Это был тёплый летний день. Солнце совсем недавно выглянуло из-за горизонта, лениво растворяя утреннюю прохладу. Трава казалась как никогда зелёной, вода как никогда прозрачной, небо как никогда голубым. Всё в этот день было особенным, будто волшебным. Даже воздух, казалось, опьянял. А серая невзрачная старушка Сан-Пьер, в которой вот-вот должно случиться столь долгожданное и радостное событие, сейчас казалась прекраснейшим на всей планете местом. Её старые цветные витражи, едва пропускавшие свет, потрескавшиеся на стенках иконы с изображениями ангелов и святых, лица которых совсем не видны уж от старости, старые и дряхленькие колонны; им не терпелось вновь очутиться в этой церкви, не терпелось услышать заветную речь, на которую оба, не раздумывая, ответят согласием.
Когда Ада проснулась, Эмиля уже не было рядом; вместо него доносились запах кофе и шум посуды. Девушка, потянувшись и чуть размяв затёкшие за время сна конечности, раздвинула шторы и приоткрыла створку окна. Она прошла в дальний угол комнаты, где стояло небольшое зеркальце, лежали её вещи, книги и всё по мелочи и снова осмотрела своё свадебное платье. Оно было не слишком пышным, но изящным и невероятно красивым. Узкие рукава подчеркивали худые руки, тонкие кружева обрамляли талию. Эмилю Ада казалась бы не менее прекрасной и в мешке картошки, но ей очень хотелось, чтобы этот день был особенным во всём, даже в таких мелочах.
Звуки на кухне тем временем стихли. Парень вошёл в комнату, улыбаясь и держа в руках небольшой поднос с чашкой кофе и омлетом. Однажды он сам попросил ее научить его каким-то элементарным блюдам вроде этого и, когда, хоть и не без проблем, у него получилось, он нередко стал вставать раньше неё, чтобы приготовить завтрак и в который раз увидеть её улыбку. Только именно омлет он никогда не готовил – о том, как его готовить, ему рассказала пожилая женщина на базаре. Она дружелюбно хихикнула в ответ на его просьбу, но охотно рассказала, после пожелав тому удачи и передавая привет возлюбленной. Эмиль знал, что этот день очень важен для Ады, поэтому так старался придумать что-то новое, что заставило бы его услышать даже нечто большее, чем “хороший мальчик, Эмиль!” (впрочем, таким восклицаниям он был невероятно рад).
О, этот блеск в её глазах, эта улыбка на её прекрасном лице! Эмиль прямо сейчас бы умер за неё, не раздумывая. Всё будто во сне, так безгранично он счастлив. Разве мог он заслужить её, такую... словно неземную? Она так смотрит на него, так нежно гладит! Он точно вот-вот сойдёт с ума. Это столь прекрасно, что тело перестаёт ощущаться и он словно становится наблюдателем. Смотрит, как она ласково целует в щёку и ведёт за собой на кухню, говорит садится и просит подождать немного, пока она приведет себя в порядок. А он всё так же глупенько улыбается, смотря ей вслед, до конца не ощущая, что это происходит наяву.
Ада возвращается, и они вместе садятся завтракать. Может, это и не лучший омлет в ее жизни, но она так его нахваливает и с таким удовольствием съедает всё до последнего кусочка, что Эмиль едва не плачет от счастья.
– Я рад, что тебе понравилось. Я старался, – он выглядит точно щеночек.
– Кстати, у кого ты узнал рецепт? Я никогда не рассказывала тебе, как готовится омлет. – она, доев последний кусочек, едва встает, чтобы убрать тарелки, как её тут же перебивают.
– Сиди, сиди! Я уберу всё, – парень встаёт и, забрав пустую тарелку, ставит всё в раковину. – Помнишь, не так давно ты оставила ненадолго меня одного рядом с бабушкой, у которой мы покупали овощи? Я тогда у неё спросил, что можно приготовить не сильно сложное, но в то же время вкусное, и она рассказала мне этот рецепт. Ах, Ада, я так рад, что тебе правда понравилось! – Эмиль подходит к ней и, нежно приобняв, носом зарывается в кучерявые волосы. Она лишь молча обнимает его в ответ, поглаживая по спине и шепча разные нежности.
– Ада, я думаю нам стоит собираться – время, кажется, близится к полудню. Не опоздать бы, – он смотрит в её глаза и аккуратно касается волос.
– Да, действительно, стоит, – она улыбается ему и, оставив невесомый поцелуй на щеке, уходит в свою комнату.
Девушка спускается вниз и видит уже ожидающего её Эмиля. Он одет в свою единственную рубашку, уже ставшую ему чуть большой, ибо за время, которое он лежал в лечебнице он сильно похудел, и чёрные брюки. Волосы его причёсаны, на лице сияет улыбка. Едва завидев её, парень, как по щелчку, переключает всё внимание на неё, берёт её руку и нежно целует.
– Ах, Ада, ты… невероятно прекрасна. Моя милая Ада, если бы я мог все свои чувства выразить словами! Ты не по-человечески красива, – и тот восторг в его глазах, с которым смотрит он на возлюбленную лишь добавляет искренности его словам. – Я так счастлив, что даже не могу найти слов.
– Я верю тебе и без них, душа моя. И ты тоже непозволительно прекрасен, – она берёт его лицо и, встав на цыпочки, целует, так ласково и мягко, что Эмилю кажется, будто он вот-вот растает. – Пойдём, не будем же опаздывать, – берёт её под руку, и вместе они, не спеша, прогуливаются до Сан-Пьер, наслаждаясь чудной погодой.
***
Мимо неспешно плывёт небольшая речушка Шаранта, переливаясь на солнышке. Едва ли её можно назвать прозрачной от того количества помоев, которые в неё сбрасываются, однако сейчас даже растительность на дне стала проглядываться. Иногда журчание воды прерывается гусиным гоготом или кудахтаньем, доносящимся с изредка попадающихся чужих домиков. Эта часть деревни населена меньше всего: речка довольно резко уходит в противоположную сторону, а потому селиться здесь невыгодно.
Дорожка, по которой они идут, местами чуть присыпана мелкими камушками и гравием, но в основном она просто протоптана. Эмиль осматривается и старается запомнить как можно больше деталей. Он держит Аду за руку, не отдаляясь ни на шаг. Она начинает идти медленнее – он послушно подстраивается под её ритм. Непривычно серая макушка Сан-Пьер виднеется вдали.
Они входят внутрь. У алтаря уже стоит священник, держа в руках Библию и ожидая будущих супругов. Дальше всё идет будто в тумане: Эмиль слушает молитву и смотрит в глаза возлюбленной и, кажется, ничто кроме них в этот момент больше не существует. Он, не слушая, на все вопросы отвечает согласием и ждёт, пока она ответит тем же. Священник протягивает им кольца: Эмиль подрагивающими руками надевает ей кольцо и ждёт. Девушка не двигается с минуту, после чего смотрит на него совершенно пустым взглядом.
– Ада?
Она смотрит на него, но в то же время в никуда. В его глазах тут же проявляется ужасная тревога и, едва он касается её руками, как она испаряется. Так, будто никогда и не стояла здесь.
***
Он просыпается. В комнате темно и холодно, окно открыто нараспашку. Луна почти не проглядывает сквозь огромные тучи, которые, кажется, вот-вот заплачут. Эмиль судорожно осматривает комнату: её платье висит всё на том же месте, её книги лежат всё на том же столике, её место на кровати всё также пусто. Проходит, наверное, вечность, прежде чем до него доходит: он один. Ни одной души более в этом доме не живет. Перед лицом невольно всплывают воспоминания: её бледное лицо, неестественно алые и впалые щёки. Такой она выглядела, когда он видел её в последний раз.
Эмиль не знает, сколько времени прошло с тех пор, он знает только одно – это слишком тяжело выносить. Эти постоянные кошмары, бесконечная тревога и непонимание смысла продолжать жить. Её улыбка, голос, смех – всё, что его радовало, исчезло, будто никогда и не существовало. А действительно ли это не было плодом его совсем больного уже сознания? Ведь она, Ада, и впрямь была невероятной, слишком сказочной, чтобы существовать наяву.
Он встаёт с кровати и, спустившись на первый этаж и будто в последний раз окинув взглядом кухню, на которой они когда-то сидели вместе и были счастливы, выходит из дома. Подходит к речке и какое-то время многозначительно смотрит в её глубину. Она быстро-быстро бежит, словно опаздывает куда-то, шумит и манит к себе. Этот соблазн становится сильнее его, и он ныряет, ни разу в жизни не плавая. Тревога тут же душит, не позволяя издать не звука, и постепенно Эмиль ощущает, как немеют и тяжелеют конечности. Становится так тяжело, что аж легчает.
