Of course

Уилбур — что-то странно-особенное, белое на чёрном, сияние солнца сквозь дождливые облака, томительная выдержка снимка, сигаретный дым, мозоли на пальцах после замененных струн у гитары. Джорджа съёживало от каждого слащавого сравнения, случайно приходившего в голову. Он совсем не был поэтом, просто Уилбур… напоминал. Джордж помнил, как Уилбур широко улыбался направленному на них объективу, слегка задел чужую руку, портя самый центр фотографии. Дэвидсон тогда начал ворчать о не бесконечной памяти фотоаппарата, закатывать глаза, а Сут задыхался от смеха, ласково, неважной предосторожностью притягивал брюнета к себе за запястье. Старшему никогда бы не пришло в голову причинить ему вред. Только полтора года спустя, уже обжившись во Флориде, сонно открывая папку на ноутбуке под названием «Архивное и скучное», Джордж рассматривает каждый сделанный снимок, когда-то попавшей в его руки, камеры. Она досталась ему совершенно бесплатно, от дальнего родственника, имя которого туманилось в памяти. И, заинтересовавшись в ней, начал фотографировать всё, что видел. Сначала это были обычные виды с набережной Лондона, моменты путешествий с семьёй на машине, а потом на его голову, как снег в середине марта, внезапно свалился Уилбур. Такой громкий Уилбур, умный Уилбур, с каплей наивностью в сердце, что объектив камеры теперь останавливался только на нём. Вот он играет на гитаре, вот он пишет очередную песню, вот он пробует курить, а тут… А на этой фотографии они вдвоём как раз за день до вылета Джорджа в Орландо, штат Флорида. Младший держит камеру достаточно высоко, и Уилбуру приходится коснуться своей щетинистой щекой чужой, чтобы влезть в кадр. Именно здесь Сут задел своей рукой локоть Джорджа, отчего фотография получилась смазанной. И в этот момент Дэвидсон понимает: не испортил. И в груди тянет сладко-горько, будто чёрный шоколад, и рука невольно тянется схватиться за чужую — да нет её. Джордж смотрит направо, на пустую сторону своей кровати, будто надеется, что Уилбур мог рассматривать фотографию рядом с ним. Молчаливой тенью положить голову на узкое плечо и кончиком пальца коснуться лица на экране. Сплести их руки, и ненадолго задремать в таком положении. И снится Джорджу ветер в высоких кронах, растрёпывающий тёмные волосы, любимый Ричмонд парк с розовыми кустами, лесами, озёрами и дикими оленями. Рядом шёл Уилбур медленной развязной походкой, сильно махал руками и жаловался на горящие дедлайны их группы. На музыкальной студии просил Марка научить Джорджа игре на барабанах. И сам учил своей на гитаре, стоял за спиной, направляя руки, и глаз не спускал с нерешительности Джорджа во время перебирания струн. Видел, как младший дрожал больше, чем обычно и трепал по плечу, чтобы успокоить. Они вместе разбирались с чувствами. Вместе заводили разговоры — интересные и сбивающие с тем. Чутко касались друг друга, кидали украдкой взгляды, какие кидают, пока за столом собираются все друзья. Он абсолютно точно знал, что чувствует к Уилбуру, и от этого знания было проще. Он любит его. Любит, как то, что никогда не сможет заполучить, что дано ему свыше. С Уилбуром тепло, никогда не страшно и не одиноко, даже во время их небольших ссор, даже когда тот сердится или молчит. А здесь, во Флориде, в чужой стране, пусть и с нужными людьми, ярким палящим солнцем, ему иногда по ночам страшно и потерянно. Как сейчас. Ничего, дёрнувшись и проснувшись, думает он, переименовывает папку в «Настоящее и нужное» и закрывает крышку ноутбука, погружаясь в темноту комнаты, где пахнет кондиционером для белья. Смаргивает влагу, ничего, они ещё обязательно встретятся. Конечно, встретятся, если только Уилбур не забыл о нём и тоже ждёт, тоже думает, тоже смаргивает и видит его во снах, наверное, как и раньше, говорит и дёргается, когда спит. Надо только подождать. Такие пустяки. Он накрывается одеялом с головой, поджимая ноги к груди и сжимая правой рукой левое плечо, будто это кто-то другой. Конечно, встретятся. Пустяки.