«…И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней».
На улице, как и в душе — вьюга. От зимнего холода на улице по всем панорамным окнам помещения паутиной разрастались прекрасные морозные узоры. Они завораживали, гипнотизировали, если по неосторожности заострить на них взгляд, и углубляли в раздумья, но, к сожалению, никак не поднимали настроение. Приглушённое тиканье настенных часов проносилось по всему пространству кабинета. Воздух в нём, как натянутая тетива — так сильно мерцало напряжение. Его можно было бы резать ножом. Оно было пропитано томительным неприятным ожиданием неизбежного. В кабинете было достаточно темно, и лишь одна настольная лампа освещала рабочее место, показывая, что тут кто-то всё ещё есть, несмотря на уже такой поздний час. Вдох. Выдох. Вдох. Гробовую тишину, которая стояла в здании уже более двенадцати часов, прервал оглушающий звук выстрела — Вихо даже не шелохнулась, продолжая сосредоточенно и немного устало смотреть на документы, лежащие перед собой на столе. Она чувствовала, как ныли затёкшие мышцы из-за долго сидения в одной позе, но не спешила её менять, всё так же подпирая голову рукой, касаясь при этом тонкой оправы круглых тишейдов. Вихо подозревала, что если выступит против действующего монарха Дании — Георга ІІ, то вряд ли выйдет сухой из воды, но ей показалось, хоть виду и не подала, что это уже перебор. Он действительно послал за ней наёмников, которые пробрались в тщательно защищаемый Белый дом Америки, где у неё даже имелось собственное крыло на самой вершине здания в несколько сотен метров, к которому без специальных знаний не пробраться? Ей слабо верилось, что они смогли без сторонней помощи добраться сюда. Это место защищали (по крайней мере, ещё пару часов назад) сами бойцы спецназа, отобранные её старшим братом Намджуном — президентом Америки. А ведь те побывали в самых горячих точках мира, в том числе и на Афганской войне. Ей бы хотелось узнать, чьих это рук дело, а после решить, какой смерти этот человек достоин за предательство. Она бы при возможности лично исполнила наказание. Вот насколько король боится. Даже готов потратить все доступные ему ресурсы — а это фактически всё — лишь бы до неё добраться. Вау. Или же… это дело рук другого человека? Она бы не удивилась. Вихо незаметно усмехнулась, когда услышала шаги за дверьми. Она даже не вздрогнула от гулких шагов берцев о ламинированный пол и громкого удара бронированных дверей о стену — её шестое чувство не подвело, она ведь их не заперла. Ей не нужно было поднимать глаза, чтобы увидеть, как на неё направились заряженные пулями автоматы. Она просто чувствовала. Знала, каково это — быть на пороге смерти. Вихо уже давно не боялась смерти, и сейчас ей становилось смешно от того, по какой причине она будет убита сегодня. Неужто принц так сильно разозлился из-за того, что его секретные договоры о неподобающем браке с селянской женщиной, которые скрывали абсолютно ото всех, в один прекрасный день просто исчезли, словно и не было? О нет, там было ещё кое-что. Вихо лишь тяжело вздохнула и нарочито медленно длинными утончёнными пальцами с большим количеством дорогущих тонких колец сняла очки, откладывая их в сторону, а после подняла голову, сталкиваясь взглядом с несколькими мужчинами в чёрных костюмах наёмников. Без каких-либо логотипов, словно это могло вызвать недоумение. По правде говоря, Вихо, может быть, и жалко молодого принца, недавно вступившего на трон, ведь первый брак был заключён лишь по милости чиновников, которые и слушать-то не хотели, чего желал принц, а он тоже человек — любовь тому не чужда. Но отчего же он чужую не ценит? Но проблема была в том, что он был слишком самоуверенным, думая, что если пойдёт против Америки, против неё, то все его тайны не всплывут наружу. А уж Вихо, как спецагент в Белом доме, напрямую была задействована в том, чтобы их найти, чем позже все вышестоящие собирались воспользоваться и поставить, по их словами, наглого мальчишку на место. Война, которую он хотел начать — бессмысленна. Вихо громко вздохнула, медленно поднялась со своего мягкого стула на колёсиках, который тут же немного отъехал назад, неприятно для ушей скрипя, и кинула взгляд в сторону — на настенные часы, которые показывали ровно без пяти минут полночь. У неё не трепетало сердце в шоке, не спирало дыхание в ужасе, и не слезились глаза в страхе. Внутри у неё был покой и разве что одно малюсенькое сожаление, которое она несла в себе уже долгое время. Оно мелькало на подкорке сознания и бередило старые раны. Когда люди остаются по разные стороны берегов, то не остаётся ничего, что связывало бы их. Абсолютно. Вихо сделала пару шагов вперёд, выходя из-за стола, и стук каблуков отбился от пола слишком громко. Оглушающе, если говорить точно. Похуже выстрела, потому что означало лишь одно — конец. Вихо улыбнулась, становясь в пару метрах от мужчин, чьих лиц даже не видела из-за масок, и мысленно прокрутила в голове приятные воспоминания, которое настолько же разжигали яркое тепло внутри, насколько сжигали душу дотла. Она могла лишь надеяться, что в глазах чёрных, которые она так отчётливо и болезненно под рёбрами помнила, никогда не отразится отчаянье. Глупость. — Я уже и потеряла веру в то, что Георг оставит всё как есть, — называя имя монарха без какой-либо формальности и уважения, усмехнулась Вихо, опуская глаза в пол, на свои лакированные белые туфли, пытаясь собраться с мыслями. — Вот такая участь у некровного последователя голубых кровей — постоянно ждать удара в спину, — хмыкнула без всякой жалости. Король, по её скромному мнению, был глуп и совсем не имел в себе чувства самосохранения, раз никогда даже не задумался о том, с какой целью чиновники Дании пару лет назад сделали ему предложение вступить на опустевший внезапно трон. Живых кровных последователей прежнего монарха к тому моменту вроде как тоже не осталось. Это предложение сковало Георга по рукам и ногам. Сделало марионеткой. Но тот, вопреки всем логичным заключениям, считал себя особенным, Верховным правителем. Избранным. Вихо была согласна с выражением, которое когда-то уже покойная бабушка ей сказала: «Человек может выбраться из села, но оно из него — нет». И Георгу, с которым она имела честь познакомиться лично, оно, как ей думалось, идеально подходило. В этом нет ничего плохого или постыдного, просто не все так безрассудно пытаются доказать обратное, наперёд зная, что это бесполезно. Увы, но этот переворот в Дании не принёс стране ничего хорошего, а дальше, как она смела представить — только хуже. И она пыталась это предотвратить, хоть и руководствовалась по большей части личными мотивами. — Скажите мне лишь одно: кто предатель, пропустивший вас сюда? — поинтересовалась Вихо, чтобы утолить любопытство, которое язвой скручивало желудок. — Хван Сынхо, — коротко и ясно. Перед её смертью им не жалко поделиться. Они были слишком уверены в себе. Но внезапный тихий смех заставил их вздрогнуть и непонимающе переглянуться между собой. Вихо всегда подозревала Хвана в нечестных делах, вот только доказательств не было, а ведь брат и не желал её даже слушать. — Ладно, чего уж ждать, на часах ровно двенадцать, стреляйте уже. Вижу, вы слишком в себе уверены, раз медлите. По правде говоря, Вихо сейчас нечем было крыть. Она и так ступала по очень хрупкому льду. Два года назад ей было что терять и для того, чтобы выжить, она приложила все усилия, но сейчас, когда другого берега уже не видно — всё бесполезно. Она сдалась. Кто бы услышал — не поверил. Мужчины перехватили автоматы покрепче и прицелились. Вихо жалко свой недавно купленный белый костюм, который обагрится алой кровью, но наверняка будет красиво. Как если на снег положить кроваво-красные розы. Вихо подумала, что её сомнительная романтичная натура вырывалась не в тот момент и не в то время. Вихо прикрыла глаза, готовясь услышать последний секундный удар стрелки на часах, а после точно не единичный выстрел, но вопреки всему услышала лишь один почти неслышный широкий шаг позади себя и глухой удар чего-то о пол — спереди. Она в мгновенье открыла глаза вместе с тем, как ей резко закрыли рот рукой, одним ловким движением прокрутили вокруг своей оси и, прижимая спиной к крепкому мужскому телу, спрятали за огромным шкафом, сразу же открывая его. Сзади у дверей был слышен негромкий хлопок, копошение и после едва слышные предсмертные хрипы — Вихо сразу поняла, что это была ядовитая граната. Перед её глазами сверкнул серебряный нож, ручка которого была усыпана разными драгоценными камнями, посредине которой выгравировано всего две буквы — ей не нужно было видеть их, она и без того знала. Мужчина быстро поддел им едва видимый замок, и задняя стенка шкафа медленно отъехала в сторону, являя взору тайный проход. О нём знало всего несколько доверенных лиц, и один из тех, кто вроде как знать не должен был. Но узнал. А ещё ей казалось, что она успела за короткое мгновение вдохнуть небольшую порцию яда, который полностью поглотил её кабинет, потому что почувствовала, как горло сдавило тисками, а в глазах темнело со скоростью света. И несмотря на то, что носоглотку неимоверно сильно жгло, она ощущала чуть сладковато-горький запах нефритовой лозы — духи, сделанные её собственными руками. Единственный в мире экземпляр. Ей не надо видеть лицо человека, чтобы понять, кто это. Вероятно, это уже патология, но она даже с закрытыми глазами узнала бы его из тысячи. Её ухо щекотала прядка чужих волос и глубокое тёплое дыхание. Сильные руки сзади держали крепко, не позволяя упасть, и вели куда-то вперёд по лабиринту так ловко и со знанием, словно каждый день по нему прогуливались. Она вдруг осознала: он был тут не раз, а она и не догадывалась. Всегда была перед глазами. Как на ладони. В безопасности. Вот истинная глупость.* * *
Лёжа на диване, Вихо открыла глаза и сразу же поморщилась от слишком резко ударившего в них яркого утреннего солнечного света. Их защипало так, словно насыпали несколько горстей песка, и она поспешила присесть, чтобы нормально проморгаться и понять, где же всё-таки находилась. В ушах шумело, а в висках гудело. Вихо прижала указательные пальцы к ним и надавила, пытаясь прийти в себя. — Как себя чувствуете, леди Ви? — послышалось сбоку, где, судя по большому скоплению света, было окно. На секунду её сердце остановилось. Из-за долгого молчания бархатный голос сейчас звучал хрипло, но всё равно завораживающе. Он прервал тишину очень ловко и по-хитрому тихо, что было сравнимо с хищником, что вышел на охоту и теперь загонял свою добычу в ловушку. И в этот раз девушка чувствовала себя отнюдь не хищником, которым всегда была, а самой настоящей добычей. У Вихо по телу побежали мурашки, и она сжала руки в кулаки. Ещё несколько доказательств того, кто перед ней, появились буквально с одним брошенным вопросом. Первым был голос, который, как бы его ни искажали даже самыми замудрёнными устройствами, она всё равно узнала бы. Вторым — краткое прозвище, сокращённое от её имени, коим её смел называть только один человек в этом мире. — Давайте говорить правильно: не Ви, а Ким, — со сталью в голосе проговорила Вихо, сглатывая неприятный ком, ставший в горле. Хотелось повернуть голову, всмотреться до боли знакомые черты лица, но не хватало храбрости. Удивительно — под пули кидаться её всегда было предостаточно. — Ну, тогда давайте быть до конца правильными: не Ким, а Чон, — вкрадчиво ответили. Вихо промолчала, лишь сильнее стиснув зубы. Кажется, ещё немного, и они могли бы покрошиться вовсе. Он нарочно вонзал в неё иголки? — Вы не ответили на вопрос, — с натиском напомнил тот, желая услышать правдивый ответ. В этой интонации скрывалось беспокойство. — Слово «хреново» для вас достаточно понятно описывает моё состояние, лорд Чон? — язвительным тоном ответила Вихо, вскидывая от возмущения голову. О чём тут же пожалела, задержав дыхание. Кажется, до этого момента она не до конца осознавала реальность, в которой оказалась. Перед ней и правда стоял Чон Чонгук. Она совсем не верующая, но мысленно от обречённого «о Господи» не удержалась. От мужчины так и веяло властностью и стальной силой воли. Взгляд чёрных глаз, таких, что и зрачков не видно, если не стать вплотную — прямо как она помнила, был до дрожи пронзительным. У него чуть кудрявые густые длинноватые волосы спадали на лицо, обрамляли широкие немного нахмуренные брови, ровный нос, неглубокий шрам на левой щеке и слегка улыбающиеся не сильно пухлые губы, с родинкой под нижней. Его дыхание равномерное и спокойное, что видно по медленно вздымающейся крепкой груди, однако он неосознанно нервно поправлял перстень-печатку на руке, а значит, не всё так однозначно. Вихо не могла не отметить, что, с тех пор как они виделись в последний раз, в мужчине изменилось многое. Одна бровь проколота и блестит штангой, плечи стали чуть шире, бёдра ещё крепче, а на костяшках правой руки виднелась россыпь тату, наверняка тянущаяся вверх до плеча — она помнила, как когда-то горели его глаза при одном упоминании об этом. На нём, как и всегда, прекрасно сидела прекрасно любая одежда, в том числе и сегодняшняя: черная водолазка под шею — прям как он любит, обычные брюки и лакированные мужские оксфорды, а на плечах висело тёмно-синие пальто. Единственное, что не изменилось совсем — взгляд, предназначенный только ей. — Ну-ну, и зачем же ругаться, леди Ким? — усмехнулся тот, делая акцент на фамилии, специально надавливая на больное. Чего он хотел добиться? Он сделал всего три небольших шага, чтобы оказаться в метре от сидящей Вихо, которая наблюдала за ним напряжённым взглядом. Мужчина одним лёгким движением поднял со стола винный бокал и протянул девушке. На него Вихо покосилась недоумённо, но тот, видимо, понял это по-своему. — Всего лишь гранатовый сок, — уверил он. — Ваш любимый, — это прозвучало так неправильно, что Вихо мгновенно затошнило. — А не вы ли, когда-то убегая от африканской «полиции» царского клана Цыаын, сказали: «Отстаньте, чёрт вас подери, я пытаюсь сделать такое предложение руки и сердца, чтобы, блять, на всю жизнь запомнилось»? — хмыкнула Вихо совершенно безэмоционально. Так, что и ни один мускул на лице не дрогнул. В это же время внутри творилась буря, ведь воспоминания тут же кадрами пролетели перед глазами. Ну вот, теперь на больное надавила она сама. Смеет ли теперь в чём-то его упрекать? — Было дело, — как-то даже ласково, предаваясь воспоминаниям, улыбнулся тот, не собираясь отрицать. — Но ведь оно стало запоминающимся, раз вы об этом вспомнили, — дёрнув бровями, довольно прозвучало из его уст. Вихо собиралась выдержать натиск чёрных омутов, но не смогла и с незаметным вздохом опустила глаза, наконец-то принимая бокал. На душе кошки заскребли. — Вас наверняка мучает очень много вопросов, но мы можем отложить их на пару минут? — Вихо мысленно хмыкнула. Она сделала глоток напитка и едва заметно, удовлетворённо улыбнулась. А ведь когда-то она не любила гранат из-за его кислоты. Африка научила любить. — Что ж, считайте, таймер поставлен, — деланно безразлично, на самом же деле заинтересованно, спросила Вихо, облизывая кисло-сладкие губы. Интересно, можно ли было проигнорировать то, как на этом движении заострился взгляд Чонгука, пусть и на крохотную долю секунды? — Пройдёмте за мной? — приглашающе показал он рукой в сторону какой-то двери. Сыграем по поставленным правилам? Вихо без особого интереса оставила уже пустой бокал на столике и поднялась, следуя за мужчиной. Ещё одной комнатой оказалась маленькая ванная. Вихо, если быть честной, насторожилась, уже подозревая, зачем они сюда зашли, но оставалась на месте, не находя в себе сил сдвинуться с места. Чонгук, прикрыв за ними двери, посмотрел в её орехового цвета глаза. Он не собирался долго тратить на это время, но они так пленили, что он едва смог оторваться. Мужчина слегка тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и, не теряя и без того малое количество установленного времени, легонько взял за руку, поднеся её к раковине, следом включая воду. Уже настроенная тёплая вода приятно обожгла холодную ладонь, и Вихо на мгновение прикрыла глаза, отдаваясь этому приятному ощущению, да так, что не успела заметить, как Чонгук достал средство, стирающее фиксатор тонального крема. Уже через минуту на безымянном пальце, не скрываясь от глаз, виднелось давно набитое тату в виде кольца. Чонгук, осторожно промокнув мокрую ладонь полотенцем, поднёс руку ко рту и едва ощутимо коснулся губами тыльной стороны, целуя. У Вихо по спине прошёлся холодок. — Вы должны мне все нужные средства, чтобы скрыть его после. С собой у меня их нет, — раздражённо произнесла Вихо, силясь, чтобы не выдернуть руку из лёгкой хватки слегка шершавых чужих ладоней. Это просто пытка. — Всё, что пожелаете, — уверил её Чонгук, смотря в глаза и не отпуская руку. Он не спешил что-то говорить, а просто продолжил молчаливо всматриваться в выученные наизусть прекрасные черты лица. Вихо была необычайно красива. Её глаза были большими для корейской внешности — сказывались американские гены по линии отца, нос ровный, губы пухлые, а волосы русые с серебряными блестящими трессами. Её стройную фигуру прекрасно подчёркивали классические костюмы из высококачественной ткани, в которых разных форм блузки и жилетки с большими, как она предпочитала пуговицами, широкие брюки с высокой посадкой и лакированные каблуки на высоком каблуке. На ней всегда были разного рода драгоценности, подчёркивающие статус, но с ней самой для Чонгука они просто не могли сравниться. Её прямо-таки окружала аура холоднокровия и превосходства, заставляющая людей неосознанно бояться. И только Чонгук знал, что скрывалось внутри за множеством закрытых на замок дверей. Рядом с ней всем хотелось спрятать глаза. Восхищённому Чонгуку же хотелось поверженно, но ничуть не унизительно, пасть на колени и склонить голову. Всегда. — Совсем сошла с ума, раз позволяла держать себя на прицеле, — с усталостью, но всё же слегка возмущённо нахмурив брови, сказал Чонгук. Но на самом деле за этим скрывалось нечто большее — глубокая печаль. — Я не просила меня спасать, — нахмурившись, в ответ проговорила Вихо, дёргая руку, которую сжали сильнее, не отпуская. Без тебя мне жизнь не мила. — Но я ведь всё равно заслужил благодарность, разве нет? — по сравнению с девушкой, у него был полностью спокойный голос, словно он вовсе не нервничал, как было на самом деле. — О какой благодарности речь, лорд Чон? — выгнув бровь, спросила та, не переходя границы, специально обращаясь именно так. Вихо едва сдерживала горький смех, грозивший перейти в рыдания. — Наши страны на пороге войны. То, что мы сейчас находимся рядом — преступление, — насмешливым тоном продолжила говорить она, и только тот, кто знал её достаточно хорошо, мог бы понять, что за ним крылась боль, сжигающая всё внутри до пепла, а не надменность. — Не знаю, как они, но мы явно на грани, — прошептал Чонгук, не отрывая взгляда от её гипнотизирующих глаз. В них он видел своё отражение. — У вас пять секунд, чтобы закончить этот бессмысленный разговор и начать говорить по делу, иначе я разворачиваюсь и ухожу. И поверьте, без каких-либо сожалений, — наглая ложь. — Один, два, три, четыре… Время уже давно вышло. — Да, вы правы, хватит нам болтать, — Чонгук не дал закончить счёт и, не теряя зря больше ни одной секунды, резко впился в её губы своими. Вихо тут же взбрыкнулась, пытаясь отстраниться, но ей не позволили его большие ладони, лёгшие на лопатки, прижимающие, наоборот, к себе ближе. Вихо, несмотря на все свои установленные, вкоренившееся в сознание принципы, уже через пару секунд ответила. Её душа злостно внутри кричала о том, как же она, чёрт возьми, скучала. Разве можно было ставить что-то выше этого? Вихо открыла рот шире, позволяя ворваться чужому языку внутрь. Она окольцевала руками шею мужчины, притягивая ближе, словно вжимая в себя, неосознанно показывая тем самым, как сильно боится, что он исчезнет, словно мираж, заставляя Чонгука удовлетворённо улыбнуться в поцелуй. Вихо закрыла глаза на совесть, которая на задворках сознания мигала красным, предупреждая о немыслимой опасности. Хотелось избавиться от этой раздирающей внутренности боли. Уничтожить прошлое, забыть эти удушающие два года, как и не было. Хотелось пропасть в небытие. И они, полностью поглощённые друг другом в эту минуту, чувствовали нечто похожее. Чонгук целовал со вкусом. Жарко, совершенно ничего не стесняясь, кусался, вылизывая её рот изнутри и терзая её язык своим, чувствуя кисло-сладкие нотки граната на нём. Поцелуй глубокий, нетерпеливый, мокрый и жадный. Лорду моментально сорвало крышу от того, какие чужие губы податливые и тёплые в контрасте со всем её вечно холодным телом, а у Вихо — нескончаемый табун мурашек по коже от тихого утробного рыка, рвущегося изнутри Чонгука. Чонгук словно нападал, вгрызаясь в опухающие с каждой секундой все больше и без того пухлые губы, которые отвечали с той же силой. Они словно изголодавшиеся по свежему мясу хищники, которые в кои-то веки дорвались до желаемого. Казалось, эту жажду, которая вот-вот могла заискриться и разразиться настоящим пламенем, невозможно было утолить. Но они всегда были готовы стать пеплом. Так целуют любимых людей, по которым безумно скучали. И это больно. Словно по венам пустили цианид, который разжигал плоть, оставляя кровоточащие раны. Они резко отстранились, продолжая обдавать губы друг друга своим загнанным жарким дыханием. Это было ошибкой. Они только что вонзили ножи в жгучие незажившие раны. В стеклянных глазах чётко читалась ненависть, а за ней — неизведанные доселе для других людей чувства. Они прекрасно понимали, чем чревато то, что они сорвались с цепи, на которой были вот уже очень долгое время. Оба прикрыли глаза, пытаясь совладать с эмоциями, которые накрывали с головой нещадной лавиной. Это молчание — гробовая тишина. Самый настоящий Ад. — Ненавижу тебя, — прошептала Вихо, утыкаясь лбом в его, прикрывая глаза. — И я тебя, Ви, — поглаживая рукой по волосам, так же тихо признался Чонгук, слегка касаясь её приоткрытых губ своими. — И я тебя, — девушка гулко сглотнула и всмотрелась в глаза Чонгука, в которых ярко горел огонь. — Чёрт, — прошипела Вихо и снова впилась в манящие губы, собираясь сделать ещё одну ошибку. Это равно тому, чтобы вколоть себе в вены героин и потом вдали мучиться, ломаться и крошиться. Ненависть проще любви. Ненависть объяснима. Несмотря ни на что, она готова была снова и снова совершать эту ошибку, чтобы с каждым разом приближаться к пропасти. Ей не было страшно упасть и разбиться — она не хотела тянуть Чонгука за собой. А он, в свою очередь, думал о том же самом в её сторону. Чонгук тут же ответил её настойчивым губам, перенимая инициативу на себя. Он в момент подхватил её на руки, заставляя тем самым обхватить ногами его торс, скрещивая лодыжки за поясницей, прижимаясь ближе. Не оставляя и миллиметра расстояния. Его и без того достаточно. Они неистово целовались до покрасневших губ, лишаясь кислорода, заполняя лёгкие запахами друг друга. Сколько времени прошло, они не знали, но когда желание достигло своего апогея, то быстро, буквально вверяясь своим ощущениям, дошли до одной из комнат и, не желая тянуть, стянули с себя одежду, оказываясь полностью обнажёнными на мягкой кровати. Никакого стыда и неловкости — они знали друг друга наизусть. Сейчас было важно только увериться и осознать, что это не сон и не галлюцинация, что они действительно рядом. Страсть захватила обоих, и на всё остальное стало совершенно плевать. Они так изголодались друг по другу, что просто не знали, чему сначала уделить внимание. Они так были потеряны в своих желаниях, что движения были быстры и хаотичны, но не менее приятны. Внутренняя дрожь передавалась и телу. Но даже так им было безумно хорошо — всё просто — они рядом. Потому они безудержно кусались, оставляя метки на чистой коже, целовали друг друга, меняя позы снова и снова, желая насытиться, при этом сбивая постельное бельё в кучу на краю кровати. Комнату заполнили судорожные вздохи и тихие хриплые стоны. Её полностью пропитал запах пота и секса, потому что они не могли остановиться. Кажись, если бы сейчас в спальню ворвались люди короля или президента, наставив на них пистолеты — им было бы всё равно. Они бы просто в очередной раз коснулись губ друг друга, делясь горячим дыханием, при этом продолжая двигаться в унисон, разрушая кровать, которая скрипела, периодически ударяясь о стенку. — Ты действительно сводишь меня с ума, — обречённо проговорил Чонгук, медленно, но глубоко двигаясь внутри девушки, которая закатывала глаза, выгибая поясницу, чувствуя, как по дрожащим бёдрам по-собственнически проходятся его большие шершавые ладони, слегка их сжимая. — Ты моя артерия, моя кровь, мой воздух… — не прекращая выцеловывать и покусывать её шею, безостановочно шептал мужчина. — Только не оставляй меня больше, прошу, — сплетая их ладони вместе, соприкасаясь тату на безымянных пальцах, молвил тот. Чонгуку было совсем не стыдно об этом просить. Он готов был умолять об этом, только бы она исполнила его эгоистичное желание. Без неё рядом ему было тошно в этом мире жить. — А ты не отпускай, — полностью отдав власть эмоциям и чувствам, с придыханием ответила Вихо, зарываясь руками в густые пряди волос. Чонгуку больше и не надо было. Он не знал, как смог бы жить и дальше без неё, потому что всегда хотел только её одну. В свою жизнь и душу. Он, вглядевшись в её расфокусированные глаза, расширенные в них зрачки, снова голодно поцеловал, сплетая языки в страстном танце. Он обожал её целовать и чувствовать при этом слабую дрожь в её теле. Они не жалели сил, отдаваясь друг другу без остатка. Соединяя тела и души снова и снова. Окончательно выдохнувшись после очередного захода в душе под горячими струями воды, которые даже сравнятся с пожаром между ними не могли, они лежали максимально близко лицом друг к другу на кровати, которую привели в порядок, и, лениво моргая, смотрели в глаза. В душе, несмотря на всё, был покой. Они ощущали себя самыми обычными людьми. Обычной любящей замужней парой, у которых не было никаких обязанностей перед своими странами. У которых не было человека за спиной и пистолета, приставленного к затылку. У них не было перед глазами картины, где любимого человека сбрасывают с обрыва у тебя на глазах. — О чём думаешь? — внезапно даже для самой себя прервала тишину Вихо, смотря на мужчину. Такой домашний Чонгук в обычной спортивной одежде, с взлохмаченными волосами, покрасневшими губами и нескрываемым обожанием в глазах вызывал у неё внутри особый трепет. — Вспоминаю момент, когда понял, что влюбился в тебя, — неожиданно для девушки произнёс Чонгук. Его голос был как морская гладь. Ровный, спокойный и уютный. Она могла бы слушать его постоянно. Вихо сглотнула и, несмотря на ужасное любопытство, промолчала, но взгляда не отвела, а Чонгуку и не нужен был вопрос. — Тогда на обрыве… ты смеялась прямо в лицо смерти, — с нескрываемым восхищением в голосе проговорил тот. — Не буквально, конечно, ведь тебе будто отдали самый красивый смех на свете и судьбу — никогда не смеяться, но ты совсем не боялась. Я даже долгое время думал, что у тебя просто-напросто отсутствуют страхи, — Вихо в ответ хмыкнула. — Потому что они отсутствуют, — уверенно заявила девушка. — Но, — продолжил тот, невзирая на её реплику, — однажды я увидел страх в твоих глазах, — произнёс Чонгук, а Вихо удивлённо и заинтригованно дёрнула бровью. — Когда в меня стреляли, — пояснил мужчина, а девушка задержала дыхание. Вихо устремила взгляд в потолок. То, что она в тот момент пережила, не описать одним простым словом «страх», но сейчас было совершенно неподходящее время для таких разговоров. Она не знала, наступит ли оно когда-либо вообще, поэтому, поджав губы, всё так же продолжала молчать. — Не отрицай, — выдохнул Чонгук, и Вихо лукаво улыбнулась. — Ладно, не буду, — усмехнулась девушка, словно делала ему одолжение, а мужчина в ответ беззлобно закатил глаза. — Вихо, верь мне. Я смогу всё решить, — посерьёзнев, проговорил Чонгук, а Вихо тяжело вздохнула, но не спешила отвечать. Она верила Чонгуку, но не верила миру вокруг. Вихо прижалась к Чонгуку ближе, уткнувшись лицом в шею, и прикрыла глаза, вдыхая родной запах. Сейчас о проблемах думать совершенно не хотелось. Этот момент должен был нести в себе только хорошее.* * *
За окном был обед, поэтому солнце было уже высоко в небе, заливая всю комнату своими яркими, но негреющими лучами. Вихо, не желая просыпаться и вылезать из комфортной теплоты, прижалась к крепкому телу ближе, пряча лицо в выемке ключицы. Она вдохнула приятный и до боли знакомый аромат, при этом ощущая, как большие руки прижали её к себе ближе, словно боялись отпустить. По телу расплылась приятная нега. Не хотелось возвращаться в реальность. — Проснись и пой! — сначала прозвучал резкий, режущий уши скрип дверей, а следом звонкий голос в такой уютной тишине, быстро вырвав их из мира грёз. Чонгук, недовольно нахмурившись, приподнялся, натягивая одеяло на девушку повыше, при этом смотря в сторону дверей. Следом Вихо, хмуря брови, приоткрыла глаза и так же подняла голову. В дверях стоял чуть удивлённый, но светящийся радостью Чон Хосок, который без какого-либо смущения смотрел на пару. Те всё ещё были полностью обнажёнными, и это делало ситуацию весьма интересной. — Он какого хрена тут делает? — прохрипела Вихо, снова падая головой на подушки и прикрывая глаза, совершенно не ощущая смущения. Внутри неё разрывались две противоречивых мысли. С одной стороны, хорошо, что давний и хороший друг заявился к ним вот так, потому что им с Чонгуком не придётся обсуждать то, что между ними произошло, а с другой стороны, это и расстраивало, ибо вся эта недосказанность точно будет копиться, чтобы потом внезапно взорваться в самое неподходящее время. — Не смущайтесь, чего я там не видел? — махнул рукой Хосок, всё ещё заинтересованно на них поглядывая. — Я всё понимаю: вы давно не виделись — страсть, буря, безумие. Но ты зверь, Чон, — обращая внимание на засосы на теле Вихо, присвистнул тот. — И как вы только друг друга до смерти не затрахали? Мне вот интересно… — совсем утратив чувство сохранения, лепетал мужчина, но, заметив устрашающий взгляд Чонгука, вмиг замолчал. — Хо, будь добр, выйди, — выгнув бровь, с давлением в голосе сказал Чонгук, на что Хосок поднял руки в сдающемся жесте. — Ладно-ладно, не кипятись, друг. Не уведу я твою даму, — и, ухмыльнувшись, вышел, прикрыв за собой двери. Чонгук лишь глаза закатил, пока Вихо тихо пробурчала о том, что пусть бы только попробовал, остался бы без своего достоинства. — Нам нужно обсудить всё то, что мы не обговорили вчера, — вернув взгляд Вихо, объяснил Чонгук. Он следом встал и пошёл к шкафу, чтобы достать нужную одежду. Вихо, не скрываясь, наблюдала за ним, осматривая красивое загорелое и подтянутое тело, которое в полной мере смогла распробовать вечером и ночью. — Мы поговорим о произошедшем между нами позже, — повернувшись к ней лицом, всё же сказал Чонгук, и Вихо вздохнула, тоже поднявшись. Ужасно хотелось подойти и коснуться его губ своими, но она стойко задавила в себе это желание и просто подошла ближе, забирая из его рук вещи. — Это просто секс, о чём тут говорить? — проговорила Вихо, отворачиваясь и начиная одеваться. Тяжело было выдержать его взгляд на себе. Вихо сама себе не верила — как это мог быть «просто секс», когда они так трепетно и ласково друг друга касались, так сладко и горячо целовались и так невероятно в чувствах признавались? Пусть не напрямую, а окольными путями, но факта это не меняло, как бы им ни хотелось этого признавать. Самой было противно говорить эти слова, но нельзя было поддаваться искушению. Она и так переступила немыслимую черту. — Да? Кого пытаешься обмануть? — хмыкнул Чонгук, а после подошёл, разворачивая её к себе лицом. Он аккуратно дотронулся пальцами её подбородка и поднял, а после трепетно, но быстро коснулся её губ своими. Но даже это мимолётное прикосновение вызвало кульбит у её беспокойного сердца. — Посмотри мне в глаза и скажи это ещё раз, — так же быстро оторвался от её манящих уст и, спросив, замолчал, выжидающе смотря ей в глаза. Вихо не хватало воздуха. Она открыла рот, но так и не смогла ничего произнести. Просто не получалось. Она сжала руки в кулаки, силясь не зажмуриться. Чонгук же коротко понятливо закивал и, окончательно отстранившись, вышел из комнаты, оставляя её одну в полнейшей неприятной тишине. Оставляя её наедине с мыслями, которые были спутаны в безумный эмоциональный клубок. Ведь, да, чёрт возьми, это не был просто секс. Он не мог быть таковым. У них с Чонгуком никогда не было «просто». Но было бы гораздо проще, если бы можно было обмануться. Вихо вздохнула и, взяв себя в руки, вышла из спальни, направляясь в гостиную, где её уже ждали. Хосок, хмуро разговаривающий с Чонгуком, тут же замолчал, с улыбкой переведя на неё взгляд. — Ещё недавно я думал, что никогда больше не увижу вас рядом друг с другом снова, — с каким-то непонятным для Вихо восхищением проговорил Хосок, присаживаясь в кресло в углу гостиной, открывая экран ноутбука и начиная громко ударять по клавишам, что-то печатая. — Тебе вообще запрещено думать, — скучающе ответила Вихо, наблюдая за мужчиной. — На кой чёрт нам этот недохакер, Чон? — повернула голову в сторону стоящего Чонгука. Мужчина расслабленно стоял у окна и попивал из стакана излюбленный виски, не обращая на них внимания. Кажется, он уже находился глубоко в своих мыслях. — Не мешай ему менять одну зависимость на другую. Он пытается доказать себе, что без дозы твоей любви не сдохнет, — приторно улыбнувшись, проговорил Хосок. У Вихо кольнуло. Даже не видя взгляда Чонгука в этот момент, Хосок его почувствовал. Тот так и говорил, что ему лучше заткнуться. Однако Хосок всегда был немного не от мира сего, а потому все угрозы пропускал мимо ушей — ему важнее было, чтобы друг не страдал, а это можно было обеспечить только одним способом, на который он совершенно не прозрачно намекал. Хосок устал смотреть на то, как Чонгук гробил сам себя. У Вихо была аллергия на лаванду, и, чтобы хоть как-то держать себя в узде и не соваться к ней, он начал курить сигареты с их запахом. Вредить ей он бы в жизни не стал, а потому и сейчас выбросил полупустую пачку в утиль и попивал виски, чтобы справиться с нервозностью. Хосок, смотря на Вихо, поджимающую губы, знает, что все эти попытки тщетны. — И, кстати, этот недохакер однажды взломал всю защитную систему суда Гааги, удалив всё связанное с делом о терроризме так, чтобы не осталось ни одного упоминания, благодаря чему спас президентскую задницу твоего брата, — возвращая взгляд экрану, ухмыльнулся Хосок, внезапно меняя тему и тем самым избавляясь от повисшего в комнате напряжения. — А мне припомнить, кто его подставил? Принц Георг умеет играть по-грязному, — присаживаясь на диван, холодно отрезала Вихо, закидывая ногу на ногу. — Могу предположить, что всё, что он уже успел сделать — цветочки. Так боится за свою власть, которая ему даже не принадлежит, — со смешком выдала девушка, одним взмахом руки откидывая спадающие на лицо волосы. — Документы из твоего кабинета были сожжены. Где копии и договор? — повернувшись, спросил Чонгук. Вихо поражённо выдохнула. В глазах Чонгука сейчас такой холод, что даже айсберги Антарктиды позавидовали бы. Вихо тихо засмеялась его проницательности, ведь монарх — она уверена — ни словом о чём-то таком бы и не заикнулся. Он искусно убрал всех, кто хоть на крошечный процент участвовал во всём. А значит, Чонгук узнал сам. По нему видно, насколько он злился, что она своей жизни предпочла его. — Пытать меня будете? — спросила та, элегантно поднимаясь с дивана, и подошла к Чонгуку, заглядывая прямо в чёрные, как глубины океана, глаза. В них Вихо могла бы утонуть. Не то чтобы её совершенно не беспокоило то, что Чонгук узнал всё, что она так старалась скрыть, но думать об этом сейчас уже не было смысла. — А нужно? — хмыкнул тот в ответ, делая ответный шаг, становясь почти вплотную. Между их лицами оказалось всего несколько сантиметров. Так, что дыхание обжигало губы. Воспоминания о недавних поцелуях некстати всплывали в голове. Оба понимали, что это лишь игра слов — не больше. Они не могут причинить друг другу боль. Хосок сзади заинтересованно оторвался от экрана, посматривая на этих двоих, и на душе вновь стало горько. Он-то помнил момент, когда спустя пару месяцев после их освобождения от Цыаын Чонгук без страха за свою жизнь, уверенно прикрыл телом Вихо, в которую целились несколько человек винтовками. Это был приказ Георга — убить её за неподобающее отношение к его короне — попросту только предлог. Но как бы она ни дёргала и ни шипела на Чонгука, пытаясь отпихнуть сторону, тот даже не сдвинулся с места. Стоял, как скала, смотря волком вперёд, при этом рукой держа её сзади. Чонгук смог отговорить Георга от такого решения, ведь Вихо стопроцентно не принесла бы извинений. Если бы он знал, что она заключит с ним сделку… Если бы кто-то мог знать, какая злость на Чонгука разразилась у Вихо тогда внутри. А ещё это был всепоглощающий животный страх. В секретном договоре, который она подписала, чётко и ясно было написано, что преданность Чонгука королю не должна никоим образом пошатнуться из-за неё, иначе тот его без зазрения совести казнит у неё на глазах. Единственный способ это организовать значило отказаться от Чонгука, заставив его себя ненавидеть. Но она просчиталась — Чонгук не способен на иные к ней чувства, кроме как одной лишь любви. Вот только никто и представить себе не мог масштаб того, насколько Чонгук был предан одной лишь Вихо. — Ты понимаешь, что в конечном итоге он доберётся до тебя? — понимая, что ответа не последует, хмуро пробасил Чонгук, и Вихо с Хосоком понимали, что он вовсе не боится за свою жизнь, которую уж точно бы отдал первой. — Ты ведь знаешь, что я не боюсь смерти, — грустно усмехнулась та. — И это не упрямство. Это отмщение, — поправила Вихо, смотря тому в спину. Без обходных путей, чтобы не выдать себя, говорить стало легче. Словно с души упал дополнительный камень. — Интересно, каким образом это поможет тебе это сделать? — фыркнул тот. — Или думаешь, Намджун после за тебя решит отомстить? Что-то я не припомню, чтобы его люди встали на защиту, когда в тебя собирались стрелять, — процедил Чонгук, чувствуя, как венах вскипает кровь от злости. — Намджун не пойдёт на это. На кону будут стоять жизни миллионов людей. Я не стою того, — совершенно спокойно проговорила Вихо. Её словно совсем не заботило то, что она может умереть, и Чонгука это приводило в ярость. Его раздражало, что ради его жизни она готова была отказаться от своей. У него в голове не укладывалось, как он, по её мнению, должен это понять и принять? Но для Вихо всё просто — если она не может жить рядом с любимым человеком, то это и не жизнь вовсе. Раз уж случилось то, что случилось, единственное её желание — обезопасить его жизнь. Он не раз её спасал от смерти, загораживал собой и шёл в самый эпицентр первым, и Вихо устала чувствовать, как её сердце разрывается при одной только мысли, что всё закончится плохим исходом. С неё хватит. — Стоишь, — припечатал Чонгук, окидывая её строгим взглядом, не терпящим возражений. Между ними повисло напряжённое молчание. — Король и правда заигрался, — вдруг вклинился в разговор Хосок, туша разгорающееся пламя. — О перевороте во всей его красе, как бы то ни было, знают лишь высшие круга, — задумчиво продолжил тот, дёрнув бровями. — Значит, нужно сделать так, чтобы все остальные узнали, — проговорил Чонгук, устремляя цепкий взгляд на Вихо. От неё сейчас зависело всё. Но как правильно выйти из этой ситуации, она не знала. Вихо вздохнула и, не видя смысла сейчас продолжать разговор, развернулась и вышла, хлопая дверями. Её мечта — пустить в кровь короля яд змеи, которая, как верёвка, окольцевала её шею и всё душила, душила и душила. Она так устала.* * *
Вихо вскочила на кровати, чувствуя холодный пот на спине и лбу. Зря она легла спать днём. Приснившиеся воспоминания стали сущим кошмаром. Всего лишь сон — уверяла она себя. Девушка тяжело и устало вздохнула, вновь откидываясь на подушки. Они и раньше её частенько преследовали, не давая нормально спать, но за эти пару дней, которые она находилась рядом с Чонгуком, и теперь, по своей же инициативе, продиктованной упрямством, спала отдельно, были особенно тяжёлыми. Было постоянное ощущение реальности происходящего. Хотелось во всё поверить и поддаться. Но, в конце концов, её начинало душить, и из-за нехватки воздуха она с ужасом просыпалась, тут же осматривая всю комнату, чтобы убедиться, что находится, где угодно только не в той злополучной пустыне, которая их соединила и так бездушно разлучила. Это знатно выматывало, потому что Чонгук никак не способствовал тому, чтобы это прекратилось. Там, на самом деле, не было ничего плохого. Плохо здесь сейчас. А те хорошие воспоминания просто не давали покоя, нашёптывая, что всё могло бы быть иначе. Счастье ведь заключается в том, чтобы касаться одного конкретного человека, и у них это отобрали. Тогда, два года назад, по поручению брата Вихо улетела в Африку, чтобы заключить мирный договор с местными властями. Но, не рассчитав все возможные исходы событий, попала в ловушку предателей (которых потом собственноручно пристрелила) и в плен к здешнему царскому племени под названием Цыаын, думавшему, что она шпион-вредитель, позарившийся на их богатства. Вихо несколько дней практически без еды и воды была привязана к огромному древнему дереву крепкими канатами, которые до боли впивались в хрупкое тело, пока решался вопрос её дальнейшей судьбы с царём. Она, если быть честной, не рассчитывала на помощь, ибо, объективно оценив возможности отсюда выбраться, даже с усилиями брата, понимала, насколько это сложно. Этот клан не подчинялся правительству Африки, и это было на законных правах. Несмотря на её сообразительность, Вихо не могла придумать, как ей вернуться домой невредимой, а потому просто ждала момента, когда её просто убьют без мучений, однако всё изменилось в один момент в сумерках, когда она проснулась от голоса сзади. Она была так вымотана, что не заметила, как с другой стороны привязали ещё одного человека. Это и был Чонгук. Тот, что очень иронично, попал во всю эту ситуацию по такой же причине, что и она, только приехал он от имени Дании. Всё казалось каким-то фарсом. Словно кто-то свыше сговорился, соединив две заблудшие и потерянные души в одном месте, чтобы перед своей кончиной они смогли обрести покой. Они, принявшие свои участи, о которой им уже успели сказать слуги Царя Вонга, просто разговаривали, не видя лиц друг друга. Всю ночь напролёт. Изо дня в день. Даже умудрялись иронично шутить. Единственное, что им было доступно, это слышать голоса и едва соприкасаться кончиками пальцев, пуская по телам мурашки. Всё должно было закончиться их смертью одним празднично-жертвенным утром. Стоя над обрывом, куда их толкали копьями, Чонгук просто объявил их парой. Вихо не знала, каким образом мужчина узнал о священных правилах царского рода и нашёл лазейку; но факт оставался фактом — на их земле испокон веков очень чтили любовь. Все жители поселения, наблюдавшие за ними в этот момент, конечно же, скептически к этому отнеслись, не спешили верить, но мужчина поспешил доказать свои слова действиями. Он опустился на колени и склонил голову перед ничего не понимающей Вихо, которая затаила дыхание, пытаясь никоим образом не выдать, что ошеломлена его действиями. Этот жест означал, что мужчина отдаёт возлюбленной своё сердце и душу. Что он готов даже жизнью ради неё пожертвовать. И пусть в тот момент Чонгук сделал это, чтобы спасти их — он действительно это и имел в виду. Отпустить их не отпустили, но хотя бы передумали убивать. Царь согласился подумать, понаблюдав за ними, чтобы увериться в их реальной любви. Они перестали считать дни, пока постоянно находились друг рядом с другом. Им выделили одно бунгало, одну кровать и всё время ходили по пятам, неверяще косясь и подглядывая. Сначала это настораживало, было некомфортно, но это никак не отменяло факта, что делать что-то специально им не приходилось. Между ними действительно проскочил огонёк, который с увеличением минут, проведённых вместе, разжигался всё больше и больше. В один из самых жарких дней в центре Африки они впервые поцеловались, стоя на берегу океана под тем самым деревом. Их не волновало то, что они оба были измученными и грязными, пока по приказу Царя чистили гранаты. Всё, что им хотелось — это, не прерываясь, целовать кисло-сладкие уста друг друга (потому что парочку попробовали, пока чистили), трепетно касаясь тел. Они действительно влюбились. И священная земля их благословила, когда Чонгук во время прогулки за саркастическими разговорами вдруг стал на одно колено, делая предложение руки и сердца, а Вихо, сначала не поверив, отмахнулась, но, увидев серьёзность в глазах напротив, потеряв дар речи, просто кивнула, отвечая согласием. И неважно, что по правилам, на которые Чонгук под действием эмоций и чувств забил, нельзя было делать это при свидетелях, за что они и поплатились, убегая от местной «полиции». Но Царь со вздохом, когда их всё же поймали, простил, махнув рукой на влюблённых. Он не мог их наказать, ведь помнил, как в прошлом со своей женой вытворял вещи и похуже. Он дал разрешение на свадьбу. Церемония была в стиле племени: они разожгли костёр на главной поляне, сплели паре венки из разных прекрасных цветов, растущих здесь. В том числе и нефритовая лоза, из которой Вихо позже сделала духи. Сам Царь с отеческой улыбкой надел на их шеи ожерелья из кусочков графитового наконечника, который в тот самый день толкал их к пропасти, и пожелал вечной безумно-сильной любви. И в конце дня, прямо перед брачной ночью — в час, которой они страстно и нежно любили друг друга, без устали повторяя сокровенное признание — набили на безымянных пальцах тату с помощью специальных несводимых средств от племени. На этих землях этот обряд был равноценен венчанию, связывающему их души на небесах. Африка их чуть не убила, но даровала любовь. И жаль, что счастье, приобретённое там, оказалось поставленным под удар вне той местности. Уснуть снова не получалось, поэтому Вихо медленно поднялась и вышла из комнаты, решив выпить чай с ромашкой и успокоить разбушевавшееся сердце. Но, ещё не доходя до кухни, она увидела, как из приоткрытых дверей тянулась тоненькая линия света. Избегать Чонгука не имело смысла, поэтому она со вздохом вошла внутрь. Мужчина тут же перевёл на неё внимательный взгляд, ставя свою чашку на стол. — Не спится? — поинтересовался тот, желая разузнать причину. — Избавь меня от вопросов, — тут же устало отрезала Вихо, заваривая и себе чай из ещё не остывшего чайника. Рассказывать причину своего бодрствования в такой час совершенно не хотелось. — Хосок звонил. Георг начал искать нас, — спустя пару минут тишины прозвучало. Вихо подняла голову, устремляя взгляд на Чонгука, расслабленно сидящего напротив. — Он больше всего боялся твоего предательства… — облизав губы, хмыкнула Вихо, намекая на то, что его страх, по сути, сбылся. Георг иногда вёл себя как капризный ребёнок, который за то, что взрослые игнорируют правила его игры, стреляет пульками из детского пистолета. Разница только в том, что его пистолеты и пули в них настоящие. — Я никогда не был ему верен, чтобы предавать, — хмыкнул Чонгук. Когда чиновники совершили переворот, у него не было иного выхода, как остаться при дворе правой рукой монарха, но ему вся эта ситуация не нравилась. Всё это время он пытался найти хоть и не близкого, но кровного наследника престола, которого хорошо прятали, чтобы вернуть всё на свои места. И, пытаясь добраться до правды, почему Вихо в один момент разорвала связь между ними, не объяснив ничего — слова о том, что она разлюбила, он не рассматривал всерьёз — по неосторожности Георга, который рвал и метал из-за украденных документов, он узнал о тайном договоре. В тот момент всё стало понятно. — Где мы, кстати? — Вихо не выходила на улицу, чтобы узнать, что за её пределами находится, но, судя по виду из окна, всё прилично и вполне привычно. На самом деле, ей не было интересно, где они находятся, главное — рядом Чонгук. — В Дании, — просто ответил мужчина. — Я хочу свергнуть Георга, чтобы обнулить твой договор. Для этого мне нужны документы, — признался Чонгук, и Вихо вздохнула. — Но ты заводишь нас в тупик, — не скрывая грусти в голосе, сказал тот, и Вихо всем телом чувствовала то, как ему хотелось подойти и обнять её. Она сжала челюсти от того, как сильно ей хотелось ощутить себя в его руках. — Если я отдам тебе эти документы, ты обещаешь, что не пострадаешь? — обнажая все свои чувства, спросила Вихо. Ей простительно, если она хотя бы один раз позволит кому-то взять ответственность за себя? Тем более если этот кто-то — Чонгук. — Обещаю, — уверенно проговорил Чонгук. Вихо вздохнула, опуская голову и прикрывая глаза. Какой бы сильной ни была женщина, она ждёт мужчину сильнее себя и не для того, чтобы он ограничивал ей свободу, а для того, чтобы дал ей быть слабой.* * *
Вихо, сидя в своём кабинете, в очередной раз просматривала недавно принесённые секретарём документы. Хотя, если быть честной, не было никакого настроя на то, чтобы вчитываться в пункты торговых соглашений с другими странами. Внутри неё бурлило раздражение. В кабинете было душно и тошно. Девушка едва сдерживалась от того, чтобы не бросить всё и просто выйти на свежий воздух. Она неделю назад с помощью Чонгука тайно вернулась обратно в Америку. Всё было зачищено так, что никто и не понял, что она отсутствовала несколько дней. Вихо даже не удивилась — она не знала и в принципе знать не хотела, как порой Чонгук проделывал некоторые вещи так чисто и тихо, словно тень. Вихо тяжело вздохнула и встала из-за стола, подойдя к окну. Её начинало мутить. Это затишье нарушало её внутреннюю гармонию. Её непоколебимость с каждой минутой, проведённой без новостей, слегка колыхалась, заставляя волноваться, нервно заламывая пальцы. Она так давно не чувствовала этого, что с непривычки ощущения усиливались. С того момента как она на свой страх и риск отдала документы Чонгуку, он с Хосоком как в воду канул. Все её лучшие ищейки, посланные на их поиски, возвращались ни с чем, и это бесило. Намджун, признав свою неправоту после поимки Хвана Сынхана, которого Вихо лично застрелила, ничего не говорил — неудивительно, он не любил просчитываться. Хотя Вихо уверена, что он что-то знал. В коридоре послышались шаги, но Вихо не двигалась, складывая руки на груди и стуча ногтями одной по предплечью другой. Тихий и неуверенный стук в двери заставил её оторваться от разглядывания осыпающего землю снега. В проёме двери появилась чёрная макушка новенькой девушки-секретаря. — Госпожа Ким, тут такое дело… — замявшись на месте, промямлила Сон Сонхи. Вихо продолжала смотреть на неё с непроницаемым выражением лица, ожидая продолжения. Она казалась безразличной, и никто не знал, что творилось в этот момент у неё внутри. Она почему-то подсознательно ждала плохих новостей. — Мне позвонил человек… он сказал, что вы поймёте, если я представлю вам его, как «недохакер», и попросил, чтобы вы включили новостной канал, — Вихо выдохнула, бросив взгляд на стол, где лежал разряженный сотовый. Она кивнула, и девушка, наверняка ощутив облегчение, скрылась. Не то что Вихо её как-то прессовала, просто её аура для молодой и неопытной девушки казалась слишком страшной. Вихо, подняв пульт с журнального столика в углу, нажала на кнопку включения, и телевизор посередине стены тут же включился на нужном канале. Вихо, сглотнув неприятный ком в горле, увеличила звук, смотря на слегка взволнованного журналиста, у которого на фоне было размытое видео, на котором можно было разглядеть что-то похожее на очертания дворца короля в Дании с кучей офицеров рядом. — …Чиновники Дании под натиском государственной армии, которая увидела все подтверждающие документы, попавшие к ним неизвестным способом вчера ночью, признались в тайном перевороте, содеянном чуть больше двух лет назад. Воины под покровительством генерала Бинка Биргера захватили царский дворец, свергнув с трона Георга II и посадив вместо него на трон кровного родственника предыдущего монарха Ериксена I, которого должностные лица всё это время скрывали. Эта революция в Дании войдёт в историю… Журналист всё продолжал что-то говорить, но Вихо уже не слышала. Революция в Дании равна её свободе. И её ей подарил Чонгук. Очевидно, что это был он. Ноги подкосились от одной мысли об этом, но Вихо не двигалась, пытаясь осознать услышанное, уложить эту мысль в голове. Внезапно на её затылке почувствовалось горячее дыхание, колышущее пряди волос, а на талии — сильные руки, слегка её сжимающие. Вихо могла бы удивиться и даже испугаться такому тихому проникновению в её кабинет, что по умолчанию должно означать опасность, но это не впервой, да и запах нефритовой лозы, так резко забившийся в нос, не позволил этой реакции появиться. Девушка сипло выдохнула, не теряя времени, оборачиваясь и пропадая в чёрных омутах напротив. Вместе с затапливающим облегчением её настигла всепоглощающая ярость. — Да чтобы я ещё хоть раз позволила кому-то делать за меня мою работу! — сквозь зубы проговорила Вихо, резко отстраняясь от мужчины. Тот сжал руки в кулаки, с досадой опуская руки вдоль тела. У него всё внутри зудело от желания её касаться, но он понимал, что ей сначала надо выпустить пар. Убеждать её, что это не её работа, он сейчас не решался — она пока не совсем готова это принять. — Прости, — виновато ответил Чонгук, зная, что заставил нервничать, не выходя на связь, после того как, не скрываясь, пришёл на аудиенцию к королю. — Ненавижу тебя! — со всей обидой, рвущейся изнутри, глухо сказала та, ударяя Чонгука кулаком в плечо. Один раз, ещё раз и ещё… Чонгук просто стоял, принимая эти, на самом деле, слабые и отчаянные толчки, позволяя Вихо сбросить с себя маску, заставляющую её держать все эмоции в узде очень много времени. Чонгук, наблюдая, как в её глазах стояли слёзы, сцепив зубы, терпел, чувствуя, как каждое дерганое движение отдавалось болью левом боку, который при перестрелке задела пуля. По щеке Вихо скатилась первая слеза, и Чонгук не выдержал. Он, осторожно хватая её за запястье и притягивая к себе, тут же впился в её губы, не церемонясь, углубляя поцелуй. Вихо незамедлительно ответила, отчаянно прижимаясь к Чонгуку, успокаивающе поглаживающему ладонями её по спине. Довольный стон едва удалось сдержать в горле, стоило только сплестись языками. Она вплела руки в его волосы и сжала, вымещая так свои чувства. Они безумно скучали. Находиться вдалеке, после того как почувствовали спустя долгое время, каково это — быть так близко, было пыткой. И, побывав в самом центре революционных действий, Чонгук держал в голове данное обещание, не смея его нарушить. Именно поэтому тут же сорвался с места, позволив Хосоку только замотать бинтом рану, не больше. Любовь — это борьба. И главная опасность — желание отдать себя целиком. Кто сделает это первым — тот проиграл. Вихо провела руками вниз: по его шее, на которой бешено пульсировала жилка; по крепкой с хорошо очерченными мышцами груди; подтянутому животу, который тут же напрягся, пока не достигла кромки штанов, в которые была заправлена белая рубашка. Вихо оторвалась от его губ, мимолётно, словно случайно касаясь возбуждённого паха, выбивая у мужчины шумный выдох и с хитрой улыбкой, заглянула в глаза, завораживая, соблазняя. Но улыбка резко исчезла с лица, и Вихо вдруг надавила на левый бок Чонгука, заставляя мужчину, сцепив зубы, зашипеть. На рубашке даже сквозь бинт проступила кровь. — Блять, — выругался Чонгук, толкая язык в щёку и смотря на Вихо с неприкрытым восхищением в глазах. На её лице не было и намёка на недавнюю истерику. — Узнаю мою Ви, — усмехнулся Чонгук, не позволив Вихо выбраться из его объятий. — Но будь чуть более благосклонна, — хмыкнул тот, а Вихо фыркнула, отнимая руку от его тела и смотря на руку, на которой отпечаталось немного крови. Она слишком внимательна, чтобы не заметить, что он ранен. Она долго молчала, не моргая, смотря на ладонь, пока Чонгук со вздохом не решился действовать. Он аккуратно дотронулся до её подбородка и поднял его, заставляя Вихо посмотреть в глаза. В них чётко виднелось заверение в том, что всё уже хорошо. — Надо обработать, — устало выдохнула девушка, дёргаясь в сторону, чтобы найти аптечку в шкафу, но Чонгук удержал на месте, не позволив отойти. — Меня слегка задело. Успеется. Давай ещё так постоим, — попросил мужчина, утыкаясь носом в её макушку, вдыхая родной запах. — Всё закончилось? — тихо спросила девушка, и Чонгук согласно замычал. В нём всё ещё горел фитилёк желания отчитать её за то, что скрывала всё так много времени и за то, что рисковала собой. В ней говорил страх, и он как никто её понимал, а потому лишь слегка наклонился и поцеловал в уголок губ. — Вихо, пообещай, что, что бы ни случилось, ты всегда сразу придёшь ко мне и расскажешь. Мы будем решать все проблемы вместе. Мы же семья, — заглядывая в её ореховые глаза, проговорил тот, заставляя болезненно скривиться — сейчас, когда всё разрешилось, она чувствует себя виноватой. — Обещаю, — выдохнула Вихо, упираясь лбом в его плечо. Она обещает не только Чонгуку, но и себе. — Я люблю тебя, моя леди Чон Вихо, — улыбкой на лице признался тот. — Я люблю тебя, мой лорд Чон Чонгук. Тот самый момент, который казался им концом их жизни, был на самом деле моментом, когда в их жизни всё только начиналось.«Омут душевных порывов не страшен, если в нём черти живут не твои. В мире, где есть слишком много опасного, первенство я присуждаю любви».