Не ходи в чащу леса

Я сидела в сладострастном трансе. Не прошло и пяти минут, как голос, нежный и томный, начал эхом раздаваться в моей голове. Мелодией звуков он ласкал мой рассудок, заставляя повиноваться, как куколку. Я привстала на кровати, мою разгоряченную кожу окропила холодная струя воздуха, отчего по ней рассыпались мурашки, ласкающие мое тело. В комнате будто стоял розовый дым, отдававший чем-то теплым и приторным, словно старая потертая книга с рецептами, он манил и пленил меня, взывал пойти за ним. Так я и поступила: откинула одеяло до конца, поцеловала на прощание плюшевого мишку, в его глазах легко читалась досада от разрыва наших чувственных объятий, и, босая, потопала к выходу. Нужно сказать, что это был не первый раз, когда я вот так ухожу прочь ночью, как самая настоящая непослушница. Три года назад, когда мне еще стукнуло четырнадцать, я, обиженная на родителей из-за какой-то несуразной глупости, ночью покинула дом. Я хотела сбежать в чащу леса, но так и не осмелилась, всю ночь просидев под стареньким дубом одна, обнимающая ствол, как игрушку. Конечно, на следующий день меня ждало несладкое наказание и впредь я не забывала о нём, оно накрепко впечаталось в сознание. Не забывала до этого момента, до того, как сладкий запах клином не вытолкнул воспоминание. Мою голову одурманили, поманив печеньем, я позабыла страх, я шла вперед, тихонько выставив руку вперед, чтобы не упасть в темноте, жмурясь от колющей боязни. Быстро и тихо я минула порог своей комнаты. Пол подо мной еще пробивался на хилые, усталые скрипы. Это было похоже на скулящую кошку, которая пытается защитить своих котят. Опираясь на черные мраморные перила, я фривольно спускалась вниз. Иногда нога больно проскальзывала мимо твердости, и я чуть ли не падала! Дверь в сад приоткрывается, и я уже стою в компании спящих цветов. Они все такие же пахнущие и красивые, хоть и дремнущие. Их головы склонились к траве, будто пытаясь сбежать от чьего-то гнета. Мне страшно, озябшие руки обняли дрожащие плечи, укрытые родинками. В детстве мне говорили, что если очень часто целовать определенное место, то в следующей жизни на этом месте появится родинка. Самая настоящая! Я вновь слышу голос, такой успокаивающий и мягкий, что хочется зарыться в пух и нежиться днями на пролёт, он зовёт меня, влечет, когда я уже собираюсь развернуться и сдаться: – Подойди ко мне. – Звук идёт откуда-то из глубины леса. Я слегка колеблюсь, ведь он – такая отрешенная и скрытая для меня часть, что сунуться туда просто так, из-за пленительного голоса незнакомки я не могла. – Не бойся, я буду с тобой. Все слова из моего горла будто украли, может быть эта девушка своим присутствием расплавила их, как конфеты? Я помялась, пыталась обдумать решение, пока прикладывала палец к замершей губе; ветер дул в сторону леса, зазывая и толкая мою спину на встречу. Будто сама природа была рядом со мной, чтобы преодолеть этот страх, страх неизвестности, провести меня прямо туда, сквозь все препятствия. Я поддалась: мелкими, осторожными шагами начала продвигаться ближе, я прикрыла глаза, полностью вверяя себя ветру. Сначала неловко и боязливо, а потом увлеченно и любопытно, будто каждый шаг – ириска с уверенностью. Вдруг кто-то нежно взял мою вытянутую вперёд руку. Прикосновение было мягким и желанным, но я не решалась открыть своих глаз.  Женская рука повела меня вперед, к лесу, шепча что-то невнятное, но весьма притягательное. Её шепот опалил мой разум, атаковал со всех сторон. Если быть честной, я очень хотела открыть глаза и взглянуть на незнакомку, покрытую пеленой флёра. Мягкая трава сменилась землей и палками. Я начала медленно приоткрывать глаза, не из-за боязни, а из-за излишней сонности. Передо мной стояла красивая девушка. Я имею ввиду действительно красивая, что на момент я даже забыла, как дышать: она была чуть выше меня, волосы, которые некоторые дураки назовут соломой, я описывала, как сияющие слитки золота, глаза походили на лес, его чащу. На мгновение мне показалось лицо этой дамы очень знакомо, но уже через пару секунд я выбросила это суждение из моей ветреной головы. Девушка мне улыбнулась своими алыми губами. Только сейчас, когда я отвлеклась от её лика, я заметила, что она была одета в лёгкое фиолетовое платье, что к низу обрамляло белый подъюбник. Ткань выглядела легкой, даже призрачной, - она развивалась на ветру и была слегка прозрачна. – Здравствуй, – тихо, но так громогласно для меня, раздался голос. Теперь я могу нормально слышать её, без эха и прочей ерунды. Голос был не низким, скорее глубоким и женственным, глубоким настолько, что он проникал в мой рот и одаривал какой-то несбыточной сладостью. – Я знала, что принцессы заточенные в замках красивы, но не думала, что настолько, дорогая. – Она обхватила и вторую мою руку, я поддавалась и не думала о сопротивлении: её тело, голос и лицо меня влекли. Девушка грациозно переместилась и теперь уже держала меня за талию из-за спины, а вторую руку вытягивала в даль, что казалось, будто мы танцуем вальс, её голос звучал томно, спокойно, однако отдавал ноткой явного задора и игривости, что заставляли меня улыбаться. Мне было неловко, даже стыдно, что красивая девушка застала меня именно в сорочке, а не в лучшем платье! Я мимолетом посмотрела на землю, потерев кулачки, высвободившихся рук, друг от друга – мнимая успокаивающая таблетка. Всю свою жизнь я мечтала о подружке, но думая об этом, я и не знала, как буду вести себя , когда это совершится! Сделав реверанс, я предстала перед её глазами, освободившись из теплой хватки. – Ох.. Здравствуйте, – сказала я, пока мой живот урчал от испытуемой тревоги. Хоть мне и было непреодолимо страшно, но я хотела показаться доброй и хорошей для моей новой знакомой. Девушка представилась и символично протянула мне руку. Её имя звучало довольно таки сладко, что, наверное, его можно было бы повертеть на языке, как конфетку. «Кенни»... Ей подходит. Двигалась она плавно, будто летала в воздухе или, в самом деле, плавала в воде! Своими глазами она заглянула ко мне в душу, искореняя любое возможное слово. Я протянула ей руку, вверяя себя и свою душу. Впервые я была так наивна с незнакомкой, хотя... И других знакомств попросту не было. Кенни повела меня куда-то вглубь. Лес, кажется, проглатывал и обнимал нас пушистой кроной. Затягивая все глубже, она хихикала, но не говорила. Она и вправду говорила мало, но каждое её слово было желанным для меня. С каждым словом она привязывала меня к себе. Мы остановились близь пенька, далее можно было рассмотреть прекрасную поляну, которая сейчас для меня была заволочена огромной кучей тумана страха и неизвестности. Я неловко огляделась; блондинка уже не держала моей руки, отпустив в свободное плавание. – Вы... давно тут? – Желание как-то вывести её на слова казалось сильнее моего стеснения. Проигнорировав мой вопрос, она отвернулась. Присела куда-то на корточки и начала рыскать по траве. Сумев оторвать взгляд, я огляделась вновь мимолетно и просто. Вокруг длиннющими великанами стояли деревья, своими листьями скрывающие нас от зорких глаз звезд; сырая земля сменялась мягчайшей травой, усыпанной всевозможными разноцветными пятнами – цветами. Где-то дальше, я слышала, журчала речка и пиликали сверчки. Тогда же моя новоиспеченная подруга привстала и протянула к моему лицу свою руку. Я заметила, что в действительности она не скупится на лишние прикосновения. Лишь секунда моего неведения, и я чувствую, как она заправляет белый цветок мне в волосы, за ушко, улыбается и тихо шепчет: «Тебе идёт». Так сладко, что я еле как сдерживаюсь от того, чтобы намертво упасть. Она проводила своими руками, так нежно и воздушно, вверх по моим рукам: от самых кончиков пальцев, до плечей. Меня бросало в дрожь. Теплый холод захватывал мое тело, и я напряженно сглотнула комок волнений. Внизу живота крупной стаей порхали бабочки. Кенни вновь и вновь брала меня за руки, чтобы показать просторы леса. Мы не уходили так далеко и, на самом деле, то был лишь жалкий вход, некое самопознание. Об этом месте я вполне себе знала, с родителями мы тут не часто прогуливались. Я заметила, что она совершенно не рассказывала о себе, зато с радостью слушала мои рассказы. Спустя время я даже растаяла и начала вести себя свободнее с ней, но всему приходит конец. Мы ходили по близким дорожкам леса, я иногда спотыкалась о камушки из-за природной неуклюжести, а Кенни удерживала меня от падения и тепло хихикала. Мы подходили к красивым цветам, к цветам, которые я никогда и не видела! В те моменты она раскрепостилась: разевала рот и ведала все о чем знает: – Дорогая, заметь, эти синие розы сродню твоим блистательным глазам, – улыбалась она и нежно, сосредоточенно продолжала говорить, – Я читала, что они означают недостижимую любовь, – замирала и, будто опасаясь оглядывалась, шептала, – даже мистическую! Тогда я глубоко раскрывала глаза и стояла по несколько секунд с разинутым ртом, прижимаясь к её руке ближе. Когда мы вместе резвились и смеялись на траве, начали пробиваться первые солнечные лучи. Дева как-то резко и серьезно встала, что я на секунду опешила. Она посмотрела мне прямо в глаза и, помахав рукой, улыбнулась и скрылась в лесной чаще. Я еще долго смотрела ей вслед, когда любовь горячим какао разливалась внутри. Легкое чувство заполнило мое тело, казалось, будто его всюду щекочут мелкие перышки, а мысли полны вязкой розовой жижи. Трава была мягкой, и прошло сродню десяти минутам, когда я наконец-то смогла взять себя руки и выпорхнуть из своего сладострастного гнёздышка. В дом, в свою комнату к милому медвежонку, я вернулась так же быстро, как и пришла. К моему сожалению, моя голова напрочь была забита мыслями о незнакомке и желаниями прилечь на подушку. Весь путь в моей голове представали образы пухлых красных губ, золотые пряди и нежные руки, что с лаской прикасаются ко мне, обнимали и гладили, иногда шепча желанности. Я будто наяву чувствовала эти прикосновения и плыла. Новый день оказался для меня морокой: я совершенно не выспалась, из-за чего была рассеяна. Родители не поскупились и на ругань в сторону этой злосчастной повинности. Они пытались меня образумить, скидывая все на ветер в моей голове и свое желание его поскорее выбить. Уже обиженная я села за стол. Даже вкуснейшие макароны не могли заставить меня прекратить дуться на них, впрочем родителей это не особо и волновало, но вскоре они отстали от меня, дав единственное задание - заперли меня в комнате, где я днями тренировалась в игре на фортепиано и сказали, что к вечеру я должна буду ждать наказания за утреннюю рассеянность. Все же я любила эту игру; когда-нибудь я хотела поразить обещано близкую подругу своей блистательной игрой. Однако, сегодня я была совсем растеряна и заторможена. Ноты и нужные клавиши попросту вылетали из моей головы, а пальцы танцевали около ложных клавиш! Казалось, будто их вышибают мысли о той самой незнакомке. И на самом деле, оглядываясь назад я понимаю, что мысли о ней меня преследовали непрерывно: вот я читаю книгу и в любовнике главной героини вижу её, слушаю любимую песню, которую будто поет моя новоиспеченная подруга! Вскоре я устаю сопротивляться этим мыслям, - хотелось отдаться в их пленительные лапы и, забыв обо всем, думать только о ней. Интересно, придет ли она сегодня вновь? Я уже давно не делала наказанных родителем дел, не играла на фортепиано и не читала изысканно французских книг. Как негодница лежала и, даже не стараясь, читала романы. Ах, какие они всё-таки поразительные, что душа поет! Прекрасный принц, что был заточен в замке давным-давно, набрел на красивую девушку, что, к его несчастью, оказалась напрочь мертвой! Но какой красивой... Чёрные как уголь волосы, белесая кожа и впалые глаза с озорной улыбкой. Говорила она не так много, но каждое её касание отпечатывалось неслыханной теплотой и сахарностью. Я откладывала книгу в желание растянуть алканое удовольствие. Садилась на ветхий подоконник и, скучая, выглядывала в окно, напевая незамысловатую мелодию. Ветер завывал со мной, колыша деревья и заставляя птиц слезть с веток. Он не бушевал, напротив, будто ласкал своими потоками обитателей. Солнце медленно скатывалось к земле, оставляя после себя легкость ночного неба. Не успела я и вздохнуть, как ясный небосвод сменился сумерками! Я ахнула и испуганно вскочила. Как же так! Я совершенно забыла о делах, что мне наказал отец. Вон там валяется небрежно брошенная книга, а фортепиано, кажется, уже покрылось пылью от того, что я его почти и не трогала. Как лань испуганная сломанной веточки, я бросилась к книге. Пробежаться глазами, конечно, не хватит, чтобы полноценно пересказать неизведанный мне сюжет, но поможет хотя бы обрести опору. Делала я это быстро, по крайней мере старалась, будто ребенок, уплетающий шоколадку в тайне от родителей. Вдруг я начала слышать тихие, но тяжёлые шаги, которые с каждой секундой приближались ко мне. Я вся сжалась, а на уголках глаз появились соленые капли. Винить себя было бы чертовски мало, ведь я по такой глупости не выполнила поручение, что можно было бы добровольно сброситься с обрыва! И я слышу скрежет, было понятно, что сейчас произойдет, но я так не хотела этого, что старалась заменять все эти ужасные мысли котятами и щенятами. Отец зашёл грозно, статно и страшно, как волк, как медведь. Я зажмурилась на секунду и направила взгляд на него, встала, выпрямилась, как струночка. Он медленно становится посередине комнаты, прямо напротив меня. Матушки, что казалась сейчас слишком желанным подарком, не было: – Ты прочла книгу, которую ещё утром я велел тебе прочитать? Я нервно сглотнула, взявшись теребить конец платья: – Да, папа, я успела прочитать ее. Она была очень интересной и... Не успела я и додумать, как он перебил меня: – И как зовут мать главного героя? – Ну, её звали... эмм... Жанетт! – Я долго мялась и вспоминала, пока не наткнулась на неизведанное книжное имя в своей памяти. Сердце билось сильно, я боялась человека, что стоял передо мной. – И сейчас ты собираешься мне врать? – вскрикнул он, но вскоре утих, к сожалению, ненадолго, – Её звали Жизель. Ты даже не прочитала первую главу, правда? – Я.. Я правда прочла, отец, просто- Я не успела договорить, как меня вновь перебили: – Марджорин Стотч, неблагодарная дрянь. Одни ветра в голове, вижу я, ничего хорошего из тебя не выйдет. Я ждал от тебя большего, а ты только разочаровываешь меня. – Я опустила голову в желание не смотреть на него, сжимала глупый подол все сильнее и сильнее до побелевших костяшек. – Прости, папа, я постараюсь... - говорила я с горечью, с комом во рту и наворачивающимися на глаза слезами. – Ты постараешься? Ты уже не заслуживаешь моего терпения! Твоя лень и безалаберность приводят к тому, что ты станешь позором для нашей семьи. – Прости, отец, я.. я.. не хотела, – через силу выдавливала из себя слова вместе со слезами. – Не хотела? Ты даже не понимаешь, как ты обижаешь меня своими поступками! Тебе пора проснуться и начать действовать, как нормальный человек. Руки. Я испуганно посмотрела на него, глаза округлились, а тело затрясло, будто его знобит от холода. – Ты уже совсем слух потеряла со своими играми? Руки, – еще громче и яростей повторил он, пока брал тонкий прутик, что стоял в самом дальнем углу. Захлебываясь и задыхаясь в своих слезах, я всё-таки вытянула руки. Моё тело пронзила боль, от чего я зарыдала ещё сильнее. Где-то вне моего сознания я слушала, как отец вторил мне перестать рыдать, иначе он будет продолжать бить сильнее. Я все понимала и старалась унять слезы, горестно виня себя. Так и пролетели десять, а то и двадцать ударов в попытке проглотить воздух. И я, как виновный преступник, умчалась наверх, в свою комнату. Я тяжело упала на кровать, обняла избитыми руками, что еще кровоточили, свою игрушку, своего любимого мишку и продолжила рыдать навзрыд. Я прижимала его ближе к себе, будто это кто-то живой, тихо шептала мантры, что помогли бы мне успокоиться, но вместо этого, я услышала лишь шаги и скрип открывающейся двери. Я не обратила внимание, желая абстрагироваться от мира и продолжала прижимать игрушку ближе. Рядом села теплая фигура, аккуратно тронула меня за плечо и позвала к себе: – Марджорин, Mon cher, дай-ка мне посмотреть эту рану. – Она аккуратно достает из своего сундучка ватку и какую-то жидкость, начиная обрабатывать раны, пока я кривлюсь от боли. – Как это могло случиться? Ты знаешь, что это опасно, такие ссоры... Они добром не заканчиваются. Сколько раз я тебе говорила, не зли отца и делай то, что он скажет, – строго, но с показной заботой, в которую я не верила, говорила она. – Матушка, я просто прикрыла глаза и уснула, я не думала, что так будет... – Я все еще кашляла и тяжело говорила. – Пускай, можешь не придумывать, scélérat, я ведь знаю тебя. Ты ведь знаешь какой он, ты должна была избегать этой ситуации, и можешь винить лишь себя. – На этой ноте она и закончила мое лечение. Тяжело поднялась и поцеловала меня в щёку, напрочь мокрую от слез. Я грустно посмотрела ей вслед и, не сдержав нового порыва, потянулась к плюшевому мишке вновь, находя в нём свое успокоение. Ах... Вот бы тут была Кенни.