Чертовски хорошо

      Тусклый свет двух ламп слабо освещал комнату. И то, скорее, освещал только одну ее часть, но этого было более чем достаточно, ведь главным было совсем другим: Его хватало для того, чтобы видеть. Минск тёплыми ладонями гладит по тонкой талии, изредка задевая проступающие сквозь горячую кожу ребра. Руки скользят дальше, стоит только коснуться поясницы, как Саша прогибается в ней. Он позволяет ласкать свое тело бесконечным множеством поцелуев, укусов, пока добавляет третий палец в себя же. Голову склоняет, утыкаясь в чужое плечо и глубоко вздыхает, под самым ухом. — Не спеши, — Хрипло произносит, уводя свою руку чуть ниже, по-хозяйски укладывая ее на зад Культурной столицы.       Романов отстраняется только через несколько минут, отрывается от плеча и засматривается, внимательно разглядывая изгибы. Внимание привлекали ключицы, которые были хорошо видны. Крепкие руки только добавляли больше красоты, заводили сильнее. Он убирает свои пальцы, все продолжая сидеть сверху своего возлюбленного. Руку все также сзади держит, но спускается ей ниже, обхватывая член Немигова. Кисть осторожно сжимает, водит по всей поверхности, распределяя таким образом смазку. С губ срывается тихий стон, когда Петербург наконец чуть опускается ниже, принимает пока что лишь головку. Ждёт немного, дабы свыкнуться с этими ощущениями. Только после опускается до самого конца, останавливаясь в этом положении. — Ты такой горячий, — Коля руку свою несильно сжимает, только потом расслабляет и начинает медленно гладить. Парадиз наклоняется к нему, утягивая в мягкий, долгий поцелуй. Сам вновь ждёт, когда пройдет чувство лёгкого дискомфорта, чтобы можно было продолжить. Тазом через некоторое время качнул, поднимаясь совсем немного выше и опускаясь до основания.

Боли нет.

      Романов упирается в свои бедра, подбирая себе точку опоры, дабы в дальнейшем было удобно повышать темп. — В тебе очень узко.. — На эти слова просто усмехаются, их слышали множество раз. — И чертовски хорошо. — Я ещё почти ничего не сделал, — Тазом все же более активно двигать начинает, поднимая его достаточно высоко. Даже подобное заставляет изводиться на стоны, вздохи. Но уже через минуту этого не хватает. Жажда удовольствия полностью окутывает мысли, отключая все нормы приличия. Хочется глубоко, быстро, грубо и чтобы это все тянулось как можно дольше. Саша все более правильный угол пытается найти, чего получается достичь спустя несколько попыток. Каждая новая фрикция проходится по простате, заставляя его громче вскрикивать. Минск откровенно любовался развратной картиной. Сам перебивается иногда на шипение или вовсе стон. Но более тихий, более низкий. Он в своих руках мнет бледные ягодицы, на которых спустя пару секунд остаётся красный след ладони. Момент выбирает как можно точнее, вскидывая таз чуть выше, вгоняя в Петербург ещё глубже. На эти действия слышит громкий вскрик со своим именем. — Обожаю, когда ты так кричишь, — Почти что рычит, вновь повторяя свое прошлое движение, дабы дальше получать мольбы повторить, громкое «еще». И эту просьбу исполняют. Коля цепляется за упругий зад руками лишь сильнее, корректируя тот ритм и глубину. Его действия поощряют мелодичным голоском. Культурная столица такого напора не выдерживает.       Оргазм накрывает совсем скоро, от чего мышцы таза сокращаются. Нежные стенки более плотно обтягивают Немигова, который заканчивает следом, прижимая к себе свое произведение искусства. — Это.. это не просто хорошо.. — Произносит слова прерывисто, пытаясь попутно восстановить свое дыхание. — Это охуенно...