Гениями не рождаются

L устало надкусил помятое пирожное, несколько часов пролежавшее под грудой отчетов на его столе. Столько дней слежки, а результатов никаких – придется признать, что его непогрешимая интуиция в отношении Ягами Лайта дала сбой. Наверное, устроил себе мини-сеанс психоанализа великий детектив, я испытываю иррациональную ревность к тому, кто столь же умен, как и я, и, помимо всего прочего, имеет полноценную семью и адекватный уровень социализации... – Ну, что вы решили, Рюдзаки? – за его спиной подала голос именно та часть семьи Ягами, которая и делала ее такой полноценной в глазах L. Дольше тянуть было неприлично. L махнул рукой: – Против вашего сына, господин Соичиро, нет никаких улик. Я не могу доказать, что он Кира. – А если даже вы не можете это доказать, – подхватил обрадованный Ягами-старший, – следовательно... L тщательно разжевал сухой бисквит. Как же это порой раздражает, когда дилетанты пытаются подсказывать непревзойденному мастеру! Следовательно, примерный мальчик Лайт всего лишь хитрая, изворотливая, наглая и беспринципная сволочь с железными нервами и безупречной укладкой. Жаль, что психологический портрет в качестве обвинения суду не предъявишь. Он сделал оборот в крутящемся кресле. Получалось, что Ягами Лайт умнее его, L, а до сей поры детективу никого умнее его не встречалось. Никого, кроме Киры. Если только в Японии совершенно случайно в одно и то же время не оказалось двух гениальных подростков, один из которых – конченый аноним-психопат, а второй – сын причастного к расследованию полицейского. Нет, японцы – нация неглупая, но если где гении и водились в избытке, так это... Яркая вспышка импульса пронеслась в уме L, а черствое пирожное встало поперек горла. – Не торопитесь, господин Соичиро, – откашливаясь, просипел он. – У меня есть для вашего сына еще одна проверка. *** Услышав стук в дверь, Лайт подпрыгнул на стуле. Они все-таки догадались! Он горько и мудро усмехнулся. Ждать помощи, разумеется, неоткуда. Решив не бросаться очертя голову в окно (дом уже наверняка окружили), он заставил себя вытащить руку из пакета с чипсами и миниатюрным телевизором, благодаря которому он мог незаметно для камер слежения узнавать имена преступников. Зажатое в горсти устройство было отправлено в рот и стоически проглочено. Пусть-ка помаются, пытаясь извлечь из него улику. Телевизор был изготовлен из высококачественного нанопластика, полностью экологичного и растворимого желудочным соком. Японская промышленность – впереди планеты всей! На мгновение мелькнула мысль – как хорошо, что все закончилось, не нужно больше скрывать свое хобби, не нужно листать порнографические журналы вместо того, чтобы решать уравнения с интегралами, можно будет послать надоеду Рюука подальше, обратно к коллегам, – да вообще, такая замечательная жизнь могла начаться без этой дурацкой тетради на руках! Говорят, теперь делают камеры для смертников повышенной комфортности с высокоскоростным интернетом... Стук повторился. – Войдите, – вежливо откликнулся Лайт. В комнату заглянула мама. Глаза у нее были заплаканные. «Уж ей-то могли бы пока и не сообщать», – раздраженно подумал Лайт. – Дорогой, спустись в гостиную. Нам надо тебе кое-что сказать. В гостиной он увидел двух незнакомых людей в строгих черных костюмах. Европейцы, отметил он, машинально здороваясь, представители ЦРУ и ФСБ, надо полагать. Меньшего от мировых лидеров, наконец-то вцепившихся в хвост легендарному Кире, и не ожидалось. – Присаживайтесь, молодой человек, – заговорил высокий костлявый иностранец. – У нас есть к вам серьезный разговор. Господин Марчелло. – Вопрос вашего будущего решается здесь и сейчас, – важно добавил его спутник, доставая папку с документами. – Господин Липка. Пожав плечами, Лайт расположился на диване, вальяжно закинув ногу на ногу, чего прежде никогда себе не позволял – но теперь-то хорошие манеры можно было отбросить. Что же, он с удовольствием посмотрит шоу «Арест бога Нового мира» из первого ряда. Телевизор в животе еле слышно гудел, все еще передавая самые свежие криминальные новости, отчего отчаянно хотелось закурить крепкую сигарету и отхлебнуть бренди, но в их приличном доме никогда подобными вещами и не пахло. Не подготовились родичи к проживанию с богом, ох не подготовились... Марчелло постучал кончиком шариковой ручки по столешнице, привлекая к себе внимание: – Вас никогда не смущала собственная внешность, господин Лайт? – Я всегда себя считал в меру привлекательным и обаятельным, – прищурился тот, не понимая, в какое русло направляют допрос. Неожиданно агент добродушно улыбнулся: – Конечно-конечно, вы юноша хоть куда, кровь с молоком и сливки с клубникой. Я имею в виду другое. Согласно удостоверению личности вы – чистокровный японец, но что же мы видим в натуре? Ваши волосы светлого оттенка, а черты лица характерны для совсем другой расы. Лайт побледнел. Он отлично знал биологию, и задачки «что получится, если скрестить икс и игрек» щелкал, едва прочитав. Конечно, еще малышом он задавал вопросы, но мама обычно отшучивалась, что однажды забыла сына в песочнице, вот он и выгорел на солнце до корично-рыжего цвета, а отец добавлял, что в роду у них еще с начала эпохи Мэйдзи есть португальская моряцкая кровь. Однако в тоне агента было что-то тревожащее, от чего ответы о воздействии на пигментацию ультрафиолета и гулящей пра-пра-пра-бабки не спасали. – К чему вы клоните? Липка вздохнул и передал через стол какие-то бумаги, составленные на английском. Лайт так и впился в них глазами. Это был официально заверенный акт о том, что Ягами Лайт, семнадцать лет, является приемным сыном Сатико и Соичиро Ягами. Телевизор стремительно подскочил к самому горлу и застрял где-то на полпути. Словно издалека наплывали на сознание объяснения Марчелло и Липки: – Перепутан в родильном отделении... Сирота с рождения... Прошел стандартные тесты на младенческую гениальность... Предназначен для приюта Дом Вамми... В ту минуту Лайт был более растерян, чем если бы его сейчас укладывали лицом в циновки и выбивали чистосердечное признание армейскими ботинками по яйцам. Вся его жизнь оказалась ненастоящей. Мама, папа, сестренка, родной дом, его комната и даже имя с фамилией принадлежали какому-то другому юноше, который их явно не заслуживал. Отец имел расстроенный вид и прятал глаза. Еще бы, подумал Лайт, кем ему теперь гордиться. Его настоящий сын вряд ли достиг стольких успехов, да и сил и средств, потраченных на взращивание абсолютно постороннего ребенка, наверняка жаль. Лайт вспомнил все те витаминные добавки для ума и кислородные коктейли, которыми пичкал его в пубертатном возрасте шеф Ягами, чтобы ребенок рос крепким и умным. Вспомнил и визиты в отдел, которым заведовал отец (приемный отец, поправился он), ночные бдения над картами префектур, куда он, показывая знания географии родного края, ловко втыкал бумажные флажки, квартальные графики роста преступлений, которые маленькому Лайту доверяли раскрашивать цветными карандашами, Кодекс профессиональной этики полицейского, читаный-перечитанный вместо сказки перед сном. Перед ужасом безотцовщины меркло даже облегчение от того, что никто не собирается его арестовывать. Он чуть не разревелся от несправедливости, но непойманные Киры не плачут, вот и Лайт сдержался. – Что теперь со мной будет? – спросил он спокойно, призвав на помощь привычку хладнокровно лицемерить перед всем и каждым. Агенты сочувственно поцокали языками. Они испытывали к нему жалость, надо же. Уж им-то он сочинит смерть понелепее, будьте уверены. – Мы передадим вас учреждению, которое изначально заявило на вас права – интернату Дом Вамми. Собирайте вещи, мы подождем вас снаружи. Лайт, не дрогнув, смотрел, как отец и мать ставят подписи в формуляре отречения, как отворачиваются и уходят. Ни единого слова на прощание, вот как. Он поднялся наверх, собрал сумку с минимумом необходимого. Одно хорошо – Рюук его в данную минуту не видел. Стремясь обезопасить себя, Лайт давным-давно закопал тетрадь в парке, а бога смерти оставил сидеть на дереве как опознавательный знак. Сев в машину с агентами и внеся в записную книжку их фамилии (послать открытку к Рождеству, пояснил Лайт), он поинтересовался: – Кстати, а как теперь мое имя? – Учредители приюта посчитали, что «Лайт» – вполне в духе их заведения. Они там, знаете ли, ратуют за все нестандартное. А фамилия ваша отныне Смит. *** Директор приюта господин Роджер Рувье встретил Лайта Смита как родного блудного сына и с первых же слов заверил, что все они тут как одна большая, дружная, интеллектуально одаренная семья на особом режиме охраны. – Вы так много пропустили, будет нелегко наверстать, – Лайт попытался представить, как ему догонять класс, на занятия с которым он не являлся в течение семнадцати лет. – Для вас составлена программа сдачи зачетов экстерном. Полагаю, вам, как новичку, было бы удобнее заниматься в подготовительном классе, но о вас такие замечательные отзывы, что мы рискнем и одним махом переведем вас уровнем повыше, – директор подмигнул Лайту. – Не тушуйтесь, ребятки у нас, конечно, бойкие, но не позволяйте себя затереть. Нужная вам комната чуть дальше по коридору налево. Не потеряетесь – на ней табличка «Младшая группа». Красивое лицо Смита непроизвольно вытянулось. В младшую группу? Да за кого они его принима... – Постараюсь оправдать ваше доверие, – мягко улыбнулся Лайт одной из самых коварных улыбок Киры. Они еще все здесь будут ему пятки лизать и богу, тьфу, то есть ему самому, на него станут молиться. Комната младшей группы оказалась светлой, просторной и переполненной. Везде, куда ни глянь, лежали, скакали, кувыркались, подпрыгивали дети лет пяти-шести. Посередине помещения стояли сдвинутые покоем низкие столы с наклеенными на столешницы забавными эмблемами – земляничкой, знаком радиоактивности, молекулой водорода. Свое место Лайт узнал сразу – на его столе был изображен толстощекий месяц в окружении звезд. Он опустил на доску выданный директором набор учебных пособий и уже начал примериваться, как сесть на шаткий стул, чья полезная площадь явно уступала масштабами бесполезной площади Лайтова седалища, как сзади послышались топот и приглушенное хихиканье. Смит оглянулся – его сообразно правилам грамотной облавной охоты кольцом окружали воспитанники интерната. От дружелюбных, пусть и прореженных выпадением молочных зубов, улыбок новых товарищей на Лайта повеяло жутью. Один из детишек, по всем признакам заводила, поймал его взгляд и вошел в круг – ухмылка на этой мордашке была самой широкой и людоедской из всех. На всякий случай Лайт тоже улыбнулся ребенку и наклонился, складывая пальцы в «бодливую козу». Карапуз внимательно выслушал всю побасенку про то, куда и зачем шла рогатая коза, и стерпел слабую щекотку в финале. Больше способов обращения с несовершеннолетними Лайт не знал – к воспитанию сестры он, загруженный различными кружками и секциями, сызмальства не привлекался и начал с ней общаться лишь тогда, когда она вошла в сознательный возраст и могла донести палочки до рта, не уронив рис. Поэтому он не удивился, когда малыш скептически вздернул бровь, но следующего за этим поступка никак не ожидал. – Ты – Кира! – завопил карапуз в лицо Смита, шлепая того по колену и отбегая. Лайт отшатнулся – ровно столько же от испуга, сколько и от удара звуковой волны по барабанным перепонкам. – С чего это ты взял? – осторожно спросил он, но в голове уже тикало: «Вот ведь. Гении, япона мать! В корень зрят! Главное, все отрицать, отрицать, отрица...» Мальчишка приблизился, еще раз ударил его по колену, уже кулаком, и повысил громкость: – Кира, говорю! Вокруг загалдели и заулюлюкали: – Кира! Кира! Кира! Он все еще не понимал – как?! Дети индиго, о которых снято столько документальных передач?! Они умеют читать мысли?! Перед глазами все вертелось, внутренности поджимались в панике. Дети сократили дистанцию и уже хватали его за свитер, висли на локтях, пытались вскарабкаться на плечи. Наконец сквозь гвалт он расслышал невразумительное: – Ты водишь! Значит, ты Кира! Ну давай же играть! Не будь у Лайта такого крепкого от природы сердца и обеспеченной предыдущими событиями жизни моральной закалки, инфаркт ему был бы обеспечен, а так удалось отделаться внезапно накатившей слабостью и подкосившимися ногами. То-то Рюук бы оказался в дураках, отойди я в небытие без его участия, успел подумать Ягами, медленно оседая на пол под радостно смеющейся детской массой. – Я уже старый для салок, – попробовал отшутиться Лайт, судорожно подергивая правой щекой. – Может, вы со мной в «Скорую помощь» поиграете? Принесете человеку стакан воды и пузырек с нашатырным спиртом? Он с тоской подумал о том, что хотел бы умереть иначе. Как-то более пафосно, что ли, произнеся подробную речь-манифест о планах по созданию идеального мира, в пылу борьбы, может быть, после зрелищной перестрелки или даже погони, а не забившись под стол, украшенный полумесяцем. – Расступись! Он инстинктивно дернулся, когда крохотная ладошка отвесила ему отрезвляющую затрещину – девочка в красном платье и значком «Потенциальный наследник L» на воротнике приводила в чувство жестоко, но действенно. – Жить будет, – небрежно отерла руку о подол девочка, обращаясь к остальным. – Но профилактическую капельницу я бы ему все-таки рекомендовала. Пятью минутами позже Лайт Смит, начавший понимать, что все в жизни тленно и суета сует, был разложен на полу в позе готового для распятия мученика. Под голову ему сунули стопку журнала Weekly Shonen Jump, а в рот – плитку клейкого сливочного ириса. На руках и ногах уселось по ребенку, надежно фиксируя добычу и пресекая лишние телодвижения. Девочка и несколько ассистентов совещались: – Доктор Эффи, сколько лить? – Доктор Нина, лейте на глаз! Как думаете, раствор свежий? – Химический класс доваривал его при мне, коллега. – А не получится как в прошлый раз? Директор Роджер был очень недоволен, что пришлось переклеивать обои. – Доктор Глен, мы учли прошлые ошибки и теперь пациента стошнить не должно. Но вообще наука требует жертв. – Да мне что, жалко, что ли? Размытые силуэты в защитных белых масках склонились над ним. Лайт разглядел иголки и катетеры в маленьких ладошках и тихо заскулил сквозь залепленные ирисом зубы. – Спокойно, – потрепала его по подбородку девочка-наследник. – Доктор Эффи будет очень осторожна. Ты ничего не почувствуешь. Женщинам верить нельзя. Он почувствовал ВСЁ. *** Лежа в общей спальне, Лайт постигал дзен. Ему больше не хотелось быть богом нового мира. Ему хотелось, чтобы его обняли, погладили по волосам и пожалели. Кто угодно – папа, мама, Рюук, Мацуда. Однако отныне никого близкого у него не было. Кроме Эффи, его личного лечащего врача-убийцы. Она пришла навестить его вскоре после отбоя и заодно сменила повязки на левой руке. Вся тыльная сторона от запястья до локтя была в синяках и проколах – мало кто из команды умел попадать в вену с первого раза. Лайт решил игнорировать окружающий его безумный мир, но Эффи была не из тех, кто позволяет не обращать на себя внимания. После пары пощечин Смит был вынужден открыть глаза и позволить посветить в них стоваттным карманным фонариком. – Зрачки расширены... – бормотала она. – Симптомы отторжения препарата отсутствуют... Ломки нет... Эйфория на нулевом уровне... – Что ты в меня закачала? Наркотик? – подскочил Лайт, среагировав на «ломку» и «эйфорию». – Это сильно сказано, – уклончиво ответила Эффи, выключая фонарик. – Экспериментальный стимулятор «ваммик», разрабатывается научными сотрудниками средней школы. Улучшает мозговую деятельность, придает сил, вдобавок крепче спишь в тихий час днем и видишь во сне розовых пони. Но на пожилых, похоже, не оказывает эффекта. Но хотя ты и бесполезен для исследований, все равно мне нравишься, красавчик, хорошо держался, почти не плакал, – она ткнула его локтем. – Эх, был бы ты лет на десять помоложе, я бы пригласила тебя разделить со мной запеканку в полдник. Лайт понял, что это его шанс. В конце концов, слабости юных девиц использовать в своих целях ему было не впервой. – Возраст симпатии не помеха, – он похлопал по покрывалу. – Давай познакомимся поближе. Молодость, в конце концов, быстро проходит. Может, мы еще могли бы стать партнерами по лабораторной работе? – Верно говоришь, – кивнула Эффи. – Расскажи сказку! Голова уже раскалывалась от боли нестерпимо, но Лайт по собственному братскому и не только опыту знал, что особы женского пола, сколько бы им лет ни было, если намерены пообщаться с особой мужского пола, своего добьются. – Про что тебе сказку? «Белоснежка», «Принцесса на горошине», «Гуси-лебеди»? – Фу, – сморщила нос девочка, – это мейнстрим для массового потребителя. Хочу про «Имя розы» или «Заводной апельсин», «Симплиций Симплициссимус» тоже подойдет, только чур своими словами, не цитировать. Лайт смутился: – Это что, Madhouse снимал или Gonzo? Я не слежу за новинками аниме для девочек. Девочка отодвинулась от него и пристально посмотрела, а затем изрекла с тяжелым вздохом: – Это книги из списка чтения на лето для второго уровня подготовительной группы. Как же ты будешь на нашем, на пятом уровне, наверстывать? – Ну... Я быстро учусь и легко схватываю, – замялся Лайт. Ему действительно было неловко обнаружить перед кем-то младше себя почти втрое столь глобальное незнание. Оставался единственный козырь, и он пустил его в дело: – А давай я тебе расскажу такую историю, которую ни в одних книгах не найдешь? – Восьмой том «Гарри Поттера» с мультивселенской версией развития событий, где герои попадают во вселенную Матрицы посредством полета сквозь Звездные врата на «Вавилоне-5», что ли? – усмехнулась девочка. – Намного лучше. Сказка о том, как L ловил Киру. Идея ей понравилась, и Лайт, наморщив от напряжения мыслительного процесса лоб, начал: – Жил-был L по прозвищу Великий Детектив, и было у него необычное увлечение – не собирание марок и не онлайн-игры, а поимка тоже Великого, только Преступника, Киры... Дверь со зловещим скрипом медленно открылась. По полу поползли длинные причудливые тени, отбрасываемые закутанными в одеяла чудовищами, стоявшими в освещенном коридоре. Лайт затравленно прижался к стене и постарался цветом лица слиться с ее зеленой поверхностью. Быть может, это всего лишь побочные эффекты «ваммика»... – Мы тоже хотим послушать! – запищали тени, разом превращаясь в малолетних гениев. Они лезли на кровать отовсюду – снизу, сбоку, сверху – и крайне требовательно вопили «Сказку! Сказку!». Когда комната была забита под завязку, Эффи кивнула Смиту, разрешая начинать. Некоторое время спустя из спальни послышался звучный голос Лайта, сопровождаемый аплодисментами после особенно угодивших публике пассажей: – ...И тогда Кира ударил L с разворота ногой, а L ушел в сторону, одновременно метнув сюрикены, которые отскочили от экзоскелета суперзлодея, надетого на голое тело под майку... – Кира не растерялся и открутил свою механическую руку со встроенной гранатой и бросил ее в L! Взрывом снесло половину аквапарка, но вот L не задело, потому что он сделал обратное сальто назад и нырнул с трамплина в бассейн с китами-убийцами... – И тут Ватари на реактивном ранце в последний момент успевает схватить L за руку, когда Ниагарский водопад уже... – А Кира кричит «НЕЕЕЕЕТ!!!» и падает в Северный ледовитый океан. Однако поскольку его тело так и не было найдено, и возможно... Последовало долгое напряженное молчание. Слушатели переглядывались, перешептывались и перемигивались. Закончив описывать масштабную сагу о борьбе добра с альтернативным добром, Лайт еще долго не мог отдышаться. Отирая лоб краем простыни, он сказал себе, что так не потел, даже занимаясь божьим промыслом по скоростному записыванию имен преступников. Конечно, кое-чем пришлось покривить в угоду продетективно настроенной аудитории, но что мешает ему попозже сочинить сиквел «Возвращение народного мстителя Киры, часть первая», в котором L достанется на миндальные орехи? *** На следующий день занятий по расписанию не было предусмотрено, и подразделение Лайта вывели на прогулку. Детская площадка предлагала все, что только могло пригодиться современному не достигшему совершеннолетия человеку: горки, турники, карусель, арбалетный тир, гладиаторскую арену и гоночный трек. Лайт опасливо обходил сооружения, присматриваясь, куда бы ему безвредно приклонить голову, когда увидел никем не занятую песочницу. Он присел на ограждение и машинально начал втыкать в песок подобранный тут же совочек. Постепенно бессмысленное занятие, которому он всегда с упоением предавался в ранние годы, увлекло его целиком и полностью. Неподалеку виднелось перевернутое ведерко, и Лайт потянулся взять и его, чтобы напечь аппетитных куличиков. Под ведерком обнаружилась светловолосая голова. – Свят-свят-свят! – вырвалось у Лайта. – Не шуми, я в засаде, – прошипела голова. – Тут Ниа не появлялся? Лайт замахал на голову совком и икнул. Диалог понемногу налаживался. Подошла Эффи со своей бригадой: – Ниа у парикмахера на отбеливании. Вернется через неделю, – она зевнула. – Он, кстати, говорил, что как только соберет ту головоломку на 15000 кусочков, сразу начнет думать, кто такой Кира. – Нет, это я поймаю Киру! – пробурчал, змеей вывинчиваясь из песка, тощий мальчуган. – Я его вычислю, а потом поймаю, буду на веревочке водить и в ток-шоу показывать, а доходы от рекламы спонсоров отправлять в фонд помощи пандам. Лайт и сам время от времени перечислял карманные деньги в этот фонд, очень переживая за судьбу очаровательных бамбуковых мишек, поэтому сразу почувствовал к ребенку симпатию и захотел его предостеречь: – Кира большой и сильный... наверное. А ты маленький и худенький, тебя он и под ногами-то не заметит. – А я вырасту! Буду употреблять много калорий и сам стану большим и сильным. От каких продуктов вес набирается? Дети начали наперебой перечислять: – Свинина! – Манная каша! – Пончики! – Шоколад! Последний вариант мальчишке понравился, и он остановил товарищей: – Стоп! Пусть будет шоколад – плитку в кармане носить удобно и руки благодаря обертке не липкие. Ну, Кира, погоди! Лайт не сдержал ироничной улыбки, но тут его позвал директор. Новенькому вамми была оказана особая честь – господин Рувье поначалу собирался преподавать Смиту лично. Первым уроком была математика. Лайт, не скрывая самодовольства, раскрыл тетрадь, собираясь записывать условия, – точные науки всегда давались ему блестяще. Задача была такая: «У вас два яблока. Вам дали еще три яблока. Сколько у вас яблок?» Лайт усмехнулся: – Пять. – Неправильный ответ. Подумайте еще. Вчитайтесь в условия внимательнее. – Два плюс три будет пять. – Неверно. Лайт пожал плечами и достал из кармана мобильный телефон. Набрал в калькуляторе цифры, произвел расчеты. – Пять яблок. – Нет. – Да вот же, сумма на экране, – начал горячиться Лайт. – Это очень хороший телефон, фирменный, и калькулятор в нем наиточнейший. – Много. У вас много яблок. – Ну, знаете! – Смит швырнул тетрадь на пол. Казалось, он еще никогда в жизни не выходил так далеко из себя. Директор смерил его взглядом: – Я-то как раз знаю. И ваши товарищи по интернату тоже знают. А вы – нет. Выйдите за рамки шаблонного мышления, раздвиньте обывательские горизонты. Точный ответ не равно правильный. Истина где-то рядом. Лайт громко фыркнул и сунул руки в карманы. – Поднимите тетрадь и попытаемся начать сначала. – Хватит ломать комедию, директор, – они пытались заставить его почувствовать себя никчемным, сломить его дух и подкосить уверенность. – Я не малое дитя, чтобы считать на пальцах и разгадывать загадки. Давайте начнем действовать как взрослые люди. – Нетушки. Господин Рувье потер ладони. Жест показался Лайту на редкость неприятным и зловещим, однако он упрямо вздернул подборок, решив отстаивать свою честь человека и божества. Директор начал с неожиданного заявления: – В наших рядах вы пробыли недолго, но показали себя не с лучшей стороны. Вы абсолютно ничем не примечательный молодой человек. Говоря языком, понятным вам, заурядным людям, – серая биомасса. – А как же я тогда стал лучшим учеником Японии? У меня на этот счет грамота имеется, и не одна, – не без ехидства осведомился Лайт. Директор вздохнул: – Вы, как мне докладывали, интересуетесь криминалисткой и статистикой преступлений. Вам ли не знать, как распространено в Японии взяточничество и кумовство. Ваш отец давно уже является вторым лицом в японской полиции, причем все понимают, что рано или поздно он возглавит ее. Как вы сами-то думаете, были ли причины у руководства вашей школы не выделять вас как особенного ученика? Может быть, вы не без способностей, то есть в силах запомнить таблицу умножения или дату Трафальгарской битвы, но какой школьник с хорошей памятью и здоровым мозгом этого не сумел бы? Однако гением вас назвать точно нельзя. Глаза Лайта сузились, а кровь вскипела. Ах, нельзя! Ах, серая биомасса! Сейчас он им всем покажет! – Я не могу быть бездарностью. Потому что я – Кира. Директор устало потер переносицу с видом человека, неоднократно оставлявшего за вранье без сладкого людей, уверенных, что они превзошли и Евклида, и Ньютона, и Теслу. – Докажите. Лайт Смит, у которого за пару дней судьба отняла все, кроме непомерно раздутого чувства собственного превосходства, усмехнулся: – Извольте... *** Он бегал по рощице кругами, словно пес, потерявший хозяина. Может быть, это? Или другое, повыше? Он не предусмотрел, что не узнает то самое дерево, под которым закопал тетрадь смерти! Рюука нигде не было видно, и на отчаянные крики Лайта бог смерти тоже не отзывался. Полетел ли он пообедать или ему стало скучно сидеть на ветке, но того опознавательного знака, на который рассчитывал его партнер, на месте не было. Господин Рувье, сидевший в автомобиле, выразительно поглядывал на часы и нажимал на клаксон всякий раз, когда замечал воспитанника среди кустов. Наконец Лайт с понурым видом забрался в салон. Стыд не позволял ему поднять глаза от приборной доски. – Вы продолжаете настаивать на том, что вы Кира? – спросил господин Рувье мягко. – Или мы сойдемся во мнении, что до уровня Дома Вамми вам еще расти и расти? Лайт запустил пальцы в свои светлые неяпонские волосы. Директор приюта прав – никакой он не гений. Гений не потерял бы тетрадь смерти вместе с шинигами, гений не дал бы себя запугать детям, гений решил бы эту дурацкую задачу про яблоки. А роль Киры слишком ответственная, чтобы доверять ее бездарю. Чтобы доверять ему... Он вздохнул и нечеловеческим усилием втянул обратно собиравшиеся на ресницах слезы: – Нет, директор, не настаиваю. Очевидно, что я присвоил себе чужие заслуги, которые мне совершить не по плечу. Был бы я настоящим Кирой, вы бы уже агонизировали, а я бы смеялся и показывал пальцем на ваш будущий труп. Директор одобрительно закивал. Очевидно, что трупом молодежь его представляла не в первый и не в последний раз. – Наконец-то я слышу здоровую самокритику, а не юношеский максимализм. Ну-ну, не хандрите, – ущипнул он подавленного неудачей Лайта за щеку. – Сегодня вечером у нас будет демонстрироваться ретроспектива венгерского недублированного кино, то-то будет потеха. Автомобиль быстро катил по ровной дороге, убаюкивая Лайта, прикорнувшего на удобном сиденье. Он смотрел в окно и думал, что вот так и проходит жизнь. Он сирота, из Дома Вамми его теперь исключат, скоро совершеннолетие, значит, даже на пособие от государства рассчитывать не приходится. Университет – слишком дорогое удовольствие, образование для него недоступно. Нужно снять квартиру, найти работу, стать самым обыкновенным трудягой и тащить лямку до конца никчемной жизни. Если бы можно было все вернуть! Затуманенный взгляд свергнутого кумира скользил по витринам, прохожим, пожилому усатому мужчине, уронившему газету на тротуар... Лайт отчаянно завопил, требуя остановки. Выбравшись из автомобиля, он запрыгал вокруг своего бывшего отца, не в силах выбрать ту его часть, которую хотелось обнять в первую очередь. Не вынеся напряжения момента, оба расплакались. – Ну, как ты, Лайт? – всхлипывал старший Ягами. – Папа! Усынови меня обратно! – Лайт терся распухшим носом о родительский пиджак и ни за что не хотел отцепляться. – Я буду хорошо себя вести, честное японское! Ягами погладил его по макушке: – Не могу, ты же гений. Тебе надо находиться среди своих. – Никакой я не гений! – Скромность – это хорошо, – не унимался Ягами, – но на тебе лежит огромная ответственность за... Лайт заревел в голос: он не ожидал, что от него так легко откажутся. Вокруг начала собираться небольшая любопытствующая толпа. В кармане шефа Ягами затрезвонил телефон. – Рюдзаки? Что, какой ролик в интернете вы увидели? – растерянно бормотал в трубку Ягами. – «Великовозрастный придурок распустил нюни как маленький, смотреть всем ЛОЛ»? – он прикрыл динамик ладонью и прошептал Лайту: – Рюдзаки сообщает, что нас кто-то снял на видео и выложил на YouTube. Мы стремительно набираем просмотры. В трубке что-то запищало. Ягами снова приложил ее к уху. – Вот оно как... Вы уверены, Рюдзаки? Ясно. Телефон пискнул и отключился, а Ягами положил руку на плечо Лайта: – Послушай меня! Нам нужно серьезно поговорить. Лайт уже один раз серьезно поговорил с отцом, после чего тот стал для него просто Соичиро Ягами, и ему предложение не понравилось. Он насупился и замотал головой, продолжая изливать на пиджак полицейского потоки негодования и слез. – Не плачь, не плачь, что ты. Хочешь конфетку? Мятная! – Ягами повертел перед лицом Лайта залежалый помятый леденец нездорового ядовито-зеленого оттенка. Такие всегда лежали в ящике его стола, специально на те случаи, когда сын навещал отца на работе, и для Лайта это был вкус счастливого полноценного детства. Конфета мгновенно исчезла за его щекой. – Вот и молодец, – похвалил его Ягами, который, заглушив на время источник громкого хлюпания, мог наконец передать сообщение. – Великий детектив L, ты наверняка слышал про его подвиги, как выпускник и рекламное лицо мировой сети приютов Дом Вамми приносит нам извинения: он на всякий случай, ну совершенно без всяких задних мыслей, от нечем заняться, ну ты понимаешь, перепроверял твое личное дело, мало ли что, и обнаружил... Ты – наш родственник, а мы – твои! Никого не перепутали, все на своих местах. Возвращайся домой, сынок! *** В штабе L и Ягами-старший уже в четвертый раз пересматривали самую популярную любительскую запись дня – «Двое великовозрастных придурков распустили нюни как маленькие». Полицейский смущенно шевелил усами, вспоминая недавние треволнения. – Но что теперь ждет Лайта? Тюрьма? Казнь? Каторжные работы? L потянулся, разминая косточки и незаметно протягивая руку к блюду с эклерами: – А на каком основании? Если сам Кира не сумел доказать себе же, что он Кира, значит – он не Кира. Логика – с ней, шеф, не поспоришь. Так что в понедельник приводите сына, введем его в курс дела, нечего такому уму вхолостую шестеренки вертеть. Пусть помогает в меру своего разумения в штабе расследования, заодно будет мне спинку чесать и кофе варить, а то у нас тут некому. Ягами растроганно пожал детективу вымазанную в креме руку. Пока они, дружески перемигиваясь, вытирали пальцы салфетками, на экране, на который никто уже не обращал внимания, продолжал транслироваться ролик: молодой человек совершенно неяпонской светловолосой наружности с щекой, раздутой от засунутого за нее леденца, ласково обнимал широкоплечего седоватого мужчину. Последней секундой дрожащая камера, прежде чем выключиться, захватила высокомерную улыбочку юноши и губы, по которым любой сурдопереводчик со злодейского без труда прочел бы «Just as planned...»