Магазинчик через дорогу

Так дело дошло до конца месяца. На сей раз, даже без участия двух новых сотрудниц, выкуп оказался не самым большим. – По семь с половиной тысяч на каждую! – заявила стоявшая за кассой Маша. Илья похлопал себя по карману, в котором лежали десять тысяч. И задумался, чего бы ему такого купить... Новые сотрудницы ушли, как и Альбина. Магазин уже не работал, но дверь всё ещё была открыта. И в эту самую дверь, неожиданно для всех, вошли два парня. На лице одного была натянута шапка, с вырезанными глазами. Второй прикрыл лицо платком, подобно ковбою из американских фильмов. В руках у парня в маске был пистолет. Всё случилось очень быстро. Парни окружили Машу. Один стоял на месте покупателя, и, угрожая ей пистолетом, кричал: – Открывай кассу, сука! Живо. Второй отрезал ей путь к бегству. Жанна, Люба и Илья стояли на расстоянии двух метров от места действия. Ошарашенная Жанна заерзала, но тут грабитель, и навёл на них пистолет: – Кто дёрнется – пристрелю! Ну, открывай, сука! – он вновь обернулся к Маше. А та никак не могла открыть кассу. От испуга, у неё чудовищно дрожали руки. – Я не... я не могу... – пробормотала она. – Попизди мне тут! – воскликнул грабитель, и ударил её рукояткой пистолета по лицу. Парень с платком на лице, схватил её за волосы. И тут в голове у Ильи промелькнуло: «Ну и трус же ты...», и он тут же набросился на парня с пистолетом. В этот момент, он совершенно не соображал чего делает. Просто должен был сделать хоть что-то. Началась свалка. От неожиданности, противник выронил пистолет, но едва опомнившись, начал избивать Илью руками и ногами. Тот отчаянно, но крайне неумело отбивался. Второй грабитель поспешил на выручку первому, хотя помощь тому вряд ли была нужна. Маша осела вниз, под прилавок. Жанна застыла в изумлении. А вот Люба... Люба не подкачала. Она набросилась на грабителя в платке, и повалила его на пол, придавив своим, совсем немалым, весом. Она стала хватать и бить его, да так, что тот уже не смог нормально ответить. Увидев, что у приятеля проблемы, грабитель в маске попытался отвязаться от Ильи, и потянулся к пистолету. Но избитый Илья схватил его за ногу, и тот упал. Последнее, что парень запомнил, был сильнейший удар ногой по голове. А после, были боль и темнота. В себя он пришёл через неделю. Нет, в сознание-то его привели через три часа после того как доставили в больницу, но он ещё долго пребывал где-то там… далеко. Не мог соображать, не мог высказать свою мысль, да и вообще не понимал, чего вокруг происходит. Мелькали знакомые лица... Приходили люди в форме, пытались что-то спрашивать. А он, в ответ на вопросы, мог только бормотать. Он много спал, но это был очень беспокойный сон, который не сильно отличался от реальности. Смутные образы, знакомые тени… А потом стало очень больно. Совсем больно. Вокруг замелькали врачи. Ему сделали укол, и он уснул… В этом сне он тоже чувствовал боль, только совсем иную. Резкий свет в глазах. Он кричал, и собственный крик оглушал его. Всё вокруг было непривычным, пугающим. Его кто-то ударил, и он закричал ещё сильнее. Боль… такая боль была совсем непривычна. А потом он ощутил тепло. Ощутил близость чего-то приятного, родного. И он успокоился. Способность мыслить, способность видеть и понимать стали к нему возвращаться. И он осознал, что он необычайно мал. Что его держит на руках утомлённая, но очень счастливая женщина. Илья понял, что он – младенец. «Неужели я переродился?» – мелькнула у него мысль. А немного погодя он понял, кем переродился. Едва слушающимися руками, он так и не смог нащупать у себя то, что отличает мальчиков от девочек. «Наверное... это правильно» – подумал он. Вновь он уснул. Вновь услышал какие-то крики. Женские крики. А потом, наконец, проснулся. Даже такие больные и странные сны бывают в руку. Илья осознал это в полной мере, когда открыв глаза, увидел сидящую у его кушетки мать. – Ты… тут? – спросил он. – Да. Мне твои подруги позвонили, – ответила она довольно мрачно. Она изменилась. Стала более сухой, суровой. Окрепла, в своей глуши. – Что у меня? – спросил Илья. – Меня застрелили? – Слава богу, нет! Только побили. – А девушки? – Твои подружки? – Мои коллеги. – Всё с ними хорошо. Врачи сказали, что у одной из них был сломан нос, но она уже отправилась домой. – Маша? – Я не спрашивала, как её зовут. Илья улыбнулся. Значит, ничего страшного не случилось. – Пойду, узнаю, скоро ли тебя смогу выписать, – сказала мать. Илья не ответил. Сейчас он чувствовал себя очень больным и слабым, но был чрезвычайно горд собой. Мама не смогла его порадовать. Оставаться в больнице ему предполагалось ещё неделю. И сообщив новость сыну, мать сразу его покинула, заявив, что у неё есть дела. Илье было чуточку обидно, но ему же не пять лет, он и сам уж как-нибудь справится. На следующий день, парню заметно полегчало. Голова почти не болела, и в ней всё прояснилось. А вот в правый бок и левая нога – они болели. Его лечащий врач, Екатерина Геннадьевна, разъяснила парню характер полученных повреждений. Из серьёзных были: перелом ребра, травма (но, к счастью, не перелом) правой ноги, и сильное сотрясение мозга. Последнее вызывало у врачей наибольшее беспокойство, но вроде как всё обошлось. Правда словоохотливая медсестра рассказала Илье, что тот чуть не впал в кому, но... ведь не впал же? Ему было очень скучно. Мама почти не приходила, друзей, которые могли бы навестить, у него тоже не нашлось. Ему бы очень хотелось увидеть, что к нему пришла Маша. Но, увы, девушка не появлялась. Зато его навестила Люба. Очень забавно было слушать, как она спорила с медсестрой – женщиной хамоватой и неприятной. Медсестры его палату посещало две, в разные смены. Одна была болтушкой, но, в общем-то, неплохой дамой. Вторая была жестокой и злой. И очень приятно было слушать, как коллега ставила эту хамку на место. – Ну как ты тут, герой? – спросила она. – Тебе тут гостинцы. Всем магазином скинулись. И она поставила на тумбочку большой пакет. – Там фрукты всякие, печенье и конфеты, – пояснила она. Илья поблагодарил её, и принялся засыпать вопросами. Хорошо, что Люба никуда не торопилась, и обстоятельно всё объяснила. Хотя, по большому счёту, пациент и без того представлял всё, в общих чертах. Когда он кинулся на парня с пистолетом (который, кстати, оказался травматическим, а не боевым), у Любы тоже проснулся боевой дух. И в результате, она так скрутила второго нападавшего, что тот не мог пошевелиться. А первый сбежал. Бросил своего товарища, едва только нанёс последний удар Илье. Ну а потом приехала полиция. Пойманный сразу всё выложил про второго, ибо именно этот его приятель и подбил его на кражу. – Этот гад ведь точно знал, что у нас в последний день месяца самые большие деньги в наличии будут, – хмуро сказала Люба. – И откуда? Лицо любы стало уже не хмурым, а страшным и очень злым. – От своей подружки. Ты, кстати, с ней знаком. И я тоже, к сожалению. Не надо быть Шерлоком, чтобы сопоставить два и два. У кого была такая информация, и зуб на магазин? – Ира? – Да. – И что с ней? – А ничего. Пусть уже всякие адвокаты и полицейские разбираются. Но того кто тебя избил точно посадят, и надолго. Мне один парень говорил... Ну, полицейский, что в магазин потом приходил. У него уже срок был, за грабёж. Илья понимал, что это очень странно выглядело, с точки зрения собеседницы, но не смог сдержать улыбки. Всё-таки хорошо, что ему ни духу ни желания не хватило, чтобы что-то сделать, когда Ира у него ночевала. Этот бандит ещё хуже, чем... – Хорошая новость в том, – продолжала Люба. – Что нас с тобой к награде представили. – Кто? – Большие начальники наши. Самые главные. Сделали из нас пример, и повесили во всех магазинах фотографии. – Пример чего? – Смелости и верности, – гордо заявила Люба. Илья усмехнулся. Уж о чём он в последнюю очередь думал, когда лез на этого гада, так это о благополучии магазина. И это напомнило о ещё одной вещи... – А что с Машей? Сказали, у неё нос сломан. Люба сильно помрачнела. – Да. Сломан. – А она... Илье очень хотелось спросить, не собирается ли Маша навестить своего отважного защитника, но... Была, же у него хоть какая-то скромность. Люба умела понимать мысли других, особенно такие очевидные. Иначе бы она не смогла хорошо продавать даже тапочки на рынке. – Она не придёт. – Ей так плохо? – Нет. Не в этом дело. Люба замолчала. – Так что с ней? – Уехала она. Уволилась, и уехала. – Куда? – В Красноярск, я думаю. Она ведь оттуда. От этой новости Илье очень захотелось заплакать, но он сдержался. Хотя лицо его всё равно выдало всё эмоции. – Она ничего не передавала? – Нет. – Понятно. Видя всё более удручённое лицо Ильи, люба покачала головой. – Ничего, ты, кажется, не понял. – В смысле? – Ну, точно, не понял. Ей очень перед тобой стыдно было. Ну, она же знала, что тебе нравится, но не воспринимала всерьёз. А ты такое сделал, и так пострадал. Лицо парня искривилось в странной такой усмешке. «Если ей стыдно, то чего же не осталась?» Люба вновь покачала головой. – Эх, глупый ты Илюшка. Глупый. – Ну, замечательно! – сам себе удивляясь, съязвил он. – Замужем, она, идиот! – Серьёзно? – Да. Правда об этом редко говорит. Муж в Красноярске и остался. У них там… в общем не очень просто всё. – Что непросто? – Всё. – Всё? – Всё! «Вот и поговорили» – подумал Илья. – А в магазине многое поменялось, – заметила Люба, чтобы сменить тему. – Выйдешь на работу – сам увидишь. – Это что, например? – Долго рассказывать. Но ты давай, выздоравливай. Люба ушла... А за день до выписки, у Ильи случился посетитель, которого он ну никак не мог ожидать. – Можно с тобой поговорить? – спросила, смотрящая в пол, Ира. – Ты? Да как... – Я под подпиской о не выезде, – сказала она. Илья пытался поймать её взгляд, но взгляд этот ускользал от него. – Я всё уже рассказала. Они думают, что мне предъявить. Адвокат говорит: дадут условный срок, – жалобно сказала девушка. Илья при всём желании не мог ей посочувствовать. – Я просто… понимаешь, я не хотела, чтобы так получилось. Извини. – Как так? – Я сказала ему, что там будет парень. Сказала, чтобы этого парня он не трогал, что он мой друг. – Дай угадаю. Он заревновал и решил меня избить? Ира вздохнула, и на секунду взглянула на лицо Ильи. – Нет. Он просто не понял, что ты парень, а не девушка. «Это, пожалуй, имеет смысл» – сказал себе Илья. Он посмотрел в потолок. Было что-то странное в этой ситуации. Что-то такое… ироничное. Его избили не за то, что он парень, который носит женские серёжки, его избили от того, что его в этих серёжках приняли за девушку. Это одновременно смешило, раздражало и льстило. Когда он опустил взгляд, то увидел, что Иры в палате уже нет. А потом его выписали. Добродушная Екатерина Геннадьевна перед выпиской устроила ему настоящий инструктаж о том, что ему следует, а что не следует делать в ближайшие дни. Так, ему предписывалось ходить по дому только с тростью, чтобы не создавать нагрузку на травмированную ногу, по прибытию домой сразу лечь в кровать и поспать... ну и ещё много чего. На всякий случай она дала ему свой номер. Это Илье очень понравилось. Вряд ли врачи налево и направо раздавали свои номера пациентам. Это было знаком особого расположения. Врач помогла ему дойти до выхода из больницы, где его уже ждала мама. С его вещами и такси, куда эти вещи были сложены. В дороге мама что-то рассказывала, но Илья её не очень понимал. От езды ему очень сильно поплохело, и он, даже с помощью трости и мамы, едва смог дойти до своей кровати. Бедняга боялся, что опять впадёт в болезненное забытьё, как в больнице. Но, всё вышло не так плохо – он просто уснул, и проснулся уже с нормальным самочувствием. Правда, оказалось, что проспал он не меньше пятнадцати часов. Да и пробуждение большой радости ему не доставило. Ибо комната его пребывала в первозданном состоянии, все вещи лежали ровно на тех местах, где он их оставил. И дело вовсе не в беспорядке – его, как раз, почти не было. Но вот обилие женских вещей… и их размер... И осознание того факта, что они вот так вот сложены не только в его комнате… Илье чуть вновь не сделалось дурно. Но тут он понял, что сильно хочет в туалет. Просто нечеловечески хочет. И решил, что это куда важнее, чем душевные терзания. Он побежал, забыв про больную ногу и про трость. Так быстро, будто окончательно выздоровел. Уже сидя на унитазе, Илья понял, что нет, нога ни разу не в порядке. От этой пробежки она начала очень сильно ныть. На выходе его встретила мать, с тростью в руках. Она с недовольным лицом всучила её сыну, и отправилась на кухню. Вообще-то, женщина, что произвела на свет Илюшу, никогда не отличалась совсем уж добрым нравом, да и матушкой-наседкой никогда не была. Но сейчас её поведение было совсем уж отстранённым. Это её жизнь рядом с лесом так изменила? Или… она всё поняла? У Ильи теплилась надежда, что мать решит, что это одежда какой-нибудь его подруги… Он не собирался ей врать, но если уж она сама так решила... Ну, тогда да, тогда можно было бы и соврать. Он вошёл на кухню, где она возилась у плиты. – Ты чем её моешь? – спросила женщина, сухо. – Вся в царапинах. – По поводу одежды... – В то, что это не твоя, я не поверю. Видела я эту твою Машу. На неё ничего не налезет. Илья замолчал. А что ещё он мог сказать? – Стыдно? – сухо спросила мама, повернувшись к нему. – Нет, – неожиданно для себя ответил Илья. И самое странное, что это была правда. Он боялся, но стыд? Сейчас его даже близко не было. – То есть ты считаешь это нормальным? – спросила мама. «Это вообще не твоё дело» – очень хотелось сказать Илье. Но вместо грубости, он просто кивнул. Мать отвернулась, и вновь занялась плитой. – Я побуду здесь ещё две недели. Думаю, тебе их хватит, чтобы окрепнуть. – Две недели? – Ты не рад? – Нет, но… Екатерина Геннадьевна сказала, что через неделю я уже смогу... – Дело не в твоём состоянии! – возмущённо сказала мама. Помолчала немного, и добавила, уже мягче: – Не только в нём. – А в чём тогда? – Сядь. Илья остался стоять. Наверное, мама могла бы воспринять это как вызов, но дело было не в её просьбе, а исключительно в ноге. Почему-то эта гадина больше всего болела когда хозяин сидел. Стоило встать с унитаза – как сразу прошла. Но мама даже не посмотрела, сидит он или нет. – Я думаю, лучше сказать тебе сразу. Я уже начала это делать... Точнее, за меня это делал другой человек. Адвокат специальный. – Что начала? – Через две недели, мы с тобой пойдём, и получим документы. Я переписала на тебя квартиру. Илью эта новость обрадовала, но… лишь чуть-чуть. Куда сильнее она его удивила. – Не будет слов благодарности? – вновь взглянула на него мама. – Я же просила тебя сесть. – Я… не понимаю. Мама долго молчала. Она что-то помешивала в кастрюле, пробовала, добавляла специи… – Я удивилась, – вдруг сказала она. – Тому, как ты живёшь. Вся эта одежда, крема в ванной… – Ну, понимаешь... – И твоя работа – это тоже странно. – Я устроился туда только потому, что это было рядом с домом. Мать смерила сына недоверчивым взглядом. – Но в остальном, ты справляешь, – сказала она. – Я ожидала худшего. Дома порядок, и ты даже нормально питаешься, так? – Ну, да. – Я думаю, Илюша, ты уже взрослый. Сам решишь, что тебе делать. Живи как решишь. Я всё это, – она поморщилась. – Не одобряю, но это твоя жизнь. Живи ей. А я буду жить своей. Последние слова прозвучали как-то иначе, как-то чересчур проникновенно. – В смысле? – Я не думаю, что вернусь. Мы вполне устроились там... И... Сядь. – Чего? – Сядь говорю! – Ну сел… – Мы усыновили двух мальчишек. Илья был очень рад, что оказался хорошим сыном, и послушался маму. Эта новость точно стоила, чтобы выслушать её сидя. – Это как? – Неважно как. Важно другое... И мама сказала Илье то, чего он ну никак не ожидал услышать. Это было больно. И странно то, что боль от этих слов оказалась очень неожиданной. Когда у тебя есть что-то такое, о чём ты забыл и что тебе вообще-то не нужно… а потом у тебя это отбирают. Разве, не должно быть всё равно? Нет! Всё-таки Илья жил с мыслью, что где-то там есть мама… пусть она ему и не нужна, но она есть. И если что, он мог к ней поехать, спросить совета. Он вряд ли бы легко добрался, но... Это были надёжные тылы, как должно быть, сказала бы его отчим. А теперь этих тылов у него не осталось. Мама попыталась быть дипломатичной. Но у неё и раньше это так себе получалось, а теперь, после жизни в лесу, и когда она была не в лучшем настроении… Она просто подчеркнула, что Илья её родной сын, и, безусловно, он для неё важен. Но он уже вырос, и в ней больше не нуждается. Она была бы рада пригласить его пожить с ними, погостить в их доме, но... Его жизненный выбор кажется ей отвратительным. Да, так она и сказала, и выражение её лица было соответствующим. И ей бы определённо не хотелось, чтобы он как-то общался с её новыми воспитанниками. – Дурное влияние, которое следует избегать, –сказала мама про своего сына. Потому, наверное, и было так неприятно. Дело не в том, что от него отказались. Дело в отвращении, разочаровании... И ещё в том, что Илья никакой вины за это не чувствовал. Даже наоборот, что- то у него внутри восставало против такого отношения. Он что, кому-то этим вредит? Он что, случись ему поговорить с этими приёмными мальчишками, стал бы их чему-то такому учить? Или может, он из-за этого себе жизнь портит? Нет! Никому он не вредит, никого ничему не учит, и учить бы не стал. А что до себя... Так ему это даже помогает. Про работу даже и речи нет, но и за домом он следить лучше стал, и даже за собой. Лучше питаться, нормальную еду готовить. Крема эти, опять же, штука для кожи довольно полезная. Он очень бы хотел всё это высказать маме. Но не стал. – Ясно, – кивнул он, и ушёл назад в свою комнату, опираясь на трость. Какой толк что-то говорить, в чём-то её убеждать? Она уже для себя всё решила. Пусть переписывает на него квартиру, пусть уходит из его жизни… Он уж сам решит, как эту жизнь ему проводить. Собственно, так оно как-то и пошло. Следующие две недели он провёл вместе с матерью, но так, словно бы это была не мама, что его вырастила и родила, а какая-то сиделка. Профессиональная, но не слишком добродушная, и определённо чужая. Илья догадывался, что маме это тоже давалось нелегко, но не мог просто так взять и простить такое отношение к себе. Хотя, кое-какую вежливость к ней он всё-таки выказал. Пока они жили вместе, он запрятал женскую одежду далеко в шкаф, и не вспоминал о ней. Уж если им предстояло навсегда расстаться, то пусть уж в унылом разочаровании, а не в ругани и злости… В указанный мамой срок, он получил документы на квартиру, а она уехала. Вскоре Илья вышел на работу. Мог бы посидеть и подольше, но... Ему хотелось вернуться назад к нормальной жизни.