I wanna be a bottle blonde I don't know why but I feel conned I wanna be an idle teen I wish I hadn't been so clean
Что бы кто ни говорил, но золотой был отвратительным цветом… Золотой, жёлтый, оттенки оранжевого и светло-зелёного, от всего хотелось блевать и от всех горло перехватывало спазмом удушья. Золотом отливали стены детской, игрушки и украшения, золотыми были отполированные тарелки, тяжёлые кольца на руках отца… и золотой же была статуэтка кинутая в его голову матерью. Золотыми были браслеты скрываемые с рук женщиной за закрытыми дверями павильона. И золотым же звоном отдавался в ушах её крик на него-ли, на отца-ли или на саму себя… Золотыми были ножницы срезавшие клочками водопады чернильных волос и золотыми-же они и остались вонзившись в его руку, пригвождая к деревянному столу. Вечером очередной лекарь зашивал ему руку. Вечером хотелось чтобы эти самые ножницы вошли ему в шею. Утром сшитым золотыми нитками счастливые супруги обсуждали насущные проблемы, а их любимый сын в очередной раз капризничая не желал даже взять приборы в руки.I wanna stay inside all day
I want the world to go away
I want blood, guts, and chocolate cake
I wanna be a real fake
Золотом была фамилия. Режущая слух, своим скрежетом царапающая сознание и вызывающая лишь желание сбежать подальше, а ещё лучше утопиться. Она расплавленным металлом заливала горло, стоило только первому звуку сорваться с губ и им же жгла пищевод ещё палочку благовоний после. Золотыми кандалами она тянула на дно золотого же озера, и золотой иголкой проходясь по лицу кроила его в неизменно вежливую золотую маску. Золотом были вышиты пионы на одеждах, царапающие запястья под наручами, обдирающие кожу до кровавой росы. Они блеском выделялись среди одежд других учеников ордена на коих в цветочный узор сплетались простые жёлтые нитки, вызывали у адептов столь явную зависть, что впору было проехаться колким рукавом по их притворно-восхищённым лицам так, чтобы попасть по глазам. Хотелось кричать, хотелось приказать им сожрать эти проклятые золотые узоры и удавится кровью из вспоротого изнутри горла… Золотым был гребень швырнутый отцом в его грудь в день очередного собрания кланов. И золотой же была статуэтка которой этот гребень предназначался. Золотая статуэтка, каким-то образом ожившая и нарастившая на свою искрящуюся холодным блеском фигуру плоть, была выбрана его отцом. Золотая статуэтка, не столь горячная как её уже остепенившаяся подруга, представляющая собой скорее ураган и шторм чем рациональное создание, и не столь кроткая как её милые служанки, невинными полевыми цветочками оттеняющие красоту своей хозяйки. Эта статуэтка была сдержанна и тверда, но золото всё ещё до смешного просто плавилось, оборачиваясь драгоценным подобием лавы. Золотая статуэтка, так похожая на ту которой из раза в раз дорогая матушка целилась в его голову. Золото нельзя приласкать и обернуть сладким десертом вокруг палочек, нельзя взбить словно мягкую подушку и нельзя утонуть спрятавшись от реальности не получив смертельных ожогов. Золото не будет прочной каменной стеной и запахом успокаивающих трав от него тоже никогда не повеет. Золото было бесполезным украшением чернильных пятен, прячущихся среди людей, пытавшихся отвлечь остальных от смрада своих гниющих душ. Золото было блестящей безделушкой. И безделушкой же была эта золотая статуэтка по неведомой ошибке природы обрётшая голос. Быть может, он на самом деле тоже был такой статуэткой. Только почему-то не правильной… Как будто не золотой…Yeah, I wish I'd been,
I wish I'd been, a teen, teen idle
Wish I'd been a prom queen,
Fighting for the title
Instead of being sixteen,
I'm burning up a bible
Feeling super! super! super! suicidal
Золотом отливали глаза отца, смотрящие из отражения зеркала, похожие на присыпанные землёй монеты, они казались такими отвратительными что руки сами тянулись к золотым же заколкам, каждый раз останавливаясь лишь за пару феней до глазного яблока… Это было так просто. Так до смешного, до абсурдности просто было вонзить эту отвратительную вещь в не менее отвратительный глаз, сначала в один, потом в другой и оставить так, чтобы боль заполнила сознание, укоренилась шипастым цветком в глазницах где ещё остались ошмётки глаз и обрывки нервов… Так до смешного просто было уничтожить из собственного мира этот отвратительный золотой цвет… Один раз у него почти получилось… Один раз почти вышло… Почти… В тот день они улыбались сидя на шелковых подушках. Вышитых золотом. В тот день они улыбались и их натянутые за тонкие нитки вежливости улыбки отражались в начищенном полу. Покрытом золотом. Отец отдаёт деньги за молчание и лекарь уходит чтобы окрасить своей кровью пол, не дав и закрыться дверям покоев наследника. Расписанных золотом. Отец больше не улыбается. Он бьёт наотмашь, так, чтобы голова почти слетела с плеч, так, чтобы в ушах звенело, так, чтобы по виску не перевязанном бинтами поползла тонкая алая полоса оставленная острыми гранями кольца. Золотого. Он никогда не видел ран этого человека, но мог бы поклясться что и по венам его тоже текло расплавленное золото, в то время как у него самого во рту стоял привкус совершенно не золотой, а по человечески красной крови, готовой вот вот пролиться на пол, в след за той что покидала тело лекаря, не иначе как чудом спасшего его левый глаз.I wanna be a virgin pure
A 21st century whore
I want back my virginity
So I can feel infinity
Золотые потолки порой были начищены настолько что в них можно было разглядеть собственное отражение. Это раздражало ровно настолько, насколько иногда бывало полезно. Золото отражало стоявших за поворотом людей, что зачастую и не думали смотреть вверх, для кого только делали в таком случае эти потолки было не понятно. Золото отражало сбившиеся одежды, открывшиеся следы от недавнего удушья и незамеченную на воротнике кровь вытекшую из приложенного о каменную стену затылка. Золото отражало комнаты наследника, его самого и очередную служанку посмевшую так бесстыдно заявиться в его покои под самую ночь… Его служанки и сердечные подруги не были золотыми. Они были кукольными, залаченными и вылизанными до блеска предметами интерьера, в чьих объятиях было так просто заснуть, притворившись что эти бесчувственные фигурные подушки могли согреть не только прохладные простыни. Кто бы что ни говорил, а эти женщины секреты хранить умели. Возможно, только поэтому большинство из прислуги и были до сих пор живы. Они убирали то что осталось от разлетевшейся по помещению посуды, уничтоженную в труху мебель, разбросанные безделушки и пятна редкой крови. Они собирали его раз за разом развивающийся на осколки мир. И пусть искренности в их действиях было не больше чем желания отстирывать уже высохшую кровь от золотых занавесок. И пусть единственное почему они до сих пор оставались подле главной семьи были деньги и понимание того что в случае увольнения они больше не покинут Башню Золотого Карпа. И пусть каждая из них искала лишь шанс прожить чуть дольше…I wanna drink until I ache
I wanna make a big mistake
I want blood, guts, and angel cake
I'm gonna puke it anyway
Снова и снова заливая в горло горькую золотую жидкость он каждый раз убеждал себя что это последняя чарка. Снова и снова золото обжигающее горло, по началу заставляющее слезиться глаза заставляло забыть. Снова и снова опустошая желудок в ближайших кустах он клялся себе что это был его последний вечер утопленный в золотой отраве. Кувшин грушевого вина появлялся в его руках снова и снова, в очередной раз унося сознание в грубо прорисованный воспалённым разумом сад райских цветов, окрашенных, почему-то, всеми цветами радуги, кроме жёлтого и оранжевого. Люди в золотых шелках шептались, что у него зависимость. Люди за высокими стенами шептались, что золотой ребёнок совершенно отбился от рук. Люди с золотыми струнами на запястьях сочувственно кивали его отцу, сетуя на нерадивого сына. Нерадивому сыну было плевать. Нерадивый сын вновь разливал кувшин золотого вина с очередной служанкой и вновь засыпал на золотых простынях не сняв верхних одежд.Yeah, I wish I'd been,
I wish I'd been, a teen, teen idle
Wish I'd been a prom queen,
Fighting for the title
Instead of being sixteen,
I'm burning up a bible
Feeling super! super! super! suicidal
На самом деле в его жизни в принципе было ни в пример много красного, были ли это следы на мраморном полу, окрашенные цветы или одежды с солнечной вышивкой… Алый цвет нёс не меньше боли чем золотой, но в нём по крайней мере имелась возможность сгореть. Сгореть вместе с бессмысленными уже книгами и когда-то милыми сердцу безделушками, кинутыми в жаровню. Сгореть вместе с давно бесполезными надеждами, к шестнадцати годам вызывающими один лишь трещащий похоронным костром смех. Сгореть опаляя огнём собственные руки и одежды в оцепенении боясь сделать последний шаг… Сгореть в живом пламени рук держащих запястья и сильного тела прижимающего к холодящей камнем стене… Он никогда не любил алый, но в отличие от золотого хотя бы не ненавидел. Он никогда не любил алый но почему-то красные вышивки на белом шёлке небрежно сброшенном у золотой кровати казались чем-то… Надёжным. Алое Солнце никогда не предавало своих обещаний. Алое Солнце никогда не обманывало. Алое Солнце никогда не играло в игры. Алое Солнце просто брало то что могло и то что было готово сгореть. Сгореть чтобы больше не проснуться.I wish I wasn't such a narcissist
I wish I didn't really kiss
The mirror when I'm on my own
Oh God, I'm gonna die alone
Кто-то говорил что смерть его отца, человека с поистине золотой кровью, была настоящей трагедией. Кто-то говорил, что золото под его рукой лилось рекой, и что вряд-ли его сыну удастся сотворить нечто столь грандиозное чтобы быть хотя бы достойным отца, учитывая всю ту отвратную репутацию этого самого сына. Но этому сыну было плевать. Этот сын без зазрения совести в вечер же смерти родителя открыл кувшин самого дорогого из вин и утонул в жаре огня, засыпая в ворохе золотых, белых и алых шелков. Этот сын с печальной улыбкой принимал соболезнования, и тем же днём отдавал распоряжение подготовить золотую повозку для дорогой матушки. Та не была против. Даже рада. Настолько рада что стоило лишь им прибыть в золотой дом решила непременно рассказать обо всём почившему мужу лично. Алые вышивки белых одежд тоже не заставили долго любоваться собой. Они исчезли также как и появились — внезапно и неотвратимо. Впрочем, ничего удивительного. Как золото ядом въедалось в кости своих обладателей, так Солнце теряло интерес в прошествии дня. Он знал это с самого начала. В какой момент семнадцатое лето сменилось двадцать шестым он так и не понял. В какой момент золото полностью поглотило последние краски и подавно. А в какой-то момент, золотые царапины усеяли руки его собственного сына… Смотрящего на отца со слишком знакомым опасением.Adolescence didn't make sense
The little loss of innocence
The ugly years of being a fool
Ain't youth meant to be beautiful?
Золото всё также вызывало тошноту. Но тошнота эта была уже привычна, настолько, что даже не заметна. Золотые кольца всё также блестели на изящных пальцах. Уже его собственных. Золото по прежнему резало руки. Но полный пренебрежения голос женщины, что так и не стала чем-то большим, чем золотой статуэткой, резал сильнее. Золотые, но словно присыпанные могильной землёй, глаза всё также смотрели с отвращением. Уже с лица его сына. Неизменными оставались служанки выгоняющие бабочек-однодневок одну за другой, и расчесывающие волосы золотыми гребнями. Неизменными оставались одежды с алой вышивкой, раз в год или два сброшенные у золотой кровати. Неизменной оставалась кровь, алая, человеческая…Yeah, I wish I'd been,
I wish I'd been, a teen, teen idle
Wish I'd been a prom queen,
Fighting for the title
Instead of being sixteen,
I'm burning up a bible
Feeling super! super! super! suicidal