Длинною в жизнь

У дедушки мы пробыли недолго. По рассказам мамы: ей надоело, что пьяный дед съедает все наготовленное и ничего не оставляет бедному мне. Тогда мы перебрались к бабушке. Мои дедушка с бабушкой развелись очень-очень давно, и как по случайности квартира бабушки находилась в соседнем подъезде на пятом этаже. Мои воспоминания просыпаются именно на моменте, как я сижу с книгой с пазлами «Животные на грани исчезновения». Конечно, читать я еще не умел, зато пазлы складывал на «ура». И делал это вместе с мамой перед сном, когда кровать расстелена и из всего света горит только торшер. Квартира бабушки была в несколько раз меньше папиной: из четырех комнат всего одна, нет того длинного коридора, нет никаких соседок и всего один балкон, выходящий в сторону заросшего пустыря с небольшой речкой. Вдалеке можно было видеть проезжающую мимо синюю электричку или грузовой состав. Комната была достаточно большая. В ней вмещались целых два дивана, одно массивное кресло, тумба с телевизором и шкаф во всю стену. Тогда у бабушки был другой муж, которого я так же называл дедушкой — деда Вася. Работал он где-то далеко за городом, даже не скажу кем. Приходил он поздно вечером и постоянно играл со мной. У него была шикарная черная кепка-газетчик, которую я любил напяливать себе на голову. Мне нравился деда Вася. В основном у меня хорошие воспоминания о нем, но был еще один случай, который твердо врезался в голову. Бабушка пила. Много пила, так же, как и мамин папа — деда Витя. Не знаю, как маме хватало смелости оставлять меня одного в окружении пьющих людей, но не суть. Тогда был поздний вечер, бабушка пьяная, но маленький я, опять же, ничего не понимал. Я сидел на полу, рядом лежал деда Вася животом вниз. Туда-сюда мельтешила бабушка. — Я убила его, убила… «Что случилось?» — Сашенька, — бабушка всунула в мою ладошку телефон, — позвони в милицию. Скажи, что я убила дедушку. Бабушка сама набрала номер и приложила телефон с моей рукой к уху. После она ушла на кухню, а я продолжил сидеть рядом с дедушкой. Мне ответили не сразу. Девушка на линии спросила, что случилось, на что я просто ответил: «Бабушка дедушку убила». Ничего более. Что еще может сказать четырехлетний ребенок? Как оказалось, позже, бабушка набрала маму, и та примчалась с работы в ближайшее время. Дедушка не умер, он был так же сильно пьян и просто отключился во время ссоры с бабушкой. Мама полностью пошла в бабушку Валю. И теперь меня наказывали и ругали сразу две женщины. Сначала доставалось от одной, а потом прилетало от другой. Не помню насколько все было плохо, но мне очень не нравилось, когда бабушка повышала на меня голос. Видел в ее лице и голосе свою маму и становилось не по себе. Мне хватало одного «тирана» в оставшейся семье. Тем не менее, после окончания лета меня отправили в новый детский сад. И дорога до него была просто до ужаса долгая. Уже тогда меня приходил проведать папа, и время от времени он отводил меня в садик. Больше всего я любил ходить именно с ним, потому что он тащил меня на плечах до самого детсада, а если мы приходили пораньше, то покупал в ларьке на остановке напротив зефирную косичку или Чупа-чупс. Мама и бабушка на мое нытье не поддавались, и я недовольный шел по дороге мимо частных домов. Проходили так же другой садик, в который меня не отправили из-за большой очереди. Очень обидно, ведь ходить было бы куда ближе. Калитка нового детского сада представляла собой большую рыцарскую голову, двери же расположились на месте рта рыцаря. Дальше по прямой и вот они — двери в новый коллектив. Наша группа находилась на первом этаже, сразу же первая дверь с правой стороны. Окна очень удачно выходили в сторону главного входа, и я мог махать своей семье на прощание. Воспитательницей была милая низенькая женщина в очках, которая, как мне помнится, никогда не повышала голос. В целом в моей группе не было каких-то глобальных проблем с поведением, особенно у меня. Друзей я себе завел далеко не сразу. Скажем так, там были ребята, с которыми я общался, но мы сильно не дружили. Большую часть времени я проводил наедине с собой и строил всякие башенки из кубиков, пока остальные играли в фишки или дочки матери. Не считаю себя изгоем группы, потому что это место занимал далеко не я. Её звали Катя и с ней вообще никто не хотел общаться или играть. Не знаю в чем дело, внешне она вполне себе нормальная, по поведению такая же. К ней относился нейтрально, но под общим воздействием становился частью «стада» и думал, что она правда странная и вообще «отойди от меня прошу, мне неловко». На меня же никто внимания не обращал, да и сам я никогда не спешил заводить новые знакомства. Еще была Марта. Вот с ней я общался лучше всех. Как мне кажется, она была чем-то похожей на меня — тоже всегда в стороне и не спешит в чью-то отделившуюся ото всех группку. И Ваня. Ваня… Мальчик, который мне очень симпатизировал. Представление о любви и отношениях я имел с различных мультиков, которые любил пересматривать на постоянной основе, и думал, что с Ваней у меня та самая любовь. Не помню, как все завертелось, но это оказалось взаимно. Пусть особо мы и не контактировали, но я знал, что уже есть человек, которому я нравлюсь. Об этом знали все: мама, бабушка, даже моя крестная мама. Последняя, кстати, при каждой нашей встрече любила про него спрашивать. С садика меня забирали так же папа, мама, либо бабушка. Чаще всего забирал папа, снова покупал в ларьке мне какую-нибудь сладость и вез на автобусе до маминой работы. Это было небольшое двухэтажное здание, на последнем этаже которого находился маленький канцтоварный магазин. До конца рабочего дня я сидел вместе с мамой. Иногда выбегал на улицу и бродил среди деревьев, подружился даже с одной девочкой, внешность и имя которой стерлись из памяти, будто ее там никогда и не было. А после мы шли пешком домой. Сначала огибали пятиэтажки, в одной из которых жила моя крестная мама Вика, потом частные домики, снова пятиэтажки, вот уже виднеется магазинчик и дальше по прямой прямо к бабушкиному дому. Но на долго мы у нее не задержались. Следующий переезд был в другой конец города, в такую же пятиэтажку, только цветастую: зеленые, желтые и синие пятна украшали ее. Этаж все тот же — пятый, как и подъезд. А планировка квартиры прямо как у бабушки: слева от входа туалет и ванна, по прямой слева кухня, справа была такого же размера комната. Самое первое неприятное воспоминание в этой квартире — как меня жестко блевало прямо на подушку. Не представляю лицо мамы, которой пришлось убирать это посреди ночи, а после тащиться со мной к врачу на следующий день. Болел я не часто, но имелась у меня с рождения паховая грыжа, которую почему-то вырезать мне не решились. Из-за нее мне было нежелательно бегать и вообще сильно физически напрягаться. Ветрянку пережил спокойно. Единственное… На лбу у меня два углубления — это я пытался пальцами избавится от раздражающих выпуклостей. Простывал так же крайне редко, но метко. Стабильно с температурой 38,3 сидел дома вместе с мамой и пытался выжить, а не откинуться раньше времени. Наши окна выходили на площадку, и меня пускали уже одного поиграть под наблюдением мамы с окон. Тогда я таскался с зеленым ведром и лопаткой, собирая песок и строя башенки. Были еще различные формочки с собачками, котиками и рыбками. Друзей я так же не пытался себе найти. Играют дети и играют, мне вообще не до них, тут вон, кулич с собакой разломался. Проблемой новой квартиры было в дороге в сторону маминой работы и моего садика. И путь лежал прямо на автобусе с несколькими пересадками. Тётя контролер давала билетик и вот мы уже стоим среди огромной толпы ранним утром и едем. Сначала мама отвозила меня в садик, а потом ехала в обратную сторону до своей работы. После садика я оставался у бабушки, мог и на ночь. Стал и папа оставлять у себя в квартире. Тогда уже не было никаких соседок. Две комнаты пустовали, только в одной появилось нечто новое, прежде мной невиданное вблизи и не троганное — компьютер. Тогда я познал дзен играя в «Зуму» и смотря фильм «Люди в черном». И познал глубочайшее расстройство, когда при следующем приходе не было никакого компьютера, потому что тот был в ремонте. К слову, с того момента я его так и не видел. Труднее всего было добираться до садика зимой. О, зима… В то время она не знала никакой пощады. Выходишь из подъезда и сразу же проваливаешься в огромный сугроб, а глубокий капюшон теплой куртки не спасает от попадавшей в лицо снежной метели. Люди на остановке толпились, пытаясь спрятаться от сильного ветра и выпадавшего большими хлопьями снега. Занятия в садике, как и работу никто не отменял, поэтому приходилось пробиваться сквозь суровую погоду в теплое помещение. И все же, моей любимой порой года было и остается лето. Теплое солнце грело лицо, можно было ходить в любимой фиолетовой майке и шортах, пока на ногах красовались голубые сланцы. Конечно, больше меня завораживала куча зелени вокруг — куда ни глянь, а зеленый участок ты найдешь на каждом шагу. И как раз таким жарким летом состоялся наш очередной переезд. На этот раз с расположением квартиры нам знатно повезло. Сдавал ее какой-то знакомый моей бабушки дед толи Коля, толи Толя. Был он мужчиной высоким, очень любивший приходить к моей бабушке, пока деды Васи не было долгое время дома. И все же, мы въехали в довольно-таки старую квартирку на втором этаже очередной пятиэтажки. Была все также одна комната, а шторкой закрыта еще одна кровать, на которой горой были накиданы непонятные вещи. Туда я не лез, но интерес иногда зазывал сунуть голову и рассмотреть каждую вещь, находившуюся там. Через дом находился магазин, а садик, пропади он пропадом, ближе не стал. Приходилось снова рано вставать и пешком идти за ручку с мамой. Больше ни бабушка, ни папа меня не заводили. Проходили мы мимо частных домов, на заборы которых я глазел всю дорогу. В особенно теплую погоду на асфальте можно было заметить несколько проползающих улиток. Один раз я взял себе на руки сразу три, да так и пошел в садик. Дорога, кстати, была не несколько метров длиннее, чем от бабушкиного дома. Переходили дорогу, дальше ворота и вот территория садика. А вот и большой дуб, под который я положил своих улиток и сказал им: «Я скоро вернусь». Конечно, когда меня забирали никаких улиток там уже не было. Были только мои сопли и слезы, которые мама вытирала своей ладонью и успокаивала меня. В том же садике меня научили гадать на цветах. Та самая фигня «Любит/не любит». Представить не могу где я взял две ромашки, на которых потом рвал лепестки по дороге на смену. — Любит, не любит… Любит, не любит, любит… — сорвал последний лепесток и расплылся в улыбке. Гадал на Ваню. — Любит, не любит, любит, не любит… — здесь уже гадал на маму. Поднимаю на нее голову в недоумении. — Ты что, меня не любишь? — Солнышко, ты что такое говоришь? Я тебя очень люблю, — она присела на корточки, смотря в мои почти плачущие глаза. — Но я сорвал последний лепесток, ты меня не любишь, — разродился я плачем, пока меня прижимали к себе и гладили по голове. — Люблю, очень сильно люблю. Несмотря на мамины наказания в виде криков и ремня по мягкому месту, а люблю я ее очень сильно. И для меня, совсем еще ребенка, было непонятно почему какой-то там цветок решил мне соврать. Любят же, а ты, ромашка, извини, не верю тебе. Правда, это не помешало мне в тот же день разреветься с новой силой, когда мама не помахала мне на прощание в окно. Пришлось воспитательнице меня успокаивать и говорить, что мама любит, просто спешит. А пока я ходил в садик, возвращался домой и так по кругу, в нашей семье на одного члена стало больше. Все из-за просмотра диснеевской «Алисы в стране чудес», где у главной героини кошку звали Дина. Я, как большой любитель семейства кошачьих, несколько сотен раз сказал маме, что хочу кошку, чтобы назвать ее Диной. Мама долго не соглашалась, ведь квартира не наша, но под моим детским напором сдалась. И вот в своих руках я уже держу донельзя вредного серого котенка с черными полосками по имени Дина. Дина никого не любила. Вот вообще. Ну, слегка. Сначала она тебя ласково встречает, трется, ты начинаешь ее гладить и брать на руки, а потом бац — тебя уже бьют лапой и кидаются на твои ноги. Очень бесила ее эта привычка гнаться за ногами именно по ночам, когда ты идешь в туалет. Зачастую меня водила мама, потому что я хныкал, что боюсь кошку. А иногда выходило так, что мочился на кровать и получал нехилых трындюлей от мамы по утру. Мне даже стали стелить пеленку до тех пор, пока я не перестал так делать. А потом Дина стала проситься на улицу. Что странно, ведь до этого она ее вряд ли видела, да и что ей там делать. Но мама выпускала, несмотря на мои крики, что та возьмет и убежит в один день. Но проходили день, и два, а Дина все так же сидела возле подъезда и ждала нашего прихода. Сам же я гулять не очень любил. Все до банальности просто — мне было не с кем. Одного меня к двоюродной сестре не пускали, а мама вечно занята, как и бабушка. Приходилось довольствоваться малым и развлекать самого себя на обычной детской площадке. Так или иначе, но и в моей жизни случился праздник, а именно — первый друг, который никак не связан со мной родственными узами. С Никитой нас познакомила моя и его мама Оксана. Жили они в частном доме, недалеко от моей прошлой пятиэтажки. Домик старый, территория в основном забита всяким хламом. Там нас и представили друг другу. Никита был младше меня на год, и ниже на полголовы, но это никак не мешало выстроить нам дружеские отношения. Конечно, виделись мы чаще всего у него дома, и очень изредка наши мамы брали нас с собой в город. Мы занимались всем тем, чем я обычно занимался со своей младшей сестрой: играли в догонялки, прятки, смотрели мультики. А шашлыки не ели — тогда это было для меня в новинку. Познакомился как с шашлыком, так и с соусом, полученным от смешивания кетчупа и майонеза. Пока я бегал и играл в своей обычной одежде, Никита предпочитал носиться в синих колготках и майке-безрукавке. На одной из фотографий он в этом самом виде обнимал меня, сидящего на стуле у него дома. А еще у него был компьютер, на котором мы рисовали в Paint. О, и старый видеомагнитофон, который я видел впервые в жизни. И тогда же увидел кассеты, на которые были записаны мультик. Один из таких — «Мышиный детектив» — запал мне глубоко в душу страшной летучей мышью. Она не приходила ко мне в кошмарах, но ее пугающий вид не давал мне спокойно оставаться в темных участках дома одному. Со временем это прошло, а вот ужасная зубастая морда осталась на подкорке и никогда оттуда не выйдет. Общение с Никитой пошло мне на пользу. Я стал больше контактировать с ребятами с садика. Но кубики все равно были мне милее детей. Отчетливо помню, что мой шкафчик был красного цвета. А на дверце с внутренней стороны он был обклеен наклейками с собачками. Так делать было нельзя, но кто сказал, что я был примером правильности? Наоборот, я считал себя тем еще дебоширом. Не сильным, но все же. В свой первый год в новом садике, когда нас выводили на улицу, я любил засесть под красную железную горку и копаться там в земле, вытаскивая червей. Позже ко мне подтянулись и другие ребята, посчитав это занятие интересным. Нас остановили только тогда, когда яма под горкой была достаточно глубокой для того, чтобы споткнуться и сломать себе что-нибудь. Спустя время нас перевели на другую площадку, находящуюся сбоку от здания. Там я и Марта брали куски травы и выдергивали ее вместе с корнем. Остатки земли стряхивали и делали травяную кучу. Иногда трава просто рвалась, и мы искали другое место. Нас не ругали, но пригрозили пальцем больше так не делать. Марта ее послушала, а я незаметно продолжал творить свои деяния и был горд собой. Но вскоре это занятие наскучило, и я оставил несчастную траву в покое. В самой группе я цвел и пах после общения с Никитой. Марта стала моим постоянной спутницей в игры с кубиками, иногда к нам присоединялась Катя. Со временем я стал играть с некоторыми мальчиками в фишки с покемонами. Вряд ли кто-то из нас понимал полный смысл правил. Просто кидали и все. И если с большей частью группы я нашел какой-то общий язык и вклинился в коллектив, то о другой говорить не о чем. Те заграбастали себе новенькую игру в продавца. Тусили себе вчетвером и никого близко к этой игре не подпускали. Было до жути обидно, но я помалкивал. Мне нравилось в садике. Единственное, что бесило — сон-час. Никогда его не любил, потому что от слова совсем не мог уснуть. Вместо обычных кроватей у нас были кровати-тумбы в три яруса. Как же меня бесил тот факт, что я лежу на самом последнем. Очень хотелось лечь на верхний, или хотя бы середину. По какому принципу нас раскладывали — непонятно. Но я не спал. Просто смотрел в потолок, на левом боку глядел в окно на небо, на обручи со скакалками, а слева дер деревяшку от соседней кровати, на которой спал Ян. И все же, я находил себе довольно интересное занятие — играл пальцами в человечков. Мне хватало одной руки, но иногда присоединял вторую, когда того требовал мной придуманный сюжет. Но все это быстро надоедает. Но в один из таких тихих часов спал не только я. — Спишь? — шепотом спросил Ян, пока я снова представлял сюжет с пальцами-человечками. — Нет. — Хочешь покажу кое-что? — я тихо приподнялся на локтях лежа на животе, чтобы посмотреть на «кое-что». — Хочу. Следующим, что он сделал — скинул с себя одеяло в белом пододеяльнике и приспустил серые трусы. Ничего особенного я там не увидел. Член как член. Похож на мой, но такой другой, какой-то не такой. Впрочем, меня это не впечатлило, не удивило. Не знаю какой он реакции хотел на то, что я и так видел изо дня в день не только у себя между ног, но и у остальных. Дело в том, что у нас были общие туалеты. Отдельное маленькое помещение, где в ряд стояли три унитаза, между которыми не было никаких перегородок, о дверях вообще молчу. Все ходили, все кто хотел друг у друга все посмотрели. — И что? — я перелег на спину и приподнялся обратно на локти. Оглянул детей — все спали. Кажется. — Хочешь потрогать? — продолжал он шепотом, опуская крайнюю плоть и оголяя головку. Это уже было чем-то новым. Чем-то очень неправильным между детьми, которым вряд ли кто-то что-то объяснял. К примеру, мне мама ничего про подобные случаи не говорила, а в мультиках похожего тоже не встречалось. И что делать? Раз предлагают согласиться или отказаться? Только желание чего-то нового овладело мной раньше, чем я мог сопоставить хоть какие факты. Я потрогал. Ничего особенного. Себя я прежде так не касался, даже не думал о таком. — Дай потрогать свой, — сказал он, натягивая трусы обратно. — Зачем? — глаза расширились от удивления. — Я тебе дал потрогать, ты мне. Все честно. «Ну раз так», — я одеяло не стал скидывать, а только чуть приспустил, чтобы было удобнее. Трусы стягивать так низко как Ян не стал. Да и не нужно было: его рука и без того влезла в мое белье и больно сжала. Я даже ойкнул, но, кажется, никто не заметил. По крайней мере воспитательница не сделала нам никакого замечания. Благо, что мы лежали в сторону окна, а не ее стола. Я много раз прокручивал эту сцену в голове и пришел к выводу, что Ване знать не обязательно о ней. Почему? Сам не знаю. Просто не хотелось рассказывать. Не только ему, вообще никому. Унести эту тайну с собой. Только вот на утро у меня все жутко разболелось, и когда мама водила мочалкой по мне ванной, я ойкнул и все выложил ей. На вопрос «зачем?» лишь промолчал, больше мы эту тему не поднимали. Второго такого случая так же не повторилось, от чего я только облегченно выдыхал и после каждого тихого часа шел со спокойной душой рисовать красками или дальше играть в излюбленные кубики. Хоть садик мне стал нравится, а уход домой нравился мне больше. Теперь меня забирала только мама, папе, судя по всему, было некогда. И обратная дорога была куда лучше той, утренней. Шли мы в сторону бабушкиного дома, но на первом повороте сворачивали влево и шли на конечную остановку автобусов, на которой стояли два ларька. Меня интересовал тот, что с красной крышей. Ведь там работала моя крестная мама Вика. Мы часто к ней стали захаживать, когда она устроилась туда. Меня угощали разными сладостями и, честно говоря, тогда я думал, что они доставались бесплатно. Что весь ларек — собственность Вики и она может есть эти сладости столько, сколько ее душа пожелает! Тогда я захотел в будущем стать продавцом: чтобы и сладости под боком были и деньги за них мне в карман. Сама остановка находилась возле выхода с территории больницы. Я частенько туда забегал и сидел в деревянной беседке. Иногда один, иногда ко мне присоединялась Вита, пока наши родители сидели возле ларька. А уже поздно вечером мы шли обратно домой. Благо дорога была не такой долгой. Всего пара минут и вот мы уже возле подъезда, где нас ждала Дина. Один из таких вечеров мной особо любил. Тогда помимо мамы был еще и папа. И вот мы втроем (я посредине) идем в сторону дома по дороге. Я смотрю на темное небо, усеянное миллионами звезд, пока мои родители говорили о чем-то своем. О чем-то взрослом, пока мне непонятном. Тогда мне на глаза и попалась падающая звезда. Я загадал, чтобы мои родители помирились, и мы снова жили вместе, но проходили снова обычные будни, дело близилось к зиме, а мы с мамой все так же живем на съемной квартире. Не успел наступить новый год, а в семье Виты было пополнение — тётя Марина родила вторую девочку, которую назвали Дашей. Тогда я временно жил у Виты с ее родителями — тётей Мариной, которая меня всегда пугала, и маминым братом — дядей Витей. Вскоре после нашего переезда от дедушки, к нему заселилась семья моего дяди. Теперь уже никто не жаловался, что дедушка съедал все и оставлял бедного ребенка без еды. Всем заправляла тётя Марина, а когда приходил ее муж, то все права брал уже он. Стоит упомянуть, что квартира принадлежала дедушке и никому другому. И все же, его выселили с большой комнаты, которая служила залом, и отправили в маленькую. Ее окна выходили на балкон, в который можно было попасть через зал. Сама комната была завалена старыми дедушкиными вещами, была небольшая полка с книжками, которые он не читал, и старенький черный телевизор. А на стене висела карта всей страны. В зале с появлением второй дочери появилась двухэтажная кровать. Сверху всегда спала Вита, снизу, пока Даша была еще маленькой и ночевала в своей кроватке, спал я. Было страшно лазить на второй этаж, хоть и жутко интересно. Конечно, в скором времени я там побывал, а вот обратно слазить мне уже помогали. Не внушали доверия эти хлипкие ступеньки. Вместе с рождением Даши мне на голову свалился утренник в детском саду. Если прошлый не представлял ничего особенного, то этот — самое настоящее сборище стыда. Моего. Были и Дед Мороз, и Снегурочка, Баба Яга и Пурга, которая наложила заклятие на ёлку. А сами мы выглядели донельзя смешно. Кто-то был в обычных костюмах, но наша святая восьмерка порвала всех. Ваня, вместе с Яном и другими двумя мальчишками, нарядились в пиратов. И под песню «Говорят мы Бяки-Буки» танцевали напротив ёлки. У Яна несколько раз падала серьга с уха, из-за чего он большую часть непонятных плясок провел подле мамы. Я, Маргарита (которая неожиданно появилась в моем кругу), Марта и еще один мальчик танцевали… цыганские танцы. Полураздетые, в каких-то платках со звенящими монетками. На мне был синий, сшитый под заказ моей обожаемой крестной мамой. И танцевали мы под песню Филиппа Киркорова «Салма». Если бы не видео, записанное со стороны оператором, я бы никогда не узнал, что почти в конце танца я широко раскрываю рот и высовываю язык. Дурак дураком, зато остальных рассмешил. А на сам Новый год собралась вся семья с маминой стороны. Проводили мы его у нас дома. Тогда, под мультики, я получил своего большого белого плюшевого зайца, с которым не расставался пока находился дома. Казалось, что все хорошо, жизнь налаживается. Мама ругается меньше, я стал больше общаться с другими ребятами. Так и было, пока не наступил поздний вечер уже нового года. Я был у сестер, играл в какие-то игры. И вот приходит мама и вываливает сразу с порога: — Сашенька, Дина убежала. Как гром среди ясного неба. В срочном порядке стал собираться и спешить поскорее домой. А когда зашел, то побежал сразу в комнату, где видел темный силуэт на кровати. У силуэта были очертания шерсти, а сам он лежал клубочком. — Дина! — я подбежал к кровати, и только вблизи увидел, что это обычный мех с маминой куртки. Обреченно сел на пол и прижал к груди мех, представляя, что это моя пусть и вредная, но любимая кошка. Остаток вечера и ночь провел в слезах, пока не уснул. Несколько дней проходил возле подъезда, по соседним домам, но Дину так найти и не смог. Успокоился только когда окончательно понял, что ее больше нет, сбежала. Куда, зачем. Не знаю. Резко выбежала из квартиры на улицу, как сказала мама. На имя не отозвалась. Прошла зима, половина весны, и наступили новые приключения. Моя первая загородная поездка! Правда, была она с мамой и ее друзьями, но это не важно. Знал я там только маму и ее подругу Наташу. Остальных непонятных мужчин видел впервые, но это не мешало мне расслабиться. Выехали мы куда-то далеко за город с домом на колесах. Остановились в каком-то лесу, недалеко находилось небольшое озеро, но купаться было еще рано, да и достаточно прохладно. Вечером пожарили шашлыки на костре, на который я неотрывно смотрел. Прикасаться мне строго запретили, а я и сам не хотел этого. Нравилось просто сидеть и наблюдать. Только когда стало холодать еще сильнее, а комары еще противнее, я забежал в дом на колесах и сидел с мамой за столом. В какой-то момент она попросила позвать Наташу, которая была в комнате скрытой дверью. Я зашел без стука, да так и остался стоять с рукой на ручке. На кровати голые лежали Наташа и какой-то мужчина, с которым она, кажется, была очень близка. Слишком уж. — Тебя мама зовет, — сказал я, для которого увиденное не было чем-то травмирующем. Голые и голые. Ушел обратно к маме, обрисовал ей ситуацию и дальше пил свой чай. Ночевать мы там не стали, негде было. И вернулись домой только под ночь. Тогда я почти спал, но нашел в себе силы отпрянуть от мамы и пойти своими ногами до подъезда, подняться на второй этаж, а там просто завалиться на кровать от усталости. Кончилась весна, наступило лето и нас снова направили на другую площадку, которая находилась уже слева от здания. Эта площадка мне не нравилась от слова совсем. Не было никаких горок, никаких развлечений. Только два каких-то домика, внутри которых сильно пахло мочой. Так что предпочитал проводить время вне строения с Мартой, учась прыгать на скакалке. В день моего рождения, когда исполнилось уже 6 лет, ко мне в садик приехали бабушка с дедушкой по папиной линии. Привезли свежую клубнику с огорода и забрали погостить к папе. А дальше в садик ходить я перестал и просто наслаждался времяпровождением то у мамы в магазине, то у папы, то у бабушки и сестер. И вот снова мне говорят про переезд. «Куда на этот раз?» — подумалось мне, услышав неприятную новость.