Вороний пух

Он делал всё, чтобы это не становилось привычкой: привычек позволить себе он не мог. Не должно быть известного маршрута, на котором его можно было бы встретить в известное время. Поэтому он приходил сюда реже, чем испытывал такое желание, в разные дни недели, в разное время. Чаще ранним утром, когда порядочные жители города ещё спали, а непорядочные отходили ко сну, иногда — поздним вечером. В сущности, ему было всё равно. Выходя на смотровую площадку в районе Зельвер, у подножия одной из башен Совета Приливов, вглядываясь в линию горизонта, где бескрайняя гладь открытого Истиноморя смыкалась с низко нависающим небом, он не надеялся разглядеть там заветные очертания. Чтобы своевременно узнать о прибытии “Призрака” на Кеттердамский рейд, он платил нескольким надёжным людям в Пятой гавани и в таможенной службе. Поднявшись на площадку, он стоял и смотрел на бьющиеся внизу волны — смотрел упрямо, подолгу, до слезящихся глаз. Смотрел с ненавистью и отвращением. Кажется, именно для этого он и приходил, как прежде, бывало, проходил мимо “Каэльского принца” в надежде увидеть Пекку Роллинса — и почувствовать снова гнев и отвращение, поднимавшиеся откуда-то со дна его души, словно вязкая илистая муть. Чтобы напомнить себе: однажды этот человек заплатит за всё, что отнял у Каза… Океан встречал Каза с тем же равнодушием, с каким скользил по его лицу когда-то взгляд Пекки Роллинса. Волны набегали на камни где-то внизу с монотонным гулом. Визгливые чайки носились над водой. Ветер доносил лёгкую водяную пыль, от которой щёки мгновенно становились влажными, и запах морской воды, свежий, непохожий на затхлый запах воды канальной. Каз вглядывался в старого врага, безотчётно стискивая пальцы на трости, борясь с подступающей к горлу тошнотой. Разворачивался и уходил, медленно, спокойно. Первое время после этих встреч ему снились дурные, беспокойные сны. В этих снах к нему приходил Джорди, смотрел на него пустыми мёртвыми глазами с молчаливым упрёком. Иногда приходила Инеж с тем же неживым взглядом в тёмных глазах — и он просыпался в холодном поту, лежал в темноте, после — стискивал зубы, поднимался и шёл к смотровой площадке у башни, зло всматривался в пену прибоя, окрашенную в розовый лучами восходящего солнца. Он не считал дни. Принял это решение, стоя у причала в Пятой гавани, глядя вслед уходящему вдаль “Призраку”, и свято его держался. Он знал, что разлука будет долгой: корабли уходили и не возвращались месяцами. Некоторые не возвращались никогда. Пьяные моряки за игорными столами “Клуба Воронов” любили рассказывать истории о коварных штормах, налетающих с ясного неба, о ещё более коварном мёртвом штиле, о хитрых подводных течениях, об опасностях незнакомых форватеров, и более всего любили истории о чудесном спасении по прямому вмешательству Святых. Каз не верил в Святых, но это было не важно. Она — верила. Он продолжал приходить и смотреть на безответные волны с мрачной, свирепой ненавистью до тех пор, пока однажды на рассвете, выйдя на высокую площадку, не увидел “Призрака”, входящего в Пятую гавань. Каз хмыкнул, вновь покосился на океанские волны, убегающие за горизонт, и, кажется, впервые во взгляде его промелькнуло что-то вроде приязни. Он развернулся и неспешно зашагал в сторону города.