Про свидание

      Шла зима последнего года в школе, отзвенел последний звонок на сегодня для нашего 11 "А", и все, разбившись своими привычными группами по интересам двинулись в раздевалку.       Мы с моим другом, ну или не совсем другом Женькой, которого все звали Джеком, потому что так он представлялся всем и каждому, потащились к кабинету нашей классной — дежурство, чтоб его.       Я никогда особо не преисполнялся сознанием того, когда человека можно назвать другом, а когда нет, вечно только подумаешь — вот это мой друг, может и не лучший, но точно уже что-то большее чем знакомый, как вдруг происходит что-то такое, что ты понимаешь, в сердце у этого человека для тебя и самого крошечного уголка не найдётся.       Поэтому, я всегда идентифицировал Джека просто как соседа парте, не друга, до такого мы не дотянем, не знакомого — все-таки общались слишком близко для такого определения, а именно как соседа — так было проще, так было правильнее, ведь общаться мы начали только по причине этого самого соседства.       Все началось так: десятый класс, немалая часть параллели уже разошлась по колледжам, и было принято решение слить «А» и «В» классы в один. Очень конечно было обидно, что «Б» класс оставили нетронутым — он вдруг превратился в какую-то неприкасаемую элиту, хотя теперь в численности классов теперь наблюдался нехилый такой перевес двадцать к двадцати семи.       Новая классная нашего единого, теперь, "А" класса оказалась женщиной более прогрессивной или может пофигистичной (хотя, как и прошлая оказалась историчкой), в общем, первого сентября стоило нашей смешанной компании завалиться в кабинет, просто объявила: «Садитесь где кто хочет». Не знаю как для половины истинных "а-шек", но для нас, бывших "в-ешек", это казалось немыслимой роскошью.       Правда моя радость по этому поводу, на тот момент, оказалась преждевременной.       Настасья и Макс, мои друзья, их я не смотря на все сомнения все же так определяю: все же с ними мы многое пережили, уселись вместе, договорившись обо всем по своей миндальной связи, близнецы, блин, однояйцевые. Ну а я остался один. Вот такая у нас была компания, нет, я конечно жалуюсь, но понимаю. Раньше с нами была ещё Юлька, и мы нормально делись парами, пусть и по остаточному, для нас Юлькой, принципу, но теперь она ушла в колледж, а я-то тут.       В общем, не сложно догадаться, что 27 без остатка на 2 никак не делится, и остался я один. Почему именно я из всего класса? А просто, вот так мне по жизни обычно и везёт.       Но вернёмся к Джеку — через пару месяцев безрадостной жизни за одинокой второй партой у окна, куда я плюхнулся, просто чтобы остаться рядом со своими однояйцевыми (которые теперь оказались позади меня), в один прекрасный понурый зимний день рядом со мной просто приземлился Джек.       Ни с того ни сего, просто сел и остался.       Не навсегда, временами возвращаясь к своему лучшему другу Андрею, а временами подсаживаясь к старосте Ане, но раз за разом неизменно возвращаясь ко мне.       Что он забыл за моей партой? Я думаю, это была просто жалость. Но в его компании мне нравилось ужасно. У нас сложился неплохой тандем — я пересказываю заданные по литре произведения, помогаю с физикой и химией, всегда делюсь учебником, которого у него вечно не оказывалось, а у меня всегда ссобой полный комплект (а чего вы ожидали от человека, добровольно усевшегося за вторую парту, когда можно выбрать любое место?), а он приносит яркие краски в мои серые будни.       Я на полном серьёзе смог полюбить походы в школу, которую истово ненавидел предыдущие 10 лет.       С Джеком мы болтали о всякой фигне, играли в игры дорисуй друг за другом, рождая на свет совершенно психоделические сюжеты, он рассказывал мне о своих приключениях — как раздобыл жуткого вида шубу, чтобы намутить с ней перфоманс-фотосессию, как ездил кататься на своём обожаемом сноуборде и чуть не сломал себе шею, как пробовал гастрономические изыски вроде к сыра с медом, но только, к сожалению, пармезана не было и пришлось есть с «российским», а я рассказывал ему, о том какие странные произведения можно встретить в школьной программе, типа как галка выклевывает глаза «у какого-то молодого черноусого молодца» или толи Куприн, толи Бунин описывает вкус муравьиных жопок. Перекидываться словами с ним всегда было легко и непринуждённо совершенно на любые темы, такой уж человек — к каждому находилось подход.       А мне много и не надо.       В тот момент, когда он однажды заявился в кабинет физики после уроков, чтобы исправлять оценки, где я одиноко ждал начала факультатива (да-да, я зануда), вышел к доске, напялив очки, лежащие на преподавательском столе, схватил указку, и старого так мне: " Ну-с, рассказывайте параграф», моя крыша поехала, а сердце бывшее безразлично к каким либо романтическим историями дрогнуло. Вроде просто шутка, а лед в моей душе растопила.       Ну как тут устоять? Обаятельный, веселый, высокий, с вьющимися, беспорядочно торчащими в разные стороны кудряшками-волосами, переливающимися оттенками темной отсыревшей древесной коры в зимнем лесу, так что я словно оказывался там и чувствовал морозную влажную хвойную свежесть в воздухе, с этими невероятным глазами меняющими цвет от стального цвета холодного неба до ярко синего цвета бушующих морских волн, в которых я просто тонул.       И в которые я мог без зазрения совести пялиться чуть ли не каждый день, надо только голову повернуть, ведь вот он рядом, да еще тычется своим локтем в мой, пока пишет — нам бы местами поменяться — он то левша, а я правша, но мы так и продолжали сидеть как есть, постоянно сталкиваясь, а я наслаждался каждый касанием, чувствуя его тепло, даже через ткань пиджака, и все пялится на его длинные пальцы с широкими суставам, узкими вытянутыми ногтями и бледной, почти белой кожей.       Ну вы только представьте такое чудо: воплощение бури, воплощение векового лесного духа, воплощение моей мечты. Короче, свихнулся я на нем капитально.       Ну а тем временем мы уже отдежурили — подмели класс, помыли доску, помахали классной ручкой и пошли в раздевалку за куртками. Там и столкнулись с группой восьмиклашек, которых, видимо после классного часа, выводила кругленькая задорная биологичка.       Кода мы с Джеком натянули свои куртки и выползли из клетушки, с табличкой «11 А» над ней, представшей собой нашу раздевалку, от восьмиклашек на пути осталось несколько человек и их учительница. Проходя мимо мы притормозили поздороваться — у активного Джека везде были друзья, услышали занятный спор:       — А я думаю, это не свидание, у нас вообще свиданий как будто не было, — говорил парень с смешной шапкой тёмных волос, к которому как раз и подошёл Джек.       — Что обсуждаете? — решил влиться он в беседу.       Я тоже остановился послушать.       — Как думаешь, что такое свидание? — спросил у него высокий рыжеватый парень, тоже участвующий в обсуждении.       — Ну это когда парень и девушка идут вместе куда-то… — начал, задумавшись Джек.       — Да нет, я вот со свой девушкой сколько раз гулять ходил, когда мы ещё не встречались, и не было это никаким свиданием. А теперь-то что изменилось, почему это теперь свиданием называют? — поспешил объяснить свою позицию «шапочка».       — Потому что теперь вы встречаетесь, — ничего более конструктивного Джек выдать не смог.       — А чем тогда отличается свидание для людей, которые ещё не встречаются? — решил встреть в разговор я, чтобы не остаться не у дел — уходить без Джека не хотелось.       — Нужны какие то действия ещё, — обобщил рыжик.       — Может держаться за руки? — предположила девчонка в очках, присутствующая в коридоре.       — Да не, мы вообще за руки не держимся никогда, — отверг этот вариант "шапочка".       — Может совместный ужин? Ну или обед, ну или, на крайний случай, завтрак? Какое хорошее свидание может быть, если вы не поели? — вынес предложение Джек.       — Люди часто едят вместе, это не так работает, — снова набрался смелости я, хотя подавать голос в компаниях мне было непросто, но присутствие Джека просто окрыляло.       — Значит нужно ещё что-то, например, на свиданиях обычно мужчина платит за девушку.       — Может быть и наоборот! — подала голос девчонка.       — В общем, свидание - это когда двое куда-то идут и один другого кормит, — подвёл итог Джек.       — Как-то не очень звучит, — усомнился «шапочка», — Марья Алексеевна, а вы что скажете? Что такое свидание? — призвал он на помощь свою классную.       — Ой, ну даже не знаю, — заулыбалась она, — думаю, романтические чувства должны быть между людьми.       — Романтично идут куда-нибудь и едят… — задумался Джек.       — Сомнительное определение, расплывчатое, — продолжил поиск истины «шапочка», — мы вот далеко не каждый раз едим, когда встречаемся.       — Значит и свидания у вас далеко не каждый раз, — отрезал рыжик.       — Ладно, ребят, идите уже по домам, это тема слишком обтекаемая, вы так ни до чего не договоритесь — поторопила биологичка, явно умиляясь рассуждениям детишек о любви.       Все двинулись в направлении к выходу, но рассуждений не прекратили. — А я не согласен, что это и есть свидание, нужно более чётко, — не унимался «шапочка», — там слишком много переменных! На свидании вы можете держаться за руки, или поцеловаться, можете просто гулять или есть, или или вообще ничего из этого не делать, а просто говорить, важна атмосфера!       — Мне больше нравится вариант, когда двое идут и один другого кормит, -хихикнул я, потому что звучало забавно.       Так и шли, продолжая размышлять, пока не вышли из школы, восьмиклашки шли направо, я прямо, а Джек… решил пойти со мной.       Это был ещё один из тех сносящих мою крышу моментов, кода он решал вернуться пешком домой, а значит можно было побыть с ним еще немного. Хотя он жил в микрорайоне новостроек довольно далеко от школы, и по утрам всегда прикатывал на троллейбусе, когда все же, бывало, обратно он шёл пешком, то нам было по пути.       Двинулись мы по тропинке, привычно срезая путь, через двор, Джек рассказывал историю, как на прошлой неделе они шли здесь с Егором, ещё один нашим одноклассником, зашли в магазин по дороге купили шампанское и веселились. Панч-лайном истории оказалось то, что шампанское было детским — сколько у него было восторга от этого, а я просто мечтал быть с ним там, в этот момент. Потом Джеку позвонили, он увлёкся разговором, а я вдруг почувствовав какой-то душевный подъем принялся бросать в него снежки — злюсь, что кто-то смеет отнимать его у меня, когда у нас так мало времени вместе.       Мне обычно не свойственна такая активность. Ну хорошо, свойственна, но я её отрицаю — бедолага Макс постоянно получает от меня набор идиотских напоминай в календарь, когда я обернувшись на перемене к их с Настасьей парте захватываю его телефон. С Настасьей такого не прокатывает, она не терпит даже вторжения в свой пенал, поэтому я успокаиваю себя тем, что мое маленькое вредительство всегда можно остановить, показав, свое недовольство.       Интересно, Настасья догадывается о моих чувствах к Джеку? Я вроде считаю её самой близкой своей подругой, хотя никогда не рассказывал никому о своих чувствах. Но то как… то какими глазами я пялюсь на Джека: думаю со стороны это просто кричит о моем отношении к нему, особенно для людей, с которыми мы так давно общаемся…       Я закидываю Джека снежками минут пять, подскакивая то справа, то слева, то сзади, пока он говорит по телефону, он улыбается одними губами и не протестует. Наконец его разговор заканчивается, мы продолжаем идти, пиная снег.       На встречу нам попадаются парочка ушедших после девятого одноклассников. Он — медно-рыжий парень с жирными волосами, словно оправдывающими его фамилию — учился со мной. Она — крашенная в иссиня-чёрный невысокая девчонка с вечно грустными глазами, будто сейчас расплачется — такое выражение ей придают нарисованные домиком брови — училась с Джеком. Они встречаются класса с шестого, и очевидно до сих пор вместе.       Мы останавливаемся посреди узкой дорожки, чтобы поздороваться. Конечно, если бы не Джек, я бы просто прошёл мимо — мой круг общения настолько узок, что включает в себя человек шесть от силы, но с ним я всегда на волне коммуникации.       Здороваемся, обмениваемся рассказами, кто как живёт.       — О, у тебя усы? — Джек обращает внимание на молодую рыжую поросль над губой у парня.       — Ага, — тот с невероятно гордым видом задирает голову и полным достоинства жестом проводит пальцами в разные стороны над верхней губой по это плешивой волосистости.       Маслянный Сальников такой же высокий как Джек, и мне приходится взирать на это действо снизу вверх, и оттого оно выглядит настолько комично, что я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос. Замечаю, что Джек тоже еле сдерживает улыбку.       — Как думаете, что такое свидание? — спрашивает Джек, потом пересказывает сегодняшний поиск истины с восьмиклашками.       — Ну, думаю, оно и есть, — соглашается Сальников на вариант с едой.       — Ещё можно добавить цветы, и девушка должна нарядится, — задумчиво добавляет брюнетка, кажется Аня, тихим голосом.       Их подход к теме на дальнейшие рассуждения не вдохновляет. Поболтав ещё немного о судьбах общих знакомых расходимся.       Мы уже дошли до небольшого сквера с бюстом какому-то деятелю в центре. Наши пути расходятся — мой дом за углом, а Джеку дальше, через дорогу.       Прощаться не хочется.       — О, смотри, самокат, — Джек указывает на стоянку элетросамокатов, начиная новый круг разговора, — катался когда-нибудь?       — Неа, — мотаю головой.       — Я тоже, не хочешь попробовать?       Я понимаю плечами — «Почему бы и нет?», а внутри все кричит "да, да, да!"».       Подходим к самокатам, оказывается нужно приложение.       — Блин, — Джек, достав телефон, смотрит в угасающий экран, — разрядился.       Видимо в другой раз.       — Да, и снега на улицах полно, — киваю я, чтобы, словно и не слишком-то был заинтересован.       — А времени сколько? — спрашивает он.       — Два сорок, — смотрю я в свой телефон.       — Ничего себе, уже столько времени прошло? Можно позвонить, а то меня наверное потеряли? — переминается с ноги на ногу он.       Я протягиваю ему телефон, чувствуя укол ревности — чей номер он знает наизусть? Кто там ждёт его?       Почему-то вместо того, чтобы подумать, что это бабушка, с которой он живёт, или родители котырые вернулись из командировки, я думаю только о том, что это какая-нибудь девчонка.       Ненавижу себя за такие мысли.       Ненавижу себя за то, что сам знаю его номер наизусть, хотя номерами мы не обменивались. Просто однажды он продиктовал его старосте, которая заполняла какой-то школьный формуляр, а я запомнил. Запомнил с первого раза, проверил со второго, когда она попросила повторить. Сам не зная зачем, не понимая что делаю выжег в памяти и помню до сих пор. И это при том что моей отстойной памятью еле-как на ассоциациях свой-то номер заучил, и больше ничей. А для его хватило одного раза.       Я теперь проверяю так себя — повторяю его в памяти — если помню — то я — это я, а когда забуду — значит стал другим, лучше или хуже не знаю, но другим. Потому что, тот, кто я сейчас забыть его не сможет. Ни через год, ни через два, ни через десять лет…       Джек заканчивает разговор, говорит, что время ещё есть, и идёт к фургончику у обочины, в котором продают хлеб. Порывшись в карманах, выгребает мелочь, покупает батон, возвращается ко мне. — Подумал, что хочу батон, — отрывает он кусок, — будешь? —жуя свой кусок, протягивает батон мне.       Я тоже отрываю часть.       Стоит ощутить на языке вкус этой холодной ароматной корочки и нежного мякиша, как мир вокруг взрывается фейерверком.       Мягкий свежий только купленный батон, который пахнет так невероятно притягательно, и только пока его не принесли домой, ну может ещё минут пять после, сохраняя морозный дух улицы, словно самой лучшей специи.       Одна из самых невероятно вкусных вещей, потому что возвращает тебя в тот момент, когда вы с мамой шли из детского сада, останавливались купить продуктов в ларьке, а она доверяла тебе потом нести хлеб, который купила, и ты, прижимая его, такой большой тогда, потому что ты был ещё совсем маленьким, к себе, поддавался этому притягательному аромату и впивался в булку раз-другой и ничего вкуснее на свете не было и нет в этот момент, когда ты пробуешь его вновь.       — Ммм… как в детстве, — довольно жмурится Джек, отламывая ещё кусок, и протягивая батон мне позволяя сделать тоже самое.       — Ага, — киваю я, улыбаясь ещё сильнее и расплываясь лужицей.        — Но это не свидание если что, — вдруг добавляет он. — Ага, — снова киваю я, улыбаясь ещё сильнее, а сердце стучит просто оглушительно, потому что кому бы и голову могло такое пришло вообще...