***
Всё началось ночью. Он проснулся в своей комнате от вопящего чутья и поглощающего страха. Голова шла кругом, а паника только нарастала. Но Питер не мог понять, откуда исходит угроза. Он прислушался к звуку за стенкой и услышал только размеренное дыхание Мэй. Не было ничего, что могло бы угрожать его или тётиной жизни. Именно тогда он узнал о том, что такое паническая атака. И это было только началом. Сначала такое происходило пару раз в неделю и исключительно ночью, но дальше становилось только хуже. Паника начала накрывать его днём: в школе на уроках, в Башне Старка, но самым худшим было то, что накрывало на патрулях. Каким он был супергероем, если буквально впадал в истерику от того, чего не было? В то же время Флеш начал переступать все границы. Питера начали избивать. В школьных туалетах или за школой. Конечно, на патрулях он получал и более сильные увечья, но эта информация не особо помогала. Нагрузка в школе не давала поднять головы от домашки, поэтому от слова «свободное время» осталось только блеклое воспоминание. И тогда в голове стали появляться странные мысли. Сначала он просто записывал всё, что его беспокоило, в дневник, который старательно прятал от посторонних глаз. А потом познакомился с таким термином, как «селфхарм». Люди в интернете рассказывали, как это спасало от душевной боли и переживаний. Мозг просто отвлекался на физическую боль и глушил мысли в голове. И Питер захотел попробовать. Его испугала эта мысль. Он даже хотел рассказать кому-нибудь, но решил, что это просто подростковая любопытность, и подобные мысли приходили в голову каждому. Потому просто убрал эти размышления на дальнюю полку своего сознания и постарался забыть. Но с каждым днём становилось всё хуже. Он начал вспоминать о смерти Бена и всё сильнее винил себя. Во снах он видел тот день. Сначала это были просто приукрашенные события, но вскоре он сам стоял с пистолетом в руках. Мысли в голове стали невыносимо громкими. И он решил сделать это. Питер ни о чём не думал в тот момент. Это было совершенно трезвое и осознанное решение. Он пришёл после школы, удостоверился, что в квартире никого не было и нашёл недавно купленный канцелярский нож. Обработал лезвие и сел на пол. Он просто устал. Очень хотелось отдохнуть, и была надежда, что нож в этом поможет. Лезвие поблёскивало на свету, привлекая к себе внимание. Первый порез даже не почувствовался, но Паркер увидел небольшую красную полоску на руке, которая, к его сожалению, не принесла никакого облегчения. Поэтому он провёл ножом ещё раз, но в этот раз с большим нажимом. Теперь на руке была не просто красная полоска, а небольшие капли крови, которые монотонно падали на кафель, прерывая давящую тишину. Долгожданная боль. Такая приятная и отрезвляющая. Мозг и вправду переключился на порез, совершенно забыв о самобичевании. И в тот момент он перешёл черту. Черту, когда всё можно было исправить самостоятельно. Он обработал руку, перемотал все порезы и лёг в кровать. Ему ничего не снилось.***
Питеру было стыдно перед Тони, Мэй, Пеппер за его слабость. Он ненавидел то, что делал, но всё равно продолжал. А также он продолжал улыбаться тёте, Старку и друзьям. Никто не замечал перемен, да и не должны были. Питер обещал себе, что будет контролировать приступы, которые иногда случались. И у него получалось. Он продолжал следить за глубиной порезов и тщательно обрабатывал каждый. Приходилось носить вещи с длинным рукавом, но это не доставляло дискомфорта. Но он снова начал врать. Ему пришлось влезть в код Карен и изменить протокол, которых составлял отчёт Старку о повреждениях Человека-Паука. Она не докладывала о повреждениях, появившихся не на патруле. Всё остальное он решил оставить, потому что отключение всех отчётов Тони бы обнаружил. Но Питер так и не вынес главный урок: всё тайное когда-нибудь становится явным. И этот день настал.***
Он был на очередном вечернем патруле. Возможно, вечер уже перешёл в ночь, но это не имело значения. Человек-Паук также останавливал ограбления и следил за порядком на улицах. В один момент Карен сообщила о преступлении, происходящем на соседней улице. Добравшись, Питер увидел, как мужчине угрожали пистолетом и требовали отдать все деньги. Человек сокрушался о том, что отдавать нечего, кроме старенького телефона, но грабитель кричал всё сильнее. Паук предположил, что тот был под веществами, потому что вёл себя совершенно неадекватно. Питер привык к такому и был готов действовать по стандартной схеме: неожиданно появиться перед преступником, чтобы не дать возможность навредить гражданскому, отвлечь разговором и замотать паутиной. Он делал так уж сотни раз. Но прямо перед прыжком его словно кирпичом по голове ударили. Картинка перед глазами начала плыть, а знакомая паника нахлынула с удвоенной силой. Перед глазами появилась картинка уже минувших событий. Его дядя. Его застрелил какой-то мужчина, которого так и не нашли. И Питер ничего не смог сделать. Он просто смотрел на то, как погибал близкий ему человек. Это ограбление окунуло Паркера в события самого страшного дня в жизни. Паук успел только выстрельнуть паутиной в сторону грабителя и понадеяться, что тот просто убежит. Он не помнил, как добрался до дома и забрался в комнату через окно, пытаясь как можно быстрее найти нож и избавиться от обезоруживающего страха, который сковывал всё тело. Но из другой комнаты послышался голос тёти: — Питер, ты дома? — обычно он возвращался позже. — Я уже ухожу, Мэй, — голос показался ему совершенно незнакомым и звучал так отдалённо, как будто был только в его голове. Он схватил нож со стола (тот всегда лежал там и никогда не вызывал вопросов. Ведь у каждого подростка в комнате есть канцелярский нож, особенно, если он любит что-то мастерить) и выпрыгнул в окно. Он забрался на самый высокий дом в округе, чтобы ни один человек не смог его заметить. В следующее мгновение Питер судорожно снимал маску с лица в попытке вдохнуть больше воздуха. Он хотел привычным движением задрать рукав кофты, но совсем забыл, что в костюме такой функции не было. Единственное, до чего он смог дотянуться — ключицы. Это было намного больнее, но, казалось, что в этой ситуации такой исход даже лучше. Он впервые не контролировал себя. Через несколько минут смотреть на область шеи стало страшно. Кровь впитывалась и сливалась с цветом костюма. Питеру было страшно. Слёзы текли по щекам, но не от боли, а от безысходности. Если сначала было достаточно пары порезов, чтобы отвлечься, то сейчас, казалось, ничего не могло помочь. Он медленно погибал внутри и ничего не мог с этим сделать. Не радовала ни работа в мастерской, ни просмотр фильмов с тётей. Ему было безразлично всё, происходящее вокруг. Хотелось лечь на кровать и больше никогда не вставать. Но нельзя было бросить людей, ведь они были не виноваты в том, что Питер настолько слабый. Его жизни позавидовали бы многие, а он вместо наслаждения и радости испытывал только всепоглощающую боль и тоску. В истерике Питер забыл об одном: Карен до сих пор отправляла всю информацию о повреждениях, произошедших в костюме. — Питер, твой пульс стал опасно высоким, — в отброшенной маске раздавался голос Карен. — Питер, по моим данным, у тебя появляется всё больше ран. Если ты не ответишь мне, то я отправлю информацию Мистеру Старку, — ИИ угрожал человеку. Кому расскажешь — не поверят. — Я передаю данные Пятнице, Питер. Но ничего из этого Питер не слышал. Нож валялся недалеко от подростка, а он просто обнимал колени руками и безудержно рыдал. Это был нервный срыв, которого стоило ожидать уже давно. Но Паркер думал, что нож спасёт, а в итоге сделал только хуже, добавляя ко всем проблемам чувство вины за свою слабость и враньё.***
Старк находился в мастерской, когда музыку заглушил голос Пятницы: — Босс, на теле Питера зафиксированы многочисленные порезы разной глубины. Тони много раз обрабатывал раны Питера, но от этого подобные новости проще воспринимать не стал. — Загрузи его координаты, Ница, — сказал мужчина, уже облачаясь в костюм, — что произошло? С кем он сражается? — да, Старк был в ужасе. Он боялся представить, с кем один на один сейчас находился ребёнок, если его смогли ранить ножом и не один раз. — Босс, я не уверена, что Питер с кем-то дерётся… По данным, которые передала Карен, рядом с Питером никого нет. Он один. Эти слова привели мужчину в замешательство. Откуда тогда раны? И почему он не может связаться с ребёнком?! В груди закипал гнев на костюм, который летел слишком медленно, хотя весь путь занимал максимум две минуты. Наконец он приблизился к нужной крыше. — Ница, просканируй местность. Тут есть кто-то ещё? — он всё же не был уверен, что данные Карен были правильными. — На крыше находится только Питер, босс. Старк бросился к ребёнку, как только вышел из костюма. Перед ним открылась просто ужасная картина: голова Питера опущена на колени, поэтому можно было увидеть только кудрявую макушку. Были слышны всхлипы, а костюм был пропитан кровью. Сначала мужчина решил, что преступник просто убежал, но никак не мог понять, почему Человек-Паук не смог с ним справиться. Наконец он подошёл ближе и присел напротив. И именно в тот момент он понял, что что-то не так. Обычно Питер сразу замечал его и хотя бы поднимал взгляд, но сейчас он даже не дёрнулся. — Эй, Питер. Ты меня слышишь? — Старк осторожно положил руку на плечо мальчика, — взгляни на меня, Пит. Что случилось? Давай ты поднимешь голову, и я посмотрю на твои раны, м? Но мальчик никак не реагировал. Мужчина не знал, что делать. Раньше такого никогда не случалось. И тут на полу недалеко от них что-то сверкнуло. Старк перевёл взгляд и увидел нож, измазанный кровью. В голове промелькнула страшная мысль: когда-то он видел этот нож в руках ребёнка. — Пятница, — мужчина запнулся, боясь задавать вопрос, — этот нож… он его? — Да, сэр. Я фиксировала его в комнате Питера в квартире Мэй Паркер. Сердце пропустило удар. Этого не могло быть. Питер не мог этого делать. Но ничего другого в голову не шло. Чтобы убедиться, осталось выполнить последнее действие: посмотреть на раны. Именно это поставило бы точку. Мысли проносились в голове мужчины с огромной скоростью, и нужно было как можно быстрее начать что-то делать. В этот момент Паркер, наконец, пришёл в себя и заметил человека прямо перед собой. — М-мистер С-стар-к? — Привет, Пит, — он ответил тихо, пытаясь увидеть хоть что-нибудь за кудряшками мальчика. — Вы не должны быть тут… — это была катастрофа. Мистер Старк не должен был узнать об этом. Никогда и никто не должен был узнать. Шрамы — стыдно. Такой выход из ситуации находят только слабаки, а Питер не хотел, чтобы Тони думал о нём так. Он всегда восхищался Старком и хотел быть похожим, а сейчас эта мечта разрушалась. И это происходило только из-за его действий. Как всегда. — Простите, неудачный патруль. Вы можете идти, Мистер Старк. Я справлюсь, всё в порядке. — А мне кажется, что ты не справишься, Пит. Подними голову. Макушка подростка прекрасно закрывала все повреждения, что он себе нанёс, и Старк это понимал. Если бы Питеру нечего было скрывать, он бы давно посмотрел на наставника. — Ну же, Питер. Я не кусаюсь, — но нет, мальчик так и не двинулся. — Хорошо, ладно, — Старк убрал руку с плеча и потянулся к наполовину оголённой руке. Снять костюм с неё было несложно. И он увидел. Огромное количество порезов. Некоторые почти исчезли благодаря регенерации, а какие-то были совсем свежими. Короткие и длинные, глубокие и не очень. Они покрывали всё предплечье по кругу. Тони Старк видел много всякого, но от этого волосы вставали дыбом. Он так погрузился в размышления, что не сразу заметил, что Питер вновь что-то говорит. — …не хотел, М-мистер Старк. Мне так жаль. Я не думал, что вы когда-нибудь увидите это. Вы можете забыть об этом? Мне так не хочется терять наше общение… — наверное, он мог говорить ещё долго, но тираду быстро прервали. — Не нужно извиняться за то, в чём ты не виноват, Пит, — красные глаза, наконец, посмотрели на мужчину, а вмести с ними и кровавые порезы на ключицах. Но Старку нельзя было подавать вида. Всё это он потом обсудит с Пеппер, а лучше с психологом. Но прямо сейчас необходимо успокоить ребёнка, за которым он не смог уследить. — Всё в порядке, я не злюсь на тебя. Нет ничего в этом мире, из-за чего я мог бы прекратить общаться с тобой. Ты никогда меня не разочаруешь, слышишь? Питер не мог понять этого. В интернете он читал истории других детей. Чаще всего их сильно ругали, а кого-то даже и били, если узнавали о порезах. Только несколько процентов счастливчиков находили поддержку и понимание. А самое страшное для Паркера — осуждение со стороны Тони или Мэй. — Я… мне жаль, Тони, — это единственное, что он мог сказать. Ему правда было жаль. — Мне тоже. Мне жаль, что я не смог помочь тебе раньше, — Старк вздохнул, — пока у меня только один вопрос, Пит: Сколько это продолжается? — ему было страшно услышать ответ, но эта информация была необходима. Нужно было понять, как давно он потерял доверительные отношения с ребёнком. — Около 5 месяцев. Может меньше… Я не помню, — по щекам мальчика всё ещё текли слёзы. Но теперь рядом был Тони, и это помогало. Старку хотелось рвать и метать. Хотелось кричать о том, насколько плохим отцом он был и как сильно подвёл мальчика. Но чувство вины, испытываемое Питером, казалось, было осязаемым. Старк не был профи в психологии, но ухудшать ситуацию точно не собирался. Потому он засунул своё самобичевание куда подальше и решил подумать об этом позже. Старк сел рядом с подростком и притянул в объятия. Питер сжался рядом и от этого казался ещё меньше. — Нам нужно в башню, Пит. — Это необязательно, мне уже лучше, Мистер Старк, — Башня означает врачей. Врачи означают то, что незнакомые ему люди узнают о тайне. Врачи в башне означают, что информация дойдёт до Пеппер. А потом и до Мэй. Он уже нарисовал картину в голове, и она откровенно устрашала, — я боюсь… — намного тише произнёс мальчик. — Чего? — Пеппер, если Пеппер, то Мэй. Ещё врачи, все узнают… И. и, — Питер говорил очень сбивчиво, но общий смысл уловить было можно. — Нам придётся им рассказать, Пит. Никто не осудит тебя. Я, Мэй, Пеппер, мы все любим тебя. Мне очень жаль, что ты проходил через это в одиночку, больше я такого не допущу. А все врачи в башни подписывают соглашение о неразглашении информации. Я позову только доктора Чо, ты ведь уже знаком с ней, верно? — они всё ещё сидели на крыше, но это было меньшей из проблем. — Я не смогу смотреть в глаза Мэй… Я такой слабый, она разочаруется во мне. Старку было невыносимо трудно это слышать. Его радостный и солнечный ребёнок говорил такое. Хотелось убить всех, кто был причастен к такому состоянию мальчика, а в первую очередь себя за то, что не заметил изменений. — Она никогда не разочаруется в тебе. Никто из нас, — мужчина готов был повторять это миллионы раз, главное, чтобы ребёнок согласился со словами, — нам нужно в башню, ребёнок. Хэппи скоро подъедет.***
Восстановление Питера не произойдёт по волшебному щелчку пальцев. Он не может даже пообещать, что прекратит резать себя. Но теперь он не один. Ему станет лучше, но будет тяжело, и каждый член его семьи готов в этом помочь.