Жалкий

Гриша не понимает, когда успел стать таким жалким. Когда любое взаимодействие с Облой внутри сети — пусть даже пропитанное ядом и проклятиями, — стало тем, ради чего он старался. Дружба, выстроенная годами, была сломлена его мерзким поведением — собственные звёздные замашки не спрячешь, как не пытайся, когда в руки попало такое величие. Тусовка, на которой будут присутствовать мелоны или то, что от них осталось — идея крайне плохая, о чем Вотяков сказал ещё с самого начала. Видеть конкретные лица не хотелось вовсе, ибо из головы он так и не выходит. Чёртово проклятие, посланное дьяволом за все совершенные грехи. В очередной раз говорит, что тот поступил как крыса, затем снова отвечает на комментарий в инсте и строчку про него в треке не вычеркивает, а дополняет всё новыми мыслями. Назару не всё равно, просто говорить об этом — невыгодно и стыдно, ведь позицию похуиста в обществе выдерживать всегда хотелось. Противная музыка в затемненном помещении мозгом не воспринимается, только болезненно давит на череп, поэтому бессмысленный трёп какого-то новомодного рэпера сливается со всеми остальными звуками. Взгляд Назара заострён на толпах, то ли пытаясь его найти, то ли спрятаться от обстоятельств. Обсуждения, как и всегда, состоят из недавних событий — пузырь сплетен раздувается все больше, слух улавливает «Гриша». — Что? — В спину Вотякова врезается значительная фигура, слегка сбивающая его с ног. Мозг подсказывает повернуться, но как только исполнитель видит там довольное лицо Буды, друг в черепе отказывается ему помогать. Собственное состояние напоминает обморочную козу, ибо сталкиваться с ним после всего произошедшего — худшее из худших. — Давно не виделись, — пьяный бред, думает Назар. Он точно также не хотел его видеть, как и сам Обла, правильно? Ведь он может быть смелым только в интернете, так ведь?.. — Жаль, что столкнулись, правда? — Язвить в этот раз получается, к сожалению, хуже. Звучит слегка жалко, Ляхов даже позволяет себе ухмыльнуться, убедиться в собственных догадках. — Может поговорим? Шумный зал сменяется тихой ночной улицей. Взгляд Назара уставши смягчается, колотые раны всё виднее. Гриша все чувствует, и желание раскаяться превозмогает с каждой наносекундой — он всегда был таким. Сначала делает, потом много, много, много думает. Винит себя, возможно, даже пишет, оставляет в черновиках и позже удаляет — то же неоднократно происходило в чате с Назаром. Холодный воздух отрезвляет сознание, и смелость Ляхова успешно улетучивается — становится холодно, жутко и неприятно, хочется уйти оттуда, напоследок кинув Вотякову невероятно противную фразу и самоуверенный взгляд, да только совесть не позволяет. Но она точно может помочь провести пальцем по брендовой тишке Назара, а затем так резко впечататься в грудную клетку, что у спортсмена вышибает из лёгких и так с трудом набранный кислород. — Чё ты творишь?! — шок перекрывает все остальные эмоции. Обла на автомате пытается отстранить сумасшедшего от себя, но почему-то проигрывает. Гриша преуспевает окружить его кольцом собственных уже не дрожащих рук, сохраняя безопасные пару сантиметров между лицами. — Я не хочу вот так все проебать, шаришь? — Поздновато спохватился, гений мысли. — Обла показательно отряхивает футболку, кривя лицо. — Можем поговорить о твоей никчёмности, если так хочется поболтать. — Ты всегда был такой сукой? — Нет, недавно скилл прокачал. Я не думаю, что уже можно что-то вернуть, Гриш… — Вотяков смахивает кажется несуществующую пыль с зипки Гриши, продлевая физический контакт и уходит, оставляя последнего в собственных мыслях. В голове Ляхова слишком много ругательств, чтобы произносить их вслух.