Aurora

Солнце поднималось над землёй... Смотря в тёмное ночное небо, Альберих лишь усмехнулся. Особенно иронична противоположность в выборе песни и самой окружающей обстановки, составляющая из себя необычный коктейль в виде уютной, почти что семейной атмосферы. Так спокойно. Обернувшись, Кэйа увидел позади себя женскую фигуру. Розария. Их знакомство произошло настолько банально, аж смешинки застревают где-то в горле, и сдерживать весёлые искорки в единственном уцелевшем глазу не получается. Даже если бы попытался, всё равно с Розой не получается носить поднадоевшую маску, с которой давно свыкся, привык носить в толпе людей, гордо называющей себя обществом. Тем не менее, Кэйа делает пару шагов в лево, позволяя девушке встать плечом в плечо на и так узеньком балконе. Давно пора его разобрать, да чёртовы воспоминания мешают, «флэшбеки», как любит говорить Венти, прибавляя от себя пару каламбуров, от которых обычно так и тянет закатить глаза. Но с Венти ситуация другая, парень гуро в том, чтобы разбавить обстановку, и от шуток лишь искренне смеешься, забавно фыркая, или же отвешиваешь шутливый подзатыльник, наблюдая, как бард вновь дразнит Аякса и «спасая» его от гнева рыжика. Тот вправду похож на известный торт, с названием исконно русским, и способом, передающимся с помощью кулинарной книги, где рецепты со всей заботой и лаской написаны от руки, то и дело подчёркивающая нужные моменты. Вот такая ассоциация возникла в голове Кэйи в первые секунды знакомства с Аяксом. С Дилюком же гораздо сложнее... Он точно какой-нибудь «Наполеон» - кажется строгим, но стоит попробовать и во рту раскрывается терпкая сладость, отчего хочется съесть целиком до последнего куска. Кэйа не смог сдержать смешок. Надо же, ассоциировать людей с десертами, до чего докатился от хронического недосыпа с вечной занятостью в университете. Розария его не сильно пихает в плечо, заглядывает в глаза. ‒ Спящая красавица смешинку словила, да? ‒ с Альберихом она позволяет себе не хмуриться, оттаивая совсем чуть-чуть, в особенные ночи показывая малый, но спектр своих эмоций. Потому у Кэйи каждый раз щемит сердце, наблюдая за столь редкой улыбкой на бледных губах. Ведь Роза практически всегда скрывается за колючками, а как известно, под ними спрятана нежная натура. Книги и Кэйа лично подтвердят, сам является главным героем подобных сюжетов. ‒ Почти, ахах, ‒ Кэйа прослеживает за взглядом, направленный точно на пачку сигарет в нагрудном кармане просторной рубашки. Со вздохом достаёт её, вытягивая сразу две никотиновые палочки, одну зажимая в губах и поджигает. Огонёк зажигалки оказывается неожиданно притягательным, и наверняка Кэйа выглядит как чудак, в первые увидевший успехи цивилизации. Протягивает вторую сигарету девушке, дожидаясь момента, когда можно будет поджечь и кивает в её сторону, откровенно усмехаясь. ‒ Ты же, ‒ делает первую затяжку, выдыхая клубок дыма, ‒ Говорила что бросишь? ‒ Я подумаю об этом завтра, слыхал такую цитату, м? ‒ Розария достойно отвечает на его выпад, повторяет за ним и прикрывает глаза, делая глубокие, от того и редкие затяжки. Альберих проникается моментом, не дыша смотрит на небо, подсчитывая и без того не большое скопление мелких звёздочек, больше похожие на сияющие точки. В голове всплывают разные бытовые мелочи: вещи постирать, приготовить хоть что-то поесть им с Розарией, дописать рефераты, за которые взялся помогать одногруппникам, ведь деньги лишними никогда не бывают. Были и другие мысли, например, о двух чудесных парнях, которых всего за несколько часов успел настолько сильно и крепко полюбить - не разорвешь никакими силами, лишь бы с ними находиться, а может также стоять на балконе втроём, как сейчас. Возникла мысль и о Розе, ведь они же не смогут всегда так жить. Просыпаться вдвоем, ибо обоим вставать ни свет ни заря, на работу и учебу; проводить ночи вместе, где один не спит из-за количества домашки в медицинском, а у второй бессонница. Бывает, что Розария просыпается по не частым ночам, проводимых вместе. Не вскрикивает, не плачет, крупно вздрагивает, на мгновения переставая дышать от страха, сковавшего изнутри. Становится напряжённой струной, и Кэйа только и может, что обнять со спины, прижавшись чуть ближе положенного, хотя у них и так весьма необычные взаимоотношения. Так почему же не привнести больше странности, кто им запретит? Парень словно очнулся ото сна, моргает сонно, не сразу понимая, где находится и что здесь делает. А вот прикосновение ледяных пальцев Розы к щеке отрезвляют, заставляют встрепенуться и облегченно выдохнуть. Сигарета давно дотлела, оставшись практически нетронутой. Альберих без какого-либо сожаления вдавливает окурок в тяжёлую пепельницу из старого сервиза. С неё и началась совместная жизнь с Розарией, стала первым вкладом в небольшую, но уютную квартирку, вся пропитанная типичной атмосферой 1990-ых, когда культура пропитана советскими устоями, при этом стараясь привнести в тяжелую жизнь нечто красочноекрасочное. Что-то, от чего можно улыбнуться после трудного дня на зачастую не любимой работе. Выбор тогда не представлялся, спустя многие года появилась только иллюзия. И ведь по большей части создаëтся всё теми же простыми людьми, которые романтизируют эти старые панельки, заброшенные дома, шумные улицы, переулочки, где каждый оставляет свой след в виде определенного знака, граффити, а может и послание тому самому человеку, не решаясь сделать первый шаг к своему счастью, но хотя бы репетируя... Кэйа благодарно трётся о подставленную ладонь, смаргивая всю ту печаль с тревогой, постоянно давящей на плечи. Только в тёмные ночи можно позволить себе не нести этот никому не нужный, даже самому Альбериху груз, за что он особенно признателен Розе. ‒ Скоро начнет светать. Пойдем досыпать, или как? ‒ в ушах раздаётся хриплый голос девушки. Между пальцами зажата далеко не первая за ночь сигарета, на коже появилась россыпь мурашек от холода. Кэйа заботливо накинул рубашку на плечи подруги под её недоуменный взгляд. Тонкие брови приподнялись, скрываясь за чёлкой выкрашенных в какой-то-там оттенок розового. Как-то Кэйа спросил, почему именно этот цвет, на что Роза неопределенно пожала плечами, списав на тот факт, что ей подходит. Он отрицать не стал, наоборот: на первый взгляд волосы тёмные, затягивают в свою глубину, увлекая и знакомя с местными бесами, коих вдоволь абсолютно у всех. Альберих принимает их всех, в свою очередь показывая собственные страхи, правда тот совсем не привыкший делиться подобным, но парень очень старается. Он облокотился об перила, задумчиво пожевав нижнюю губу. ‒ Пожалуй, встретим, ‒ едва заметно улыбается, приподняв уголки губ. Розария хмыкает, тушит сигарету. Явно хочет сказать что-то такое едко-безобидное, по глазам видно. Когда она не заёбанная работой, сверхурочкой, разными проблемами в больнице и многим другим, то её взгляд становится таким живым, разносторонним. Порой Кэйа думает о том, что их судьбы могли сложиться совсем иначе. Как такового смысла в рассуждениях нет, ведь как говорит Венти, "цени настоящее, и только попробуй, блять, не любить жить". Точнее, он бы сказал нечто на подобии, в собственной манере. Сказанёт, а потом сиди и размышляй над словами, совсем случайно попавшими по самым нежным струнам души, на что бард неловко рассмеётся, что-то шепча любимой гитаре. Солнце постепенно поднимается, медленно вступая в свои права. Песня, поставленная на чистом рандоме повторно льётся из динамиков дешманских наушников, цена которым двести рублей по скидке, теперь полностью олицетворяет себя в виде алого рассвета, пластами облаков, разбросанных по всей поверхности, напоминая картину известного художника. Только вот от красоты Кэйа дар речи потерял, лишь наблюдая за всеми оттенками красочных цветов, проявляющиеся на небе во всей своей красе. Как ребенок, тянет Розарию рядом с ним за рукав рубашки. Привлекает внимание, ведь на красоту всем надо смотреть! В особенности девушкам, которые любят притворяться равнодушными. Постояв так ещё немного, словно давая время друг другу на то, чтобы попрощаться с чудесным видом, Роза по-отечески треплет синие, непослушные волосы, взъерошивает и пропускает пряди сквозь пальцы. Альберих забавно фыркает, сдувая один из таких завитков с глаз. ‒ Идём? ‒ Розария практически отступает обратно в их комнату, и зарево столь прекрасно отражается на фарфоровой коже, что он тянет лыбу до ушей, звонко смеётся, хватаясь за руку. ‒ Идём. Обернувшись напоследок, Кэйа подставляет лицо ласковым лучам восходящего светила, настраиваясь прожить новый день в фактически чужой стране, но за какие-то несчастные несколько месяцев ставшей роднее отчего дома.