К концу осени в Иркутске холодает.
Блёклые и холодные улочки больше не кутает страх.
Люди, проживающие в Академгородке, не боятся больше кровожадных «молоточников».
Разве что черноволосого изгоя, сидящего за решёткой, иногда боялись только по той причине, что он рано или поздно выйдет на свободу. Для людей это мерзко, отвратительно, ужасно. Они все мечтают, чтобы он умер за решёткой, ведь только так он не сможет им навредить.
Он собственными руками вместе с Ануфриевым безжалостно лишал людей жизни, грабил, избивал.
«Не дай бог такой на свободу выйдет», – щебечат бабки с подъездов.
И не важно, что эти бабки никогда не знали, что такое быть настоящим изгоем. Везде и всегда. Даже сейчас.
Они не знают, что такой отчаянный путь выбирают не просто потому что а-ля захотел.
«Почему даже здесь они все издеваются надо мной?» – проносится в голове у Лыткина.
Хочется одной простой вещи — домой.
Но он обрубил себе путь туда ещё тогда, когда схватился за молоток.
Он умный мальчик, прекрасно понимает, что уже поздно. Его никто не ждёт.
У него больше нет того, что он мог бы назвать домом.
Разве что...
Если бы его посадили туда же, куда и Ануфриева, мог бы ли он назвать это «домом»?
Это определенно лучше, чем ничего, всё-таки. Однако он не увидит его ещё близжайших лет 10, а то и вообще только в другой жизни. Ибо терпеть такую обстановку он больше не может.
Люди, находящиеся с ним здесь — полнейшие мрази. Никита ненавидит людей и без нахождения здесь, но с каждым новым днём, он, кажется, ненавидит всех на свете ещё больше.
Был бы только здесь Артём... Может, было бы не так скучно гнить? Их дуэта бы уж точно эти падлы боялись. По крайней мере, Артём бы точно не дал себя в обиду.
Лыткин грустно усмехается, просверливая в белом потолке дыру взглядом.
Ануфриев прав. Никита без него — ничто.
Лишняя деталь пазла, лишняя фигура на поле. Лишь Артём, лишь он дополняет Лыткина.
Но теперь он лишился и его. Он снова такой же как и всегда — изгой, отброс.
Он не может дать отпор, не может никому ничего доказать.
Почему эти уебища такие, сука, жестокие? Это просто пиздец.
В камере темно даже при дневном свете, холодно даже когда осень.
Осень? Сейчас осень? Он запутался в датах и днях недели. Хотя, если честно, его больше это не особо интересует.
Часы медленно тикают.
Сука, почему когда он попытался убить какого-то хуеплета, то он выжил? Он бы возможно мог сейчас сидеть и гнить с Артёмом, а не находиться в этой помойке совсем одному среди этих уебков, что унижают его.
Это просто невыносимо, и Никита теряет желание существовать.
«Я просто его тень, без него я — ничто», – иногда думает об этом Лыткин.
«Мне никогда и нигде не будет места», – и это грустно, но правда.
Ветер осеннего Иркутска пробирается под кожу, врезаясь в тело черноволосого мальчика. Холодает.
Взгляд Никиты пустой и безжизненный. Опечаленный.
Обед. Никите ничего не остаётся, кроме как нехотя ползти в общую столовую. На него нельзя опаздывать.
Его снова безбожно стебут за его существование, опускают и унижают в колонии. Быть ниже всех по иерархии — реально пиздец полный, как оказывается.
«Я реально так самовыпилюсь скоро, блять», – думается Некиту.
На обеде любимые сокамерники отбирают вилку с ложкой, пока охранники не спалили. Хотя и тем, честно говоря, похуй.
— Слыш, молоточек! – кричат какие-то пиздобляды Лыткину. Он знает, что сейчас будет. Снова.
Если тогда его задевало, сейчас же он просто сверлит взглядом пустоту. Опять. Он каждый день переживает одно и то же, что опускает его морально уже ниже дна.
Никита раньше думал о многом. О семье, о матери, школе, прошлом... О том, что сожалеет о своем кровавом пути.
Сейчас же его мысли больше о том, что он хочет угандошить себя или своих сокамерников, или же все сразу.
Ему плохо. Отвратительно.
Никита вышел из мыслей только тогда, когда об его ебальник чуть тарелку не разбили. Обед почти кончился, а есть вообще не хочется, однако Лыткин с горем пополам сжирает невкусный кусок пищи. Но ему сойдёт, он же привык, как-никак.
Тонны мурашек пробегают по его телу, он слегка потеет. Такое странное чувство...
На прогулке мороз, ветер хуячит. Никита как может жрет псевдо-свободу. За этими стенами, наверное не так просторно, как кажется. Это конечно свобода, но лишь до первых выстрелов в колено. Сбежать невозможно, особенно если ты Никита Лыткин. Ты не способен ни на что.
Некиш горько усмехается, надеясь не наткнуться на очередные подъебы тупых выблядот, с которыми ему приходится сидеть. Пиздец.
«Хочу подохнуть», – единственное, что крутится в башке Лыткина.
«Не думаю, что даже
он будет ждать меня.
Он не против, но и не горит желанием, наверное», – хоть и в душе парень верит, что это ложь.
Он не может больше быть тут один.
Колкий мороз разрезает щеки, а металлические наручники словно воткнулись в кожу.
Мерзко, грязно, нелепо.
И осень мерзкая, все серое и ужасное.
«Сколько мне ещё осталось страдать?» – спрашивает сам у себя в мыслях Никита, пялясь взглядом в серое небо.
***
28 ноября 2021 года
Сумерки.
«Я устал. Почему это продолжается бесконечными годами, по кругу, снова и снова? Почему я, сука, никогда не смогу нормально существовать? Я снова один, один, один... Почему?» – небольшой всплеск эмоций перед последующим опустошением.
Мой взгляд уперся в потолок.
«Если они не прекратят надо мной издеваться, то я умру!» – угрожал я когда-то. Единственное, на что я способен.
Впрочем, всё было напрасно. И так будет дальше, вероятно. Но я всё равно попытаюсь.
В общежитии отряда полумрак. Все эти ебанаты давно спят. Ахуенно...
Никита подбирает стеклышко под подушкой, аккуратно кладёт возле себя — его пиздатая заначка. Отколол он как-то кусочек хуйни стеклянной, да спрятал. Ждал удобного момента. Угрожал сначала он лишь небольшими порезами, но сейчас... Похуй уже, честно. Будь что будет. Либо его переведут в другую камеру, либо он сдохнет.
Доски кровати словно сделаны из кирпичей, а мебель из бетона.
В последнее время все кажется таким блеклым и невыносимо серым.
Лыткину стало практически всё равно, но он немного сожалеет, наверное.
Никите думается, что он действительно может умереть, а поэтому тот невольно вспоминает все хорошие моменты с матерью и его... кем? Другом? Приятелем? Соучастником? Он так и не сумел разобраться, как и сам Ануфриев, вероятно.
Даже прогнивая за решеткой без него несколько лет, досконально прочищая свои мысли, он так и не смог дать нормального ответа. Лыткин бы всё ещё хотел к
нему, но это просто невозможно.
Он вспоминает и своё детство, но хорошего там лишь в единицах.
Глупая судьба изгоя. Лыткин не может больше так жить и существовать.
Либо смерть, либо он перестанет быть таким вновь и вновь.
А если он умрет, то может те, кто его ненавидят, наконец потешат своё эго тем, что один из «молоточников» сдох. Но они никогда-никогда не поймут его, они не знают, что такое быть Никитой.
Поднося к запястью кусок стекла, он задумывается:
«Интересно, хочу ли я подохнуть на самом деле?» – но прозрачное и острое стекло уже слегка впивается в кожу.
Он думает о том, что бы было, если бы он не начал всё это. Но как не начать, когда ты каждый день утопаешь в ненависти ко всему окружающему? Кроме
него и «Расчленённой ПугачОвы» конечно же.
Наверное, он бы мог стать нормальным человеком, не будь он бы собой. Выучился, поступил бы нормально... да забыл все издёвки как страшный сон.
Но это легко сказать, конечно.
Острый конец разрезает кожу.
Стёклышко проводит прямую линию вдоль вен. Хлынула кровь и запахло тем, чем пахло от трупов тех, чьи жизни он самолично похоронил.
«Я сдохну?» – он правда не знает.
Хотелось бы просто очнуться в те моменты, когда его глупые руки ещё не касались ни ножа, ни молотка. А рядом... да мама, да Артём. Он думает, что возможно мог бы всё исправить.
Может, он бы смог отказаться от совместных кровавых идей вместе с
ним.
Упс. Лыткин мазанул по руке слишком сильно. Она начинает неметь, а в глазах расплывается.
Он слегка испугался, наблюдая за алой жижей, скатывающейся с его запястья. Сначала кровь была жидкой, а затем становилась всё гуще. Однако, всё вроде как под контролем. Всё ещё...
Ладони неистово дрожат, по телу холодный пот. Парень вздыхает, проводя по кровавому месиву стеклом ещё и ещё.
В глазах плывёт. Никита надеется, что не слишком перестарался.
Он не мог сказать точно, больно ли ему, но глаза непроизвольно слезились.
— А вдруг я щас помру, ха-ха?.. – Лыткин прикрывает глаза, из которых текли хрустальные слёзы. Его тихий голос дрожал, пока он говорил это в пустоту.
Последний порез наугад, и он не знает точно, задел ли он вены. Всё вокруг поплыло.
«Пиздец. Я чё, умру...» – Лыткин не знал, что такое собственная смерть, но сейчас он почувствовал это в полной мере.
Теперь он знает, какого это — умереть.
***
28 ноября 2021 года
Утро.
Заключённый Никита Лыткин был найден с перерезанными венами на руках при утренней проверке, в следствии чего был госпитализирован в городскую больницу Ангарска.
29 ноября 2021 года
Вечер.
Врачи делают всё возможное, но с каждым часом ему только хуже.
Вполне предположительна смерть.
30 ноября 2021 года
Утро.
Заключённый Никита Лыткин, к сожалению, скончался. Врачи сделали всё, что смогли.
***
Зимой в Иркутске становится холодно. Невыносимо холодно.
Листья сменились даже не снегом, а снегопадом. Снежинки словно тихо плачут, разбиваясь о землю.
И выйдя на прогулку заключённых, Ануфриев подумает, что этот холод словно припёрся сюда прямиком из Иркутска.
И он окажется совершенно прав.
