🪷🪷🪷
22 июня 2024 г. в 11:07
Вокруг Лотосового Терема цветут деревья.
Теперь, когда наступила весна, Фан Добин почти не узнаёт это место. Но Хулицзин, бегущая рядом с ним рысью, кажется, достаточно уверена, что они идут в верном направлении. А вот Ли Ляньхуа, идущий по другую сторону от него, молчал с тех пор, как задал вопрос — риторический, судя по тону, — правда ли Фан Добин не передвигал Терем за последние три месяца.
Ли Ляньхуа едет на лошади Фан Добина. У них она только одна, и Фан Добин настоял на этом. До города идти недолго, но Ли Ляньхуа легко устаёт. За время их совместного путешествия Фан Дуобин стал обращать особое внимание на подобные вещи.
Ди Фэйшэн разошёлся с ними ещё до того, как они добрались до первого крупного города, сухо объяснив, что ему нужно вернуться в Альянс Цзиньюань и демонстративно уйти в уединение. Он нашёл их сразу после того, как по Цзянху разнеслась весть о том, что он нашёл тело Ли Сянъи на берегу у Восточного моря, незадолго до того, как то унесло волнами.
Прежде чем уйти, Ди Фэйшэн обменялся долгим взглядом сначала с Ли Ляньхуа, а затем — с Фан Добином. Он не попросил его присматривать за Ли Ляньхуа, да и этого не требовалось. Теперь они понимали друг друга.
Фан Добин уже сбился со счёта, сколько раз он об этом мечтал, о том, чтобы вернуть Ли Ляньхуа домой. Но чем ближе они подходили к Лотосовому Терему, тем медленнее он шёл.
За время отсутствия Ли Ляньхуа он был здесь всего дважды. Первый раз — на следующий день после того, как он ушёл: Фан Добин вернулся с Чжань Юньфэй на буксире, чтобы отвязать четырёх лошадей и привести их в поместье Тяньцзи.
Хотя конюх попытался это скрыть, он явно был озадачен тем, почему за лошадьми отправили старшего охранника, а не его самого. Фан Добин похлопал его по плечу, напомнил, что за лошадьми нужно присматривать с особой тщательностью, и не стал ничего объяснять.
И не то чтобы он считал, что не может доверить конюху расположение терема; этот человек служил семье Фан уже несколько десятилетий. Но почему-то Фан Добин хотел, чтобы о том, что Ли Ляньхуа больше нет, знали только его друзья. В груди словно была невидимая рана, воздух покидал лёгкие всякий раз, когда он вспоминал, как ворвался в дом и увидел, что в нём никого нет, а стулья слишком аккуратно расставлены под столом. Дышать становилось немного легче, когда он был рядом с другими людьми, которые чувствовали отголоски той же потери.
Второй раз он вернулся чуть больше чем через месяц поисков.
Конечно, он отказался прислушаться к словам Гуань Хэмэна: быть того не могло, чтобы письмо в самом деле было предсмертными словами Ли Ляньхуа; невозможно, чтобы он был уже мёртв. И всё-таки Фан Добин не мог отделаться от ощущения, что прогноз лекаря поставил перед ним крайний срок. Месяц на то, чтобы найти Ли Ляньхуа, или смириться с тем, что он больше никогда не увидит его живым.
Он мало что помнит о той ночи. Только то, что он выпил больше вина, чем следовало, и что, когда он разрыдался, Хулицзин присоединилась к нему, завывая на далёкую и одинокую луну.
На следующий день Фан Добин проснулся с пересохшим ртом и раскалывающейся головой и горько усмехнулся от того, как сильно это напоминало о других случаях, когда Ли Ляньхуа оставлял его на обочине. Он долго смотрел на закрытые двери, пока Хулицзин не уткнулась носиком ему в руку, напомнив, что им пора завтракать и продолжать поиски.
Это было зимой. Сейчас весна, и сливы вокруг них цветут буйным ярко-розовым цветом, а Ли Ляньхуа…
— Сяобао!
…выкрикивает его имя.
Фан Добин расплывается в улыбке.
— Ты заходишь или нет? — Ли Ляньхуа держится одной рукой за открытую дверь Лотосового Терема. Через другую руку перекинута корзина со свежими продуктами с рынка. В своём оцепенении Фан Добин как-то не заметил, как тот разобрал и выгрузил всё, что они купили.
Не успел Фан Добин ответить, как Ли Ляньхуа отвернулся.
— Заставляешь своего наставника таскать все покупки, серьёзно, — он покачал головой и зашёл в дом, а за ним последовал по пятам Хулицзин.
— С каких это пор я стал пресмыкаться перед тобой? — воскликнул Фан Добин и побежал за ним.
Только оказавшись внутри, он понимает, что Ли Ляньхуа обманом заставил его без раздумий переступить этот страшный порог. Неужели Фан Добин настолько очевиден?
Он выдохнул, оглядываясь по сторонам. После столь долгого отсутствия всё выглядит практически по-прежнему, а воздух слегка затхлый. Это естественная атмосфера места, в котором никто давно не жил.
Но Ли Ляньхуа уже вносит изменения, ставит корзину на стол и проводит пальцем по полкам.
— Тс-с, посмотри на эту пыль, — бормочет он и спешит к шкафу, где хранятся средства для уборки. — Проверь рис, ладно?
Мужчина, похоже, не замечает затхлости. Когда Фан Добин хмыкает в знак согласия, он начинает открывать окна, чтобы проветрить помещение. После того, как он впускает больше солнечного света, к его большому удовлетворению, это место выглядит ещё живее.
Рис хранится в глиняном кувшине рядом с плитой. Подняв тяжёлую крышку, Фан Добин протыкает в кувшин пару длинных кухонных палочек. Он не находит ни плесени, ни вредителей — только сушёные красные чили, которые Ли Ляньхуа использует для защиты от долгоносиков.
Ли Ляньхуа любит готовить не меньше, чем убираться, если не больше. Возможно, он не доверяет своим глазам? Фан Добин заметил, как наставник раньше щурился, но списал это на слепящий свет солнца.
Это говорит о том, что, похоже, на данный момент у него проблема с двумя органами чувств: обонянием и зрением. Ли Ляньхуа отказывался признаваться в наличии каких-либо симптомов, и Фан Добин решил более пристально понаблюдать за ним и выяснить, что тому нужно, чтобы ему не пришлось этого говорить. Потому что, зная Ли Ляньхуа, он просто никогда в этом не признается.
— Это ещё можно есть, — наконец заявляет Фан Добин, закрывая крышку и выпрямляясь. Ещё на рынке они спорили о том, хорошо ли сохранился рис, чем немало позабавили тётушку, владелицу ларька, перед которым они стояли.
Ли Ляньхуа торжествующе восклицает, хоть и несколько приглушённо.
— Говорил же, — когда он перекладывает вещи, раздаётся тихий скребущий звук.
По правде говоря, Фан Добин рад, что оказался неправ, потому что это значит, что ему не придётся возвращаться в город. На самом деле он утверждал, что им стоит купить рис на всякий случай, потому что не хотел оставлять Ли Ляньхуа одного.
От одной только мысли об этом его охватывает небольшая паника. Он невольно бросает взгляд на Ли Ляньхуа… и замирает, разглядывая выражение лица мужчины, когда тот поворачивается. Ли Ляньхуа нахмурился и опустил взгляд на землю. Он достал метлу, два ведра и несколько тряпок, но держит их слабо.
— В чём дело? — интересуется Фан Добин.
Ли Ляньхуа фокусируется на нём.
— Ни в чём, — спокойно отвечает он, подходя и протягивая ему одно из вёдер. — Нам нужно найти воду. Наверное, поблизости есть ручей.
Не обращая внимания на очевидную попытку его отвлечь, Фан Добин поворачивает шею, чтобы выглянуть за Ли Ляньхуа. У стены, где он стоял раньше, выстроился ряд деревянных ящиков, в которых Ли Ляньхуа выращивает овощи. Но сейчас растения едва различимы, они давно засохли за долгую зиму.
У парня сводит желудок.
— Ли Ляньхуа, — говорит он, — мне правда жаль. Я, конечно, забрал лошадей и Хулицзин, но…
Ли Ляньхуа уже машет рукой в знак отстранения.
— Ты не виноват, у тебя было слишком много других забот. К тому же я посадил их немного с запозданием. Они, скорее всего, не смогли вы зацвести для сбора урожая до первых заморозков и всё равно погибли бы.
Фан Добин хмурится. Звучит разумно, полагает он. Хотя, когда Ли Ляньхуа ведёт себя слишком логично, это также признак того, что он, возможно, что-то задумал.
— Ну же, разве тебе не хочется пить после всех этих путешествий? — Ли Ляньхуа улыбается ему. Фан Добин заметил, что теперь все его улыбки немного грустные. — Тебе пришлось нелегко.
Фан Добин несёт сначала оба наполненных ведра, утверждая, что ему нужно тренировать руки, иначе он рискует быть перекошенным. Ли Ляньхуа соглашается с этим, лишь поддразнивая его: «Господин Фан и впрямь упорный». Однако на полпути к Лотосовому Терему он настаивает на том, чтобы забрать своё ведро.
После этого они идут медленнее. И всё-таки Ли Ляньхуа идёт уверенно и не проливает ни капли, и единственные признаки его усталости — блеск пота на лбу и слабое дрожание рук, когда он заваривает для них чай.
Уже поздний вечер, но приготовление ужина может подождать, пока они немного отдохнут. Благо, в пути они перекусили баоцзы примерно в девять утра, поэтому ещё не проголодались. По крайней мере, Фан Добин не голоден, а поскольку его аппетит лучше, чем у Ли Ляньхуа, то это довольно хороший показатель.
Однако ему нужно попытаться его накормить. Фан Добин пристально разглядывает мужчину через стол. Свободные одежды Ли Ляньхуа многое скрывают, но Фан Добин держал его руки и знает, какими тонкими они стали. Мужчина не мог как следует позаботиться о себе, пока его не было. Пропущенные приёма пищи, все эти холодные ночи… Даже без яда бича, поразившего жизненно важные органы, этого было бы достаточно, чтобы истощить силы.
— О чём ты сейчас беспокоишься? — спрашивает Ли Ляньхуа, врываясь в его размышления. Губы наставника весело подрагивают. — Осторожнее, или у тебя преждевременно появятся морщины.
— О, — Фан Добин роется в мыслях в поисках других вещей, которые он обдумывал на фоне. Много времени это не занимает: их довольно много. — Я думал обо всём, что нам, наверное, нужно будет привести в порядок. Начать хотя бы с избавления от пыли, проветривания твоей одежды и постельных принадлежностей. Нужно освободить ящики с растениями, чтобы ты мог начать выращивать овощи. Это вроде как важно; весна — самое время сеять семена, верно? Кроме этого, за зиму выпало много снега, но его никто не убирал, так что я не уверен, что крыша не пострадала от скопившегося веса. А когда снег растаял, вода впиталась в дерево? Нам нужно проверить…
— Помедленнее, — прерывает Ли Ляньхуа, в его голосе звучит тревога. Он делает жест рукой, не отличающийся от того, которым он успокаивает лошадь. — Не всё сразу. Боже мой, вот так оно и звучит в твоей голове?
Фан Добин пожимает плечами. Вроде того.
Однако то, как Ли Ляньхуа сказал это, напоминает ему…
— Знаешь, — говорит он, — мама как-то сказала, что даже в детстве у меня был обеспокоенный вид. Она спрашивала, о чём я тогда мог переживать. Когда она стала учить меня разбираться в техниках, то сказала, что это было отчасти для того, чтобы занять мой разум чем-то полезным.
Он начинает улыбаться при этом воспоминании, но через мгновение улыбка сходит с лица. Фан Добин практически не возвращался обратно в поместье Тяньцзи с тех пор, как удалился, сердясь, с пляжа в тот день, когда Ли Сянъи и Ди Фэйшэн должны были провести матч-реванш. Хэ Сяохуэй кричала ему вслед, но он проигнорировал её.
Чем дольше продолжались поиски Ли Ляньхуа, тем чаще он получал от неё письма через голубиную почту, в которых она заботливо напоминала, чтобы он регулярно ел, достаточно отдыхал и возвращался домой, если вдруг будет поблизости. Фан Добину очень этого хотелось, но внутри у него словно всё сжалось. Он был до странного уверен, что если позволит себе упасть в объятия матери, то сломается окончательно, — и кто тогда найдёт Ли Ляньхуа?
— Сяобао всегда был Сяобао, — с нежностью говорит Ли Ляньхуа. Он идёт, чтобы взять чайник, но промахивается мимо ручки. Вместо этого он плавно опускает руку на стол. — Надеюсь, Хэ-танчжу хорошо себя чувствует?
Этот вопрос вызывает в груди Фан Добина чувство вины, и он лишь неопределённо хмыкает в ответ, протягивая руку, чтобы наполнить их чаши. Он чувствует, как за ним задумчиво наблюдает Ли Ляньхуа.
Конечно же, когда Ли Ляньхуа снова заговаривает, он видит его насквозь.
— Ты не был дома и не виделся с ней. Но и здесь ты не жил, — он качнул головой в сторону Фан Добина. — Почему нет? Я практически оставил его тебе. Я был наполовину убеждён, что он будет украшен каллиграфией или что ты его переделаешь так, чтобы в нём была гораздо более изысканная кухня.
Кажется, что-то словно сжимает горло Фан Добина изнутри. Он заставляет себя говорить нормально.
— Ты не получишь бесплатное улучшение своего дома так просто. К тому же разве я не был слишком занят поисками тебя?
— Ты мог бы путешествовать в тереме, — заметил Ли Ляньхуа.
— Нет, — Фан Добин сглатывает. Он пропал и делает это теперь; его голос начал дрожать. — Нет, не мог бы.
Потому что в каждом уголке терема его точно преследовали воспоминания о Ли Ляньхуа.
Потому что, если бы он изменил хоть что-то в Лотосовом Тереме, это было бы равносильно потере ещё одной его частички.
Потому что по какой-то причине за последние три месяца этот дом превратился в мавзолей. Во время праздника Цинмин члены ордена Сыгу собрались у кенотафа Ли Сянъи, почитая память своего дважды умершего легендарного лидера. В тот же день Ли Сянъи привёл Фан Добина и Ди Фэйшэна на берег. Если бы в конце концов он не нашёл его, то позже той же ночью, думает Фан Добин, он бы добрался до Лотосового Терема, поскольку это было самым близким к могиле с надгробием место в мире, которое было у Ли Ляньхуа. Последний его след.
Ли Ляньхуа медленно кивает.
— Полагаю, эту рухлядь довольно обременительно таскать за собой.
Фан Добин знает его достаточно хорошо, чтобы понять: он лишь притворяется, что не понимает.
На некоторое время они оба замолкают. Хулицзин пару раз бьёт хвостом по полу, успокаиваясь. Она настороженно наблюдала, пока Фан Добин был взволнован. Юноша наклоняется и гладит собаку по голове, чтобы успокоить её и успокоиться самому.
Затем Ли Ляньхуа выдыхает тихое: «Ах» — и тянется в рукав. Он достаёт что-то и подаётся вперёд, чтобы отдать Фан Добину.
Фан Добин пристально смотрит на конфету в обёртке, лежащую на его ладони.
— Когда ты это купил? — С момента воссоединения они почти не разлучались.
На лице Ли Ляньхуа появилось слегка самодовольное выражение.
— Теперь, Сяобао, ты должен позволить мне иметь свои секреты. Иначе как ещё мне сохранить свою загадочную манеру поведения?
Из-за этих слов Фан Добин фыркает. Он отрывает мягкую бумажку и отправляет конфету в рот. Сладость тепло растекается по языку.
— У тебя тоже одна есть, — говорит он Ли Ляньхуа. — Я знаю, что у тебя с собой всегда как минимум две конфеты.
— Откуда же, — спрашивает Ли Ляньхуа, доставая вторую конфету, — ты это знаешь?
Фан Добин одаривает его ликующей улыбкой.
— Мне рассказала молодая госпожа Цзяо.
Их пути случайно пересеклись, когда они оба искали Ли Ляньхуа. Это было более чем через два месяца после его исчезновения, когда другие лидеры Ордена Сыгу — за явным исключением Юнь Бицю — начали предлагать перенаправить ресурсы с поисков на решение других вопросов в Цзянху. По их словам, того бы хотел Ли Сянъи.
Но Цзяо Ваньмянь не могла заставить себя сдаться. Отпустить. Сидя в чайном домике с Фан Добином, она провела драгоценный день, рассказывая истории о человеке, которого любила. Фан Добин жадно их поглощал.
— Теперь молодая госпожа Цзяо, да? — поддразнивает Ли Ляньхуа. Он вздыхает. — Мысль о том, что вы знаете друг друга, пугает.
Наблюдая за тем, как Ли Ляньхуа ест конфету, Фан Добин вспоминает, как они в последний раз сидели и ели конфеты вместе. Ди Фэйшэн только-только отдал ему цветок Ванчуань. Фан Добин был на седьмом небе от счастья, говоря о том, как они будут вместе раскрывать дела, когда Ли Ляньхуа поправится, и желая ему долгих ста лет жизни. Он был слишком взволнован и рад, чтобы заметить, как затих собеседник, или удержаться от навязывания ему своих собственных мечтаний и целей.
Фан Добин больше не допустит такой ошибки.
— Ляньхуа, — тихо зовёт он. Он ждёт, пока Ли Ляньхуа встретит его взгляд. — Чего бы ты хотел сейчас? Если только скажешь, я пойду с тобой.
Только потому, что Фан Добин так внимательно смотрит, он замечает, как слегка нахмурились брови Ли Ляньхуа, а губы задрожали. В следующее мгновение Ли Ляньхуа вновь обретает самообладание.
— Ты уж постарайся, — отвечает он, — потому что я хочу приступить к ужину, а ты сказал, что приготовишь суп из свиных костей и водного хрена.
Ну разумеется. Фан Добин грустно улыбается, искоса глядя на него. Однажды на крыше, при ярком лунном свете, он спросил его, куда бы ему хотелось пойти. Ли Ляньхуа тогда тоже удалось отмахнуться от него.
Ничего страшного. Он терпеливый. Он может подождать, пока Ли Ляньхуа придумает подходящий ответ или сам захочет ему сказать.
Фан Добин встаёт и направляется к плите.
— Этот рецепт был тщательно отточен, — говорит он через плечо. — Обещаю, тебе понравится.
Сытые и сонные, они ложатся спать, как только Фан Добин меняет одеяло на относительно чистое от пыли из бельевого шкафа. Он также бежит наверх за подушкой, но даже не думает спать в гостевой комнате. В дороге они привыкли спать в одной постели, поскольку в каждом трактире, где они останавливались, имело смысл снимать одноместный номер. Когда Фан Добин возвращается, Ли Ляньхуа, сонно бормоча, пододвигается, освобождая ему место. Мужчина уже наполовину спит; должно быть, он скрывал, насколько устал на самом деле.
На следующее утро они встают поздно, но Ли Ляньхуа выглядит значительно отдохнувшим, и Фан Добин решительно настроен хорошенько вытереть пыль хотя бы на первом этаже. Парень уже видел, как Ли Ляньхуа чихнул пару раз; яд Бича концентрировался в его лёгких, и он знает, что они всё ещё слабы от нанесённого им вреда.
Прежде чем начать, Фан Добин повязывает на нос и рот тонкий носовой платок, после чего протягивает другой Ли Ляньхуа, чтобы тот сделал то же самое. Ли Ляньхуа тут же закатывает глаза.
— Он не пропустит пыль, — Фан Добин настойчиво машет платком. — Да ладно тебе, я всегда так делаю, — врёт он.
Ли Ляньхуа бросает на него невпечатлённый взгляд, но берёт кусочек ткани.
— Не верю, что ты хоть раз в жизни что-то убирал.
Он может отпускать любые язвительные замечания, какие только пожелает. Фан Добин широко улыбается и помогает ему хорошо закрепить маску.
На самом деле Ли Ляньхуа прав: Фан Добин понятия не имеет, что делает. В поместье Тяньцзи о таких делах заботятся слуги, так что он никогда не задумывался об уборке и содержании дома, когда, по сути, переехал в Лотосовый Терем. Он умеет заправлять постель по утрам и мыть посуду после еды — он не настолько избалованный молодой господин, чтобы ничего не делать самому, — но ему никогда не приходилось так погружаться в домашние дела, как сейчас.
Когда становится ясно, что его техника оставляет желать лучшего, он начинает наблюдать, как от пыли избавляется Ли Ляньхуа, и кое-как подражать ему. Фан Добину кажется, что он действует искусно, пока Ли Ляньхуа не заканчивает с одной полкой и не делает щёткой такой взмах, что Фан Добин сразу же узнаёт его пьяный танец с мечом.
Его мастерство таково, что даже при использовании щётки вместо меча без применения какой-либо внутренней силы движения получаются поразительно грациозными и мощными. С платком, закрывающим нижнюю половину лица, он выглядит точно так же, как и при маскировке под героя в белом одеянии. Он просто сияет. У Фан Добина перехватывает дыхание.
Ли Ляньхуа хватает нахальства подмигнуть ему.
— Боевые искусства, готовка, а теперь ещё и уборка? Ты уже трижды должен признать меня своим учителем.
— Готовка? — повторяет Фан Добин. — Ты ещё умудряешься утверждать, что превосходно готовишь?
Вот так, преодолев минутное чувство благоговения, он отворачивается, продолжая чистить стены, а Ли Ляньхуа хихикает за его спиной. Что за нелепый человек.
Маски сначала работают на удивление хорошо. Ли Ляньхуа слегка покашливает, отмахиваясь от беспокойства Фан Добина. Но утро продолжается, воздух всё больше заполняется пылью, и вскоре он уже не может остановиться. Спустя почти два часа он кашляет так сильно, что не сопротивляется, когда Фан Добин мрачно берёт его за руку и практически вытягивает на улицу.
Когда Фан Добин наполовину отнёс Ли Ляньхуа на безопасное расстояние, он усаживает его у основания ближайшего цветущего сливового дерева, стягивает с лиса маску и быстро надавливает на две акупрессурные точки под ключицами, чтобы помочь раскрыть грудную клетку и облегчить дыхание.
— Вот, — бормочет он. — Так лучше?
Как только Ли Ляньхуа восстанавливает дыхание настолько, что может говорить, он ворчит: «Я в порядке», — голосом, всё ещё хриплым от кашля. «Если уж сильнейший яд не смог меня убить, думаешь, пыль сможет? Ну серьёзно».
Подавив дрожь от того, насколько непринуждённо он упомянул о том, как чуть не умер, Фан Добин журит его:
— Ты должен ставить перед собой немного более высокие стандарты, чем просто остаться в живых.
Глаза Ли Ляньхуа слегка расширяются. Фан Добин поджимает губы.
— Жди здесь. Я принесу тебе воды.
Хулицзин, вышедшая за ними на улицу, скулит Фан Добину, когда тот встаёт.
— Хулицзин, присмотри за ним, — говорит он ей под влиянием внезапного порыва.
Когда Хулицзин частично забирается на бедро Ли Ляньхуа, чтобы не дать ему встать, Ли Ляньхуа бросает на Фан Добина взгляд, в котором в равной степени присутствует и отчаяние, и веселье.
— Фан Сяобао, это обязательно? — жалуется он, хотя его рука автоматически тянется почесать Хулицзин под подбородком.
Необязательно. Фан Добин просто знает, что, когда рядом с Ли Ляньхуа его собака, он чувствует себя лучше.
— Это ты мне скажи, — говорит он, пожимая плечами, и направляется внутрь.
Чашки, из которых они пьют чай, довольно маленькие, так что Фан Добин набирает полную чашу воды и наблюдает, как Ли Ляньхуа отпивает из неё.
Ещё на пляже, прощупав пульс, Фан Добин хотел отвести Ли Ляньхуа к целителю. Было ясно, что, несмотря на то что яд нейтрализовался, мужчина всё ещё страдал от последствий, и Фан Добин решил, что должны существовать тонизирующие препараты, способные облегчить их.
Но Ли Ляньхуа возразил, сказав, что обычный лекарь не знает, что делать с его симптомами и как прописать соответствующие травы. Они могли бы попросить помощи у Гуань Хэмэна, как сразу же предложил Фан Добин, но пока они не вернутся в Лотосовый Терем и не смогут тайно написать ему, у них всё равно не будет безопасного и удалённого места, где он мог бы лечить Ли Ляньхуа.
Такая ясная аргументация. И такая бессмыслица. Фан Добину было очевидно, что Ли Ляньхуа находит отговорки, чтобы отложить обращение к целителю. И всё-таки в тот момент он не стал продолжать настаивать. Всё, по сути, зависело от Ли Ляньхуа, и в любом случае Фан Добин будет рядом, чтобы позаботиться о нём.
— Позволишь мне сделать всё остальное? — спрашивает он.
Он не будет настаивать. Когда Фан Добин был ребёнком и пользовался инвалидным креслом, он терпеть не мог, когда действующие из лучших побуждений люди отбирали у него задания, полагая, что он не сможет с ними справиться. Зачастую, до определённого момента, он справлялся. Спросить, где именно этот определённый момент в тот или иной день, было очень важно.
Ли Ляньхуа рассеянно гладит Хулицзин по ушам, отчего она ещё больше прижалась к его коленям.
— Я могу убраться на втором этаже, — наконец говорит он.
Это уступка: на втором этаже за зиму накопилось бы меньше пыли, так как там меньше вещей. Фан Добин кивает и протягивает Ли Ляньхуа прошлый платок.
— Повяжи его ещё раз, это поможет.
— Вот ведь заботливая матушка, — бормочет Ли Ляньхуа, надевая его.
— Да? — Фан Добин начинает ухмыляться. — Этот план работает в мою пользу, знаешь ли. Забыл упомянуть, что мы с а-Фэем не всегда аккуратные…
Он, смеясь, убегает, а Ли Ляньхуа поднимается на ноги, спихивая с себя Хулицзин и ворча про маленьких лисят, которые научились подшучивать.
В итоге они распределяют уборку на следующие пару дней. Фан Добин часто делает перерывы, готовя лёгкие закуски и чай, чтобы, если Ли Ляньхуа будет протестовать, указать на то, что еда пропадёт, если они её не съедят. Они выносят стол и два стула на улицу, чтобы во время отдыха наслаждаться видом цветущей сливы.
По счастливому стечению обстоятельств, когда Фан Добин заканчивает уборку на первом этаже, погода ещё держится, так что он начинает выносить всю одежду и постельные принадлежности, чтобы проветрить их. На полпути Ли Ляньхуа спускается вниз и сообщает, что второй этаж тоже убран.
Он выглядит уставшим, но качает головой, когда Фан Добин предлагает оставить это ему.
— Вдвоём справиться легче, — замечает он. И они в самом деле быстро справляются с работой, натягивая бельевые верёвки и развешивая вещи.
Фан Добин направляется закрыть последний ящик, но внезапно останавливается. В затенённом углу лежат красные одеяния, в которые Ли Ляньхуа облачался во время краткого возвращения Ли Сянъи. Они были аккуратно сложены, а затем тщательно спрятаны под остальными одеждами Ли Ляньхуа. Однако у него не было времени постирать их перед уходом. Фан Добин проводит пальцем по двум пятнам давно засохшей крови.
Он не знает, сколько времени простоял так, вспоминая ночь перед уходом Ли Ляньхуа, как вдруг тот уже забирает у него одежды, тихо говоря: «Не смотри больше, Сяобао. Всё это в прошлом, м-м?».
Ли Ляньхуа достаёт коробку и кладёт в неё одежды рядом со старой бутылью из-под вина. После чего выводит Фан Добина на весеннее солнце.
Весь остаток дня они отдыхают на улице, следя за небом на случай дождя. Ли Ляньхуа начинает лениво листать книгу, которую нашёл во время уборки. Фан Добин некоторое время бездельничает вместе с Хулицзин, всё ещё довольно подавленный, пока Ли Ляньхуа не спрашивает: «Как прогресс с рецептами, которые я тебе оставил?».
Его кривая улыбка не оставляет у Фан Добина сомнений в том, что он на самом деле имеет в виду. Парень бежит за мечом.
Для них это становится чем-то вроде рутины.
Каждое утро они берутся за какую-нибудь задачу, чтобы сделать Лотосовый Терем снова по-настоящему пригодным для проживания. Наводят порядок и всё реорганизуют, проверяют, чтобы все предметы были надёжно закреплены, чтобы ни один из них не упал при движении дома. Чинят корзины. И, как только Ли Ляньхуа определяет, какие части открытого дерева нуждаются в замене, вырезают узоры на новых панелях и окнах.
Ли Ляньхуа оказывается достаточно искусным в этом деле, хотя умеет создавать только повторяющиеся узоры, которые обычно встречаются в кинжалах и рукоятках мечей. Фан Добин настроен серьёзно, но откровенно ужасен. Его попытка изобразить цветы лотоса оказалась настолько корявой, что вместо этого они похожи на отдалённо напоминающие стручки лотоса. Когда Ли Ляньхуа настаивает на выставлении его несостоявшихся шедевров, Фан Добин клянётся и божится, что никогда не признает себя их создателем.
Но он позволяет ему их выставить, потому что они заставляют Ли Ляньхуа смеяться.
Работа идёт полным ходом. Они не восстанавливают терем в точности таким же, каким он был прежде, но с каждым днём он кажется более обжитым.
Одним из очевидных отличий является отсутствие растений, выставленных на солнечный свет. Как ни странно, Ли Ляньхуа всё время откладывает работы с садовыми ящиками, в которых увял его последний урожай. Когда Фан Добин заводит об этом речь, мужчина придумывает разные отговорки: то говорит, что растения проросли и их затруднительно убрать, то он не знает, какие местные овощи можно сажать в это время года. К тому же, замечает он, у них и так много других дел.
Фан Добин полагает, что это правда, и оставляет всё как есть. Но время от времени, на всякий случай, поливает мёртвые на вид растения.
Если утренняя рутина оказывается изматывающей, то после обеда они обычно отдыхают до конца дня. Такой распорядок, кажется, устраивает их обоих: у Ли Ляньхуа достаточно времени для отдыха, а Фан Добин может регулярно заниматься боевыми искусствами. Помимо физических нагрузок — отработки обращения с мечом Сянъи и экспериментов с собственным, пока ещё развивающимся стилем — он не реже раза в день циркулирует энергию Янчжоумань, медитируя над техникой и постепенно оттачивая её.
Во второй половине дня они ещё отправляются в город. В качестве меры предосторожности Ли Ляньхуа надевает маску и воздерживается от использования своих шиньонов с лотосом. Однако никто не обращает на него особого внимания. Немногочисленные мастера боевых искусств, мимо которых они проходят, возбуждённо сплетничают об уединении Ди Фэйшэна, высказывая предположения о том, насколько сильным он будет после того, как снова появится.
Простым людям, в большинстве своём, нет никакого дела до этих событий в Цзянху. Единственное исключение, с которым они сталкиваются, составляет продавщица тофу средних лет, которая качает головой, глядя на двух мечников, громко сокрушающихся о том, что теперь они никогда не узнают, кто бы победил в поединке между Ди Фэйшэном и Ли Сянъи.
— Я только не могу понять, — говорит она, ловко упаковывая их покупки, — слухов о том, что Ли Сянъи ходил под именем Целителя Ли. Знаете, он однажды помог моему шурину — такой добрый и вежливый юноша. Как они могут быть одним и тем же человеком? Я имею в виду, у этих юных героев больше умения владеть мечом, чем здравого смысла!
Ли Ляньхуа улыбается ей и даёт Фан Добину больше денег, чем может стоить тофу.
— Они и правда два разных человека, тётушка мудра. Оставьте себе сдачу, сегодня жаркий день. Закройте магазин и идите отдыхать пораньше.
Иногда они вместе готовят, но чаще всего — по очереди. Поначалу Фан Добин так счастлив, что снова может есть еду, приготовленную Ли Ляньхуа, что он доедает свои порции, как бы странно ни была сдобрена приправами пища. Ли Ляньхуа, похоже, воспринимает это как вызов и готовит всё более и более экспериментальные блюда, пока в конце концов Фан Добин не начинает опять испытывать отвращение.
— Вот так-то лучше, — удовлетворённо отмечает он, наблюдая, как Фан Добин попеременно полощет рот и запихивает в него обычный рис, чтобы разбавить вкус. Когда Фан Добин бросает на него взгляд человека, которого предали, Ли Ляньхуа идёт к плите и возвращается с другим блюдом. Парень снимает крышку и обнаруживает нарезанную кубиками курицу, которая пахнет просто божественно, а на вкус она оказывается ещё лучше.
— Ты же умеешь вкусно готовить, — упрекает его Фан Добин. Тот раз, когда приходила Су Сяоюн, не был случайностью.
Ли Ляньхуа бросает на него невинный взгляд.
— А кто говорил, что не умею? — интересуется он и делает долгий глоток чая. Фан Добин подозревает, что так он прячет улыбку.
В конце каждого дня Фан Добин ложится спать усталым, но счастливым. Ли Ляньхуа кажется довольным и достаточно здоровым, чтобы жить дальше несмотря на трудности. И если в их мирных днях есть тени — если Ли Ляньхуа временами отчуждённый и погружённый в себя или Фан Добина всё ещё преследует печаль, — то в них есть и много света.
Спустя чуть больше недели с момента приезда в Лотосовый Терем Фан Добин просыпается в одиночестве.
Это самый тёмный час ночи, незадолго до рассвета, если его внутренние часы не ошибаются. Конечности кажутся слишком лёгкими, потому что не спутаны с конечностями Ли Ляньхуа. Когда он сонно поглаживает место рядом с собой, оно оказывается холодным и пустым.
Парень рывком подскакивает.
— Ли Ляньхуа?
Тишина. Не слышно даже сонного дыхания Хулицзин, перемежаемого странным похрапыванием. Фан Добин поспешно спускает ноги с кровати, в усиляющейся панике отмечая всё новые детали. Обувь Ли Ляньхуа не стоит у изножья кровати, где он обычно аккуратно её расставляет. Верхние одежды исчезли со спинки ближайшего стула.
— Ли Ляньхуа? — снова, на этот раз громче, зовёт он.
Юноша начинает бежать.
Снаружи всё залито серебристым лунным светом. Цветущие сливовые деревья кажутся позолоченными. Фан Добин не может разглядеть среди ветвей даже намёка на розовые оттенки. Он отчаянно оглядывается по сторонам, но никого не видит. Он здесь один. Ли Ляньхуа ушёл, он…
— Наверху.
Фан Добин поднимает взгляд. Ли Ляньхуа смотрит на него с крыши Лотосового Терема.
— Сяобао, не спишь?
Облегчение обрушивается на него с такой силой, что он слегка покачивается на ногах. Фан Добин пригибает голову, пристально глядя на землю и желая успокоиться.
Несколько раз судорожно вздохнув, он снова поднимает взгляд.
— Что ты там делаешь? — кричит он. — Это опасно. Или ты настолько доверяешь нашим навыкам ремонта крыш?
— Луна очень красива, — говорит Ли Ляньхуа, что не является ответом, но Фан Добин оцепенело кивает, как будто это он и есть. — Присоединяйся.
Фан Добин мог бы с лёгкостью взметнуться вверх, но вместо этого сперва возвращается домой и берёт шубу Ли Ляньхуа. После чего поднимается по лестнице с до сих пор колотящимся сердцем и дрожащими коленями.
На втором этаже он застаёт Хулицзин за ночным перекусом. Ли Ляньхуа всегда говорит, что та растолстеет, если ей будут давать так много лакомств, но он главный виновник, когда дело доходит до её баловства. Фан Добин гладит её по голове, когда проходит мимо. Надо было довериться Хулицзин. Она бы залаяла, если бы Ли Ляньхуа попробовал опять уйти. По крайней мере, она бы ему сказала.
Ли Ляньхуа развалился на крыше и вглядывается на луну. Ему, кажется, удобно, так что Фан Добин не заставляет его встать, чтобы надеть пальто как следует, лишь слегка накрывает его, как большим пушистым стёганым одеялом. В ответ Ли Ляньхуа тихо вздыхает и бормочет: «Спасибо».
Фан Добин садится рядом с ним, но он слишком взвинчен, чтобы лечь. Он ёрзает, жалея, что у него нет меча, чтобы прижать его к груди. Это всегда почему-то его успокаивает. Наверное, мышечная память.
Спустя ещё какое-то время, не в силах успокоиться и по-настоящему оценить луну — которая, надо признать, сегодня полная и яркая, — он обнаруживает, что смотрит на Ли Ляньхуа. Его волосы просто свободно собраны сзади. С обрамляющими прядями лицо мужчина выглядит одновременно и моложе, и более уставшим.
У него снова одна из этих печальных улыбок, а глаза полны тоски. Фан Добин задаётся вопросом, как у него сегодня со зрением, насколько недосягаема для него красота луны.
Они живут здесь девять дней, и ещё не прошло двух, как Ли Ляньхуа вернулся к ним с Ди Фэйшэном. За это время Фан Добин заметил, как он постепенно меняется. В тот день на пляже он казался таким хрупким, точно, если он будет двигаться слишком быстро или смеяться слишком громко, что-то в нём может разбиться. Наличие ежедневных дел помогло вдохнуть в него немного жизни.
Но это лишь на первый взгляд. Есть часть его души, которая кажется недосягаемой. Ни восстановление Лотосового Терема, ни общение с Фан Добином и Хулицзин — ничто её не касается. Это утоляет боль, но боль глубоко внутри Ли Ляньхуа гораздо сильнее боли от синяка.
Фан Добин переводит взгляд с его лица на свои колени. Он сцепляет пальцы.
— Ты в порядке, Ли Ляньхуа?
Раздаётся резкий шорох, когда Ли Ляньхуа поправляет своё импровизированное одеяло.
— Мне абсолютно комфортно. А вот что касается тебя… тебе не холодно?
Это его классический метод уклонения. Уголки губ Фан Добина приподнимаются. Но он всё равно заглатывает наживку.
— Если переживаешь, что мне холодно, давай вернёмся в постель.
Ли Ляньхуа хмыкает, делая вид, что размышляет.
— У тебя есть Янчжоумань. Я не переживаю.
— Какой бесчувственный наставник, — полушутя надувается на него Фан Добин.
— Скажи, сколько тебе лет? — изумляется Ли Ляньхуа. Он забавно щурит глаза, глядя на него, но затем смягчается. — Если ты устал, ложись спать. Я скоро приду.
Фан Добин складывает руки на груди. Отчасти в знак неповиновения, а отчасти потому, что становится прохладно.
— Я уже сказал, что буду сопровождать тебя во всём, что ты захочешь сделать. Если хочешь сидеть здесь и наслаждаться луной, я тоже останусь.
— Громкие слова для человека, который уже начинает дрожать, — замечает Ли Ляньхуа. Мужчина с преувеличенно обиженным видом приподнимается и расстилает шубу у них на коленях.
Когда тот заканчивает, Фан Добин наклоняется и большую часть натягивает на Ли Ляньхуа.
— Простудишься, — ворчит он.
Ли Ляньхуа легонько подпихивает его локтем в плечо.
— Ты слишком сильно переживаешь.
Однако потом его лицо больше мрачнеет.
— Прости, сяобао. Я напугал тебя, да?
Фан Добин качает головой, хотя ответ утвердительный.
— Мне нужно к этому привыкнуть. Я и не ожидаю, что ты постоянно будешь рядом со мной, — парень разминает руки, которые слегка затекли от того, что в начале дня они таскали вёдра с водой для купания, и наклоняется назад, закрывая глаза. — Всё в порядке. Я уже смирился с тем, что мои волосы поседеют раньше твоих.
Помолчав, Ли Ляньхуа говорит: «Думаю, ты будешь выглядеть очень мудрым».
В его голосе слышится странная осторожность. Фан Добин фыркает.
— Ты просто пытаешься быть вежливым? Что ж, когда придёт время, посмотрим, кто будет выглядеть более благородным и мирским.
На сей раз пауза затягивается настолько, что Фан Добин открывает глаза и проверяет, не ушёл ли Ли Ляньхуа. Тот на месте, но кажется погружённым в себя.
— В чём дело? — спрашивает Фан Добин.
— Думаешь, — говорит Ли Ляньхуа со сложным выражением лица, — я проживу достаточно долго, чтобы у меня появились седые волосы?
В сердце Фан Добина вонзается осколок льда.
— Ты мне чего-то не рассказываешь?
— Что? — затем глаза Ли Ляньхуа расширяются. — Нет, сяобао, я не это имел в виду, — он берёт его за плечо и сжимает. — Я в полном порядке, не беспокойся.
Сколько раз за одну ночь Ли Ляньхуа может чуть ли не довести его до сердечного приступа? Фан Добин выпускает дыхание, которое задерживал.
— Тогда что ты имеешь в виду?
Ли Ляньхуа задумчиво поворачивается и вновь устремляет взгляд на луну. Фан Добин всё больше убеждается, что наставник не очень хорошо её видит: его взгляд не кажется сфокусированным.
— Я долго думал, — тихо говорит Ли Ляньхуа, — над твоим вопросом. Я знаю, что хочу делать.
Он замолкает, а потом просто добавляет: «Я опять хочу что-то выращивать».
— Но ты можешь заняться этим в любое время, — Фан Добин моргает. — Что тебе нужно, материалы? Я пойду с тобой на рынок.
Ли Ляньхуа медленно качает головой, по-прежнему глядя в небо, а не на Фан Добина.
— Дело не в этом. Я… — он морщится. — Я не привык к тому, что у меня есть будущее. Мысль о том, что я могу дожить до старости, — что делать со всем этим временем?
Фан Добин замирает, слушая его слова. Ли Ляньхуа редко так откровенничает. Даже когда он обдумывает сказанное им, его частичка просто хочет порадоваться тому, что Ли Ляньхуа вообще решил довериться.
В этих словах есть определённый смысл. Последние десять лет Ли Ляньхуа жил, зная, что скоро умрёт от яда Бича. Мужчина уже давно не думал о своей жизни, как о чём-то конечном. Он настолько смирился со смертью, что, как это ни парадоксально, пугает его сама жизнь.
— У самонадеянности молодости, — размышляет Ли Ляньхуа, — есть одно преимущество — решительность. Ли Сянъи основал Орден Сыгу в семнадцать лет, не испытывая никаких сомнений и страхов. Сейчас же Ли Ляньхуа не может заставить себя даже посадить овощи, на созревание которых уйдёт целый сезон, — он фыркает. — Это правда слишком забавно.
Фан Добин ещё мгновение смотрит на него, а затем глубоко вздыхает.
— Понятно. Ну, в таком случае… поздравляю.
Это заставляет Ли Ляньхуа посмотреть на него, недоумённо подняв бровь.
— Ты думаешь, что не знаешь, как жить, когда у тебя теперь так много времени? Ты уже это делаешь. Если тебя парализует мысль о том, чтобы начать что-то делать, и ты всё время откладываешь это на потом, значит, ты знаешь, что у тебя ещё будет время, — Фан Добин торжествующе ухмыляется. — Что же делают люди десятилетиями, спросишь ты? Откладывают дела или наконец-то делают их. И в том, и в другом случае ты благополучно живёшь. Так что не зацикливайся на этом.
Ли Ляньхуа быстро моргает. Он несколько раз открывает и закрывает рот, а потом наконец говорит: «Фан Сяобао. Что это за парадоксальная логика?»
— Я от тебя научился говорить глупости! — парирует Фан Добин.
— На что намекаешь? — спрашивает Ли Ляньхуа, хотя начинает тихонько смеяться.
От этого звука ухмылка Фан Добина сменяется нежной улыбкой. Он чуть плотнее закутывается в пальто. Когда Ли Ляньхуа замолкает, он тихо говорит: «А если серьёзно. Если ты понял, что опять хочешь выращивать растения, просто начни. Я тебе помогу, — и добавляет, немного погодя, — или подожду с тобой. Пока ты не будешь готов».
Он знает, что есть вещи, о которых Ли Ляньхуа никогда ему не расскажет. Вещи, с которым он должен справиться сам. Во всём остальном Фан Добин хочет быть рядом с ним.
Ли Ляньхуа долго на него смотрит, после чего кладёт руку ему на затылок. Он не давит, просто держит так нежно, словно что-то драгоценное, и слегка поглаживает волосы большим пальцем.
— Теперь я это знаю, — говорит мужчина. — Спасибо.
Высоко над ними в светлеющем небе мерцает звезда. Чуть ниже посапывает во сне Хулицзин. Они ещё некоторое время сидят вместе, высоко над землёй.
Жизнь продолжается.
Ли Ляньхуа начинает принимать всё более активное участие в тренировках Фан Добина. Он делает это так неприметно, что Фан Добин сначала даже не замечает, как это происходит. Мужчина просто похлопывает его по плечу, поправляя форму, и даёт пару слов напутствия, когда он обращается к своей внутренней силе. И вот однажды, когда Фан Добин наблюдал, как Ли Ляньхуа демонстрирует удар, используя свою когда-то сломанную, а теперь починенную флейту цвета нефрита, он вдруг понял: спустя более десяти лет после обещания его наставник наконец-то в самом деле стал наставником.
Меч слегка смещается в его руке.
— Сяобао? — Ли Ляньхуа отрывается от формы, обеспокоенно на него глядя. — Что случилось?
Фан Добин качает головой. Думает о потере, судьбе и воссоединении.
— Я просто рад, что ты здесь.
Ли Ляньхуа по-прежнему слегка хмурится, но затем его взгляд смягчается.
— Ты так пытаешься подлизаться ко мне, чтобы заставить приготовить обед?
— Конечно, — Фан Добин лишь хмыкает. — Было бы неплохо.
— Тогда покажи мне ещё раз это движение, — велит Ли Ляньхуа.
Он может быть таким жестоким. Фан Добин широко улыбается.
В Лотосовом Тереме всегда есть чем заняться, но в конце концов у Фан Добина заканчиваются масштабные проекты, и он начинает думать о механизмах, которые было бы неплохо установить. Он всё-таки пишет своей матери, уделяя две драгоценные строчки очень формальным извинениям за месяцы минимального общения, а затем с жаром приступает к двум страницам подозрительно конкретных гипотетических вопросов. По какому принципу устроен тот чайник, который стоит у них дома и в котором вода остаётся горячей на протяжении нескольких часов? Может ли она придумать способ, как сделать более компактную версию шестерёнок и колёсиков, открывающие некоторые боковые створки, чтобы, возможно, установить их в окно?
Он приводит некоторые из своих расчётов, предлагая ей их проверить. Затем, немного подумав, добавляет постскриптум: как насчёт того, чтобы уменьшить масштабы автоматизированной системы полива, используемой для различных лечебных трав? Какие различные таймеры он может использовать и будет ли управление интуитивно понятным для, скажем, человека, не знакомого с механизмами?
Хэ Сяохуэй пишет ответ, строго отчитывая сына за долгое отсутствие и говоря, что если он хочет получить ответы на свои вопросы, то ему нужно вернуться домой. Она намекает, что стоит привести с собой друга, если таковой окажется рядом с ним: у младшей тёти есть радостные новости, которыми она хотела бы поделиться, и чем больше народу, тем веселее.
Проходит несколько дней, прежде чем ответ доходит до него. За столь долгий перелёт Фан Добин награждает принёсшую послание птицу водой и миской со смесью семян и орехов.
Затем, держа письмо в руках, он выходит на улицу в поисках Ли Ляньхуа.
Сначала его не видно, но Фан Добин не паникует. Он спокойно огибает угол и, конечно же, видит, как Ли Ляньхуа…
…стоит на коленях перед беспорядочно разбросанным ящиком для растений с покрытыми грунтом руками.
Ли Ляньхуа замечает его и поднимает взгляд, вытирая пот со лба широким рукавом. На скуле у него остаётся полоска грязи.
— Это ещё более хлопотно, чем я думал, — жалуется мужчина. — Можешь завязать рукав? Он развязался.
— Иду, — говорит Фан Добин, убирая письмо в одежды. Он расскажет о нём позже.
Хулицзин сидит неподалёку, её мордочка выглядит подозрительно грязной. После этого им придётся её искупать, но пока что она прекрасно проводит время.
Слева от Ли Ляньхуа лежит куча редиски, которая, вопреки всему, явно продолжала прорастать в почве. Фан Добин вспоминает о нерегулярном поливе и изумляется. Кроме этого, всё, что Ли Ляньхуа последовательно вытаскивает из почвы, уже давно засохло. Пока Фан Добин наблюдает, тот берёт что-то, выглядящее как сушёный пучок веток, и встряхивает им над самым большим тазом.
— Кориандр, — объясняет Ли Ляньхуа. — Он, возможно, ещё… ах, — семена начинают падать в чашу. Фан Добин быстро подбирает те, что падают по сторонам.
Они всё ещё пригодны? Он понятия не имеет, однако Ли Ляньхуа кажется оптимистично настроенным.
— Придётся начать всё сначала, — озадаченно говорит он, оглядывая окружающий его беспорядок.
— У тебя хорошо это получается, — говорит ему Фан Добин, закатывая рукава. — К тому же… на этот раз у тебя есть я.