Следом за, на удивление, учтивым стуком из-за двери послышался весьма ожидаемый ответ. Дело в том, что Израэль уже научился причислять ответные выкрики капитана к категориям. Их было аж целых пять и все варьировались по степени редкости своего выпадения.
— Если Вы не гребаный Иззи Хэндс, то валите к чертовой матери! — Это была третья категория, близкая к редкой, но в последнее время стремительно учащающаяся. Это значило примерно «я пьян и мне нужно порыдать первому помощнику в плечо, а потом все забыть нахрен.»
Он тяжело вздохнул и с силой нажал на ручку, прежде выкрикнув
— Да, это гребаный Иззи Хэндс! — Почему-то первый помощник был уверен, что это спасло ему жизнь и чутье не подвело.
Капитан развалился на кресле, поигрывая метательным кинжалом, который в мгновение полетел бы в вошедшего. По лихорадочному блеску темных глаз без труда можно было сказать, что тот без капли сомнения метнул бы. Завидев Израэля, Тич опустил руку с оружием и она безжизненно упала на его колени. Он осклабился и даже можно сказать с довольным выражением на лице, откинулся на, обитую бархатом, спинку. Под тяжелыми сапогами штабелями складировались стеклянные бутылки, как прямое доказательство, что хозяин каюты в данный момент не совсем в себе.
К слову, о каюте. В ней стоял стойкий сладковатый душок рома, перемешанный с воском и горечью пороха. Да, сейчас это звучало крайне привлекательно, но Хэндс не питал обманчивых надежд и прекрасно осознавал, что завтра это обернется резким смрадом перегара и гари. В принципе, как и сам Эдвард, но, в отличии, от ситуации с запахом, он питал огромные надежды, что мягкость и благосклонность сохранятся. О, это длилось бесконечно, вечная слабость безупречного Иззи Ловкача.
Что до Черной бороды, который сейчас к огромному неудовольствию своего первого помощника, щеголял с короткой щетиной, его все устраивало. Напиться до состояния безумства, выплакаться на грудь верного пса, что молчаливее могилы, обвинить во всем проклятый алкоголь и заснуть без единого сновидения. Это качество, забывать все с момента первого глотка обжигающей жидкости, спасало истерзанную душу своего обладателя не в первый и далеко не в последний раз. Таким образом, Израэль знал все — от секрета «кракена», до того, что тот до ужаса боится татуировки на собственной руке. Даже не зная, что из этого его пугало более, он все равно успокаивающе поглаживал рыдающего капитана по волосам, не роняя ни слова, дабы не спугнуть. Однако, сейчас был самую малость иной случай.
Тич не был конченым идиотом, чтобы не заподозрить о собственных слабостях. Провалы в памяти настораживали, а долгие попытки вспомнить все реже оставались безрезультатными. Впервые осознав, что он знает запах первого помощника до мелочей, помнит каждый изгиб татуировки на шее или может без раздумий детально разобрать цвет его глаз, Эдвард знатно перепугался. Молчание и неоднозначные взгляды Хэндса только больше сбивали с толку. Казалось, тот не скажет ни слова и под страхом смерти.
Вместе с тем, странные эмоции при малейшей случайной или мимолетной близости с Израэлем невольно заставляли опешить. Он устал вечно одергивать себя и подавлять весьма странные фантазии, неудачно подкидываемые трудами неугомонного воображения. Какой-то период капитан всерьез был уверен, что лишь уважает его. Когда тот соблаговолил давать ему уроки, так и было. Но потом… Пошли срывы, истерики и вечные унижения недавно такого далекого и великодушного учителя. Уважение перестало существовать в этих взаимоотношениях, уступив место чему-то иному. Благодарность, задолженность, наконец привычка — все эти домыслы оказались даже не близко рядом с правдой. Из был верен и предан. Намного больше, чем кто-либо другой в его жизни, будто Эдвард приобрел себе пса. Одного из тех, что можно избить до полусмерти, а он лишь взглянет грустным понимающим взглядом и продолжит следовать за тобой. Это звучало прекрасно, однако имело свое, одно маленькое «но». Тич ненавидел и боялся собак. У его папаши была одна такая бешеная псина, над которой тот в открытую издевался, а потом несчастное животное отыгрывалось на мальчике, который боялся дать сдачи. Здоровенное, косматое чудовище, при воспоминаниях аж передергивало.
Однако, капитан понимал, что более так продолжаться не может. Все эти увлечения красочными и недосягаемыми пустышками были абсолютно ничем. Какое значение все это имеет, если все, что он возжелает по итогам, это порыдать в обществе первого помощника?
О чувствах Хэндса Эд знал достаточно давно. Все эти взгляды, немые просьбы и собачья преданность формировали ну очень легко читаемую картину. Это невероятно злило хозяина судна и Иззи не раз был мишенью для унижений как раз только благодаря этому. Какого дьявола он позволяет себе так очевидно демонстрировать свои низменные чувства к нему? На самом деле, вся проблема была лишь в том, что Израэль позволял себе относительную честность с собой, которой так не мог добиться капитан. Почему-то перспектива признаться в чувствах представала в самых ужасных красках. Но вот, что если первый помощник сочтет его за пьяного идиота? Чуть что, и он всегда сможет ляпнуть имя одного из предыдущих увлечений, тогда точно окажется оправдан.
Так Эдвард и поступил. Незаметно натаскав пустых бутылок из трюма, при этом споив половину тут же подобревшей команды, он отпил лишь пару глотков и на всякий случай пролил несколько капель на себя. Будучи трезвым, он предвкушал свою затею, как мальчишка. Сердце подпрыгивало в груди, а руки невольно холодели. Да, он мог натворить сколько угодно отвратительных преступлений, но в любви Черный борода оставался неопытным подростком, особенно, когда по-настоящему имел чувства к человеку.
Израэль затворил дверь и, оценив состояние капитана, с таким же тяжелым вздохом запер дверь на ключ. Нельзя, чтобы команда увидела его в таком состоянии, а желательно и не услышала. Это его задача, задача верного пса. Он подошел и, пинком пододвинув табуретку, сел напротив. Из окинул его быстрым взглядом, задерживаясь на интересующих деталях: загорелой коже, в некоторых местах кощунственно и безвозвратно испорченной идиотскими татуировками, тонких губах, на вид очень мягких и изящном изгибе шеи. Несмотря на невменяемое состояние, этот черт не потерял своей привлекательности. Хэндс обожал его вид в полумраке, как сейчас. Свечи отбрасывали длинные тени на стены, добавляя мистическую нотку. Несомненно, внешность Эдварда была идеальна для придуманной ими, легенды. Иногда он ловил себя на мысли, что временами проскальзывающая в нем стать была совершенно удивительна, учитывая непростое прошлое. Ему нравилось размышлять о нем, но сейчас Иззи чуть ли не насильно вернул себя к реальности.
— Мы долго будем играть в гляделки? — Придавая голосу максимальную стервозность, вопросил первый помощник.
— Не знаю, как по мне, это интересно. — В своем репертуаре ответил Тич.
Он потянулся и для пущего эффекта откупорил еще одну бутылку, ловко подцепив оплывший воск печати кончиком кинжала. Следом нарочито медленно принялся ковырять пробку, в который раз испытывая нервную систему своего подчиненного. Но сегодня Израэль не был таким уж и спокойным. С утра ему пришлось быть на взводе, благодаря выходкам уже откуда-то пьяной команды. Без малейшей церемонии он привстал и уверенным движением выхватил бутыль из «податливых» рук.
— При всем уважении, капитан, на сегодня с Вас хватит. Если, конечно, Вы не решили довести своим поведением команду до бунта. — Язвительно произнес тот, ставя ее на пол, рядом с собой.
Эдвард вдруг понял, что совершенно не представляет, как ему вести себя. Он никогда не открывался людям в трезвом состоянии и не говорил о себе. Как он делал это в опьянении? Тич даже не мог вообразить. Тогда, ему на ум пришло узнать то, что ранее ни за что не спросил бы.
— Из, ты считаешь меня мудаком?
Израэль задумался, подперев рукой подбородок. Крайне сложный вопрос, но он достаточно быстро отыскал ответ, уж слишком хорошо тот знал Эдварда.
— Нет, но ты им периодически бываешь. Панцирь у тебя такой.
— Утешил. — Горько усмехнулся хозяин судна и вперил тяжелый взгляд в пол, зависнув на некоторое время.
Хэндса пугало такое его состояние, но он не боялся, нет. Скорее было дело в переживаниях, свернувшихся колючим морским ежом в груди. Его пугало, что Эд напьется таким образом где-нибудь без него и не справится, пугало, что эти инциденты с чрезмерным алкоголем чреваты не самыми хорошими последствиями.
Все обдумав, капитан обрушил на первого помощника целый огромный шквал подобных вопросов. Ему стало невероятно интересно, как он все же выглядит со стороны и как его воспринимает тот и вся команда. Нельзя сказать, что ответы сильно порадовали, наоборот, они только расстраивали.
— Я вообще не думаю, что нам стоило это делать, честно говоря. По тебе это так ударило, что я не вижу эту легенду целесообразной. — Разоткровенничался Из. — Да, мы хотели создать образ великого пирата, которого будут боятся даже англичане, но далеко не конченого психа, терроризирующего команду.
Эта правда из уст Хэндса жгла каленым железом. Нарастал гнев, который Эдвард активно прогонял, ибо осознавал всю его бессмысленность. Из редко лгал ему, а в такой момент он не сомневался ни на секунду, что все сказанное правда, и самое ужасное, объективная правда. Тич ненавидел критику, но помощнику это было позволено. Такая привилегия существовала неспроста — он доверял ему больше, чем любому другому на этом корабле, да и впрочем, пожалуй, на свете.
Однако, несмотря на искреннюю заинтересованность в трезвом разговоре, Эд всё ещё не собирался отказываться от своего плана. Хотя, как сказать, плана. По планам у них был больше Хэндс, а капитан активно импровизировал, раздражая его. Но все равно, он доведен до исступления этими чертовыми недомолвками и пусть только Иззи попробует отвертеться.
— Вообще, раз уж на то пошло, мне кажется, я имею право высказаться. Весь этот апогей идиотизма с Боннетом сильно отразился на тебе. Образ мудилы нетвоёе, терроризировать команду из-за белобрысого слабака — дурная затея. — Нежданно нарушил паузу Из. Его настолько распирали эмоции, что он вскочил и перестал отдавать себе отчет. — Когда я повстречал Эдварда Тича, еще совершенно зеленого, мальца без бороды, я увидел в нем то, что напрочь было скрыто от чужих глаз. Потенциал великого человека, которого будут бояться. В итоге, я на корабле психованного мальчишки, который плачется о потере своего мужика. Я был вынужден потакать его идиотским капризам, терпеть глупые выходки и пьяные истерики. С меня довольно избиений, унижений и психозов от ебаного Стидом, сукина сына!
По правде сказать, он слепо полагался на алкоголь в крови капитана, ведь будь тот в трезвом состоянии, Хэндс сразу же бы сильно поплатился за подобные слова. Его просто понесло, все накопленные чувства просто вырвались на волю. Такого он никогда себе до сих пор не позволял, ведь Тич по обыкновению крайне остро реагировал на любые высказывания в сторону своих увлечений и Иззи имел пару предположений о причине, но даже в мыслях боялся развивать их.
Но реакция Эдварда на данную тираду превзошла все ожидания — он заплакал. Закрыв лицо руками, всхлипнул, а затем, обняв себя, зарыдал. Мужчина несомненно был пьян вдрызг, ведь такой реакции от обычного него просто не было возможно. Надрывный плач неприятно защемило сердце. Из понимал, что это слёзы человека, потерявшего ум благодаря выпивке, но это все же были эмоции. Эмоции небезразличного ему человека.
Тич не ожидал. Совершенно. Мысль о том, что капитан не в себе, совершенно развязала язык первому помощнику. И его крикам он внял, даже не будучи под действием спиртного. В голосе и поведении читалось столько усталости, гнева, расстройства и боли, что собравшаяся картина впечатляла. Но вопреки всему, не столь были причиной душевные излияния Израэля, сколько его тон. Это он уже слышал, но только не от него. Когда-то, по ощущениям очень давно, мать кричала ровно таким же тоном на пьяного вдрызг отца. Воспоминание сработало, а как известно слезы имеют крайне своеобразный накопительный эффект. Их можно сдерживать достаточно долго, но тогда и повышается риск спонтанного взрыва при малейшей оплошности. Эдвард пытался остановить себя, вернуть к здравому смыслу, но выходило из рук вон плохо. Слезы застилали глаза пеленой, размывая все происходящее. Какой же стыд, разреветься при том, перед кем больше всего нужно держать лицо.
Хэндс наблюдал за происходящим с некоторым облегчением. Ему полегчало после того, как он неосторожно позволил себе лишка, и вместе с тем, знал, что когда пьяный капитан выплачется, то все станет получше. В конце концов, далеко не в первый раз все это происходит. Израэль подошел и бесстрашно принялся поглаживать Тича по мягким волосам. Ему невероятно нравилось сравнивать себя в такие моменты с укротителем львов или змей — все одно, опасное существо, которое не навредит лишь одному человеку на свете. Эд доверчиво поддавался поглаживаниям, ластясь слепо, но достаточно настороженно, будто и вправду дикий зверь. Он окончательно осмелел и присел к нему на колени для пущего удобства, позволяя спрятать лицо у себя в плече. Такая работа, ничего не поделаешь, мысленно увещевал себя первый помощник, прекрасно осознавая, что здесь он далеко не из-за своего положения.
Они просидели так некоторое время, пока Израэль не почувствовал, как дыхание мужчины выровнялось и всхлипы окончательно прекратились. Внезапно, до этого дрожащие руки уверенно обвили его талию. Он почувствовал, как дрожь пробирает уже все его тело, парализуя. До этого ничего подобного никогда не было, будь капитан тысячу раз пьян.
Дело в том, что Эдвард, прорыдавшись, вдруг почувствовал себя намного лучше. Все тревоги отступили, канув в Лету и все, что он ощущал это дурманящие прикосновения Хэндса. В здравом состоянии они еще никогда не были так близко. Он лишь воплощал свои подсознательные желания, перестав отговаривать себя. Образ пьяного помогал отринуть ничтожные остатки благоразумия, позволяя поддаваться тем чувствам и инстинктам, которые и так частенько затмевали разум рядом с первым помощником.
Он вдохнул его запах, так хорошо знакомый, но не ставший от этого менее привлекательным. Несмотря на все свое бахвальство и показушное презрение Хэндс был тем еще чистюлей, что просто обожал Эд. Мыло, морская соль и… знакомая цветочная нотка. Губы растянулись в довольной улыбке. Кто бы мог подумать. Крепко держа за талию, Эдвард наклонился и мягко коснулся губами загорелой шеи. Близость окончательно свела безбашенного капитана с ума. Распаленный температурой, он с жадностью сделал весьма болезненную отметину на мягкой коже. Все было так, как представлялось ему в мечтах, что обычно подавлялись с ужаснейшей силой. Кожа имела солоноватый привкус, под ней ощущалось учащенное биение возбужденного сердца. Израэль слабо дернулся и Тич сразу же почувствовал это, но не отпустил, лишь крепче прижимая к себе.
За отметиной последовало несколько более смелое действие — укус. Слегка заостренные клыки пронзили кожу, заставляя выступить алые капли крови, столь напоминающие росу. Эдвард бережно собирал каждую каплю губами, ощущая, как сладкое послевкусие после рома смешивается с металлическим привкусом крови. Его «жертва» забилась в объятиях, то ли сопротивляясь, то ли привыкая к новом ощущениям. Одурманенный разум не желал воспринимать никаких звуков, кроме стонов, поэтому все попытки Иззи привести Тича в чувство оставались тщетными. Он был похож на зверя, дождавшегося самой желанной добычи. Остановить Эдварда было чем-то невозможным, да и зачем? Самые потаенные желания Хэндса воплощались в реальность здесь и сейчас.
Капитан огладил часто вздымающуюся грудь, начиная поспешно расстегивать пуговицы кожаной жилетки. С одной из множества идентичных черных рубашек расправились менее милосердно — пуговицы звонко поскакали по дубовым половицам. Ее просто разорвали, обнажая грудь. Он припал губами к ключице, поспешно позволяя распускаться бордовым бутонам. Израэль сорвался на достаточно громкий и бесстыдный стон, явно больше будучи не в силах сдерживать себя.
Ловкач был явно не из тех, кто бдел за чужим комфортом, но вот очень даже был озабочен своей репутацией. Звуки, которые закрепили за собой ночные бабочки, уж точно не должны были донестись до чьего-либо уха. Однако, сейчас он не Израэль Хэндс, не Иззи Ловкач и даже не первый помощник — сейчас он просто Иззи в объятиях своего любимого человека. И уж лучше он на утро перережет горло любому, кто слышал его, чем откажет себе в столь долгожданном удовольствии. Чувства дались ему с трудом и немало времени понадобилось, чтобы осознать, что любит Хэндс не только лишь Черную бороду. Продираясь через время, вытирая пьяную слезу за слезой и терпя очередной истеричный срыв, Иззи осознал, что все это делает ради него одного. Он любит его, кем бы тот не был, под каким обличьем бы ни скрывался и как бы себя не вел. Даже если Эдвард оттолкнет его на утро, не признает и снова наорет, то сейчас нерадивый капитан может доставить ему желаемое и дать почувствовать себя любимым. Так, что пусть сейчас этот сукин сын постарается порадовать его. Улыбнувшись своим мыслям, Израэль обнял Тича за шею и смело прижал к себе.
— Если посмеешь назвать меня гребаным Стидом Боннетом, я тебя пристрелю, пьяный придурок. — Предупреждение вырвалось у него само, стоило ему подумать о недавнем увлечении хозяина судна.
Эд приятно удивился такой инициативе, еле сдержав рвущийся наружу смешок. Нельзя было, чтобы Израэль прознал о его трезвости и потому приходилось актерствовать. Он откровенно наслаждался мелодичными стонами избранника. Кто бы мог подумать, что у агрессивного первого помощника, чей крик так часто срывался до, щекочущий ухо, хрипоты, мог быть такой мелодичный и красивый голос? Будучи чудесно осведомленным о своеобразных предпочтениях Иззи, капитан мог не осторожничать, свободно выказывая всю свою жадность и желание обладать.
Вскоре, следы от укусов покрывали тренированные плечи, шею, ключицу и даже грудь. Он никуда не спешил, растягивая каждое касание и видным образом дразня его. Хэндс нетерпеливо вильнул бедрами, явно выказывая свое возмущение промедлением. Выждав некоторое время, тот понял, что Эдвард не внял предупреждению и сам укусил его в шею. Тич вздрогнул, ощущая приятную боль, что разливалась по всему телу и сладостно будоражила.
Со стороны все это безусловно могло выглядеть довольно жестокой борьбой, но для них это было крайним проявлением этой самой неуловимой, призрачной любви. В грубости скользила извращенная нежность, в каждом действии жило безоговорочное доверие. Оба были уверены, что не перейдут тонкую грань и не причинят боли больше, чем дозволено рамками удовольствия. Даже в их самых кровоточащих и животных укусах было больше искренности и любви, чем в тысячах нежнейших, но абсолютно пустых поцелуев. Они вожделели и были единственными друг для друга на целом свете.
В конце концов, Эдвард чувствовал себя одурманенным без выпивки. Близость с Израэлем дарила такое ощущение, будто он только-только проглотил и алкоголь ударил сразу в голову, сдавливая виски обручем. Эта яркость ощущений и чувство, будто чтобы ты не сделал, оно не будет неправильным. Тич и сам невольно застонал от пьяного удовольствия. Их стон вышел слаженным, совместным и приятно пришелся уху.
— А мы хорошо звучим. — Прошептал Эд на ухо Израэля, обжигая его шепотом и заставляя невольно дрогнуть.
— Я никогда в этом и не сомневался. — Последовал достаточно наглый ответ.
Вот такой Хэндс сводит его с ума, который несмотря на бедственность своего положения, готов язвить и делать смелые заявления, подвергая себя лишь большей опасности наперекор устоям.
— Из, а я ведь никогда и не называл тебя твоим полным именем… Давай проверим его эффект. — В голосе скользил ничем не прикрытый флирт и Эдвард наслаждался этим. — Оно такое красивое, я даже и не задумывался… Израэль.
Шепот ещё раз поднял сладкую дрожь. Его бедра сжали, слегка сминая. Первый помощник без капли стеснения позволял делать с собой все, что ему заблагорассудится, отдаваясь в его руки. Уже очень давно никто не произносил этого имени, а так, как произносил Тич — никто и никогда. Словно желая отомстить, с его губ сорвалось
— Эдвард!..
Звучание своего имени сотрясло всю сущность капитана, заводя ещё больше. Он запечатлел ещё один поцелуй на плече и отстранился. Израэль бросил на него затуманенный вопросительный взгляд. Эдвард мягко поднялся с места и опустился пред Хэндсом на колени, многозначительно усмехнувшись в ответ на взгляд. Он явно сообразил не сразу, лишь тогда, когда руки оказались на его ремне, а затем и на ширинке. Израэль уловил мимолетное чувство вины за бесстыдным пользованием состояния Тича в своих интересах, но затем успокоил себя излишним множеством ранений и проблем, привнесенных в его жизнь, этим человеком. Хэндс закусил губу и расслабился, позволяя.
Брюки были спущены в момент, Эдвард даже потрудился расшнуровать сапоги, с довольной улыбкой смотря Иззи в глаза. Медленность и поддразнивание были особыми его чертами, которые проявлялись только рядом с первым помощником. Ему невероятно нравилась эта злая искра во взгляде, которая предвещала беду при ещё малейшем промедлении.
«Сукин сын…» — Пронеслось в мыслях. Пульсация и тяжесть в паху начинало причинять небольшую степень тянущей боли, поэтому все походило на весьма извращенный вид пытки. Ноющий от недостатка внимания член, болезненно потирался об подтянутый живот, а с уст сорвался сдавленный стон, более подходящий на скулеж вкупе с немыми мольбами.
«Наверняка уже материт меня.» — С уверенностью подумал Эдвард, лишь усмехаясь. Злить Иззи он обожал, каждый момент ощущался лучше любого праздника.
Мягко разведя его ноги, Эд, вынужденно наклонился из-за разница в росте, припадая губами к столь манящей внутренней стороне бедра. Дорожкой из легких поцелуев и иногда отметин, он пришел к основанию, огладив. Тич старался удержать равновесие меж жестокостью, которая столь была по вкусу его первому помощнику и достаточно нежному вымещению своих чувств. Потому, он сжимал бедра до появления синяков, но в остальном вел все достаточно нежно и деликатно.
Эдвард провел языком по губам, тем самым смачивая их. Он взял его за самое начало, нежно оглаживая, но моментами сдавливая. Капитан принялся губами изучать ствол, расцеловывая. В процессе то и дело поглядывал на тяжело дышащего первого помощника.
Рассудок медленно покидал Иззи, с его уст срывались короткие жалобные стоны, адресованные Эду. Это то, о чем он и не мечтал. Кто бы мог подумать, что все эти страдания, причиненные Тичем до этого, были лишь прелюдией к нечто большему. Что ж, видимо такова была любовь Эдварда. Ему было стыдно, ему было неловко, но самое главное ему было безбожно хорошо.
Языком собрав все белесые капли, что стекали по стволу, Эд дразняще показал язык, ожидая реакции Иззи. На что, в ответ получил злобно-смущенное шипение. Кровь ударила в голову и Хэндс, беспомощно покусывая нижнюю губу, расслабленно выдохнул.
Довольный реакцией, ласкающей его слух Эдвард огладил пах. Действие не осталось незамеченным телом Израэля, сразу же ответив новой порцией сладостной дрожи. Продолжая гладить его одной рукой, он наконец взял головку в рот, принимаясь ее посасывать. Соленый привкус заполнил рот, но нельзя сказать, что ему это не нравилось. Оглаживая языком чувствительную точку, он не сильно втянул щеки, посасывая.
Иззи в одобрение застонал громче, положив руку на голову капитана, чуть сжимая волосы в кулаке. Прикрыв глаза, Эд взял член глубже, уже предчувствуя онемевшую челюсть. Втягивая щеки с большим усердием, он начал двигать головой, рисуя языком узоры. С трудом дыша, он слышал довольные стоны своего избранника. Ему невероятно нравилось происходящее, по большей части из-за его реакции. Нарочно царапая зубами во время движения головы, Эдвард с трудом сдерживал ухмылку, а Иззи в свою очередь недовольно шипел. Убрав руки, он опёрся руками о бедра, слегка гладя их. Отстранившись и подвигав онемевшей челюстью, он сглотнул и огладив, решился брать во всю длину.
Хэндса не хватило надолго. Эмоции довершили то, что начал Тич, и мир пред глазами поплыл. Тело напряглось и всего его пробила крупная дрожь. С громким стоном он излился, чувствуя как силы покидают тело. Израэль прикрыл глаза, расслабляясь и инстинктивно съеживаясь. Вот и все, он получил желаемое, но радости не чувствует. На краткий миг ему показалось, что сейчас по щекам заструятся слезы, но произошло неожидаемое. Эдвард мягко обнял его, прижимая к себе. Тепло, исходящее от него, стало будто излечивающим. Из потянулся и достаточно уверенно коснулся губ мужчины своими. Вопреки усталым опасениям, на поцелуй ответили, не оттолкнули.
Эд безусловно был достаточно удивлен, но ему только симпатизировала эта смелость. Он с удовольствием поцеловал его, попутно осознавая, что получает многовато удовольствия для ласки с объектом низменного желания. Память поднимала на поверхность все появления Иза за его жизнь, но только несколько в ином свете. Кажется, только сейчас Тич все понял, сомнения исключены. Он мягко углубил поцелуй, откровенно наслаждаясь происходящим.
***
— Я устал… — Прошептал капитан, кладя голову ему на плечо. Они перебрались на кровать и легли в обнимку, будто женатая пара, а не любовники по случайности. Израэль ненавязчиво поглаживал его по волосам, думая о чем-то своем.
— Неудивительно. — Усмехнулся он в ответ с привычной колкостью.
— Ну, Из… — Недовольно протянул Эд и несильно куснул его в плечо. Хэндс невольно дернулся и слегка потянул его за волосы, за что получил еще один укус.
— Хорошо. От чего ты устал? — Возведя глаза к небу, вопросил тот.
— От своей жизни, наверное… Я хочу, чтобы у меня был кто-то рядом, хочу дом на суше…
— Звучит, как мечта о примерной семье, которую льют в уши всем богатеньким сынкам. — Достаточно резко прервал его Израэль. Его сильно раздражали подобные разговоры, но причину он сам даже и не знал.
— Именно она. Я заебался, честно скажу.
Он вздохнул и оба замолкли. Эдвард загрустил, ибо первый помощник явно не тот человек, который будет выслушивать его бесконечные иеремиады об утерянном счастье. Хэндс поднялся с кровати и, не сказав ни слова, поднял с пола разорванную рубашку, накидывая ее себе на плечи. Сердце пропустило удар. Такой же подонок, как и все остальные. Однако, вместо двери, он направился к столу и начал напряженно что-то искать в ящиках. Вскоре, Из вернулся на кровать, держа в руках потрепанную карту нашего несовершенного мира и один из первых образцов немецких карандашей, что были трофеем недавнего абордажа.
— Гляди, достаточно выгодно плыть в Китай. Там никто нас не знает, а если еще и дать взятку, то точно и не узнают. Что англичане, что испанцы останутся с носом, там их не любят. — Задумчиво изрек Иззи, изучая карту. — Но и минусы есть. Нужно правильно искать наиболее свободную провинцию, придется скрываться. Есть еще Северная Америка, но не выйдет, там рыщут испанцы…
Капитан смотрел на него чуть ли не круглыми глазами. Он явно сумасшедший. Сидит на постели и планирует сложнейший путь побега, что-то усердно вычерчивая, и это все после его слов. Такого у Эдварда еще не было никогда. Поддавшись порыву, он обнял Хэндса со спины, внимательно наблюдая за процессом создания плана.
— Что ты делаешь? — Прервался Израэль, переставая бормотать возможные исходы абордажей по пути.
— То, что мне хочется. Нельзя?
— Почему же нельзя? Просто… непривычно. — Сразу после этих слов его поцеловали в висок, смущая. Эд сейчас был настолько мил, что даже ворчать на него казалось невозможным.
Остаток ночи за планированием пролетел незаметно. Иззи опустил тот факт, что все это канет в Лету и превзошел сам себя, продумывая каждую мелочь, отдаваясь своему бессмысленному занятию. Тич внимал всему, изредка дополняя и метко шутя. В голове промелькнула мысль, что больно здраво капитан рассуждает для пьяного, но увиденное достаточно впечатлило его, чтобы убедить. Грудь не покидал колючий морской еж, однако, Из прекрасно понимал, что второй такой ночи ему может не представиться, поэтому предпочитал забыться. Вскоре, Эдвард провалился в безмятежный сон и Хэндс бесшумно покинул в каюту. Теперь до конца стало ясно, чем он всем им так нравился. Впервые капитан показался ему с совершенно иной, но вместе с тем и довольно знакомой стороны.
Оба за эту ночь без лишних слов поняли друг друга, но никто из них еще не был готов в этом признаться.
***
Утром Эдвард проснулся в чудесном расположении духа. Первой мыслью было — «Мне нужно почаще притворяться пьяным пред первым помощником.» Представив, как Из отреагировал бы на такое, он довольно усмехнулся и вскочил с кровати.
На, залитой солнечным светом, палубе еще не было никого, кроме бессменного Иззи Хэндса на мостике и матроса за штурвалом. Легкой поступью взлетев по лестнице, он кинул матросу: «Свободен», и сам встал за штурвал.
Израэль усиленно делал вид, что ничего не происходило и вел себя, как обычно. Но именно сегодня, как назло, это выходило из рук вон плохо. Он отвернулся, опустив взгляд в море, показывая, что никак не хочет контактировать с Тичем. Однако, озорное настроение капитана явно считало иначе. Хэндс почувствовал, как его самым наглым образом шлепнули, чуть пониже спины. Он сразу же обернулся, словно ошпаренный кипятком.
— Сукин сын… — Прошипел первый помощник, не совсем контролируя сказанное.
— Но уже ебаный Израэлем, а не Стидом, не так ли? — С нахальной ухмылкой спросил Эд, с неподдельным наслаждением наблюдая, как меняется его лицо.
— Ты не был?.. — Опешил тот.
— Да, я притворялся. Я выпил два глотка от силы.
Эдвард ожидал бури, но ее не последовало. Из застыл на месте, смотря ему в глаза странным, ничего не выражающим взглядом. Спустя минуты две такого молчания, он словно очнулся от сна, встрепенувшись.
— Поворачивай. — Глухо приказал Хэндс.
— Что, прости?..
— Поворачивай нахер. — Он перехватил штурвал и с силой раскрутил его на все триста шестьдесят градусов. Не ожидав, капитан отступил, пошатнувшись.
— Что ты блять делаешь?! — Сразу после этих слов судно накренилось. Палуба задрожала под ногами, лишая опоры. Эд упал, стиснув зубы, чтобы не закричать от резкой боли, прошившей спину после неудачного приземления. Корабль разворачивался.
— Меняю курс. Нам в другую сторону. — Спокойно ответил Иззи, удерживаясь на ногах благодаря штурвалу.
— А потом говорит, что я псих ебанутый… — Пробормотал тот, потирая пострадавшую поясницу. — Куда хоть?
— Мне казалось, ты все запомнил, а не только мой зад. В Китай, конечно.
