я пытался уйти от любви

На лестничной площадке они долго стоят друг напротив друга. — Ты поесть не хочешь? Пока, правда, могу побаловать только хлебом с маслом, но если подождешь, будет и что-нибудь стоящее. — Да, я сейчас приду. Нужно дело кое-какое решить. — Ночью? — бровь вопросительно поднимается — как скажешь, но дверь я закрою. — Так у меня есть ключ — И тут от тебя не скрыться. Ладно, я всё равно буду готовить. Исчезает в квартире. Щелкает замок. — Какие цветы вам подобрать? — пропела полная женщина с ярко синими полями над длиннющими ресницами. — Пока не знаю, — не хотя отзывается он. — Вот пионы, так сказать, хит сезона. Девушкам ну ооочень нравятся. Скрипучий голос. Внутренне морщится. Обращает внимание на цветы, которые она так расхваливает уже пять минут пока он летал где-то в мыслях. Белые пионы. Когда-то они так много значили для него. И для НЕЕ. Маруся любила их безмерно. Когда-то даже он ей целый куст приволок. Она была потрясена, кротко улыбалась и часто моргала от внезапных радостных слез. Вихрь воспоминаний. Больница, ее шутка, долгожданная улыбка. Пионы нервно сжатые в ладони. Потом их первые встречи, какая-то мелкая ссора, смех. ЗАГС, ее кружевное белое платье, которое он терпеть не мог, тонкая фата и блестящие глаза напротив. Белые пионы. Первый кашель, бессонница и хрипы. Надежда. Очереди в больнице. Страх. И эти белые пионы, которые он верно носил ей, чтобы хоть как-то порадовать. Крик, который сдерживаешь. Крик, который нельзя выпустить. Ее профиль, курящий на балконе. Бледность лица. Тяжёлые стоны, как в самых жутких фильмах. Даже там не так страшно. Безвыходность. В их самую последнюю встречу на кладбище она вся была в цветах. Но белые пионы светились на ее груди в тонких, уже окоченевших руках. — Вот ещё розы есть! Он медленно поднимает глаза. Тяжёлый камень не даёт продохнуть. — Давайте ваши розы, — хрипло, как будто не своим голосом выдавливает Женя, не обращая внимания на цветы. За киоском, на лавке он сидит полчаса. Думает, что спешит, что совершает ошибку. Что не сможет потерять ещё и Алю. Если что-то произойдет. Ведь это жизнь. Его жизнь. Она опасна. Не для нее. Там не может быть их. Их вдвоем. Но ведь тянет невероятно… Ещё час. Ночь окутывает черным одеялом, оставляя просвет под фонарем. Тень соскользнула с лавки. Неслышно заходит в квартиру. Она не слышит. У него есть ещё возможность уйти. Но он медлит. С кухни доносится музыка и звук кипящей сковороды. Аромат еды щекочет ноздри, напоминая, что товарищ-следователь уже не ел добрые 9 часов. Букет, на который он даже не взглянул в том ларьке, казался самым чудовищным сборищем сорняков. Эти розы были слишком уставшие, помятые и вызывали ничего, кроме жалости. Женя поджимает губы и осторожно, стараясь не шуметь, кладет цветы на зеркало у входа. Бесшумно продвигается вглубь квартиры. Радио отхрипело последнюю строчку какой-то популярной песни и бодрый голос диктора проговорил название следующей. — Ооооо, ура! Девушка выкрутила колёсико почти на всю (даже здесь помнит о других людях). «Lala lala lala lala lala lala laaala laaa» Она в фартуке с собранными наспех волосами. За ухом карандаш. Жёлтый свет лампочки и безостановочный процесс готовки. Девушка пританцовывает в такт музыке, прикрывая глаза. Останавливается у столешницы и уже молчит, слушая певца. Картофель быстро рассыпается под ножом. Она вся в словах, в мелодии и всё равно умудряется ровно резать овощи. «Oh, let me see your beauty when the witnesses are gone Let me feel you moving like they do in Babylon Show me slowly what I only know the limits of» Отвлекается от процесса и всё так же с ножом в руке и улыбкой самого счастливого человека на свете вторит голосам: — Dance me to the end of love, dance me… To the end. of love… Женя прячется в тени дома, смотрит из темноты на свет. Ему не хочется, чтобы она останавливалась. Он завороженно наблюдает за этой такой простой, но приятной картиной и сам не замечает, как мысли о прошлом и волнения о будущем отступают куда-то на второй план. Есть только кухня, жёлтый свет и она, танцующая под песню старого канадца. Аля замечает его. Смеётся над своей выходкой и пожимает плечами, мол, мне всё равно — и ты расслабься. Нож отправляется в раковину, а она помешивает почти готовый суп. «Dance me through the curtains that our kisses have outworn Raise a tent of shelter now, though every thread is torn» Женя подходит со спины и кладет голову ей на плечо. Как сейчас спокойно. По-настоящему спокойно. Аля улыбается его жесту, отправляет в кастрюлю картошку и разворачивается к нему. «Dance me to the end of love» Обнимает его, прижимаясь к груди. Женя поглаживает ее спину и сам не замечает как движется в такт, слегка покачиваясь из стороны в сторону. «Touch me with your naked hand or touch me with your glove» Развязывает узел на спине и снимает ей фартук через голову. В этот момент их глаза встречаются, а лица останавливаются на довольно близком расстоянии. — Я думала, что ты уже пропал, — улыбается. А глаза как мед, мягкие, до невозможности нежные. Такие, что невозможно насмотреться. Он сдается. Касается губ так, будто она растворится в любой момент, будто она сон. Медленно отстраняется и заглядывает в ее лицо. — Я… — Ничего не знаю! Аля хватает его за воротник рубашки и требовательно притягивает к себе, вовлекая в поцелуй. Руки живут своей жизнью. Он старается контролировать себя и не завалить ее на стол прямо сейчас. Взрыв эмоций, фейерверк чувств. Когда Женя опускается к шее, она вдруг начинает смеяться: — Ну подо. подожди. Только сейчас услышал разрывающийся телефон. Аля делает тише радио и убегает в комнату. Боков выходит на балкон покурить.