— Я буду тебя защищать.
— Когда ты так говоришь, так и хочется тебя обнять.
— Я был бы рад. Честно.
© «В лесу мерцанья светлячков»
Тентен подтянула колени к груди. Хотелось плакать, но она изо всех сил постаралась сдерживаться — даже здесь, наедине с собой и с рекой, слезы были постыдными. Дочери самураев не плачут. Неважно, что ее никто не видит, что ей всего шесть лет, что она — внебрачный ребенок, не имеющий права носить фамилию отца, и что отец погиб. Даже так, плакать было нельзя. Ей всегда это повторяли. Мать учила ее стойкости с пеленок, говорила, что мир жесток и поэтому ей нужно учиться держать удар. Почему мир жесток, Тентен не понимала — они с мамой жили в доме на окраине деревни, у леса, и здесь не было ни войн, ни битв, только тишина, пение птиц и природа. Весной пышно цвели умэ и сакура, летом все погружалось в зелень, осенью — в багрянец, зимой снег кутал уставшую землю в белое одеяло, баюкая до весны. Все ужасы, о которых рассказывала мать, оставались где-то там, далеко, в будущем. Будущее представлялось страной на самом краю света. Сегодня Тентен впервые столкнулась с темной стороной жизни лицом к лицу. Мать безутешно рыдала, упав на футон и не желая принимать утешения дочери, с ней осталась тетушка, а Тентен убежала к берегу реки. Папа… кто он такой, она не представляла. Она была незнакома с ним, а он — с ней. Он был мужчиной, благодаря которому она появилась на свет, и мама его любила, хоть и не была его женой. Тентен должно было быть грустно, но не было. Она испугалась маминых слез, но потихоньку успокаивалась, наблюдая за течением воды. Обычно ей запрещали убегать далеко вверх или вниз по течению реки и долго гулять на берегу, говорили: ёкаи заберут, и Тентен слушалась, но в этот раз зашла подальше. Близился час Лошади — опасное время, не опаснее часа Быка, когда всякая нечисть гуляет по земле беспрепятственно, но все равно опасное. Солнце поднялось высоко, его лучи сверкали ярко, блестели на поверхности воды и на траве. В камышах что-то зашевелилось. Тентен напряглась, присматриваясь. Медленно она протянула руку в сторону, нашаривая камень. Кто-то в воде зафыркал. Камыши раздвинулись… …у него была зеленая кожа, как у лягушки, черепаший панцирь и птичий клюв. На голове — наполненное водой блюдо. Ёкай! Каппа! Тентен не закричала и не убежала; воспитанная воительницей, девочка решительно размахнулась и бросила в водяное чудище камнем, целясь в блюдце на голове: рассказывали, что в воде, которая наполняет это блюдо, хранится вся жизнь каппы, и если вода выльется, каппа умрет — но водяной увернулся, и камень попал в его плечо, рассекая до крови. Кровь у него оказалась красная, как у человека. — Ай! — возмутился каппа. — Что ты делаешь? Тентен подумала, что теперь пора бы убегать, но не смогла подняться с места — то ли оцепеневшая от испуга, то ли завороженная зрелищем: она впервые видела ёкая и была любопытной, как все дети. Но отвечать ему не стала. Просто рассматривала, медленно приходя к выводу, что каппа был скорее смешным, чем страшным. Нелепым. То ли лягушка, то ли черепаха, но на двух ногах, как человек. Ноги и руки у него тоже были человеческие, только зеленые и с перепонками между пальцами. — Ты меня испугалась, — он не спросил, а констатировал факт. Наклонившись, сорвал листок подорожника, погладил им себя по лбу… очертания поплыли, меняясь, как отражение в воде. Вместо уродливого каппы перед Тентен стоял юноша в зеленом трико, с черными короткими волосами и густыми бровями. Не красавец, но и не чудовище. Подойдя к ней, каппа опустился на колени, чтобы сравнять их лица, рассматривая ее с тем же интересом, что и она — его. Тентен захотелось толкнуть его, но только на секунду — она чувствовала, что каппа не хочет причинить ей вред. — У тебя кровь, — заметила она еще не зажившую рану на плече, и ей стало стыдно: бросаться камнями было нехорошо, и если Тентен не бросалась ими в людей, то зачем запустила в водяного? Он же не нападал, и это его река. — Да, — он глянул на рану так, будто только что ее заметил. — Ерунда, пройдет. Ты сама в порядке? — Я? — удивилась Тентен. — С чего бы мне быть не в порядке? — Ты ребенок и возле тебя нет взрослых. Заблудилась? — Пошла погулять, — буркнула она. — И я не ребенок. — А кто ты? — он чуть склонил голову набок. — Тентен. — Тентен, — повторил каппа. — Красивое имя. Как будто вода капает и звенит. Тен-тен. — А у тебя есть имя? — Конечно, — он широко заулыбался. Вместо клыков, как ожидала Тентен, у него были белые ровные зубы и добрая улыбка. — Меня зовут Рок Ли! Иногда меня называют Зеленый Зверь, — улыбка стала еще шире. Тентен хихикнула. — Зеленый — из-за цвета кожи? — Нет, потому, что я люблю зеленый цвет. А ты какой любишь? Рок Ли сел рядом с ней, скрестив ноги. Тентен подумала, что соседство каппы должно ее пугать, но не пугало. От него даже не воняло рыбой. Он казался обычным парнем, хотя и в странной одежде — таких она видела в деревне, куда мама брала ее на рынок за покупками. — Не знаю, — сказала она. — Может быть, тоже зеленый. Каппа кивнул, принимая к сведению. Река тихо шумела, птицы сонно щебетали, цикады звенели, полдень тянулся лениво и сонно. В такой полдень у реки совсем не верилось, что где-то звенят мечи, гремят выстрелы и люди падают замертво. Только алеющая рана на плече водяного напоминала, что мир все еще жесток. Струйка крови потекла ниже, до локтя, капнула на траву. — Ты уверен, что ты в порядке? — заволновалась Тентен. — Давай перевяжу. — А ты умеешь? — засомневался Рок Ли, но спорить не стал. Тентен задумалась: она умела, но у нее не было бинтов, и тем более не было ничего, чем можно было бы промыть рану, но водяной, наверное, мог не бояться заражения крови. Может, и кровопотеря бы на нем никак не сказалась, но Тентен ощущала свою вину и хотела помочь, а еще ей нравилось лечить людей и в будущем она хотела бы стать медиком. — Доверься мне, — решительно сказала она, и так же решительно потянула за ленту, которая скрепляла ее волосы — широкая, темно-красная, шелковая, мать купила ее в подарок Тентен и та гордилась своей лентой, но жалко не было. Лента и лента. Скажет дома, что потеряла. Встав, Тентен обошла сидящего каппу с другой стороны и сосредоточенно принялась перевязывать его плечо. Неожиданно это помогло и кровь остановилась; заодно Тентен сделала еще одно открытие: на ощупь каппа был совсем не скользким и холодным, как лягушка, а теплым, как человек. Совершенно человеческое тело. — Ух ты, помогло! — искренне восхитился он. — Даже болеть перестало. — А болело? — Тентен виновато моргнула. Она не думала, что ёкаи чувствуют боль. — Болело, но не так, как если бы ты ударила железом. Вот железо — больно, да. Ужасно, будто все тело до костей горит. А камень — действительно ерунда. — Тебя ранили железом?.. — Было пару раз. Если попадался на глаза людям, которые носили меч, — он неловко засмеялся, потирая затылок. Тентен вздрогнула: каппа говорил об этом спокойно и почти весело, а рана от меча совсем не была чем-то, о чем говорят весело и со смехом. И о боли не говорят со смехом. Но ёкаи на то и ёкаи, что отличаются от людей. — Ты нападал на них? — спросила она. — На кого? — На тех, кто тебя ранил. Ты нападал на них, чтобы достать их внутренности? Их сирикодама? — Нет, — он будто вздрогнул. — Нет, нет, я не нападал. Не всем каппам нужны человеческие потроха и сирикодама. — Тогда почему они били тебя мечом? — Сенсей говорит — потому, что они боятся. Ты же тоже испугалась. Но у тебя не было меча. — Даже если бы и был… — она хотела сказать, что не ударила бы, но слова застыли на языке, потому что были ложью. — Но ты же не опасен! — Они не знали. Ты тоже не знала. — Извини, — буркнула Тентен. — Я не хотела делать тебе больно. Ты появился так внезапно… я не ожидала… извини. — Да я же сказал, ерунда. Тем более, ты ребенок. И хотя ты не показываешь этого, внутри ты плачешь. Почему? Это умение видеть насквозь совершенно точно было демоническим. Тентен снова села рядом с ним на траву. — Мой отец умер, — сказала она. — Он был убит. Его тоже ударили мечом, так, что разрубили надвое. — О, — протянул каппа с искренним сожалением. — Сочувствую. — Я его не знала, — Тентен мотнула головой. — Но мне все равно грустно. Мама плачет… и я тоже должна плакать, раз у меня больше нет отца, а мне не хочется плакать. Точнее, хочется, но не поэтому. — А почему? — Просто так. Не знаю. — Хочешь… — Рок Ли задумался. — Хочешь, я научу тебя борьбе сумо? Тентен засмеялась. — Это не для девочек. — Тогда хочешь, научу метко бросать камни? — предложил он. — С условием, что ты будешь бросать их не в меня? Она покраснела — водяной умудрялся раз за разом пристыдить ее, причем сам того не желая. — Договорились. Наверное, никогда еще Тентен не было так весело. Она не завела близких друзей, а те дети, с кем она общалась, сторонились ее, зная, что она рождена вне брака, словно это делало ее хуже них. Она не была совершенным изгоем, ее принимали в игры, но ни одна игра не веселила ее так, как эта, когда они с каппой по очереди бросали камушки в разные импровизированные мишени, и водяной учил ее, как нужно держать руку и как целиться, чтобы попасть. Тентен быстро училась, вскоре начав попадать чаще, чем мазать. Она совсем забыла, с кем проводит время — жуткий каппа из сказок стал в ее глазах обычным парнем. Или не обычным, потому что юноши его возраста считали выше своего достоинства общаться с шестилетними девочками, если те не приходились им сестрами. Рок Ли же не задавался, не вел себя высокомерно, не подчеркивал, что он взрослее и умнее. Он получал то же удовольствие от игры, что и Тентен. Спохватились они оба только когда стало темнеть и настал час Петуха. — Мама меня ищет, — ахнула Тентен. — Она и так расстроилась из-за папы, еще и я убежала… Вдруг она решила, что я умерла, как он? Мне пора скорее домой! — Я тебя провожу, — вызвался каппа. Тентен мотнула головой. — Нельзя. Тебя же никто не знает. Как это будет выглядеть, если меня приведет домой незнакомый мужчина? — Тебе шесть, — засмеялся Рок Ли. Тентен надулась. — И что? Через десять лет мне будет шестнадцать и я выйду замуж. Сама дойду домой, здесь не так далеко на самом деле. — А лента? — он тронул импровизированную повязку на своем плече. Тентен закусила губку, засомневавшись, но решила: — Оставь себе. На память. Как подарок. И… и как извинение. Я не должна была ранить тебя. А взамен ты поиграешь со мной еще? — Я буду играть с тобой каждый день! — с энтузиазмом отозвался Рок Ли. — Когда только пожелаешь! — он протянул ей руку с оттопыренным мизинцем. — Клянусь. Это «клянусь» прозвучало не весело и беззаботно, как другие его слова, а емко, твердо и уверенно. Тентен поколебалась мгновение и протянула свою руку, соединив их мизинцы. — Назови мое имя, и я всегда приду тебе на помощь, — сказал каппа. Когда девочка убежала, панцирь снова вырос на его спине, кожа позеленела, и блюдце на голове стало видимым. Водяной провел кончиками пальцев по ленте на на плече, встряхнул головой, прогоняя мысли, и прыгнул обратно в воду.