жаром дыхания, и его повело. Он чуть запрокинул голову, выдохнув достаточно шумно, и с интересом уставился в чужие глаза, серо-синие, почти прозрачные, с неестественно расширенными зрачками. А затем, увидев в этих глазах то, что в жизни никогда не увидит и набравшись смелости, которая вообще неизвестно, откуда взялась, опустился на колени. Ремни чужого снаряжения расстегивались чрезвычайно легко, руки даже не дрожали, а капрал за волосы прижимал его к себе только ближе. И это было настолько горячо, настолько прекрасно, что Армин сглотнул, коротко простонав. Секунда. Ровно столько потребовалось юноше, чтобы осознать то, что он проснулся и у него снова стоит на капрала, с которым он творил во сне черт знает что. С губ мгновенно сорвалось неприличное слово. Неприличное, под стать самому Армину, подумал он, потому что вырвалось ругательство не только от того, что ему осточертели эти сны. Глубоко в душе мальчишка понимал, что не был бы против вернуться в этот сон и дойти до конца, при этом не испытывая ни ужаса от того, что хотел сделать все это с мужчиной, ни отвращения к самому капралу из снов. Разве что, было стыдно перед Риваем из настоящего: он не заслуживал к себе такого похабного отношения. Армину думалось, что капрал не сильно-то обрадуется, если узнает о том, что на него встает у шестнадцатилетнего подростка, и от того чувствовал вину перед старшим. Особенно остро это чувство стыда и вины проявилось через несколько дней, почти неделю, когда Ривай вернулся с Эрвином из столицы и согнал кадетов на вечернюю тренировку. В принципе, особенного ничего на этой тренировке и не происходило: обычные упражнения в привычном, для капрала, жестком стиле, после которых болели и ныли мышцы, вот только Армин был более нерасторопным, нежели обычно. Ноги сами по себе заплетались, ремни от УПМ путались, руки мелко подрагивали, а взгляд то и дело возвращался к суровому, безэмоцинальному лицу с тонкими, наверняка как и во сне, теплыми и сухими губами. Армину было сложно заставить себя думать о чем-то кроме этого, а еще было сложно не возвращаться к сценам из сна и не краснеть. А потому в конце тренировки он получил внеочередной наряд по кухне, презрительный взгляд серых глаз и раскрасневшееся лицо. Тем временем сны доходили до абсурда. Это было уже почти невозможно. Они не снились ему часто — раз в неделю или полторы, не больше, но каждый раз отпечатывались в сознании настолько крепко, что никакими изнурительными тренировками, захватывающими рассказами из книг их было не выветрить. А еще больше мешало то, что в жизни Армин видел капрала чаще, чем во снах, и в реальности казалось, что он еще горячее, нежели в воображении. Хриплый голос сводил с ума, короткие взгляды в его сторону пускали по телу мальчишки электрические разряды, а напряжение только и делало, что копилось в организме, не находя и шанса на выход. Арлерт присекал любые попытки самоудовлетворения, считая их низкими и постыдными, однако та, самая первая ночь после подобного сновидения все еще была свежа в воспоминаниях. И не то, чтобы он часто думал об этом, совсем нет, лишь в те моменты, когда закрывал глаза или видел серые, безразличные ко всему очи, но и этого хватало с лихвой. А через пару недель он начал помогать командору Эрвину и командиру Ханджи в бумажной работе. При таком раскладе думать о чем-то постыдном в отношении капрала было уже почти некогда. Почти, потому что, несмотря на все попытки Армина свести их встречи к минимуму, Ривай все равно появлялся в поле зрения часто. Часто разговаривал в кабинете с Ханджи, пока Армин был занят работой. Часто пил чай с Эрвином, тоже что-то обсуждая, пока Арлерт разбирал бумажки и пытался писать отчеты для столицы. Часто гонял их на тренировках. А еще часто ходил по коридорам, где ходил юноша. Не встречаться с капралом было просто невозможно, хотя бы потому, что сам Армин состоял в элитном отряде Ривая. А еще оказалось, чем сильнее Армин устает, тем больше была вероятность появления этих странных и стыдных снов, заставляя юношу почти выть от своих непонятных, грязных чувств. И это… удручало. Единственным утешением для Армина было то, что капрал, вроде бы, ничего необычного не замечал. А Ривай ничего и не замечал, за исключением странных взглядов, что бросал на него белобрысый мальчишка, краснеющих щек и сведенных ног. И такое внимание от кадета не то, чтобы льстило, но и не обременяло. Оно было…никаким? Было и было. Аккерман убедил себя в этом еще с самого начала, вот только поглядывать на кадета оценивающе не перестал. А потом случилось так, что они остались наедине. Армин сам даже и не понял, как так получилось, но в кабинет к Эрвину в один момент ворвался солдат, что-то передал командору и тот в спешке удалился, оставив Ривая и своего протеже в кабинете. Арлерт выдохнул, сосредоточившись на бумагах: «он скоро уйдет, ему наскучит и он уйдет». Вот только капрал не уходил. Юноша буквально чувствовал его присутствие в комнате: оно давило, обволакивало теплой пеленой, заставляло дрожать от напряжения и шумно сглатывать вязкую слюну. Армину было неудобно. В голове внезапно всплыли воспоминания о том, как во сне его прижимал к стене и бесстыдно касался этот самый человек, который в этот самый миг стоял в нескольких шагах и спокойно занимался своими делами. Скрестив ноги и убрав прядь волос за ухо, юноша выдохнул, мысленно повторяя себе, что сейчас самое важное — это дописать отчет. Вот только мысли были не об отчете, а о том, как проснувшись в ту ночь, Арлерт позволил себе расстегнуть ширинку форменных штанов и потрогать себя, вспоминая тот самый, гребанный, чтобы он провалился, сон. — Хорош ерзать, — глухой голос, раздавшийся спустя десяток минут и разрезавший тишину, заставил Армина вздрогнуть. Он ерзал? — Д-да, конечно, — выдал он не своим голосом, смотря на капрала, — Простите. Взгляд аквамариновых глаз остановился на хмуром лице, и Армин вдруг понял, что его рассматривают. Даже не так, Ривай смотрел прямо в душу, выедал ее, выворачивал наизнанку, словно зная все его грязные мысли на свой счет. Щеки налились предательским румянцем почти мгновенно, хотелось сбежать, вот только под пристальным взглядом капрала деваться ему было некуда — он держал его похлеще тисков, похлеще голодных титанов. За те пару мгновений, что он смотрел на старшего, ему показалось, будто все его влажные сны ожили, вот только, то была реальность, а потому Армин уткнулся покрасневшим лицом в отчет, слыша, как сердце глухо стучит в груди. Было… немного обидно. Непонятно почему, но было. Следующие минуты прошли в гробовом молчании, Армин, закусив нижнюю губу, пытался писать отчет и стремительно гнал постыдные мысли от себя подальше. Ривай что-то читал, молча и лишь изредка кидал на белобрысого мальчишку долгие взгляды, задерживаясь на покусанных губах и красных щеках. Хорошо, возможно, ему льстило такое внимание именно этого кадета, но делать с этим он ничего не будет. С грохотом закрыв книгу, мужчина быстро сократил расстояние до стола, а затем, оставив книгу и Арлерта, вышел из кабинета — если Эрвин захочет поговорить, то сам найдет его. В ту ночь Армин спал беспокойно, терся разгоряченным телом о простыни и обещал себе избегать капрала, как можно дольше. Вот только избегать Ривая никак не получалось. Тот, словно специально, появлялся везде, смотрел не часто и, кажется, удовлетворенно хмыкал себе под нос. Армин чувствовал это напряжение и думал, что у него действительно едет крыша, потому что казалось, будто Ривай все видел и понимал. Видел и понимал его, Армина, долгие взгляды и покрасневшие щеки, понимал, почему юноша пытался его избегать и догадывался, откуда у Арлерта появились эта нервозность и синяки под глазами. Складывалось ощущение, будто капрал видел его насквозь, и это сводило с ума. Армин делал вид, что ничего не случилось и, вообще, он не при делах: все так же помогал Эрвину и Ханджи с документацией, так же ходил на тренировки, общался с друзьями, строил планы на будущее и, в принципе, пытался держаться молодцом. *** Вечер сегодня был длинным. За окнами солнце медленно клонилось к горизонту, с улицы раздавались полные веселья голоса ребят. А Армин был занят: командор Эрвин попросил отнести Риваю документы о последней миссии разведкорпуса. И юноша даже почти не жалел о том, что не мог насладиться этим прекрасным закатом с Эреном и Микасой. Почти, потому что большую часть его мыслей занимало странное волнение, стянувшееся в животе неприятным узлом, и он, направляясь к кабинету капрала, мог лишь кусать губы. Дорога до кабинета старшего офицера была недолгой. Деревянная дверь, массивная и совсем не выглядевшая ветхой, показалась ужасающе незнакомой, хотя Армин был здесь не впервые, и прежде, чем в нее постучать юноша сделал глубокий вдох, а потом такой же глубокий выдох. — Входи, — приглушенный голос был все таким же безэмоциональным и до боли привычным. И Армин вошел: неловко открыл дверь, ввалился в кабинет и так же неловко отдал честь. — Вольно. Его смирили хмурым взглядом серых глаз. Капрал был в гражданском. Серая рубашка, закатанная на три четверти открывала взору предплечья с бледной кожей и проступающими венами на них. Это зрелище заставило Армина затаить дыхание. Ривай, облокотившись о стол, продолжил просматривать какие-то бумаги, перед этим сделав странный жест рукой. — Кадет Арлерт прибыл, чтобы передать документы от командора Эрвина, -юноша решивший, что сказать что-то будет правильнее, чем пялиться на чужие руки, почти выкрикнул эту фразу, чувствуя, что волнение только усиливается. — Я же сказал, вольно, — недовольно процедил Ривай. — Давай сюда. Армин в спешке подошел к столу, передавая документы и снова делая глубокий вдох. В кабинете пахло деревом, чаем и, кажется, лимоном. А еще пахло капралом, ну, вернее, его одеколоном. И Арлерт считал, что нет ничего постыдного в том, что его повело от этого запаха. — Это все? — Ривай наблюдал за тем, как мальчишка растерянно кивнул, медленно рассматривая его руки, в которых мужчина держал документы. И капрал был почти уверен в том, что в той белобрысой голове сейчас роилась целая куча неприличных мыслей. Вот только, как-то мешать потоку юношеской фантазии или в принципе что-то делать с нездоровым увлечением Арлерта, Аккерман не собирался. Переболеет. — Да, сэр, — тихо проблеяло это блондинистое нечто, заставив капрала еле слышно хмыкнуть. Возможно, что-то сделать с этим все-таки стоило. — Вали, — наконец-то отстраненно выдал мужчина, последний раз окинув мальчишку с ног до головы внимательным взглядом. Это было даже уже не весело. Воздух меж ними будто искрил, и Ривай отчетливо понимал в тот момент две вещи: первая — его хотят, вторая — ему не все равно. *** Всю следующую неделю Армин медленно, но верно сходил с ума. Сны больше не беспокоили его, вот только теперь, вместо подсознания, взбунтовалась фантазия. И теперь это были не просто стыд и неловкость от снов, которые Армин не мог контролировать, теперь это было вполне себе реальное желание, которое искренне хотелось воплотить в жизнь. Он понимал, что если попытается полезть к капралу, его, возможно, ударят или, что еще хуже, проведут беседу, как с нашкодившим ребенком, но, черт, как же хотелось. Единственное, что он не понимал, так это то, почему капрал все еще не сделал ничего из выше перечисленного, потому что Аккерман, наверняка, все знал. Он же не идиот в конце концов: видел, как Армин на него смотрел, как кусал губы и краснел, будто помидор. В духе Леви было бы приструнить Арлерта словами, грубыми и жестокими, но никак не молча наблюдать за происходящим. И это, черт его дери, сводило с ума. Складывалось ощущение, будто его испытывали, будто… От него чего-то ждали. — Армин? — Да? — Эрвин Смит смотрел внимательно, словно желая выжечь в нем дыру, вот только юноша уже научился не тушеваться под подобным взглядом командующего. — Что думаешь? — взгляд командора опустился на карту перед ними, вынуждая Армина подойти ближе к столу. Ближе к остальным. Бегло осмотрев карту с обозначением расположения войск и повозок в последующей вылазке за стены, он выдохнул. В голове будто бы с шумом закрутились шестеренки, а спустя пару минут молчания, Арлерт поднял взгляд на командора и кивнул. — Это наилучший исход событий — основные силы и арьергард смогут обеспечить безопасность повозкам, — задумчиво выдал Армин, вернув взгляд на карту. — Однако, в таком случае, авангард может подвергнуться угрозе. Я думаю следует увеличить количество не только в середине, но еще и в левом и правом флангах. Тогда вероятность падения авангарда будет ниже, а вероятность сохранения груза — выше. — Хмм, — задумчиво проговорил командующий, а затем коротко кивнул. — Ты что думаешь, Ривай? Капрал стоял совсем недалеко от Армина, настолько, что при желании юноша мог бы дотянуться до него рукой, и что-то высматривал на карте. Лицо его казалось в освещении факелов каким-то сюрреалистичным, гротескным, но оставалось все таким же устрашающе безэмоциональным, настолько, что Армин поежился. Мужчина даже так, ничего не делая и ничего не говоря, внушал страх и благоговение. — Я в авангарде? — наконец выдал он, заставив мальчишку шумно сглотнуть. — Да. Ханджи, ты пойдешь в арьергарде с повозками. — Без проблем, — весело отозвалась женщина, будто бы все это было какой-то шуткой, а не войной. Армин больше не участвовал в собрании, лишь молча наблюдал за капралом. Переживать за такого человека было по-идиотски, но Армин переживал. То ли от того, что здесь каждая жизнь была на счету, то ли от того, что капрал ему действительно нравился. — Армин, отнеси план в кабинет Ривая, — отдал приказ Эрвин. — Послезавтра выдвигаемся, прошу вас всех подготовиться. Армин молча, чуть подрагивающими руками собрал со стола разбросанные бумаги, сортируя их по значимости, а потом все так же молча последовал на выход. Ривай за ним не шел: они все еще что-то обсуждали с Ханджи и Эрвином в кабинете командора. И факт того, что позади не было слышно гулких шагов вызывал то ли горькое разочарование, то ли непонятное облегчение. Массивная дверь чужой комнаты больше не казалась чем-то страшным, а потому Армин легонько отворил ее, бесстыдно вторгаясь в чужое пространство. В кабинете капрала все так же пахло деревом и чаем с лимоном. Сделав глубокий вдох, смакуя приятный запах, юноша прошел к столу и аккуратно положил туда документы, рядом с той самой книгой, которую обычно читал капрал. Ветхая, в темной обложке, книга словно светилась в неровном освещении горящих факелов, маня своей неизвестностью. Армин любил читать. Пальцы сами потянулись, чтобы коснуться кожаного переплета, когда дверь в кабинет с тихим скрипом открылась. — Какого черта? — голос, вернувший Армина в реальность, был усталым. — П-простите, капрал, — Армин дернулся, словно ошпаренный, и резко развернулся, больно ударившись рукой о край стола. — Если интересно — попроси, — отчеканил мужчина, проходя вглубь кабинета и параллельно снимая форменную куртку с широких плеч. — А можно? — с интересом уточнил кадет, кидая беглый взгляд на книжку. Ривай на вопрос только коротко кивнул, смерив наглого мальчишку внимательным взглядом. Было в нем что-то такое, что Аккермана сейчас очень, очень сильно, раздражало. — Валяй, — глухо отчеканил мужчина. Армин в тот же момент взял книгу в руки, полюбовно поглаживая корешок указательным пальцем левой руки. В нос мгновенно ударил запах потертой и испытанной временем бумаги, что вызвало неописуемую радость. Ривай не понимал этого непонятного слепящего блеска в аквамариновых глазах мальчишки, но смотреть на это было как-то завораживающе, что-ли? В их времена таких глаз — горящих чем-то с неподдельной искренностью, было катастрофически мало. И это не был взгляд помешанного, как у Эрена, это было нечто совершенно другое, светлое и прекрасное настолько, что хотелось впитать все эти чувства разом. Наверное, капрала вело. Мужчина стремительными шагами подошел к мальцу, остановившись на расстоянии вытянутой руки и вперился в чужое лицо непроницаемым взглядом. Было интересно, что будет в этих глазах, когда они встретятся с его — серыми и холодными, словно лед. Реакция долго ждать себя не заставила: спокойное море, встретившись с вечными льдами, превратилось в бушующий океан; темные зрачки мгновенно стали шире, то ли от страха, то ли от еще чего-то, а брови скривились в непонятной Риваю гримасе. — Капрал? — тихо, на грани слышимости, произнес Арлерт, но мужчина услышал, вот только, отвечать он не спешил. Он с упоением наблюдал, как кадет постепенно краснел, заливаясь румянцем от кончиков ушей до основания шеи. Армин точно сходил с ума. Теперь, вместо ветхого запаха старой бумаги, он ощущал запах хвои и чайных листьев, вся восторженность от книги в руках испарилась, оставляя вместо себя какое-то странное, томительное чувство. — Эй, Арлерт, чего покраснел? — наконец выдал мужчина. Эта фраза, простая и одновременно до безобразия сложная, заставила юношу вскинуть острый подбородок. Ривай с упоением наблюдал, как в синих водах бушующего океана зародилось раздражение. Армин был почти уверен в том, что над ним издевались, потому что, какого черта капрала вообще интересовало, почему он покраснел? Ривай был почти уверен в том, что задохлик злился. — Вы смущаете, — буркнул юноша. Голубые глаза, глядевшие до этого на мужчину с раздражением, почти мгновенно расширились от понимания, что только что их обладатель сказал старшему по званию. Армин зажмурился, ожидая того, что его обругают и выставят из кабинета, или, возможно, даже дадут пинка под зад. Оставалось лишь задушено пискнуть: — Простите. — И чем? — Ривай хмыкнул. Настроение было удовлетворительным. — М? — юноша, ожидавший, что его выкинут за шкирку из кабинета, в неверии приоткрыл зажмуренные щелки. Как оказалось, «выкидывать» его никто не собирался. Ривай смотрел прямо, что-то выискивал в его взгляде, а Армин зачарованно выдохнул. Было в таком капрале что-то завораживающее. — Чем я тебя смущаю? — в голове юноши на этот вопрос было миллион ответов, но сказать хотя бы один из них в слух было выше его сил. — Ничем, простите, — коротко и на выдохе произнес мальчишка, заставив мужчину снова хмыкнуть. — Позвольте удалиться? В реальности смотреть в эти серые глаза на таком небольшом расстоянии оказалось намного неудобнее, чем во снах, а еще намного волнительнее. Армин буквально чувствовал, как его оценивают. Арлерт не был идиотом и шибко умным тоже, на свой взгляд, не был, однако понимал, что смотрели на него не просто сухим взглядом и что задавали странные вопросы тоже не просто так. Неприятно было осознавать, что его прочли, как открытую книгу, а еще неприятнее было то, что над ним в открытую потешались. Ривай же молчал, что-то прикидывая в своей голове, и взгляда от аквамариновых глаз тоже отрывать не собирался. — К-капрал? — тихо, почти на грани шепота, выдал мальчишка, но ответа снова не последовало. Армина вело от этого ужасного молчания; вело от запаха хвои и чая, что забивался в нос, мешая дышать размеренно и от пьянящей близости тоже вело. Создавалось ощущение, что волосы на загривке встали дыбом, наэлектризовались до невозможности, как и воздух между ними, а это было невыносимо. И тогда светлую голову посетила устрашающая мысль, заставившаяся его крепко зажмуриться и выдать что-то несуразное, достаточно громкое, чтобы Леви наверняка услышал: — Я вам нравлюсь? — Армин в этот момент был почти уверен в том, что на этот раз его точно ударят, но последовал лишь короткий смешок. — Еще чего, — голос спокойный и глубокий, но полный издевки, прозвучал близко. — Т-тогда чего вы добиваетесь? — неуверенно и заикаясь, уточнил Армин. — Ммм? — вопрос действительно был интересный, вот только мужчина на него ответа не знал и знать не хотел. — С чего ты взял, что я хочу чего-то добиться? — Тогда почему ничего не говорите? — Арлерт был уверен в том, что Леви его понял, хотя бы потому что серые очи недобро блеснули, а зрачки подозрительно сузились. Ривай Аккерман все прекрасно знал и точно издевался над ним. — О чем? — коротко и непринужденно бросил мужчина, все еще находясь слишком близко для того человека, которому все равно, и мальчишка это прекрасно понимал. — Сами знаете, — буркнул он, нещадно краснея сильнее, заставляя мужчину криво усмехнуться, выгнув бровь в неестественном для себя жесте. — Не знаю, — хмыкнул капрал, и это, наверное, было отправной точкой. Армин, вновь зажмурился до белых пятен перед глазами, сжал вспотевшие ладони в кулаки до хруста костяшек и быстрым движением подался вперед, мазнув влажными губами где-то между уголком рта и щетинистой скулой. Губы поцарапало от неровности поверхности кожи и зажгло от чужого тепла, а воздух все еще оставался таким же наэлектризованным. Или это был сам Армин? Не важно, главное, что все тело напряглось, в сердце забилось в два, — или двадцать? — раз быстрее. Уж за это его точно должны ударить, как минимум — как максимум, пнуть и влепить пару нарядов, чтобы было неповадно, но в ответ послышался лишь какой-то полуобреченный вздох капрала. — Вали, — коротко проговорил Ривай, отстраняясь, и Армин мгновенно почувствовал, как уходит фантомное тепло. Губы все еще горели от непривычного прикосновения и голова шла кругом, Арлерт медленно терял связь с реальностью. — Долго будешь стоять? — без злобы спросил офицер, но голос его к реальности мальчишку не вернул, кажется, только глубже в размышления и закинул. Его не ударили. Его не то, чтобы не ударили, ему даже не угрожали за эту безумную выходку и не отчитывали, как нашкодившего котенка. Это придавало смелости больше, чем алкоголь. — Эй, Армин, — и Армин вскинул голову, смотря прямо, все так же краснея, но без страха. — Оглох? — Никак нет, — четко поговорил он. — Все-таки нравлюсь. Не вопрос — констатация факта. И Риваю даже нечего возразить на это; мужчина, собирающийся уходить, остановился, обернулся и просто хмыкнул, наблюдая, как кадет, словно испуганный зверек, пытался подойти ближе. Чего боялся только — непонятно, ведь понял же уже, что его не изобьют и не съедят. — Поговорим, когда научишься нормально целовать, — голос все такой же грубый, безэмоциональный вызывал по телу толпы отвратительных мурашек, будоражил и выбивал из легких весь воздух. Хотелось больше, и это «больше» Армин собирался просто попросить, как и советовал капрал. — Научите, — тоненькая кисть, не скрытая под кожаной форменной курткой, ухватилась за белую рубашку на уровне локтя, не сильно потянув вниз и в сторону. Такое простое действие заставило капрала сделать глубокий вдох: малец творил, что хотел, а заинтересованность старшего мешала Леви повести себя так, как он должен был повести себя в этой ситуации. Это возбуждало и будоражило воображение. Может быть из-за того, что за стенами они мрут, как букашки и хотелось на миг почувствовать что-то теплое и человеческое, испытать то, что испытывали обычные гражданские. А может быть просто дело было в блондинистом недоразумении, которое смотрело на него с вожделением и мягко тянуло за рукав в свою сторону, прося научить целоваться. Это был бред. — Пожалеешь, — стоя вполоборота, проговорил Ривай, и видел, что нет. Малец не пожалеет. Как и ожидалось соломенная голова мотнулась из стороны в сторону, подтверждая догадки офицера, и тот сделал шаг вперед, чувствуя себя так, будто он хищник, что загонял жертву. Армин отступил на шаг, но пальцы от рубашки не отцепил, вцепился, как клещ и хлопал своими невозможными глазами, не отводя их ни на секунду. Ривая вело. Расстояние удалось сократить только тогда, когда мальчишка уперся бедрами в край стола и запрокинул голову, тихо вздохнув. Армин чувствовал, как тело прошибло током, как сладкая, странная истома разлилась по всему организму и подумал, что сейчас губы капрала коснутся его собственных и станет легче. Должно было стать легче. Вот только, Ривай медлил, коснулся кончиком носа его щеки, останавливаясь прямо напротив чужих губ, искусанных чуть ли не в кровь. Дразнил, наблюдал за каждым вздохом, за каждой эмоцией, проскользнувшей на юношеском лице и не спешил. Спешить было некуда: мальчишка оказался зажат меж столом и его телом, даже при желании не сбежал бы. Арлерт тяжело дышал и жмурился так сильно, что было даже смешно. Прикосновение к губам было сухим и теплым, прошибающим насквозь, именно оно заставило Армина крупно задрожать, цепляясь за белую рубашку капрала только сильнее. Ривай, не остановившись на простом касании, раздвинул языком шершавые губы, проник глубже, провел им по ровному ряду зубов, прежде чем соприкоснуться с чужим — влажным и горячим. Пацана в руках подкинуло, будто вывернуло наизнанку, и в губы капрала сорвался первый, полный желания стон. Да, Ривай точно тронулся умом, сжал пальцами деревянную поверхность стола по бокам от тощих бедер и чуть отстранился пытаясь привести мысли в порядок. Не получилось. Раскрасневшийся Арлерт, смотрящий на него из-под полуопущенных ресниц и облизывающий губы, которые мужчина только что целовал, был чем-то неземным. Поддаться искушению оказалось гораздо проще, чем дышать, и Ривай утонул. Сжав чужое бедро мертвой хваткой, он снова коснулся губ. Мальчишка оказался голодным до ласк: податливо открывал рот, позволяя Аккерману делать все, что только он пожелает; коротко стонал в чужие уста, жался бедрами к чужому телу, ластился и лизался, словно сумасшедший. Держать такого в руках было опасно, тот словно пожар метался из стороны в сторону, норовя спалить весь кабинет к чертовой матери, касался неумело, но с таким энтузиазмом, что Ривай рычал. Давно не было такого, чтобы кто-то настолько сильно жаждал его прикосновений, а тут он — блондинистый, умный и такой разгоряченный. Реши Леви трахнуть его прямо тут, мальчишка бы согласился и с радостью бы раздвинул ноги, лишь бы только с ним. Это подкупало. Целовались они жадно и, по меркам Армина, долго. Губы саднило, слюна капала с подбородка и сердце билось уже где-то в глотке, мешая вдыхать и без того разгоряченный воздух. Легкие словно сдавило и Армину было до одури, до потери памяти хорошо: его трогали и целовали, прижимали к себе крепко и отпускать пока не собирались. Перед глазами плясали белые пятна, и он определенно точно не помнил, почему и когда его руки оказались под чужой рубашкой, но думать было определенно было некогда. «Хорошо» — единственная оформленная мысль в юношеской голове, словно мантра, отпечаталась глубоко в сознании. Соломенные волосы, собранные во что-то, что некогда было хвостом, выбились из резинки, разметались по плечам, и его за них мгновенно оттянули, заставили выгнуться навстречу прикосновениям еще ближе. И это был не сон. Они не сразу разобрали среди своих вздохов короткий стук в дверь, поняли лишь когда из-за нее послышался чей-то взволнованный голос. Ривай отстранился все с таким же хмурым лицом и лишь глаза, поддернутые темной дымкой выдавали его возбуждение. Приводили в порядок себя быстро и хаотично, Армин изредка поглядывал на капрала в полной растерянности и с неким разочарованием в васильковых глазах, едва ли не слезившихся от недополученного удовольствия. — Вали давай, — коротко отчеканил капрал, и Армин слышал в этом коротком предложении странные, известные только самому Риваю, нотки. Мальчишка кивнул, выбежал из кабинета пулей, задев при этом плечом пришедшего Эрена и крикнул ему что-то вроде «прости». Губы предательски горели, напоминая о том, что только что произошло за той массивной деревянной дверью. Ночью Армин, закусив кожу на руке до крови и выгнувшись дугой, вновь запачкал простыни и форму. Но так стыдно, как в первый раз, уже не было. Было хорошо.