Баллада об учительнице, убивающей мужланов

Глава 7 Chop is dish Мне страшно. True/False/Not stated Продам почку. Стану донором яйцеклетки. Пластическими операциями перекрою лицо. Пересажу волосы. Уеду преподавать в Сибирь. Буду носить норковые шубы и передвигаться на санях, запряженных оленями. Стул скрипел. К зубам прицепились ошметки маникюра. Края ногтей зазубрились. Настя Непейвода из 10 Г. Ее классный руководитель — Максим Александрович. Вдруг я задам учить слова, она не выполнит домашнее задание, получит два и шантажом исправит на пять. Об этом доложат министерству образования и меня попрут из школы. Порвут диплом, сожгут IELTS. Я устроюсь уборщицей в Fix Price... или на рынок? — Это Турция! — буду вопить я. — Ножка дышит? Пальцам не жмет? Переселюсь в коммуналку в хрущевке. От голода съем Шанель. На Авито продам шмотки. — Анфиса Владимировна, — позвала Лилия Егоровна Кислородова. — Не отведаете ли чайку в лаборантской? Банки, склянки, колбы, пробирки, измерительные стаканы, пипетки, воронки, реторты. Нина Васильевна Квадратова на диванчике в черновике доказывала теорему, Екатерина Петровна Достоевская проверяла стопку тетрадей по литературе. Лилия Егоровна протирала лотки после лабораторной. Окна совпали, и мы тусуемся на ланче. Екатерина Петровна ойкнула: — Пролила! — Чья тетрадь? Отличника или двоечника? — спросила Нина Васильевна. — Хорошиста, — грустно вздохнула она. — Ага! Конспект не написан! Екатерина Петровна требовала писать конспекты по биографии писателей, произведения которых проходят, чтобы дети натренировались для college и université. — Значит, не сдавал тетрадь, — подхватила Лилия Егоровна. Третьим уроком второй смены у меня индивидуальное занятие с надомницей — так у нас называли детей с ограниченными возможностями здоровья. Я напрасно изнервничалась. Да, у девочки проблемы с концентрацией, но она целеустремлена. Я понимала, что ее мама хочет, чтобы дочь была как все и получала образование. Но процесс обучения сложен как для девочки, так и для учителей. Уроки русского от Екатерины Петровны и математики от Нины Васильевной ей пригодятся. Английский? Нет. Историк опустошал упаковку сигарет под березой и дрожал от холода. Я стирала форму после школы в дни его уроков. Куртейку он вешал в шкаф, не задерживающий запах курева. На электронки хоть бы перешой. HQD там... IQOS. Лютая, ими в школе затянувшись, пахла божественно. На географии я нюхала ее зипку и успокаивалась. — Вот мы и встретились, Борис Федорович. — У него фамилия Грозный! — Выши детки в пятый перешли, да? Мать-историчка и отец-историк родили истерика. Неуравновешенный, взметчивый, несдержанный. В 8 классе он рассадил меня и моего лучшего друга, якобы потому что мы списывали друг у друга (мы не списывали!). Год три раза в неделю по сорок минут мы сидели на разных рядах и поодиночке выживали на обществознании и истории. Лютая колдовала ему рак и бездетность, чтобы не размножался. — Не ты, Анфиса, у них. Не ты. Круглое лицо, короткие редкие волосы, брыластые щеки, выпирающий и свисающий спереди балласт. — Замену никто не отменял. — Я по-злодейски расхохоталась. На тесте по обществознанию он, скривившись, тыкал указательным пальцем мне в лицо и, захлебываясь слюнями, обвинял в скатывании. Я. Не. Скатывала. — Не расслабляйтесь, коллега. Шанель бросалась под колеса самокатов и велосипедов, провоцируя несчастный случай. Я взяла ее брыкающуюся на руки и потащила к шаурмечной. Она утихомирилась. ПВЗ Вайлдберриз вклинился в первый этаж дома буквой Г. — Вика! — окликнула я. — Ты где? Лютая! — Молчи! — шикнула она и потянула меня за стойку. Вика обеспокоенно елозила, коленями протирая поточный пол от пыли. — Что стряслось? Йога без коврика? — Ваня. Он отгружает товар. — Обозналась? — Невозможно. — Есть кто? — искал Ваня сотрудницу, коробки доставляя. — Есть. — Я вынырнула, цапнув Вику. — Дверь придержите, Лютая Виктория. — Иван вытаращился. — Две свиньи... — Шанель сердито хрюкнула. Она, принимая ванны с пеной и морской солью, не приравнивала себя к дикарям, возящимся в грязи. — Я трезвый как стеклышко. Почудится же, ха-ха. — За языком следи, — ощетинилась Вика. Викины дети проклянут ее, если она выйдет замуж за Ивана. Обещаю, за лопоухость они не поблагодарят батю. Он чуть красивее обезьяны и чуть страшнее неизвестных и непопулярных мужчин, которым в журналах для тетенек за сорок присваивают «фанаты и фанатки» титул секс-символа поселка, города, страны, мира, планеты, солнечной системы (они, как показывает практика, дряхлые, морщинистые, старые и не-кра-си-вы-е). Коротка стрижка выставляла напоказ непропорциональную форму черепа. Нос с горбинкой, пожалуй, единственная привлекательная черта. Провалившийся эксперимент по скрещиванию крысы, волчонка и инопланетянина я представляла по-иному. — Ты! — процедил Иван. — Я. — Вика придержала дверь и, пнув застывшего парня, прошипела: — Повремени с расспросом. — Я заберу Стейси, — доложила я, оставляя Ваню один на один с хищницей. — Д-дочь?! — Иван, теряя сознание, зашатался. — От меня..? Стейси и Шанель устроили чаепитие из пластиковых чашечек. Я терялась в планах уроков на завтра. Мозоль на среднем пальце краснела, рука отваливалась, чернила кончались, спина не разгибалась. Семь уроков в первой смене и пять во второй. С конца осени я буду заканчивать работать в ночь и начинать в темень. Вышитые звезды на небе подбадривали бы, но свет города их срывал. Вика танцевала с косметической маской на лице. Иван скрасил ее смену. — Я влюблена-а-а, — пропела она. — По натальной карте проверила совместимость. — Каков результат? — Он мой человек. Иван — простак. У него нет соцсетей. Он не следит за модой, трендами. Телевизора и любимой ему выше крыши. Осуждать Вику за выбор не стану. Мой отец тоже пещерный человек. Он с кнопочным телефоном проходил до тех пор, пока я свой не отдала. Я размышляла о барашке, его скотском и идиотском поведении. Не исключено, что баран шастал налево. Неожиданно купленный абонемент в спортзал — признак измены. Его сородичи посещают спортзалы, чтобы подцепить любовниц. Они насмехаются над качающимися девушками, прилипают к ним сзади, чтобы «подстраховать, помочь», и трутся членами. Исключением являются молодые мальчишки, добивающиеся пресса и мышц, и мужчины в возрасте, которым жены и врачи прописали для здоровья бассейн и беговые дорожки. *** Таисия Криворучко текстовыми выделителями красила ногти, Карина Деньдобрый — замазкой с кисточкой. Андрей Лапочкин списывал химию. Миша Светлов читал, Маша Темнова переводила. — Peter thinks Maria should lose some weight. — А Питер не ахерел?! — возмутилась Маша. — Шат ап, Питер. — Calm down, Maria. — Ее негодование обосновано. — Continue translating, please. За пять минут до звонка я пообещала пятерку каждому, кто подпишется на мои профили и аккаунты в социальных сетях. — На чьем это вы концерте в Корее?! — Бурдж-Халифа реально огроменная?! — Это Пхукет?! У меня дядя там был! Я удалила фото в купальнике от греха подальше. На обеде учителя начальной школы кисли, размазывая пюре по тарелкам. Они столкнулись с родителями, возмущенными сниженной оценкой за несоблюдение стандартов оформления тетрадей по математике. Цветы жизни не отступили заданное количество клеток и получили соответственную оценку. Старые хрящи, пишущие «призедент» и «потому-что», втоптали в грязь современное образование. Зачем первоклассникам следовать нормам заполнения тетрадей? Чтобы учителя разобрали, где иероглифы заканчивались, и чтобы через двадцать лет дитятки не лажали с оформлением документов поважнее. Стейси, Тимоша и Шанель, катаясь на карусели, потребовали воды. Я сплавила их старикам с татуировками, прикинувшись обманутой счастьем девушкой, женатой на прикованном к кровати инвалиде, и навестила Катю в Пятерочке. Она меняла ценники, ловила мышей и отправляла просрочку в сумку. — В приготовлении каких блюд кровь используют? — спросила я Катю. — Оладьев. Бабушка оленью кровь сливала в них. После прогулки я снова зарылась в конспекты. Рука дрожала, глаза слипались. Учителям английского еще везло. Русисты и математики времени не жалели на подготовку к урокам — выбора нет. Физрукам бы зарплату сократила из вредности. *** Уроки по средам во вторую смену отщипнули часов для сна. Я привела себя в порядок и, с Викой втиснувшись в электричку, поехала к Полине. Напротив нас сидел учитель физики с вместительным рюкзаком и проверял самостоятельные работы. Красная паста в ручке быстро кончалась. Полине предложили опубликовать в молодежном журнале постеры с ее изображением и ублажить фанатов. Вспышки камер ласкали Скоробогатую, подчеркивая фигуру. Высокие люди правят миром. — Да! Именно! — выпалил фотограф, выгибая корпус так, будто йогой занимается. — Взгляд кокетливой обманщицы! Взгляд бизнесвумен, что утрет нос выскочкам! Взгляд хладнокровной серийной убийцы! — Вот это профессионал... — Слеза восхищения стекла по Викиной щеке. — Не плачь, — цокнула я, — твоя жидкость, вырабатываемая слезными железами, испортит платье, которое я тебе дала. — Прости, — извинилась она. Полина была создана для папарацци. Вырвавшись из лап матери, она расцвела. — Сколько я тебе должна? — обратилась она к Владу. — Отстань от меня. — Ну Влад. — Я тебя не знаю. — Просто забей, Полин, — посоветовала Вика. — Богачам полезно для здоровья и совести иногда поддаваться транжирству. — Прислушайся к подруге, — поддакнул он. Прогнав Влада, мы купили бабл ти и остановились в котокафе. — Настя учится в 13 школе, — выдала я, котенком вытерев лужицу чая. — Что?! — Викин кот тоже обалдел. — Убьем ее, — предложила Полина, трубочкой ловя тапиоку. Ее кошка играла с браслетом-гвоздем, цепляясь за украшение когтями. — Рано, — хмыкнула я. — Она моя должница. Я ей жизнь спасла. — Говоришь так, словно есть кто-то, кто бы не защитил постороннего от изнасилования. Я пожала плечами. С каждым днем работы в школе я осознавала, почему олени, выпрыгивая на дорогу, не избегали несущегося грузовика. Уснула я на кухне, влажной от слез щекой приклеившись к листочку с конспектом урока. *** Вмятина на пол-лица задержала меня, и я опоздала на первый урок. Охранник, вызвав завуча, заблокировал турникет. Ископаемое напрочь отказывалось верить, что я учительница. — Я классный руководитель 10 В! — срывалась на крик я. — А. В. Хамловская. Проверьте в табло с расписанием. У 10 Г первый урок веду. — А я директор школы, — противно ухмыльнулся дед. — Какая вы непунктуальная, Анфиса Владимировна, — зевнул Максим Александрович и, попытавшись пререлезть через турникет, смутился. — Куда лезешь?! — гаркнул охранник. — Завуч с вами разберется. — Послушайте, — засуетился Максим Александрович, — мы учителя. Я и Анфиса Владимировна. Здесь преподаем. — Два сапога пара. Шутники бездарные. Вы не моя проблема. Вовремя в школу ходить надо. Она английский «ведет». А ты? Информатику небось? Ха! — Бегом в класс! — Борис Федорович вылез из берлоги зама директора по безопасности. Первую неделю, хвастаясь формой офисного стиля, школьники ходили по школе, как модели — по подиуму на показе мод. Пиджаки, рубашки, брюки, сарафаны, туфли. Одиннадцатого сентября карета превратится в тыкву, и из гардероба им по душе будят толстовки, свитера, джинсы, кроссовки. Любители стиля old money оставались верными вкусу в одежде и в предновогодние учебные дни, когда коридоры школы становились вольерами для оленями — нет, я не обозвала детей животными; они скупали ободки с рогами в Fix Price через дорогу, бегали по этажам и пели атмосферные новогодние песни. Мутная от смешивания красок вода плескалась в раковинах женского туалета. Светлана Михайловна Пятнова, изошница, промывала кисточки и палитры и ворчала: — Директриса сегодня в 5 утра звонком разбудила и попросила, чтобы я набрала девочку, у которой папа — стоматолог. У ее внука что-то с зубами, и ни одна клиника не принимает их. — Возмутительно, — осуждала я. — И я о том же! Меня нисколько не поражало пренебрежение властью и связями. Директриса и при моем обучении не сахаром была. На первом этаже вдоль стен вывешены плакаты в честь первого сентября, фотографии бывших учителей, выдающийся учеников и старого здания школы до пожара, расписание звонков и уроков. У колонн, облепленных разбитой мозаикой, теснилась стеклянная витрина с золотыми поддельными наградами. Я хохотала над искаженным отражением Анфисы с громадным лбом и расплывшимися ушами в чаше кубка. — ... чурка обугленная, — насмешливо процедили в раздевалке. Фаина выскочила оттуда с ветровкой под мышкой и в кедах с незавязанными шнурками. Полураскрытый рюкзак спадал с плеча, и ручки рассыпались по полу. — Фаина! — позвала я. — Анфиса Владимировна. — Учительница немецкого до 15 лет прожила в Германии. Она владела русским, немецким, английским и французским в совершенстве. Уроки немецкого вела, совмещая в речи и русский, и английский. Столько страсти и любви к предмету я видела редко. — Булочку с корицей будете? А то я взяла две и наелась одной. — Нет, спасибо, — отказалась я. — Никаких нет, — она заткнула мне рот булкой, — в вашем возрасте мало есть опасно. — Спрсибво... Воспитательницы настукачили Вике, что Стейси поцапалась с девочкой из группы и поставила ей синяк. — Стейси, нельзя бить других деток! Кто бы говорил. — Но мамочка! Она издевалась надо мной и называла тебя про... прости... простиуткой. Проституткой. — Вот мелкая пиздючка, — выплюнула Вика. — Почему ты раньше не сказала, принцесса? Я уже пролайкала фотки в инсте ее непутевых родителей. Анфиса, освободи стол, пожалуйста. Я наведу порчу. Конспекты бумажно-чернильным покрывалом застелили постель. Я, лежа на учебниках, методичках и тетрадях, болтала ногами, листала ленту с блогерами и инфлюенсерами в обалденной одежде, лайкала посты однокурсников, урвавших богатых партнеров и отдыхавших на море, и завидовала. «Каждому лингвисту нужен свой айтишник», — эту аксиому на сессии упомянул мой любимый преподаватель. Я хочу отношений. Нет, не хочу. Или хочу? Maybe я хочу работать для души и иметь на поводке обеспеченного мужа? Я, как стрелка компаса, металась между жаждой любви и жаждой денег. Что выбрать? Есть любовь с деньгами? Деньги с любовью? Мои родители влюбились нищими и поднялись к рождению меня. — Сложно, — пискнула я, разорвав на кусочки конспект. Буду откровенной, иногда бабочки порхали в животе и щекотали крылышками желудок, сфинктеры и кишечные ворсинки, when я думала о пробуждении в объятиях, поцелуях в шею, ухо и ключицы, подкалывании язвительными словечками. Я презирала эти чувства. Чувства нежности. Я говорила маме, что люблю ее, и смущающая слабость сковывала меня. Неприятные ощущения стыда. Масик не получил моего признания в любви. «Ты мерзкая», — в ссоре ранил сердце мой бывший лучший друг. Я мерзкая... — Фу, аж противно от себя. Зеркало запотело, пар вился у вздрагивающих плеч, волосы прилипли ко лбу, горячие слезы с холодной водой капали на дно ванны. Деньги. Любовь. Отдых. Напуганная Фаина. Травля в школе... Я обязана была остановить ее, поговорить, защитить. Слезы драли горло. Я не смыла негативные эмоции и неприятные воспоминания. Травлю в школе не удалить из памяти. Я подвергалась буллингу. Мы жили в одном доме в одном подъезде и ходили в школу и домой по одному пути. Я намеренно рано вставала и выдвигалась в школу за двадцать минут до звонка, чтобы не столкнуться с ним. С последнего урока я бежала в раздевалку, хватала куртку, сменку и покидала школу, чтобы не идти позади него и не сбавлять шаг. Между четвертым и вторым этажами я тряслась от страха, что лифт остановится на его. Я поскальзывалась на льду. Ноги вязли в снегу. Фонарь плохо освещал дорогу. Я оборачивалась, молясь не увидеть его за спиной. У шестых и седьмых классов была вторая смена, и семь уроков заканчивались в 18:30. Он на год меня младше. Лишь год я училась спокойно. Год. Куски снега и оскорбления летели в затылок. Слезы наворачивались на глаза. Я была бессильна. Бежать — все, на что я способна. Лучший друг советовал игнорировать этого урода. Избегание конфликта не помогло. Когда я действовала, мне что-то вечно мешало. — Пошел нахуй. — Хамловская! — Я притягивала учителей. — Что за выражения?! Однажды я открылась маме. Мамулечке, которая меня бы спасла. Я ее дочь. Она меня родила. Она меня должна любить. Она обязана быть на моей стороне. — Сама виновата. Посмотри на себя. Не пойми что. Не пойми что. Почему я? Почему меня травили? Чем я отличалась от других? Я была не без греха, не отрицаю, но и не заслуживала беспричинной ненависти. Угрожая докладной от классной руководительницы, я отбилась от него. — Прости, Фаина, — захлебывалась стонами боли я, — я уберегу тебя. Честно-пречестно. Я не мерзкая. Не допущу ущемления ученицы. Не прольются слезы Фаины. Стейси сопела в кресле, Шанель облизывала миску, Вика читала журнал. — Ты чего заплаканная? Глаза краснющие. — Пятиклассник написал cat как kat. Шампунем промывала. — Завтра у нас со Стейси и Ваней свидание. Она оценит его и вынесет вердикт. Достоин олух нашей семьи или нет. — Ты правильно поступаешь. Рискованно и эгоистично впускать в сердце человека и не уточнять мнения ребенка. — Стейси важнее Вани. Остаться разведенной не приговор. Она мое все. Физически, ментально и эмоционально Вика готова к новой фазе в ее жизни. Не поздно расти и совершенствоваться, искать себя и любовь, принять мечты и цели. Вика включила на колонках Queencard от (G)I-dle, разбудив дочь, и мы втроем затанцевали, как умели, и запели, как ревущие коровы, не поделившие поляну. Потом она врубила саблиминал на здоровые отношения, успех и удачи, и я полезла за берушами. Ночью Шанель вырвала странички из Викиного журнала. *** Саша Королевская переписывала решение задачи по физике у Марго, параллельно читая вслух текст. — Хорошо, Саша. — Остановила я. — Нехорошев, продолжай. Нехорошев не отреагировал. — «Unfortunately...» — назвала я начало предложения. Бровью не повел. — Меня! Меня! — Миша Светлов прыгал на стуле. — Темнова. Маша отобрала у друга учебник. На перемене я носилась по коридорам из класса в класс, из учительской в учительскую. Нина Васильевна изводила школьников контрольными работами на повторение законченного курса прошлого года. В 10 В некоторые не принесли тетради для контрольных. Она им голову оторвет. Выброшенные в помойное ведро у доски листочки я не дам им в понедельник доставать без перчаток под встрепку и ругань. Так я влетела в кабинет информатики. — Максим Александрович! — Он неохотно расстался с МакБуком. — У вас есть тетради в клеточку. Небольшие. По двенадцать листов? — Ни поздоровались, ни поприветствовали. Как невежливо, Анфиса Владимировна. — Good morning, Максим Александрович. — Я одарила его реверансом. — Тетради есть. Штук шесть хватит? — Thanks. — У меня и у вас окна на четвертых уроках. Подойдете и напишете тест. Буду ждать с нетерпением. Кирдык. Уговор вылетел из головы. Я не знала ни одной темы. Ничего не изменилось с обучения в этой школе. — Моего провала? — Возможно. — Какой вы честный. — Я захлопнула экран МакБука. — Для приличия могли бы соврать, что ожидаете успеха от одаренной, разносторонней учительницы. — Я не учился в университете на потакателя. — Плохо. Школа будет требовать необходимые для учителя и не относящиеся к его профессии навыки: садоводство, спорт, продвижение в медиа. На меня повесили ведение страничек и профилей школы в соцсетях. Вас запрягут оформлением постов. — Не каркайте, Анфиса Владимировна. — Не сопротивляйтесь очевидности, Максим Александрович. В месяц олимпиад, в октябре, кого-то молодого, кому надо строить личную жизнь, завучи поставят в нерабочее время провожать детей на муниципальный этап в школу на другом конце города, потому что наш храм знаний не оборудован. Кто-то в выходные за чай с печеньем выступит коучем на мероприятии для учителей-гостей с «целью распространения эффективного опыта организации работы руководящих и педагогических кадров по повышению педагогического мастерства». Кто-то, заменяющий педагога-организатора не по собственному желанию, спланирует посвящение в «Орлят России». Из плюшек избранным, или отказавшимся, учителям предоставлялись билеты на патриотические концерты. Министерство образования заботливо. Саша Королевская: Мы информатику головную боль наколдуем! Карина Деньдобрый: Good luck! Миша Светлов: Держим кулачки *смайлики удара кулаком в лицо* За урок я не выучу учебник девятого класса, не напишу шпаргалок и не поумнею. Максим Александрович, вытянув ноги, развалился на стуле. По рукам тянулись вены. Мои проступали после тяжелых пакетов с покупками. Встрепанная челка обнажила нахмуренный лоб. Валочный топор в нем завершил бы композицию. — Нездоровится? — крадучись прочирикала я. — Тест отменяется? — Сердобольность вам не идет. Были бы вы моей медсестрой и утешали бы, что сломанная нога — бессрочный отпуск, а усложнения из-за неправильно наложенного гипса — продление отпуска, я бы вас прогнал и разрыдался. Внедренное успокоительное не подействовало бы. — Поэтому я и пошла в преподавание. Я бы не попала иглой в ваши вены, и вас бы приняли за наркомана. — Я погладила голубую лозу, вьющюся по его руке. Он опасливо отдернулся. — Спасибо, что сохранили репутацию медицины нашей страны. — Благодарите дальше. Максим Александрович поставил нашу игру на паузу. — Тест напечатан, телефон конфискую, закатайте рукава и покажите руки. Я сдала кнопочную раскладушку. Он, вздохнув, уставился на меня. — Что? Я люблю ретро. — Я жду телефон. — Он подставил ладонь. Я вяло простилась с айфоном и заняла последнюю парту первого ряда, поменяв стул, на сидушке которого нарисовали мужской половой орган. Максим Александрович протянул листочек А5 с 20 заданиями с двух сторон и не собирался проваливать. — Максим Александрович, ну что вы бродите около меня? Не мешайте мне концентрироваться. — Анфиса Владимировна, я тронут, что вас, как и многих, мои красота и очарование отвлекают, но не могу ничего поделать. Оставлять вас без присмотра — себе вредить. Безвыходная ситуация. — Максим Александрович! — позвала Екатерина Петровна Достоевская. — Почините, пожалуйста, электронный дневник. Опять не грузит! — Сперва у меня! — Протиснулась Нина Васильевна Квадратова. — Ваш 10 Г лебедей нахватал. Не терпится выставить оценки. Максим Александрович вспыхнул от стыда. Мы в сговоре. Я обещала насобирать каштанов на поделки для их внуков. — Чтобы без списывания. — Он грозно прищурился и исчез с моими напарницами. Я пронесла раскладной компактный самсунг в носке. Он частенько выручал на онлайн конференциях в зуме. Я не сооружала баррикады из корешков учебников, цветочных горшков и пеналов, чтобы облокотить устройство. Достаточно было сложить его под углом в девяносто градусов и любоваться лицом себя или собеседника. Ленивый Максим Александрович, взяв тест с первого сайта, перестраховался и забрал smartphones у 10 В. В 1 — А), в 2 — Б)... Размашистые шаги торопили. В 19 — Г)... Ручка дернулась. Я, в двадцатом ответив наугад, просунула самсунг под бедро и выпрямилась, выпятив грудь. — Прогуливаете урок, Максим Александрович? — Выполнял обязанности информатика. Вы закончили, Анфиса Владимировна? — Да. — Порыв ветра сдул листок с края парты. Я, приподнявшись, потянулась за ним, и что-то с 512 Гб упало под стул. — Упс. — Работа аннулирована, — он расплылся в ехидной улыбке. — Курицы несут яйца, вы несете телефоны? Прибыльная особенность. — Забыла сдать! — запылала я. — Впредь будьте внимательнее. 10 В разочаруется и не признает в классной руководительнице, разбрасывающейся обещаниями, уважения. Они кинут мне смс бомберы и распространят по школе сгенерированные нейросетью обнаженные фотографии меня. Я уволюсь и скончаюсь с застрявшей в мусоропроводе головой. — Вы вручили 10 В тест, потому что они себя плохо вели. Я права? — Нет. — Да. Прав тот, кто знает больше всего языков. Я владею тремя: русским, английским и французским. А вы, Максим Александрович, на скольких шпарите? — И я знаю три, Анфиса Владимировна. Ничья. — Да что вы, и какие же? — Русский, Питон и ДжаваСкрипт. — Языки программирования не в счет. Вы промолчали, боясь, что директриса, завучи, учителя и родители расценят вас как непрофессионального педагога. Не смогли десятиклассников укротить. — Нет. — Да. — Н-нет. — Да. — «Какой он учитель, раз не способен успокоить», «это даже не самый буйный класс, что будет с 6 Г», «слабак». От осуждения не избавиться. Тебе признаются, что завидуют произношению и беглостью белой завистью, за спиной насмехаясь над сосредоточенностью и неболтливостью на занятиях по английскому языку. «Какой толк от знаний, если ты не общаешься ни с кем из нас в группе? Кринж, ты забитая и закомплексованная». Я, намеренно не заводив друзей по учебе, не отвлекалась на уроках. — Отныне докладывайте мне о капризничании 10 В. Оценки за понедельник не трожьте — они заслуженные. Я приношу извинения за сложившуюся ситуацию и обещаю отчитать и детей, и родителей. Первым вставлю сейчас, вторые на родительском собрании потеряют слух и деньги. Шторы заменить, шубу прикупить. Не буду препятствовать вашему возможному желанию написать докладную. — Низко поклонившись, я оставила пораженного Максима Александровича в кабинете. 10 В недолго ликовал снятию с физкультуры. Я заперла гаденышей в актовом зале и, размахивая шнуром от микрофона, наорала на них. Со звонком они заскулили и запищали. — Пожалуйста, отпустите! — Нина Васильевна нас убьет опоздание! — Убийство мной вас не пугает?! — рявкнула я и хлыстнула поводом по первому ряду. — Please... — Сгиньте. — Объятые страхом мордочки разомлелись. — Фаина, задержись. — Мне отрежут пальцы... — Поправочка, твоему обидчику. Фаина угасла, застыв. — Знаешь его имя, фамилию, номер класса? — Да... но... зачем вам мне помогать? — Я твоя учительница английского. Я твоя классная руководительница. После первого буллинга я поняла, что нужно быть смелее, храбрее и агрессивнее, чтобы корень проблем засох. Когда две мои тупые одноклассницы обзывали меня и моего лучшего друга, я через неделю потока издевательств перед ними разорвала их тетради по математике, ножницами вертела у носа и грозила отрезать волосы, с чужого номера осведомила их мамок о курении, повырывала страниц из учебников по истории и в конце года напомнила библиотекарше, облила горячим чаем в столовой, канцелярским ножом вспорола пуховики. И меня не вызвали к директору. Они были слишком напуганы. Больше не давай себя в обиду. Мне знакомо твое чувство загнанности в угол. Чувство безысходности. Надави на его слабость. У своих я спросила: «Что? Папам пожалуетесь?» Ты бы видела их перекошенные рожи! Одна читала по слогам, и я называла ее дефектной. Вторая сутулилась, и я носила кличку «псина». — Я сморгнула слезу смеха. Или печали. — Он огребет. Обещаю. Я позабочусь. — Не рассказывайте родителям, пожалуйста... Они будут волноваться. — И винить во всем тебя? — Да. — Знакомо. — Я показала, будто закрыла рот на замок и выбросила ключик. Фаина, всхлипнув, обняла меня. — Сэнк ю. Ужас. — Молчи, иначе я передумаю. Акцент сногсшибательный. Я поймала Юру Ангела в раздевалке. Браслет из синяков, схватив за жилистое запястье, я подарила ему. — Попробуй только взглянуть на Фаину Троеглазову недобро. Тебя мало дома лупят за оценки? — Я проверила его табель успеваемости. — Очень минималистичный. Одни двойки и пропуски. Папуля о прогулах в курсе? — На каждого ученика есть характеристика от учителя. Я посплетничала с его бывшей учительницей начальных классов и почитала досье. Мамы нет. Вспыльчивый отец и мачеха. Неблагополучная семейка. — Пряжка от ремня оставляет следы. — Я выпятила нижнюю губу и надула щеки. — Думай, о чем мелешь. Если ты безразличен всем, то это не разрешение на быдлядчество. Какой-то приколист написал на доске: «Кто храбр – тот жив. Кто смел – тот цел». И я вспомнила, как Вика рисовала пентаграмму, дабы историк не приходил на урок. Он, правда, приходил, но сильно опаздывал.