Mom, I'm tired | Мама, я устал

во снах по-прежнему тревожно, я в грёзах чувствую лишь страх. спастись попытка безнадёжна, нет веры в тающих очах. неукротимой смерти лик забрал уже и плоть, и душу, завёл меня в судьбы тупик, где сердце мёрзнет в вечной стуже.

Больно. Больно-больно-больно. Ох, разумеется, это не идет в сравнении с тем, что делали с Се Лянем на алтаре. Но, по крайней мере, там он мог дышать… Может, и не совсем дышать — скорее, задыхаться и хрипеть от боли, но там был воздух. Он уже не совсем помнит, что это такое. (Люди?) Стены гроба мягко двигаются. Они нависают над телом, вынуждая последние капли воздуха покинуть легкие. Эти стены такие мягкие, но так давят, заставляя двоится в глазах, что слипаются от гноя. Через них почти ничего не видно. Се Лянь смутно видит крышку гроба, и на ощупь трогает стены. Его липкие, может быть, от крови, пальцы тихонько ползут по стенам гроба, пытаясь найти что-то. Что-то, что даст хоть самую малую и смутную, но надежду. Его Высочество находит несколько углублений в стене гроба. Они достаточно глубоки, а еще тонки и резки. Он чувствует, что в них осталось что-то, напоминающее его ногти. Кончики пальцев тут пронзает фантомная боль, но тут же исчезает. Бывший наследный принц. Фраза, внезапно возникшая в мыслях, тут же пронзившая сердце. Се Ляню хочется смеяться, хочется истерически рыдать, до боли, до слез — ведь не только мысли пронзили его сердце. Лан Цяньцю успел за ту долю секунды прицелиться, куда ударять ножом. Так что сейчас там зияет дыра — во всех смыслах. Се Лянь судорожно задыхается в кровавом кашле, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Но на лице чувствуется лишь холод. Будто бы что-то мерзкое, противное прилипло и не желает отпускать. Маска жжется. (Мне больно?) Се Лянь не знает, сколько он тут. В его тюрьме… Он мысленно запрещает себе такую фразу, перечеркивает ее всеми возможными силами, запрещает себе. В его временном месте пребывания он даже дышать не может. Как смешно: бог войны, заточенный в трех гробах с дырой в сердце. Се Лянь снова давиться хриплым смехом. В мыслях появляется старый Се Лянь, тот самый семнадцатилетний принц. Он еще не знает, что его ждет. Только появившись в мыслях, самоуверенный мальчишка (иначе Се Лянь не может его назвать) желает, чуть ли не приказывает, чтобы его тут же омыли, приодели и накрыли огромный стол для него. Но сейчас Се Лянь просто душит его, заставляя замолкнуть. На языке будто бы змеей расползается металлических привкус. «Бывший бог войны», — напоминает себе Се Лянь. Он пытается пошевелиться — все его тело затекло, а одежды мерзко прилипли к нему. Он едва может пошевелить плечами, чтобы его снова нагнала тупая боль. А времени будто бы все равно. Оно течет медленно, будто бы издеваясь. Явь с реальностью смешиваются в тошнотворный коктейль. Мысли в голове мешаются, путаются и резко скачут, заставляя голову гудеть и буквально сходить с ума. Он молится. Много. Просит быстрой смерти, освобождения, чтобы кто-нибудь открыл этот чертов гроб, вытащил его оттуда. Молит, чтобы быстро потерять сознание и не проснуться. Или, может, проснуться рядом с матерью и отцом, братом и друзьями, и чтобы в этом «может» все было хорошо. Но Се Лянь знает — слишком много он сделал, много того, чего не стоило делать настоящему сыну, брату и другу. И он правда старается. Старается не тешить себя лишними надеждами: за одним гробом прячется другой, а за ним — третий. На каждом из них Лан Цяньцю (это имя отзывается болью где-то там, где должно быть сердце) наложил запечатывающее заклинания. Его Высочество тяжело усмехается. Немного погодя, он чувствует, как намотанная на его руку лента шевелится. Жое выползает, будто змея, двигаясь к лицу. Легонько поглаживает щеку, кажется, пытаясь успокоить. Он сглатывает, думая, смеяться ему, или плакать. (Больно.) Душно. Нечем дышать. Легкие скручивает от желания вдохнуть, но воздуха нет. От этого осознания Се Ляня снова прошибает, и он заставляет себя думать. О чем угодно, только бы не чувствовать горящие легкие. Он вспоминает: он хотел вымыть свою спутницу — в последний день, перед тем, как его убили, Жое умудрилась поваляться в черной-пречерной луже. «Бывший наследный принц», — снова мелькает в голове. Он пытается покачать головой, постараться неловко улыбнуться, ругая себя — все ненужные, такие лишние мысли накидываются на него внезапно и резко. А может — кто знает? — они стараются укрыть, спрятать его от его бесконечного кошмара. Стены снова движутся. Шея, покачнувшись, хрустит и затвердевает вновь. А рваные губы с трудом складываются в подобие улыбки. Он видит матушку. Она будто бы светится — после тьмы в гробу он видит ее такой ослепительно яркой, что глаза начинает жечь. Матушка улыбается ему, а в её глазах отражается ее маленький и такой милый сын. Они строят дворец — ослепительный в своей красоте, но не прекраснее ее. Появляется отец. Он хмурит брови, глядя на сына. Но мальчик поднимает голову в удивлении, а после радостно улыбается ему. Сусальный дворец рушится. Их тела висят под потолком, тихонько покачиваясь. Лица появляются на теле и кричат. И кричат, кричат, кричат. Он кричит снова, вместе с ними, а на стенах появляются, расцветая красным новые царапины. Кажется, кошмар не закончится. Ему не проснуться.