Но что с того?

Какая сила. Какой блеск… Ты прекрасен, словно бриллиант. Но ты всего лишь камень.

      А нам с тобой что-то нужно теперь?        Ты прекрасен. Твой голос, глубокий, мягкий и тем не менее терпкий, цепляющий кожу, как бархат. Твоё лицо… Правильное. Выразительные скулы; сковывающие, утягивающие в омут глаза… Все говорят, что мы похожи. Но я не вижу этого. Ни в зеркале, ни на редких фотографиях, заботливо вырезанных из газет. И голос мой резок. И взгляд у меня больной, и щеки бледные, ввалившиеся… Пускай я и привык.       Но ответь, то, что останется после нас, станет тобой — идеальной статуей, или мной — жалкой репликой, наскоро слепленной учеником? То, что останется после меня и тебя… Будет счастливо? Скажет ли оно спасибо за то, что появилось на свет? Или проклянет, как в свое время и ты и я, тех, кто его породил? Тот, в ком продолжит биться твоё сердце, сможет осознать, кем создан? Кем рождён?       Однажды нас всех поглотит время. И знаешь, я бы хотел остаться фотографией, вырезанной из газеты, строкой в архиве. Да даже демоном, которым будут пугать детишек ещё ни одно поколение. Простым образом, ничего не имеющим со мной настоящим общего. Не значащим. Но теперь… Получится ли у меня? Остаться ненавистным, но чужим.       Как, оказывается, досадно вдруг оказаться ложью. Программной ошибкой. Сбоем в генокоде. Как досадно не суметь прекратить ошибаться. Кому теперь станет легче? Подарить жизнь — ничтожно мало. Подарить счастье — невыполнимо много.       Что значат теперь наши касания? Грубые, навязчивые, неотесанные. Мы как упавшие друг на друга скалы — натыкались на углы, крошились, трескались. Но ты оказался из крепкой породы. А я — сплошной трещиной. Мы не боялись. Не стеснялись, сминая друг друга, впиваясь, выцарапывая нутро, душу. Мы были настоящими. А были ли?.. Или все, что было: мои хриплые крики, твои руки, нежно и крепко сжимающие меня, наши взгляды, — а слов ведь и правда было мало… Казалось, можно без них, — грохот выстрелов, сменившийся вдруг спокойствием, — простая программа? Фальшивая монета, сберегаемая мной, как величайший дар? А твои слова — обыкновенное самолюбование, следование статусу? Что значат эти годы? Что значит продолжение нас? Продолжение тебя и меня?       Я ещё никогда не видел будущее так ясно. А теперь, вот, вижу. Потому что, по правде, нет этого будущего. Никогда не было. Только раньше я, введённый сам собой в густой туман, идущий наугад, не видел этого. Ты, пройденные до тебя пути, даже знакомство с тобой, и, наконец, само моё существование — сбой. Простая неполадка, которая будет устранена.       Но горькая правда в том, что до обрыва остаётся ещё несколько шагов. И не пройти их я уже не могу. Не имею права.       Ночами я слышу собственное, сбившееся дыхание, чувствую, как тело сдавливают невидимые тиски, проживая несуществующий кошмар снова и снова. Однажды, — совсем скоро, — он станет реальностью. Но я уже не боюсь. Раз за разом я вижу лишь собственную улыбку и слезы, катящиеся по щекам. Потому что это, наконец, будет правдой. Сплетенными друг с другом горем и счастьем. Может это и есть то, ради чего я все же когда-то сам появился на свет? Я не боюсь боли. Смерти. Не боюсь так никогда и не услышать, не ощутить… Ведь главное — чтобы жило оно.       Мне нечего бояться, потому что я уже не здесь.       Ты и я перешагнули измельчавший Рубикон, так занятые игрой в чувства, что даже не заметили этого. И теперь правильного выбора просто не существует. Но даже из неправильных можно выбрать наилучший. Не для тебя. Не для меня. Для того, кто будет после.       Мы с тобой уже ошиблись. По сути, вся наша жизнь — неправильный выбор. Так давай же замкнем этот порочный круг. Давай избавим то, что будет мной и тобой, от страданий, которые мы несомненно причиним. Давай просто позволим расцвести этой звезде, в надежде, что она не повторит наш путь.       Что это? Верх безответственности, прикрываемый благородством, или, наоборот, ясность восприятия, кажущаяся издалека мерзостью?       Ведь ты умен. Реши же эту загадку. И, прошу, оставь меня без ответа. Потому что я поверю… Чтобы потом снова понять — ложь есть не внешняя проблема, а лишь внутренняя. Сросшаяся со мной воедино.       Только позволь мне уйти. Позволь завершить череду неудач, не причинив боли новому, непорочному… Оно будет нами. Внешне. Внутренне. Но пускай его никогда не коснётся то наносное, что приобрели мы за время жизни. Пускай этот лист, унаследовавший от нас оттенок и состав, останется чистым. Пускай не будет на нем ни пятен крови, ни следов пороха… Ничего из того, что наполнило нашу жизнь. Того, без чего она оказалась пустой и бессмысленной.       И, прошу, уйди сам. Куда захочешь. К новым ли неудачам, к счастью или все же к горизонту, чтобы, наконец, достичь его. Только не касайся того, чего ещё можешь не коснуться.       Ведь ты умен… И ты сам все понимаешь. Ты понимал это гораздо раньше, чем понял я. Ты осознавал и свое притворство и его цену. Быть может ты хотел почувствовать себя живым? Сымитировать жизнь нормального человека?       Теперь это все не важно.       Теперь я смотрю на тебя, видя лишь формулы. Вот золотое сечение твоего лица, вот вероятности того, что ты провалишься в бездну, вот глубина этой бездны. И я бы не хотел знать этого. Но то, чего я действительно хочу, так это представлять, хотя бы приблизительно, кем окажется душа, созданная из тебя и меня. Не из нашей любви или ненависти, а из таких нас, какими мы являемся на самом деле. Пустых и бесплотных.       Я смотрю на тебя и любуюсь. Потому что вырисовываю его лицо. Потому что слышу глубину его голоса внутри. А потом смотрю в зеркало, и надеюсь, что оставлю в нем как можно меньше. Что сотрусь из генокода, что забудусь и исчезну навсегда, как снег, пропадающий еще до касания с землёй. Пускай оно будет тобой. Хотя бы внешне. Пусть даже внутренне! Но я молюсь, чтобы оно не совершило наших ошибок. Чтобы не погрязло в фальши… Но если же это неизбежно, пускай, пускай оно будет тобой. Ведь ты в несравнимое количество раз лучше меня, который только и сумел, что стать твоим оттиском на развезенной грязи… Да, ты врал всем… Но пытался не врать себе. Ты красив, честен с собой и почти нормален…       Ты прекрасен.        Но что с того?