Мой суровый братец

      — Здравствуй, брат.       Старший Мадл молча листает какую-то книгу, а Вирт медленно приближается к нему. Под тусклым светом лампы он кажется угрюмым и таким недосягаемым.       — Когда ты заговоришь со мной?       Ортер моментально закрывает и отбрасывает книгу на тумбу, после чего смотрит, мышцы на его лице напрягаются и тот с раздражением произносит:       — Что такое?       — Я вернулся, тебе разве не интересно, где я пропадал?..       — Мне, к счастью, ничего не интересно, так что ты можешь возвращаться туда обратно.       Виски потирает и вздыхает, такой суровый, а раньше ведь всегда ждал Вирта, магию практиковал и наставления заботливо читал, но сейчас его будто подменили. Нету и не будет прежнего Ортера. Он остался далеко и глубоко в воспоминаниях младшего.       — Помнишь, я пообещал стать божественным провидцем, чтобы остать рядом с тобой? — младший Мадл глазами лицо старшего прожигает. — Я передумал.       — Отчего же? — наконец заинтересованно спрашивает Ортер.       — Не желаю тебе докучать.       Затем Вирт исчезает за дверью так быстро, как и появился в доме. Ортер устало вздыхает, думая о подростковом периоде его братца.       На самом деле он привык быть колким рядом с Виртом и делал это лишь для того, чтобы тот всегда был начеку, был подготовлен к атаке в спину со стороны близких.       Ортер думал, что помогает ему, но на деле лишь ломает парнишку. Вирт никогда не искал любви у брата, а тот и не давал её. Вернее давал, но не совсем тем способом, которым привыкли пользоваться остальные.       Старший Мадл оберегал со стороны. Он никогда не показывал того, что беспокоится и боится потерять Вирта. Даже если показывал, то не было бы понятно, упрекают ли младшего или же оберегают.       Ключевая фраза в семье Мадлов — "Самостоятельно". Ортер всегда шёл к цели сквозь огонь и воду, прожигая все преграды или же проходя сквозь них в форме песка.       Колкий — это суровый взгляд, никому не нужные нотации, сжатые челюсти, тяжёлые вздохи.       «Вирт, какого черта такие ничтожные баллы на экзамене?», «Ты вообще в магии практикуешься?», «Как ты мог допустить то, что он выбил из тебя всё?», «С таким ужасным проигрышем ты разве достоин стать божественным провидцем?»       Любвеобильный — это мягкая улыбка, тёплый взгляд, приветствие кулачком, задорный смех.       «Хаха. Как ты до такого додумался?», «Ты хорошо постарался.», «Чего такой унылый? Хочешь, пойдем попрактикуемся, я всё-таки божественное проведение, помогу чем смогу.», «Ты не замёрз? Может по кофейку?», «Мне для тебя ничего не жалко.»       Отчаяние в лице младшего — это дрожащие руки, слезы злости, крики, напряжённые жевательные мышцы.       «Чем я тебе не угодил?!», «Я не такой как ты!», «Я иногда тоже хочу быть слабым!», «Отойди от меня.», «Ненавижу быть твоим братом!», «Что я снова сделал не так?!», «А ты хоть знаешь, что я погиб на том же месте, когда он размазал мое тело по стене?!», «Мне правда стыдно, прости..»       Обессиленный, жадно ищущий любовь в братских руках, а тот только и делает, что упрекает. Сказать, что Вирт был недолюбленным — неправильно, у него было достаточно любви и ресурса отдавать её в ответ.       Если нельзя было описать, как ощущается любовь Ортера, то младший бы сказал:       — Это словно подолгу наблюдать за тем, как горит огонь в камине, как выигрывать множество соревнований, как впервые варить зелье и получить наилучший результат.       — Любовь — это обширное понятие, и у каждого свое определение к этому слову. А если я накрою твои руки шрамами, все ещё будешь продолжать любить меня?       А ты когда-нибудь пытался меня понять?       Холодный ветер обдувает плечи Ортера. Он сразу же поворачивает голову в сторону его источника. Темно. Будучи маленьким, Вирт, всегда бежал к брату, когда ночь покрывала землю своим крылом, до жути боялся темноты или неизведанной поверхности внутри.       Когда Мадл младший пропадал, Ортер всегда подскакивал с постели и направлялся прямиком в его комнату, удостовериться вернулся ли. И каждый раз, когда не находил, пытался с помощью магии выследить.       Тьма поглощает всё.       Даже в этом возрасте Мадл младший боится темноты. Ортер подлетает на улицу в его поисках. Глупый, какой же он глупый. Зачем отпустил его, бросил на произвол.       Выражать чувства не умеет. Любит, безумно любит, боится, скучает, тоскует.       Сердце стучит слишком быстро, слишком больно. Вновь и вновь, вновь и вновь. Глухие стуки отдают в черепную коробку так, словно земля сейчас уйдёт из-под ног. Дыхание сбивается, волна мурашек накрывает тело, глаза болят из-за слишком яркого света, руками за холодную землю цепляется.       — Ты какого черта здесь забыл?       Строгий тон возвращает Вирта в жизнь, но он не отвечает, молча в пол смотрит и так виновато, словно щенок.       — Пойдём в дом, я волновался. — голос переходит в такое теплое откровение, которое Вирт, по правде говоря, давно не слышал и забыл.       Тепло.       Огонь танцует в фитиле свечи, а в камине трещат дрова, на столе горячий чай и какие-то вкусности.       — Прости, я не хотел тебя обидеть. — слова на ощупь такие тяжёлые.       В ответ тишина, младший Мадл ноги под себя подбирает и в руках чашку сжимает. Кипяток проходящий через стекло, отдаёт горечью и мурашками по коже.       — Мне не обидно, ты же знаешь.       Лжёт.       Ортер подходит вплотную, стакан с рук убирает и в объятиях младшего стискивает. Давно так не делал, скучал, очень скучал.