Его.

      Факт того, что наследный принц великой Обелии, известный на весь мир своей красотой и ужасающими способностями в магии, различно отличающимися от обычных человеческих стандартов, обладал шокирующими собственническим склонностями и необъятными, на фоне этих самых склонностей, ревностными позывами - не был открытием что в самой империи, что далеко за ее пределами.       Рассказы про то, как принц ломал руки новоиспеченным женихам своей горячо любимой, хоть и не родной, сестры Дженнет, которые по своей глупости задержали на хрупкой фигурке, скрытой подходами платья и затянутым корсетом, взгляд немного дольше, чем это положено всеми возможными правилами этикета, а так же про то, с каким трудом он принял в качестве ее избранника “сына Снежка”, при этом изводя этого самого “сына” кажется до полусмерти, стали уже чуть ли не легендами в обширном светском обществе и являлись одними из самых востребованных тем для разговора и сплетен.       Возможно, именно поэтому никто на приеме даже не соизволил обратить внимание на то, как наследник престола у всех на виду заехал в нос одному из гостей, который к своему несчастью и неведению решил заговорить с той, которую Атанасиус ревновал больше всего.       Лука.       Все в зале…ну ладно, почти все в зале и за его пределами знали, что к этой девушке подходить не стоит. И не столько из-за ревнивого принца, сколько из-за неё самой и ледяного взгляда алых, словно бутоны роз, глаз.       Великая волшебница была неприкасаемая ровно настолько же, насколько она была прекрасна. Грубо говоря, она была совершенно неприкосновенна. Потому что обладая самой высокой магической степенью и держа в руках поводок с именем “Атанасиус Де Алджер Обелия” - Лука была той самой, на которую можно было лишь смотреть, мечтать о простом взгляде на свою персону и отводить взгляд, когда чувствовал, что тебя прожигают два голубых небосвода. ***       Он сжимает зубы до противного скрежета, что отдает звуком где-то под черепной коробкой и остаётся звоном ещё на некоторый отрезок времени. В руках опасно трещит обитая дорогим шелком ручка трона, когда принц в ярости хватает её и не думает даже как-то рассчитывать прикладываемую силу, потому что конкретно в данный момент ему будет все равно, даже если рядом кого-то охватит приступ выброса маны. Он будет даже рад, потому что тогда этот раздражающий тип получит по своему смазливую личику и его женщине будет не так интересно обсуждать с этим гадом что-то там.       Очень хотелось бы прямо сейчас подойти, обвить гибкую, обтянутую в гладкую черную ткань платья, талию руками, уткнуться носом в алибстровые волосы, так восхитительно пахнущие чем-то сладким и домашним, и приказать выдворить этого нахала за дверь, но на данный момент он не может это сделать.       Как на зло, именно этот человек был приглашенным со стороны, которую в договорах и партнёрстве ну вот никак нельзя терять, поэтому единственное, что сейчас может принц - вздохнуть, смотреть на улыбку, обращенную не ему и придумывать в голове все новые варианты казни этого ублюдка.       Но его терпение не железное, оно вообще еле доходит до уровня "есть, в принципе" и оно трескается ровно в тот момент, когда этот гад медленно наклоняется к его женщине, подхватывает шелковистую прядь волос его любимой девушки и почти касается мягких губ его без пяти минут жены!       Терпение трескается с характерным звуком, который был услышал абсолютной всеми. И это понятно потому, как в зале все затихают и медленно расступаются в стороны, открывая принцу проход к его волшебнице и этой твари, что соизволила покуситься на чужое, медленно осознавая, что этому парню жить после сегодняшнего будет не так сладко, как было до этого.       Его возлюбленная в свою очередь застыла прекрасной каменной статуей и, если честно, Атанасиусу кажется, что она была такой с самого начала этого ненужного разговора. И от осознания того, что его возлюбленной не понравилось общаться с этой дребеденью становится так хорошо, так приятно, что он не не сдерживает ехидной улыбки, при виде которой вздрагивает даже отец.       В прочем, Луке всегда на неё было глубоко плевать. Точно так же, как была плевать на любые запреты, которые старался ставить ее парень.       Она лишь протянула руки вперёд, когда увидела приближающегося в их направлении наследного принца, что бы почти в тот же момент оказаться в собственнических руках, жарко принимающим к горячему телу рядом. Девушка глубоко вздохнула, коснулась невесомо губами открывшегося участка кожи на шее её принца и прикрыла алые глаза, отдавая контроль над ситуацией в руки своему мужчине. Где-то говорилось, что “каждой твари по паре” и она свою тварь уже нашла. Безумно ревнивую, до крайности эгоистичную, но такую любимую и родную, что все остальное просто меркнет и становится совершенно не стоящим её внимания.       И он чувствует мягкую, настолько редкую в язвительных ухмылках, улыбку и понимает, что просто ради этого - готов сжечь весь мир и преподнести его прах этой ведьме. Завораживающей, раздражающей ведьме, для счастья которой он готов пожертвовать миром, собой и будущим, если это будет значить, что его женщина будет и дальше улыбаться.