Тем более сейчас май. Май!

Май жаркий и долгий, как разжеванная жвачка, и пахнет ленью. Ходить десятиклассником в школу в мае равносильно тому, что выпивающий электрик появится на рабочем месте в пятницу. Всем всё понятно, и издалека уже тянется сладкое предчувствие наступающей субботы. Золотое время для чего угодно, кроме учёбы. Духом праздника пропитаны все рекреации и кабинеты, а на уроках остаётся время только для шуток и фамильярных разговоров. Преподаватели заняты с одиннадцатым классом или прячутся в запертых учительских от шумных развеселённых младших. Расписание, однако, выстраивают не по-божески, и десятый класс сначала пыхтит на контрольной по алгебре, а после тащится на предпоследнюю физкультуру, с которой сбежать не даёт литература следующим. Гудящая толпа пацанов вваливается в душную раздевалку, насквозь пропитанную потом и ненавистью. Здесь горит только одна тусклая лампочка, а на полу кто-то оставил брюки. Рыжий устало хлопается на скамейки, длинным рядом придвинутые к стене. Он показушно вздыхает, как барышня, попавшая в беду, и прикрывает глаза. Математичка высосала из него все душевные силы, двигаться не хочется совсем. — Не киснуть! — в раздевалке появляется Мертвец, его дружочек из параллели. Его радость подпитывается тем фактом, что ему всё-таки удалось списать на последних десяти минутах. — Не липнуть, — отпихивается от друга Рыжий, почувствовав щекотку под рёбрами. — Ты читер, я с таким не общаюсь. — Поплачь, жертва синдрома отличника, — ухмыляется Мертвец, сразу стягивая футболку через голову. Он ещё в марте забил на школьную форму, за что, конечно, отхватил от завучей, но ходить в летних шмотках не перестал. Рыжий подзалипает на его смуглую кожу в родинках и удивляется, на чем держатся штаны. Мертвец — доходяга и гоняет без ремня, из-за чего складывается ощущение, что джинсы вот-вот слетят с него. Рыжий смотрит, как тот переодевается и завязывает волосы в высокий хвост. Одноклассницы обоссутся от этого зрелища. И Мертвец прекрасно об этом знает, словно назло выпуская пару прядей, чтобы казаться ещё милее. — Когда краситься позовёшь? — кивает он, наматывая серо-зелёную прядку на палец. Рыжий вот уже как полгода его внештатный парикмахер и упорно красит его чёрный густой волос в ярко-синий. Результат держится недолго, но даже недельный имидж Мертвеца устраивает. Рыжий подумывает, что он просто токсикоман и кайфует от запаха краски. — Мне лень, — ноет Рыжий и зевает. — На твою башку опять дохера краски уйдёт. И всю ночь корячиться придётся. — А ты для чего силы бережёшь? — хмыкает Мертвец и отходит к друганам в другом углу раздевалки, оставляя Рыжего томно разлёживаться на своём рюкзаке. Он делает вид, что засыпает, а потом чувствует, как его поглаживают по голове. Мельком смотрит через плечо, замечая подмигивающего Мертвеца, уже отшатнувшегося от него подальше. — Спортсмены! Выметаемся, — в дверном проёме появляется широкая фигура физрука. Молодой мужчина с первых дней заработал уважение пацанов благодаря видео в соцсети, где он поднимает в становой тяге какой-то невообразимо большой вес. Девочек он перестал интересовать на следующий же день, после репоста фотографий своей жены. Рыжий таится в своём углу, активно изображая кучу одежды. По скрипу слышно — физрук ходит совсем близко, вынюхивает след прогульщика, как охотничья собака. — Ры́жих, я тебя вижу, — выдыхает мужчина, приподнимая накинутую на чужую голову рубашку. — Давай, быренько. — Моя фамилия — Рыжи́х! — выпаливает униженный и оскорбленный, выползая из-под спортивок и рюкзаков. — Я же Вас не зову Игорем Артёмовичем! — Спасибо тебе большое, Рыж, спасибо, за то, что я все ещё Артём Игоревич, — физрук улыбается и смотрит по-отечески снисходительно. У него озорные зелёные глаза, из которых ещё не пропал огонёк радости. Такие глаза у всех молодых учителей, ещё не столкнувшихся с долгой работой в школе. — У меня формы нет, — Рыж не спешит вставать со своего места, смотрит с вызовом. Измываться над учителями его второе любимое занятие. Он с первого класса привык вести себя развязно. Раньше за это ему нехило доставалось, но чем старше он становился, тем проще начинали относиться учителя. Возможно, у них кончились запасы крови, которые можно было выпить. — Не удивил, — Артём Игоревич качает головой, укладывая руки на груди. Он оценивает чужой внешний вид. Джинсы с дырявыми коленями и широкая розоватая рубашка. — Так и занимайся. Оценок нет ни черта. Выходят вместе под шебутные препинания Рыжего и довольный свист Мертвеца. Эта разноцветная шпала стоит одна из первых в шеренге, а Рыжа отправляют в конец, поближе к девочкам, некоторым из которых он в подбородок дышит. Он смущается и краснеет пару минут, пока один из мальчиков не предлагает ему поменяться местами. После быстрой переклички десятый класс весёлой гурьбой вываливается через запасной выход на улицу. Вокруг всё цветёт и пахнет, дурманит голову сладкой сиренью и свежей зеленью. Школьники разбредаются вокруг длинного футбольного поля, пока физрук не подаёт знак свистком. Все сразу сбиваются в кучки, бегут вокруг поля несколько кругов. Рыжий делает это нехотя, то и дело переходит на шаг за поворотами. Ему кажется, что отсюда его не видно. — Физкульт-привет, — на плечо падает влажная ладонь Мертвеца. Чуть сжимает и гладит, ныряя пятерней в короткие прядки. Рыж зимой стригся под машинку, чтобы отрастить к лету гнездо на голове. Сейчас издалека он напоминает только занимающийся в углях огонёк. — Давай за школу, — просит он соблазнительно, кивая в сторону. Там между кустов прячется узкая тропинка, ведущая к повороту за угол, к выходу из детской рекреации. Мертвец сомневается пару секунд, а потом, заметив отсутствие физрука на посту, соглашается. Он срывается на быстрый бег, хватая Рыжего за руку, и тащит за собой, будто их действительно сможет кто-то остановить. Артём Игоревич заметит их исчезновение позже, когда всем нужно будет зайти на поле и выполнить разминку, но ничего не сможет с ними сделать. С этими двумя столько мороки, что проще закрыть глаза на маленькие подростковые шалости. За углом школы прохладный тенёк и шумят клёны. Рыж усаживается на каменные ступеньки, рассматривая плотную листву. Сквозь неё паутиной пробивается солнечный свет и где-то в глубине чирикают птицы. Мертвец стоит напротив, расправляя плечи. Он непропорционально длинный и неуклюжий, колени в синяках и ссадинах. Так и хочется накормить и залатать бедолагу, а то того и гляди развалиться. Примерно этим Рыжий и занимается, когда Мертвец внезапно оказывается у него дома или напрашивается на ночёвку. Даже мама готовит для него иногда. Особенно, когда Мертвец умасливает её на что-то такое, чего он «в жизни вкуснее не ел». А сейчас он ещё потный и растрёпанный после трёх кругов пробежки, выглядит удручающе. — Выглядишь, как чучело, — Рыж улыбается уголком губ и жмурится. На него смотрят сверху вниз и подходят ближе, аккуратно придерживая за подбородок. Под кожей пробегает табун возмущенных мурашек и задевает все нервные окончания, чтобы сердце Рыжего обязательно содрогнулось и провалилось в желудок. — Будешь вороной, которая выклюет мои глазки? — смеётся Мертвец, переворачивая этим звуком внутри что-то огромное и тёплое. Его чёрные глаза-бусинки светятся изнутри, залипательные не то слово. И Рыж залипает, насмерть сражаясь с желанием посмотреть на губы. — Очень романтично, — он отводит смущенный взгляд. За последние полгода между ними столько всего произошло, что от каждой двусмысленности он либо тает, либо напрягается. С Мертвецом никогда не знаешь, чего ожидать. Сначала он нежно подкрадывается к самой душе, наверняка используя какие-то психологические уловки (иначе Рыж не знает, какого чёрта от него так ведёт!), а потом говорит что-то такое, после чего его можно спокойно в тюрягу сдавать. — Весьма, птичка моя, — смеётся Мертвец и отходит на приличное расстояние. От него искрит, сразу бросает в жар, стоит только приблизиться, и он, зараза, это прекрасно видит. Оставшиеся двадцать минут проводят в молчании. Сидят на холодной лестнице, невесомо касаясь коленками. Рыжу тяжело, он чувствует, какой Мертвец на деле горячий, от него так и пышет. Тяжело сидеть без возможности даже обнять по-человечески. Зоркий глазок камеры чётко за спиной неустанно бдит, чтобы в радиусе не происходило ничего из ряда вон выходящего. Развалившейся на ступенях Мертвец выглядит расслабленным. Само умиротворение по сравнению с эмоциями Рыжего. Тот места себе не находит, всё смотрит на него через плечо, выхватывая отдельные кусочки образа, чтобы посмаковать их потом. Россыпь родинок на щеке, шрамик под бровью, длиннющие пышные ресницы, которые делают его невозможные глаза ещё более невозможными. Рыжий видел всё это и без того очень часто, с разных ракурсов, но этого, как и самого Мертвеца целиком, всегда недостаточно. Как после долгого бега, когда глотаешь воздух ртом, а насытиться кислородом всё равно не можешь. Рыж наклоняется ближе, пальцем ведёт по старой царапине на колене. Поднимается выше по бедру, не замечая, как на него пристально смотрят. Выше, выше, пока не доползает до кромки шорт, задравшихся вызывающе высоко. Дёргает за ткань, укладывая ладонь на голую кожу. Легко гладит, не решаясь сжать. — Э! — раздаётся громко совсем рядом! — Опа, вот вы где! Одноклассник Мертвеца появляется из-за угла совсем не вовремя. Напряжение висит в воздухе, словно время замерло и вот-вот треснет. Рыжий не успевает убрать руку. — Чё это вы тут делаете? — Показываю, как лошадь кусается, — плюет Рыжий, стараясь спрятать едкость за ухмылкой. — Там за оценки расписаться надо, — показывают большим пальцем себе за спину. — Типа мы со всем согласны, и всё такое. Рыж грустно оглядывает здание школы. Ему вдруг сильно щемит область в душе, отвечающую за ностальгию. Перед глазами мелькают все года, проведенные за партами, побеги с уроков, разговоры с друзьями, ссоры и примирения с учителями. Он смотрит на одно из окон первого этажа, перегороженное металлической решёткой, вспоминая, как пытался протиснуться через него на улицу, а потом его оттягали за это за уши. В следующем окне видно воспоминание, как они всем классом поздравляли классуху с юбилеем и как она смеялась с его шуток, а ещё выше на третьем этаже виднеется громкий праздник в честь сдачи ОГЭ с пиццей и газировкой. Ещё несколько окон наполнены смехом на уроках обществознания и английского, слезами из-за проваленных контрольных и ссор с одноклассниками. К моменту, как они доходят до футбольного поля, Рыжий успевает перевоспоминать почти всё, что удаётся. Он с грустной улыбкой смотрит на лестничку у запасного выхода, думая, что никогда не испытывал чувства сильнее, чем радость, когда удалось сбежать по ней вместе с Мертвецом. Тот день в целом особенный, но Рыжий почему-то стесняется думать о нём прямо сейчас. Ему вдруг кажется, что на его лице написаны субтитры к мыслям. — Где прохлаждались? — притворно строго спрашивает Артём Игоревич, протягивая документ со списком фамилий. — Не представляете! Бежим мы значит пятый круг… — Давай без вот этого твоего. Ставим подписи, что согласны со своими тройками, и гуляйте со свободной душой, — физрук убирает усталость с лица одним движением ладони, будто разглаживает морщины между бровей. Рыжий быстро расписывается и отходит, решая, что не пойдёт на литературу. У него слишком разнеженное настроение, чтобы разбирать плачь Ионы по сыну. Всё равно он считает, что мужик сам виноват, нечего лезть ко всем подряд со своим горем. Таким стоит делиться только с самыми близкими, и незнакомцы не виноваты в том, что не заинтересованы в его проблемах. Тем более сейчас май. Май! Самое лучшее время в году! Его нельзя тратить на тоску. — У тебя и в паспорте подпись «Рыжый»? — раздаётся над ухом хихиканье Мертвеца. — Тебе палец покажи — поверишь, что хер, и в рот потянешь, — Рыж придерживает тяжёлую дверь, пропуская его вперёд. — Буду я ещё на сомнительных документах настоящую подпись оставлять. — Отчёт по оценкам вполне мнительный документ. — Вот оформит на тебя Артёмка кредит, ты по-другому запоёшь. Мертвец довольно фыркает, чуть отставая. Он проводит остаток перемены со своей компашкой, громко над чем-то угарая. Рыжий даже немного ревнует его смех. Он всегда считал его друзей странноватыми, но из-за того, что сам входит в этот круг, не имеет права относиться к ним плохо. Мертвец сам тот ещё кадр, неудивительно что общается с кем ни попадя. Общительная зараза, которая любит внимание. Рыж стреляет глазами из своего угла, дожидаясь, когда его соизволят заметить. Ему ещё хочется покурить за школой, прежде чем сбежать. Мертвец говорил, что на майских планирует свалить за город, так что возможно сегодня они видятся в последний раз перед праздниками. Рыжий бесится и из-за этого. Он не может ничего предъявить, но и молчать ему тяжело. Остаться без этой улыбающейся рожи на несколько дней кажется ему невыносимым. Нашёл свой личный сорт героина на свою голову. — Давайте, ребят, я погнал, — Мертвец жмёт руки всей компании по очереди. — Не то мой рыжий гремлин сожрёт меня. Компания уходит, посмеиваясь с Рыжего, пока тот сгорает ни то от стыда, ни то от злости разом. — Не зови меня так, — бурчит он, когда к нему подходят. — А как? Потный и злой котёночек? — Мертвец улыбается до ямочек на щеках, садится рядом, сразу запуская два пальца в дырку чужих джинсов. Гладит успокаивающе, пока Рыжий ворчит. — Твои кенты и так ко мне странно относятся, — он расслаблен, но притворяется обиженным. — Слухи уже ползут. А нам ещё год тут учиться. — Я готов выносить твои капризы ещё дольше. На слухи похер. Второй рукой Мертвец ласково гладит непослушные волосы, склоняя к себе. Он смотрит прямо в глаза, выжигая в душе собственное имя. Даже если из всего этого ничего не получится, и Мертвец останется лёгким школьным романчиком, он всё равно будет важной частью жизни. Рыж обнимает его за шею, мягко целует, не в силах больше выносить чужой щенячий взгляд. Все его влюблённости были кареглазыми и всегда это ощущалось, как пытка над собственным терпением. Невозможно не хотеть нежничать с кареглазыми, они все похожи на милых щеночков, которых нужно приласкать. — Ну, идём ко мне, — прерывает поцелуй Мертвец, подтягивая Рыжего на колени. Так ему удобнее обнять тощее тело, погладить спину с выпирающими позвонками. Дыхание из-за поцелуев сбивается и непонятно, воздуха не хватает, потому что в раздевалке душно или потому что Рыжий ёрзает на коленях, то и дело распускает не только руки, но и язык. Мертвец по одной выпускает пуговицы из рубашки, стараясь прикоснуться к чужой груди и талии. От этого трясёт обоих, подстёгивает чувство, скопившееся в животе. Жарко, слишком много мокрых звуков для тишины, слишком опасно. Их спугивает скрип досок из спортзала. Рыжий съезжает на лавку, довольно вытирая слюну с губ. Наскоро застёгивается и одним пальцем манит за собой, сразу выпархивает из раздевалки. Он радуется, что смог раздраконить Мертвеца. Ближайшие два часа в пустой квартире он планирует провести именно в его руках. Потом мама вернётся с работы и можно будет уйти гулять до ночи, обжимаясь в каждом тёмном углу города.