Повествование от лица Теркеля
***
Я горел весь, пламя, бушующее внутри меня не хотело останавливаться ни на секунду. В глубине своей души я чувствовал что-то потрясающее, слияние из трепета, нежности, счастья и воздыхания и я не мог подобрать ни одного эпитета, чтобы описать то, что происходит со мной сейчас, просто потому что его ещё не существует. Люди ещё не ощутили настолько яркого коктейля эмоций, чтобы понять меня, наверное это чувство называлось бы а-ля дигидроксиацетонфосфат или что-то в этом роде. Но всё это неважно, сидя на мокрой скамейки от только что начатого дождя я плакал, ни от горя, что Джейсон и я снова за десятки километров друг от друга, а из-за дигидроксиацетонфосфата, который сжирал меня изнутри, но мне хотелось и смеяться словно маленький ребёнок. Соскочить с этой дурацкой скамейки и начать плясать, как угорелый, но я слишком устал. Я просто сидел на месте, пока солёные слёзы разъедали мои щёки словно яд. Я перестал быть морем, плач снова обжигал и я был этому рад, человек которого я только что поцеловал, заставил меня перестать плакать, он сделал это сам того не понимания, и я бесконечно ему за это благодарен. Я благодарен ему и не только за это, а вообще за всё: за то, что не бросил меня, искал и не сдавался, а когда нашёл, перевернул мой мир с ног на голову и сделал это так беспечно и обыденно, словно делает это с каждым, но это была не правда, я был такой один и полностью его. И я готов на всё, пусть заберёт моё сердце, руки и ноги, лишь только позволит любить его. Я ведь ни разу и не думал, что чувствую к нему что-то большее чем просто дружба, а чувствовал я много и видимо давно, меня просто нужно было подтолкнуть в сторону обрыва, с которого я так боялся спрыгнуть, думая что там адские котлы, но нихрена подобного, там были райские сады.. Из телефона раздался рингтон, пора было возвращаться, но почему-то я думал, что если уйду сейчас, то оставлю это мгновение на вокзале, а я хотел проживать его снова и снова, пока не сойду с ума. Но даже такой расклад мне нравился намного больше, чем забыть это навсегда, пусть оно станет частью меня, заполонит меня всего и в конечном итоге поглотить, пусть только останется со мной. Медленно встав со скамьи, я направился в сторону выхода, прокручивая в голове момент счастья, словно я и в правду боялся отпустить его, но такое невозможно стереть из памяти, оно пускает корни в голове, разрастая, будто столетний баобаб. Уже сидя в больничной палате, пока медсёстры отчитывали меня за долгое отсутствие, я мысленно сравнивал поцелуй с Виви и Джеем. Но поцелуй с девушкой сложно было назвать им, это была детская игра, в которой не было победителя. Мы играли в догонялки убегая друг от друга, но у нас не было во́ды. Это было желание почувствовать что-то, желание найти того чего не может быть в другом человеке и того, что никогда в нём не появится. Любовь - это не то чувство где стоит играть, тогда это не она, это театр, где актёры сменили столько масок, что уже не помнят своего настоящего лица и вряд ли вспомнят, если во время не начнётся поклон и аплодисменты зрителей. С Джейсоном все было по другому, мы тоже были актёрами, без зрителей, сцены и масок, мы не снимались в кино и не заучивали строчки пьесы, носящую название нашей истории. Мы жили и отдавались процессу так, что в какой-то момент сами стали героями собственного сценария. Просидев ещё пару часов в раздумьях и беспрерывном потоке мыслей, на телефон мне пришло сообщение, которое я очень ждал. — Жалеешь о том, что сделал?) — Ни капли, — без раздумья ответил я..Повествование от лица Джейсона
***
Сидя в автобусе я думал лишь о нём. О его чуть пухлых мягких губах, о потрясных волосах, что нет ни у одной тёлки и длинных тонких руках, что так приятно обнимали меня со всей своей прытью. Я и сам не понял когда, влюбился в него, может в день когда впервые его увидел или в день когда спас его от Гуннара, может в день когда он пропал или в день когда я наконец-то нашёл его в Фенсмарке. Но это все не играет никакой роли, ведь даже любая мысль о Теркеле переворачивала мою душу, выворачивала её наизнанку. Он заставлял оголить меня своё сердце, протянуть ему его в обеих руках, в надежде, что оно останется цело, но я был более чем уверен в этом. Такой человек, как Тер не мог ранить, не мог заставить плакать от боли и страданий, такой как он может дарить лишь нежность, радость и трепетание крыльев бабочек где то в районе живота, сам того не замечая, быть может своей улыбкой в тридцать два зуба или по-детски озорным взглядом, а может быть вовсе своим существованием. Ведь даже мысль о том, что я и Теркель живём в одном мире, ощущая одно и тоже одновременно, будучи связанными одними и теме же переплетениями судьбы, уже будит во мне любовь к этому простому и наивному парню со смешными кудряшками. Вспоминая ту неделю, проведенную вдвоём я и не заметил, как вернулся в родной город от которого уже так отвык. Но сейчас даже Копенгаген без Теркеля показался мне самым потрясающим городом на земле, ведь счастливые не наблюдают ни часов, ни серости и будней. Их взгляд слишком затуманен любовью, что веет повсюду, окрыляя их с каждой минутой всё сильнее. Дома меня уже ждали родители, отмахнувшись от них и впопыхах рассказав продуманную до мелочей отмазку, я рванул в свою комнату, чтобы поскорее написать Теру сообщение. Почему-то мне было неловко начинать разговор после случившегося, но набравшись смелости я все таки отправил смс-ку. — Жалеешь о том, что сделал?) — Ни капли, — в мгновение ока ответил мне собеседник. Так за бесконечными ночными переписками и разговорами по телефону пролетело около месяца. Расстояние почти не чувствовалось, казалось что можно вот-вот протянуть руку и прикоснуться к другу, если его до сих пор можно так назвать. Мы почти не говорили о чувствах, видимо считали, что это вовсе не телефонный разговор, о таком нужно говорить наедине, притаив дыхание, боясь, что любовь можно спугнуть громкими словами. Но я уже давно понял, она не боится ничего, ни расстояния, ни близости, ни потерь, ни проблем. Её невозможно испугать не захотев этого самого, а мы не хотели. Мы хотели лишь открывать друг друга заново, поражаясь с каждым новым днём, как мало мы знали и как много нам ещё предстоит узнать, но в этом и был весь кайф. С каждым новым мгновением я всё сильнее осознавал, что люблю не его образ, придуманный в голове, а его личность, люблю, как обычного человека и за эту обыденность буду любить всегда, ни смотря не на что. Также незаметно подкрался последний день в средней школе и это не могло не радовать, ведь чем быстрее пройдет выпускной, тем быстрее я соберу свои шмотки и помчусь к Теркелю, узнать его уже в живую, без мобильника в роли посредника, ведь он точно в наших отношениях был третьим лишним. — Джей, ну обними ты хоть Джоану, что вы как не родные, — воскликнула мама, фотографируя нас на фоне школы. В такой «великий» день она даже заставила надеть меня костюм, в котором капец как было жарко и неудобно, всё-таки конец июня в этом году решил нас не жалеть и испепелить с лица земли на радость всем моим врагам. Подойдя к матери, чтобы рассмотреть получившуюся фотку поближе сзади меня раздался голос, который я совершенно не ожидал услышать сейчас. — Че мы даже гостей встречать не будем? — Уловив свою однажды сказанную колкость, я медленно повернулся, шок растёкся по моим конечностям. Немного поодаль от ворот стоял Теркель, взъерошенный и красный словно бежал на своих двоих из Фенсмарка. Я не мог не броситься к нему на шею, я даже чуть не сбил парня с ног. Мне было плевать, как я выгляжу со стороны, как педик или психопат. Сейчас на всё было плевать, мой родной Тер, живой и здоровый был в моих объятиях, о большем я и не мог и мечтать. Простояв так пару минут или быть может часов, нам все таки пришлось отойти подальше от толпы, кого-то всё-таки начали смущать наши телячьи нежности. Присев на качели детской площадки, где будучи мелкими мы постоянно тусовались, я бесцеремонно начал разглядывать Теркеля, будто это вовсе и не реальность, а все происходящее мне лишь сниться. — Как ты тут оказался, разве ты не должен всё еще лежать в больнице? — задал вопрос я, продолжая рассматривать парня. — Забей, долгая история о которой сейчас не время говорить. По моему плану я сейчас должен признаваться тебе в любви, а своими глупыми вопросами ты нарушаешь всю обстановку, придурок, — усмехнулся парень, ковыряя носком кед свежестриженный газон, — кароче, я не умею делать это красиво, поэтому просто скажу. Ты самый потрясающий человек на свете, Джейсон, и я приехал сюда лишь для того, чтобы сказать, что люблю тебя больше всего на свете и больше чем кто-либо другой во всём этом грёбанном мире…