Ещё раз

      Догорает кривой огарок свечи, а вместе с ним и сознание Лэйн. Буквы плывут под усталым взглядом, но она упорно продолжает вчитываться в скачущие строчки Книги Апокалипсиса, будто от этого зависит её жизнь. Вообще-то, так оно и есть, но гораздо приятнее отметать неприятные мысли и заниматься тем, что любишь, без страха за свою шкуру. Хочется всё бросить и вернуться в прошлое, на базу «Сибири», где всё было в разы проще и легче. Никаких Дмитриев, никаких отродий с заражёнными, никакой неопределённости — ты знаешь своё место и делаешь то, что должна. А теперь с ней лишь подводящая память и удивительное умение привлекать к себе ненужное внимание. Искренне хочется доверять и верить, глуша все подозрения в груди, но в этом заледенелом городе всё пропитано густой ложью. И люди в нём ледяные, жестокие, теряющие последние искры надежды и человечности. Лэйн, правда, тоже не может похвастаться ни тем, ни другим, но она хотя бы не вводит окружающих в заблуждение. Зато они её — с превеликим удовольствием! В груди коротко колотится нечто, отдалённо напоминающее раздражение, но быстро исчезает, будто и не появлялось никогда.       Чувства-чувства-чувства… то ли город их сожрал, то ли она окончательно проржавела за три года, проведённых в небытие. Она задумчиво смотрит на гаснущий фитиль прогоревшей до конца свечи и апатично думает о том, что стоило бы зажечь новую. Или взять лампаду, фонарь — да хоть что-нибудь. Лэйн отсчитывает про себя три секунды, и свет мягко гаснет, оставляя её в холодном полумраке церкви. За стенами воет метель, от которой натужно трещат хлипкие окна ближе к высокой двери. Неприятный сквозняк щипает за икры и колени, и она борется с желанием просто подогнуть под себя ноги, чтобы хоть немного согреться теплом собственного тела. Скамейки в церкви неудобные, а полы холодные, поэтому между временными неудобствами и подорванным здоровьем приходится выбирать первое.       — Так и будешь в темноте сидеть? — Лэйн вздрагивает, медленно моргая и выплывая из своих мыслей. Её тёмные глаза рассеянно бегают по полумраку помещения, которое разбавляют лишь редкие свечи, расставленные по разным углам, и наконец находят высокую фигуру Каина, будто окутанную тьмой и тенями. Она подмечает светящиеся красным глаза и белоснежные крылья, которые не укроет никакой мрак. Так странно, ей всегда казалось, что красный — цвет демонов. Красный — это кровь, опасность, страсть, похоть, огонь. Совсем не ангельский цвет. Он делает несколько шагов вперёд и его очертания становятся намного чётче. — Метель сильная, безопаснее будет ночевать тут.       — Понятно, — голос немного скрипучий от долгого молчания и Лэйн неловко прокашливается. Возвращаться в поместье не хочется. Не к кому. Все эти люди — Анна, Дмитрий, Грег, Ник — кажутся невероятно картонными, следующими своим глупым правилам и делающими вид, что они команда.       Какая глупость.       Они могут играть в друзей сколько угодно, но безразличие от неё не скрыть. Они команда до первого проступка, после которого можно будет со спокойной душой сожрать неугодного. Каин зажигает толстую свечу и ставит её на подлокотник скамьи, взамен старой. Непереводимые буквы скачут по книге, будто избегая людских взглядов, а может это просто элементарная усталость. От ангела веет морозной свежестью, а его одежда присыпана снегом. Холодок пробегается по коже и Лэйн чуть вздрагивает, неприязненно морщась от мурашек, поползших по рукам. Никакая тёплая одежда не спасёт от могильного холода, накрывшего Ротков. Ей, честно говоря, плевать на него, но тело разум слушать не любит. Тело живёт отдельной жизнью и слушается лишь себя — тянет руки к светлой куртке и стряхивает горсть снега на каменный пол церкви, поднимает голову к бледному лицу ангела и пристально вглядывается в точёные черты, едва заметно растягивает губы в улыбке. Лэйн всего этого не хочет, ей бы тонуть и дальше в пожирающем изнутри безразличии, но что-то в Каине усиленно вытягивает из недр души остатки человеческих чувств, заставляющих кровь циркулировать дальше, а грудь зудеть от странных ощущений.       Он выглядит холодным, на ощупь такой же, но оно и к лучшему — не хочется растаять от огня. Дмитрий горячий и обжигающий, а Каин — лёд, сама Сибирь. И огонь у него в глазах такой же стылый, как метель за трещащими окнами церкви, кроющий кожу не ожогами, а причудливыми узорами из инея.       — Перевела что-нибудь? — он не отходит. Лэйн с усилием отрывает взгляд от его лица и возвращается к книге, раскрытой на середине. Хочется сказать «да», но это будет ложь. Разгадка маячит совсем рядом, но никак не получается ухватиться за неё даже кончиками пальцев, так ловко она ускользает от неё, и остаётся лишь досадливо вздохнуть, ссутулив плечи. Глаза болят от долгого чтения, бумаги вокруг исписаны словами и сокращениями, понятными лишь ей, но толку от этого никакого. — Понятно.       Ничего ему не понятно. Как и ей, в общем-то. Лэйн бы в себе разобраться и мысли свои расшифровать, а уже потом лезть в древние письмена, но времени совсем нет. Оно утекает сквозь пальцы, как мелкий-мелкий песок, а она наблюдает за этим с меланхоличной апатией, совершенно не пытаясь остановить. Понятно ему. Лэйн скребёт ногтем разводы воска на деревянном подлокотнике и не поднимает на Каина взгляд, но затылком и виском чувствует его ледяные глаза, от которых словно снег на голову ложится. Какой же он непонятный, заражающий этой непонятливостью и её. Хочется вновь разбить ему губу и с садистким наслаждением размазать кровь по его красивому лицу, но она сомневается, что найдёт силы даже вздохнуть лишний раз. Палец неловко соскакивает с воскового бугорка и она шипит, чувствуя неприятную боль. Заноза под ногтем выглядит немного гадко, но не критично. Чувства кажутся чужими, кажется и палец болит вообще не у неё. Каин хватается за её руку, словно действительно волнуется, и с интересом осматривает торчащую из-под ногтя щепку. Кожа под его пальцами как будто плавится и стекает вниз по запястью, а в горле встаёт странный ком. Хочется немного растянуть это неприятно-приятное чувство.       — Везёт же тебе, — он хмыкает и подносит руку к своим губам. Пальцы чуть подрагивают, но это получается непроизвольно, опять отдельно от приказов разума. — Не дёргайся, я быстро.       Каин размыкает полные губы и оголяет зубы. Выдёргивает занозу ловко и быстро, лишь секундная боль колет под ногтем, и тихо сплёвывает её куда-то на пол. Руку так и не отпускает, у лица держит, и Лэйн тянется ближе, мягко проводя подушечкой пальца по заживающей ранке на его нижней губе.       — Не говори, что тебе жаль, — он говорит, задевая её кожу дыханием. Лэйн хмыкает и склоняет голову вбок.       — Не жаль. Я бы сделала это ещё раз.       Глухой смех Каина прокатывается по полупустой церкви и смешивается со звоном стёкол. Лэйн чудится в этих звуках странная мелодия, похожая на церковную. Метель стонет, а ей вторят сотни женских голосов, существующих лишь в её больной голове. Напоминает о былых деньках на базе «Сибири», когда какой-то парень включал церковный хор и целый час сидел с возвышенным выражением лица. Как жаль, что Лэйн даже не помнит его имени — стёрлось из памяти, как и многое другое. Каин ловит губами её палец, чуть прикусывает подушечку. Спускается ниже и аккуратно целует косточку на запястье, не отрывая взгляда от её лица. Она уверена, что оно совершенно бесстрастное, не сменившее ни одной эмоции, но внутри всё фейерверками взрывается и подкатывает бурлящей лавой к горлу, сдавленному спазмом. Холодная цепочка крестика на его руке немного отрезвляет, оставляет маленькую выемку, за которую можно уцепить сознание. Она шумно сглатывает и несмело тянет руку к его лицу, обводя линию челюсти и зарываясь в белоснежные волосы. В них блестят капли подтаявших снежинок, переливаясь под огнём свечей.       Дёрнуть?       Дёрнуть?       Хочется сжать в кулак мягкие пряди и со всех сил дёрнуть на себя, хочется столкнуться с ним лбами и зубами, до звёзд в глазах и крови на кончике языка. Искру жизни в Лэйн зажигают лишь эти странные желания, за которые она отчаянно цепляется, и горящие дьявольским огнём глаза ангела, в котором совершенно ничего святого. Она была мертва три года, а оживает за чёртовы три секунды, когда Каин склоняется к ней ближе и обжигает губы дыханием. Он не целует, лишь пристально вглядывается в чёрные глаза Лэйн, потерявшие блики. Тонет в манящей пустоте расширенных зрачков и почти с мазохистским наслаждением заставляет себя отстраниться, чтобы не совершить ошибку. Зачем им это? Поддаваться мимолётным желаниям — воистину по-человечески, а он выше подобных глупостей. Ему так кажется. Ему хочется в это верить. Лэйн в нём человечности видит больше, чем в самой себе. Больше, чем в Дмитрии, Анне и прочих обитателях того проклятого поместья, в котором она совершенно чужая. Каину верить нельзя, но хочется. Сомнения грызут живьём, но его странная честность подкупает. На языке у него всё то же, что на уме — по крайней мере, хочется на это надеяться.       Он ей ворох непонятных чувств, а она ему что? А она ему губами по губам и пальцами по волосам, не надеясь на взаимность. Она ему льдом по такому же льду, вызывая холодные искры, а он ей пламя, человека в ней воскрешающее.       — Ничего не понимаю, — шёпот теряется меж губ Каина. Лэйн задевает локтем свечу и она падает на пол, погружая их во мрак. Его глаза вновь горят алым, будто никогда и не были иного цвета. Быть уязвимой в темноте намного легче, чем при тусклом свете огня, поэтому она позволяет себе нахмуриться и сжать покрепче пальцы у светлых корней его волос. — Совсем ничего. Верить тебе или нет? Трудно тебя понять.       — Не думай, Лэйн, — зубы цепляют её нижнюю губу и Каин, исподлобья глядя на неё, спускается с поцелуями ниже, к подбородку и шее. Лэйн запрокидывает голову и рассматривает расписные потолки церкви, чувствуя влажные следы его губ на коже. Сквозняк гладит каждый, но ей больше не холодно. Его цепкие пальцы оттягивают край колючего свитера, одолженного у Анны, и Каин целует её прямо в яремную впадину, срывая громкий вздох. — Отпусти мысли и дай телу сделать то, что оно хочет. Ты не сможешь вечно держать себя под контролем.       Лэйн скользит рукой под его куртку и чувствует перекатывающиеся под водолазкой мышцы. Хочется увидеть его в каком-нибудь ангельском виде, как в наваждении при первой их встрече, но вместо светлой струящейся ткани в голове возникают окровавленные куртка со штанами и крупные капли, стекающие с креста на левом запястье. Книга соскальзывает с колен и тихо падает на пол. Скамейка тихо скрипит, когда Каин ставит на неё колено, прямо меж ног Лэйн, и склоняется ещё ниже, практически укладывая её на деревянную поверхность, и вместо красивых потолков она натыкается на его глаза. Пожалуй, они намного привлекательнее какого-то убранства церкви. Ангел стягивает с себя куртку и аккуратно подкладывает её Лэйн под голову, прежде чем задрать свитер до самой груди и прильнуть губами к розоватой коже. Она вздрагивает и давится вздохами, растворяется в его касаниях и чувствует медленно зажигающийся в ней огонь.       Крылья Каина подрагивают, будто он сам тоже пребывает в странном нетерпении, но понять что-то по его лицу невозможно — он прячет его за поцелуями и дарит лишь редкие взгляды исподлобья. Его холодные пальцы забираются под кромку тёплых штанов и он застывает, вопросительно глядя на неё. Лэйн сглатывает вязкую слюну, чуть колеблется. Её глаза бегают по его растрёпанным волосам, влажно поблёскивающим губам, перевёрнутому кресту на горловине водолазки, крепким рукам на её бёдрах… она сжимает ими его колено и медленно кивает, чувствуя, как выскальзывает пуговица из петли. Каин слегка приспускает с неё штаны и целует кожу прямо у белья, отчего в животе странный узел затягивается. Лэйн шумно сглатывает и дрожащей рукой отстраняет его от себя, чувствуя, как взрываются сомнениями мысли в голове. Её штормит. Она мечется из крайности в крайность и цепляется за Каина, как утопающая за спасательный круг.       — Опять задумалась? — его смешок звучит неестественно громко. Он отскакивает от стен церкви и смешивается с гулом ветра на улице, а Лэйн разлепляет пересохшие губы и не находится с ответом. Да, опять. В низу живота неприятно тянет в ожидании продолжения, а Каин всё не торопится возвращаться к тому, что делал парой секунд ранее, послушно ожидая её ответа. Хочется. Хо-чет-ся. До одури хочется. — Если не хочешь, то я прекращу.       Она жмурится и резко выдыхает. Качает головой отрицательно и давит ему на затылок, отчего ангел носом ей под пупок утыкается, тихо смеясь с этих неловких действий. Он плотные штаны спускает почти до середины бёдер и широкой ладонью накрывает низ её живота, чувствуя, как подрагивают под кожей мышцы. Его пальцы скользят всё ниже и ниже, под бельё, и Лэйн громко вздыхает, когда они аккуратно накрывают пульсирующий комок возбуждения между её ног. Каин с затаённым удовольствием смотрит на то, как розовеют её щёки и блестят тёмные глаза, вернувшие жизнь и чувства. Он мягко двигает пальцем, на пробу, и ему приходится аккуратно возвращать прогнувшуюся в пояснице девушку на место, немного насмешливо улыбаясь.       Грудь Лэйн часто-часто вздымается, а сама она смотрит почти умоляюще, пускай и не без привычной для неё тени сомнений. Такая уж она, вечно недоверчивая и ожидающая если не ножа в спину, то подлой подножки точно. Оттого и потрошить её эмоционально, пускай и такими приземлёнными методами, в сотни раз интереснее, увлекательнее. Каина магнитом тянет к Лэйн, холодной и пустой, а Лэйн к Каину — огниву, высекающему в ней снопы желанных ею искр. Ей нравится чувствовать себя живой. Нравится задыхаться от сложных чувств, понять которые — целое приключение. Нравится подёрнутый туманной пеленой взгляд Каина, пожирающего глазами каждый миллиметр её тела, а ещё нравится чувствовать себя выпотрошенной и оголённой, вывернутой наизнанку от забытых давно эмоций.       И пальцы Каина внутри неё. Тоже нравятся, чёрт, до одури.       Слюна в глотке застревает от жара, который приносит вместе с собой один лишь его палец. Она хватается за спинку скамейки и сжимает почти до хруста, а второй рукой прикрывает рот, глуша постыдные звуки, норовящие сорваться с её губ. Ангел на это смотрит снисходительно — его больше увлекают горящие глаза с собирающейся в них влагой. Лэйн понятия не имеет, почему так. Ей не больно и не грустно, так почему мир так плывёт от слёз?       — Мне остановиться?       Каин склоняется к ней и шепчет вкрадчиво на ухо. Его растрёпанные волосы щекочут кончик носа и скулу. Он мягко целует её в щеку и крадёт тихий стон, сорвавшийся с припухших губ.       — Нет, — Лэйн подрагивает и мотает головой. — Нет, нет, нет. Мне так хорошо, боже.       — Не поминай имени Господа, Бога твоего, всуе, — она слышит насмешку в его тихом шёпоте, потом чувствует пустоту. Слова путаются на кончике языка, и прежде, чем Лэйн успевает сказать хоть что-то, он с шорохом стягивает с неё бельё. Его слабое дыхание холодит влагу между ног, заставляет уязвимо подрагивать. — Ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит Его имя напрасно.       Лэйн всхлипыхает. Горячий язык Каина заполняет мысли громким гулом, который оказывается биением её сердца. Тук-тук-тук. Каждый удар отдаётся в ушах барабанной дробью, вторит в такт его вкрадчивым движениям. Она не знает, куда себя деть, а ёрзать на скамье не дают цепкие пальцы ангела, сжимающего её бёдра до посинения. До неё доносится влажный звук, невероятно пошлый и стыдливый, и Лэйн неловко закрывает лицо руками. Ей хочется свести ноги, но вместо этого она лишь сжимает голову Каина бёдрами, получая в ответ на это насмешливый взгляд. Куртка шуршит под затылком, от неё исходит приятный запах, не похожий на что-то определённое. Пахнет ладаном и чем-то нестерпимо тягучим, мужественным, совершенно необъяснимым. Пахнет Каином. Он занимает собой всё: мысли, тело, пространство вокруг. Вскрывает ей грудную клетку и достаёт из неё спавшие три года чувства. Кажется она сходит с ума.       Какой же неправильный ей попался ангел: кресты у него перевёрнутые, глаза адским огнём горящие, а желания похотливые. Не накажет ли их Бог за осквернение церкви?       Каин подтягивает её бёдра поближе и становится плевать. Пусть она хоть сгорит за это после, сейчас Лэйн хочется лишь смиренно отдаться этому сумасшествию. Хочется раствориться в жаре чужого языка, воскрешающего в ней жизнь. Хочется, хочется, хочется… она давится слюной и дрожит. Ноги сводит судорогой от кончиков пальцев до самих бёдер, а узел в животе взрывается обжигающим жаром. Каин оставляет смазанный поцелуй на внутренней стороне бедра и отстраняется, тихо выдыхая. Он дышит тяжеловато и немного жадно, не смыкая поблёскивающих от смазки губ, и медленно поднимает взгляд на Лэйн. Она уязвимо сводит колени и шумно сглатывает, чувствуя медленно катящуюся по щеке слезу. Можно ли плакать от того, как тебе хорошо? Видимо, да. Ангел склоняется к её лицу и ловит солёную каплю языком.       — Ты до невозможности тихая, — он шепчет ей на ухо, не скрывая лёгкого разочарования, и вглядывается в блестящие от влаги глаза. Они непривычно живые, наполненные смятением и смущением. Каин хочет узнать, что ещё может увидеть на дне бездонных зрачков, но Лэйн отводит взгляд, и всё это буйство эмоций в одно мгновение затихает, будто бы его никогда и не существовало. Он тихо хмыкает и ведёт кончиком носа по её скуле. — За-кры-лась. Как жаль.       Лэйн не жаль.       Она бы сделала это ещё раз.