Рихард Круспе (51). Гитарист Раммштайн и фронтмен Эмигрейт. Он вырос в Бранденбурге и переехал в Восточный Берлин незадолго до воссоединения. Он продолжает жить там же даже после жизни в Западном Берлине и Нью-Йорке. У Круспе трое детей. Мама старшей девочки — бывшая жена Тилля Линдеманна.
Рихард Круспе: «Берлин — город для саморазрушения».
Штеффен Рют (ШР): Герр Круспе, неужели Раммштайн Вам надоели? Почему Вы взялись и за вторую группу, Эмигрейт? Рихард Круспе (RZK): Основная идея Эмигрейт состоит в том, чтобы дать мне пространство заниматься тем, что я хочу, и что Вселенная Раммштайн не позволяет мне делать. ШР: И что же? RZK: В первую очередь, раскрыть мой музыкальный потенциал и обменяться опытами с как можно большим количеством музыкантов. Мне очень нравится пробовать себя в различных стилях и узнавать новое. Я не ставлю для себя никаких границ, и не хочу, чтобы меня прятали в коробку. ШР: Получается Раммштайн — это постоянное давление? В таком случае, Эмигрейт — это релаксация? RZK: В первую очередь, Эмигрейт — это веселье. Это антидот и противовес, поддерживающий мою жизнь в балансе. Эмигрейт — это то, где лежит мое сердце. Бизнес не имеет к этому никакого отношения. ШР: В 2019 году Раммштайн отметили 25 лет на сцене. Как отмечали? RZK: Раммштайн — каждодневный повод для празднования. А что касается юбилея… Мне все равно. Я даже свои дни рождения не отмечаю. ШР: Раз уж Вы затронули эту тему, сколько Вам лет? RZK: Да… Сейчас мне 51. Раньше я думал: «О, после пятидесяти жизни нет. Никакого рок-н-ролла для стариков». Но сейчас… К сожалению, рок мертв. Теперь протест выражается не через гитарную музыку, а через разговоры. В таком случае, хорошо, что несколько пенсионеров все еще держат планку. ШР: Раньше Вы занимались борьбой и выглядели довольно крепким. Чувствуете ли Вы на себе возраст? RZK: А кто его не чувствует? Я все еще занимаюсь спортом пять раз в неделю минимум по часу. Отдыхаю только на выходных. У меня полноценная программа: бег, плавание, велосипед, гимнастика… В туре так же занимаюсь йогой. Проблема и в том, что утром мне нужно несколько часов, чтобы проснуться. В этом плане спорт помогает мне функционировать. ШР: То есть Вы стараетесь поддерживать здоровый образ жизни? RZK: Я — наркоман. Но у меня получилось исключить алкоголь из моей жизни. По большей части, потому что мне не нравится пить. Когда я пьянею, я становлюсь очень тактильным и начинаю всех обнимать. А когда трезвею, мне становится невыносимо неловко. Что касается питания, то иногда я пытаюсь отказываться от каких-то вещей, например, от сахара. Но у меня плоховато получается, потому что я многое себе позволяю и люблю пробовать всякое разное. ШР: Тилль Линдеманн спел с Вами на альбоме «A Million Degrees» и песня называется «Вперед». Довольно необычно услышать Ваш дуэт за пределами Раммштайн. RZK: На самом деле, песня довольно старая. Мы с Тиллем написали ее еще для первого альбома Эмигрейт, но отложили в долгий ящик на десять лет. Песня рассказывает о нашей дружбе, о наших чувствах, которые крутились вокруг нас в то время, и даже до… «Вперед» — это одна глава нашей совместной с ним истории. ШР: Помимо семилетней Максим, у Вас так же есть двое взрослых детей. Какой Вы отец? RZK: Когда становишься отцом после сорока, это совсем не то же, как стать отцом в 23 — все же я тогда был слишком молодым. В таком возрасте люди почти всегда совершают ошибки. Сейчас же я более спокоен и могу насладиться временем, которое провожу со своей дочкой. ШР: Вы все еще находитесь в отношениях с матерью Максим — Марго Боссье? С ней Вы тоже спели песню на последнем альбоме. RZK: Нет, мы больше не в отношениях. Я совсем не подхожу для семейной жизни. У меня трое детей от трех разных женщин. Думаю, я слишком полигамен для долгих отношений. Впрочем, семья у меня все же есть. Моя старшая дочь живет в одном доме со мной. ШР: Много лет назад, вернувшись из Нью-Йорка, Вы купили этот многоквартирный дом на Прецлауэр-Берг, а затем построили для себя не только Пентхаус мечты на крыше, но и огромную студию. Стало быть, Вы, наконец, осели в Берлине? RZK: С Берлином у меня всегда были и остаются довольно сложные отношения. Берлин всегда кажется мне городом холода и высокомерия. Было довольно тяжело вернуться сюда. В последнее время мое отношение к городу немного потеплело, и, если честно, я не могу представить себя, живущим в любом другом городе Германии. Но это точно не было любовью с первого взгляда. ШР: Что же Вам не нравится в Берлине? RZK: Берлин высушивает тебя и оставляет ни с чем. Наркотики — до сих пор большая проблема. Берлин призывает к саморазрушению и проверяет на стойкость. С этим нужно просто смириться. ШР: Неужели Нью-Йорк отличается? RZK: С Нью-Йорком мне всегда было легче. У него понятная, пусть и такая же брутальная энергия, которая меня всегда завораживала. Нью-Йорк это город «in your face». Я вернулся в Берлин, когда родилась моя вторая дочь, и просто подумал: «Если бы где-то в этом городе и можно жить с ребенком, то точно на Пренцлауэр-Берг». Ни в одном другом районе города я не видел столько детских площадок.