я пытался уйти от любви

— Ты дома, звезда? Он уже с порога очутился в сквозняке проветриваемом квартиры и быстром ритме какой-то песни Мираж. Снова жмёт на педаль тормоза — надо ли это всё? Нафига приехал? Музыка стихла. — Привет, чего стоишь в дверях? Непослушная прядь выбилась из-под фиолетового платка, с кармана фартука свисает тряпка, а в руке вторая. — Не знаю, — почему-то не смог сдержать улыбки. — Так проходи, не стесняйся. Раньше ты посмелее влетал. В холодильнике еда, батон в хлебнице. Сам разберёшься? — Я не хочу есть. — Вот как, — она выжимает тряпку в ведре, — ну садись тогда. Или ложись, не спал небось? Боков падает в кресло. — Тут поспишь! Скоро дело закрою, новые подробности открылись. — Круто! Поэтому вызвали так срочно? — Мгм Девушка продолжает уборку, напевая что-то себе под нос. Он прикрыл глаза, но продолжает наблюдать за ней исподтишка. «Красивая…» И вправду красивая. Всегда неловко улыбается, когда ей говорят об этом. И говорит, что это не ее заслуга. А Женя лишь усмехается — «глупышка». Он погружается в рабочие размышления. Проходит около 20 минут. Аля закончила с пылью и переходит к балконным окнам. Поднимается на табурет и высовывается в окно. Ветер касается ее лица и кофты, вызывая на последней волны. Она все дальше и дальше тянется, пытаясь достать до всех углов. Внезапно чужие руки хватают за ноги, когда табурет покачивается под ней. — Полетать решила, чокнутая? Аля от неожиданности вцепилась в его плечо, сжимая пиджак. Широко распахнутые глаза встретились с карими напротив. — Домывай, я подержу тебя — Да нафиг эти окна — Ну и правильно. Помогает слезть. — Слухай, а почему может покойник сниться? Вопрос ставит в ступор. — А кто тебе приснился? — Отец. Обычно я снов не помню, а этот… Выбил как-то, не знаю. — Что он делал? Говорил что-нибудь? Женя рассказал весь сон. — Надо сходить на кладбище. Оставишь у него на могиле сигарету зажженую — Шутишь шо ли? — Ты спросил что делать, я ответила. Мой дед часто так делал. Посидишь, поговоришь с ним. Сны должны пройти … (7серия) — Это полный пиздец… — тяжёлый вздох на другом конце провода, — тут… Возможно всё затянется не на три дня Она грустно спрашивает, проводя пальцем по неровной поверхности стола: — Значит, твоя теория подтвердилась? Он мычит в ответ. Молчание. — Я до последнего хотел думать, что это неправда. — У вас есть зацепки? — Да… Тут есть с чем поработать. — Хочешь рассказать? — Не знаю. Тебе хочется это всё знать? — Если тебе станет хоть чуточку легче, я готова слушать — Понял Снова делает паузу. Девушка садится на пол, спуская телефон на колени. — Я нашел Козырева, мы обкашляли с ним пару моментов. Короч, послал он меня нахер. — Прям послал? — Угу. Да я его тоже. Особенно после того, как он… — Да? — Ну он решил, шо у меня крыша поехала… из-за. — Марины? — Да. Да… Даже запой вспомнил, сука. И ему видать доложили. Ну и в итоге я его притянул к делу, получилось. А сегодня ночью… — М? — Кхм, да, — он пропадает на несколько секунд, — ночью на места старых преступлений ходили. Этот сука… шо уж тут тянуть кота за яйца, вернулся наш Фишер ебаный. У нее дрожат руки. У него скрипят зубы. — Снова пацан. Только теперь блять не на земле… Подвесил его за руки, — он сглатывает, — всё в крови, и понимаешь, каждый сука раз я… Каждый раз понимаю, что не успел. Прямо перед носом. — новый поток ругани. — Жень Он не услышал. — Женяяя Он резко замолкает. — Да? — Перестань себя винить. Ты не бог, не волшебник и не Ванга. Никто не может исправить… всего, что произошло с этими несчастными детьми. Не убивай ещё и себя. — Я знаю, знаю — его голос гаснет, как огонек на фителе, — но не могу. Он как сейчас висит у меня перед глазами. Как с картины. — Картины? — Как на иконе, Аль. Понимаешь? Как Исус. Только это всё живописнее… И мы блять с собаками среди ёлок. Стоим как долбоебы и смотрим… На кухне громкий хлопок, очень похожий на выстрел. От внезапности и не разберёшь что это. — Мамочки! — Шо у тебя там происходит? Трубка падает на паркет. Пятки стучат по полу и она влетает на кухню — фууух. «Алло! Алло! Аля! Аля! Что происходит?! Аля!» — Да, да, Жень, банка мамина взорвалась. — Шо? — Огурцы соленые. — Они шо у вас там, термоядерные шо ли? — Ну бывает, — усмехается. Он облегченно выдыхает. — Теперь хочу взорванных огурцов — Хорошо, — губы растягиваются в улыбке, — сейчас соберу с пола и тебе в баночку отложу. Будут ждать тебя Он издает нервный смешок и ложится на подушку, подтягивая провод. За окном мелькают редкие огни проезжающих машин. Коричневый абажур бросает отсвет на ковер. Боков ходит по узорам, от кружочка к лепестку, возвращается по стеблю, ползет вверх и направо к цветку, ещё раз вправо, дорожка влево, поломанные ветки, мокрая хвоя, собака скалится, а он морщится от влажного воздуха. В голове кадрами листаются: местность, тело, срезанные веревки, погрузка мальчика, морг. Судмедэсксперт в халате. Тот же почерк. — Где ты остановился? — М? А, конуру тут выдали. Уютно даже Трещина на потолке саркастически улыбнулась. Ей поддакнул кусок жёлтых отклеившихся обоев и сломанный стул. — Это хорошо, не забывай обедать пожалуйста — Ты прям як мать моя — Как она кстати? Ты давно не рассказывал про нее Аля специально отводит его от пережитого ужаса. Боится, что он утонет, глотнет черной воды, завязнет, пойдет ко дну. Он следователь, это его работа — рыться в гнили, в смердящей жиже. Но он тоже человек, ему нужно время отступить от пощёчины смерти, чтобы изучить детально как она заносила руку. — Да что ей будет, нормально всё. Связала мне свитер и как всегда на размер меньше, — зевок, — а сколько времени? Нифига себе, а ты шо не спешишь, красотка? — Встречный вопрос — Ну я-то ясен пень почему… — Так я тоже — Завтра на учебу? — Да — Ложись, потом поговорим…