Vanescentes

      Когда ты говоришь, что у тебя не задалось утро, нож в подреберье — это последнее, что хочется иметь ввиду. Так уж исторически сложилось. И Анна с большим энтузиазмом пережила бы поломку кофейного аппарата или отсутствие купленного прошедшим вечером мороженого, припрятанного в морозилке. Ну бывает же такое, что положил вещь, даже скрыл её от чужих глаз за горкой еды, а бесчестный сожитель нашел и всё равно съел.       Но нет, и кофе с утра был вкусным, и мороженое еще нетронутым драгоценным рожком подтаивало в руках, поманивало шоколадными подтеками на ледяной вафле. На секунду показалось, что подтеки сквозь накатывающую пелену бессознательности сложились в емкое, тривиальное «блять». Анна коротко извинилась перед господом за бранные выражения шоколадных подтеков, обвела взглядом, видимо, новый криминальный авторитет города, который с вспешке схваченными её — Анны — совсем не драгоценным пожитками свинчивал из комнаты через окно. Оранжевая — серьезно? — маска на худощавом лице не прикрывала только раскосые зелёные глаза, которые на контрасте были бы едва заметны, если бы не их миловидная выразительность. Аж тошнит. Если бы у этих глаз, как и у мороженого, был вкус — он был бы фисташковый. Аппетита не вызывает. Но Анна чисто из принципа бы прикусила. Из принципа зарезанной менее минуты назад хозяйки дома. Хотя какая она хозяйка… Квартира то съёмная. Ещё и за ковер потом платить… Соседке. Восторг. Где всю ночь только шлялась? Может и к лучшему.       В рот по носоглотке просачивается кровь. С громким кашлем вырывается наружу. Щелкают оконные ставни. Куда прется с третьего этажа… Да, точно, сточные трубы. Да и мусорный бак, который ежедневно фонит прямо в открытую форточку, отличная точка приземления. Цифровых систем наблюдения с «черной» стороны старого квартирного муравейника не имеется, все давно обосновавшиеся жильцы знают, что камеры там — жалкий муляж.       Даже продумывать особо ничего не надо было. Просто проник, просто не знал, что сегодня у неё законно выбитый выходной. Просто-       Взял с собой максимально странный набор вещей. Никак не вяжется в голове. Даже ноутбук не тронул. Даже в туалетный столик не заглянул. Колени больно врезаются в колючий ворс советского ковра. Кончиками пальцев она нащупывает ручку ножа — обычный, кухонный. Её собственный. Фу. В комнате уже пусто. В животе агония. В голове перекати-поле. Закричать не дает бурлящая во рту жидкость. Даже вдохнуть не получается. И, в целом, с шоковыми ситуациями Анна справляться умеет только откровенно дерьмово. А мороженое в руках всё еще чистое, целое. Какого асура здесь сейчас произошло?       Если этот вопрос заставит её шляться по земле неудовлетворенным жизнью призраком, она точно устроит мировой апокалипсис.       Туман перед глазами становится гуще, дымчатой волной облепляет комнату, концентрируясь и разрастаясь.       Решить бы — легкие нещадно горят — эту явившуюся проблему…       О важном — внутренние часы гласили, что прошла целая вечность, прежде чем из горла вылетел первый отчётливый, складывающийся в слово, звук. Снова тривиальности. И снова да простит господь. Блаженная пустота наполнила грудь, и пожар, охвативший внутренние органы, начинал неестественно быстро стихать, словно очень несвоевременная анестезия решила перейти в стадию активного действия. Не решаясь распахнуть глаза, Анна едва уловила огненные всполохи, что, словно мушки, пробежались по тёмному полотну век. Туманность сменилась ярким, прорезывающим хрусталик, светом. И легкие насытились воздухом. Как же вкусно… Дышать.       В нос ударил тонкий аромат шоколадного мороженого и варёной сгущенки. Еще не растаяло?.. Снова восторг. Возможно, всё произошедшее было секундной галлюцинацией и самое время вновь бежать к психиатру за рецептурным сонопаксом. Кхм, хотелось бы, конечно, после этого вернуться домой, а не в «оздоровительный лагерь» тире «психбольница» двоиточие, кавычки открываются вылечим каждого самыми мягкими насильственными методами. Фу, если бы Анна была писателем, а сегодняшний день — новой главой в её книге, она сожгла бы этот черновик за мерзкий, даже в своей элементарной банальности, троп и посоветовала бы себе больше не писать под коньячок. Ну или в следующий раз выбирать хотя бы армянский.       Так вот. Пора бы и халат переодеть, и белье натянуть. И вообще-       — Срань какая… — Тяжкий вздох над головой.       Девушка вздрагивает, ошарашено распахивает глаза. И вновь несчастно жмурится, ослепленная неестественно белым светом. Мгновения оказывается достаточно, чтобы разглядеть перед собой безвкусный красный ирокез, но не достаточно, чтобы увильнуть от захвата цепких грубых рук на своих плечах.       — Краглин, что это, блять, за мусор?!