Лимб

      В худшие дни ты не можешь улыбаться. Ты нажираешься в хлам, водишь тачку с неосторожностью смертника и являешься на работу в третьем часу дня. С твоего лица не сходит гримаса.       Они не думают, что ты в порядке. На самом деле, они в ужасе. Тебя записывают к врачу но ты не являешься на прием, тебе делают выговор, но тут же отзывают его, потому что ты слишком ценен. Жан орет на тебя до хрипоты в глотке и врезает тебе по лицу, а потом еще и еще, пытаясь содрать, содрать гримасу. Ты отправляешь его в нокаут одним ударом и тут же отключаешься сам, потому что до твоих нервных импульсов и органов, кожи и мышц наконец доходит, что за пиздец ты с ними сотворил.       Ты просыпаешься на полу, не помня самого себя. Оглядываясь вперед, это твой шанс, твое перерождение. Грязь твоей жизни, проклятия и отрава покидают тебя через рот, содрогая тело, и располагаются на полу уродливой блевотной кляксой. Ты встаешь, вытирая рот рукой, твоей рукой.       Твоей?       Твоей рукой ты пожимаешь руку лейтенанту. Странное чувство заставляет тебя скользнуть по нему взглядом и запечатлеть в памяти образ. Ты навсегда знаешь, что он одет в рассветно-рыжую куртку, концы его штанин дутые и уходят в армейские ботинки; он гладко выбрит. У тебя нет шанса с этого самого момента, а может раньше. Ты спрашиваешь себя: когда все началось?       Когда началось что?       Он.       Посмотри на него — синюшный вздутый труп. Внутри тебя так много погибельной вони. Ты как созревший нарыв.       — Я?       Мертвое тело едва заметно покачивается, скрипят ветки под его весом. Он не открывает глаза, не открывает рот, чтобы поговорить с тобой. Правда в том, что ты сумасшедший, Гарри. У вещей нет сознания, а ты погряз в своем фестивале хуманизаций в попытке сместить ответственность за свою жизнь на галстуки и мусорные баки.       Нет.       Вы с Кимом курите на балконе. Вернее, Ким курит, а ты слышишь мелодию мира, так легко развертывающуюся в твоих легких среди холодного воздуха. Новый крах твоей жизни приближается с неизбежностью Серости.       Ким кладет руку тебе на плечо.       — Детектив, — он настороженно смотрит тебе в глаза. Ты моргаешь. — Отлично, вы здесь. Кажется, вы опять потерялись в своих мыслях.       Его рука пытается соскользнуть с твоего плеча, но ты ловишь ее в свои ладони. Теперь ты держишь его за руку, открыв рот, как идиот.       Он никак не комментирует вашего положения, только спрашивает:       — Детектив?..       В другой реальности, где ты его разочаровал, он бы не дал тебе шанса, просто выдернул бы руку и холодно двинулся вперед. Ты стараешься ценить эту реальность, делая себе больно тем, что не делаешь то, что ты хочешь. Скулеж зарождается в твоей глотке, как естественная потребность и жалкое, совершенно ожидаемое проявление тебя.       — Гарри?       Голос Кима наполняется беспокойством, и это ломает тебя. Ты внутренне осыпаешься на землю с грохотом и пылью, как здание, истесанное временем и войной до своего предела.       Может быть, он обнимает тебя. Ты хочешь, чтобы он тебя обнял.       В другой реальности, где ты его покорил, он так и поступает.