thawing in prestissimo

Сегодня в городе солнечно и как-то особенно холодно, и иногда это чувствуется каждой клеточкой тела. А главным образом тогда, когда на душе неспокойно. И всё же не припомнится, чтобы когда-то в середине октября стоял такой жуткий холод. Ну или ему просто так кажется. А чего волноваться? Сегодня, вроде как, сольное выступление с фортепиано не у него. — Чего трясёшься стоишь? Из ниоткуда взявшийся голос одетой в белый пушистый полушубок девушки заставил Морана, стоящего возле ворот перед территорией музыкальной школы, вздрогнуть. — Да холодно на улице. — он бубнит в ответ и утыкается носом в шарф. — У тебя поэтому щёки такие красные? — Адлер улыбается так невинно, что и непонятно, искренне ли это, или она просто пресмешничает. Нет, вообще не поэтому. Только эта улыбка теплом пробирает до костей — наигранная она или нет — и прятаться за шарфом заставляет уже не от холода. Никогда ещё этот дамский угодник не чувствовал себя загнанным в угол зайчиком так, как рядом с этой бестией. Он тихо и внимательно, но беззастенчиво рассматривает её черты лица, золотистые локоны волос и красивые голубые глаза-озёра. Внешность в холодных оттенках, казалось бы, не должна совпадать с таким жгучим характером, но только эта ядрёная смесь растапливает его еще быстрее. Теперь уже не так холодно. Моран жмурится, как кот под солнечным лучом; небо открылось и теперь не выглядит тусклым и серым. Правда, холодок всё ещё пробегает по спине время от времени: а как можно быть спокойным рядом с ней? А чего она-то? А она грациозна, как фортепианная транскрипция Листа на кампанеллу, талантлива более, чем какая-нибудь Мерлин Монро(да и впрочем, Моран даже и не думает её с кем-то сравнивать), а потому и превосходна не только в музыке, но и на в актёрском мастерстве, красива, да и в целом просто.. похитительница сердец. Пока она безумолку о чём-то говорит, взгляд задевает её покрасневшие от холода ухоженные руки. — Замёрзла? — Себастьян взглядом указывает на них и уже лезет в карман. — Ни капельки. — На, надень. — он протягивает ей свои перчатки, будто бы её и не слышал. — Да у тебя же сегодня репетиция, руки замёрзнут. — блондинка обиженно дует губки и пихает его перчатки назад ему в карман. — А у тебя сольное выступление. Что важнее, моя репетиция, на которую я даже не пойду, или твоё выступление? — гитарист фыркает и снова вручает ей перчатки. Ирен замирает и по-лисьи прищуривается. — На репетицию не пойдешь? Зачем ты тогда сегодня пришёл? Ещё и с гитарой. Проговорился. — Я.. — тут же густо покраснел и начал отводить взгляд. — Вообще-то, собирался заскочить и разучить этюд один.. в аллегро... — Что, прям в аллегро? — очаровательно, почти мурлыкая проговаривает девушка и оттягивает шарф своего мерзлячего друга. И ведь видит, что он врёт. Да только не получается врать: у самого сердце не то что в аллегро, а уже в темпе престиссимо бьётся, прям из груди выпрыгивает. По крайней мере, ему так кажется, пока голова идёт кругом, а вокруг становится уже совсем не холодно, даже жарковато. Сколько бы за ним не бегало красивых девушек, со сколькими бы он не встречался, ещё ни одна не заставляла его чувствовать себя так. Не заставляла сердце биться в бешеном темпе, а разум захватить и медленно-медленно приручать его, как змеиная заклинательница. А ведь у Ирен как-то получается его заколдовать, и одной своей улыбкой одновременно и согревать, и пускать табун мурашек по широкой спине. — А в престиссимо смог бы? Она всё видит, всё понимает. Читает его как партитуру. А у него никак не получается скрывать свои чувства, и, конечно, она воспользуется этим и сможет его подразнить. Ну не признаваться же ему, что он собирался оставить гитару в кабинете и сбежать на её выступление – это же поломает его образ сильного и независимого мужчины! Только вот этот образ быстро рушится, когда Адлер чмокает его быстренько в губы, а Моран впадает в оцепенение, подобно больному каталепсией. — После выступления увидимся, Джимми Хендрикс. — и с лёгкой ухмылочкой убегает, оставляя себе больше времени на подготовку к фортепианной игре, которая точно сразит этого парня наповал, а ему оставляя привкус вишневого блеска на губах, яркие впечатления и ещё более сильное ожидание её на сцене. — Ага. — он расцветает в самой довольной на свете улыбке, теперь уж точно прекратив мёрзнуть.