Polarize

      — Да, отправьте мне на почту исправленный вариант. До свидания. — Рацио открывает дверь в свой университетский кабинет, прощаясь со студентом, который пишет под его научным руководством дипломную работу. Авантюрин крутится вокруг себя в кожаном офисном кресле и заставляет своими действиями Веритаса улыбнуться, пока он закрывает дверь. — Писать курсовую Вам надоело?       — Да. Зачем на «вы»? — Авантюрин наигранно хмурится и улыбается в ответ — он бы мог поехать домой — в квартиру Рацио — на метро, но решил дождаться окончания занятий пар у преподавателя. — С кем ты говорил?       — Потому что мы в университете, и я все еще Ваш преподаватель в первую очередь, не глупите. — Без единой эмоции поясняет Рацио и разминает плечи и шею, пока идет к Авантюрину. — Сандэй подходил по поводу диплома — способный юноша, но иногда совершает нелепые ошибки.       — Способный, значит? — Авантюрин хитро ухмыляется в попытках прикрыть колющую ревность — себя он даже способным не считает и думает, что Рацио уйдет от него в любую секунду — сразу же, как осознает свое глупое поведение с того момента, как решил связаться с Авантюрином, а Сандэй выступит катализатором в этом процессе. — Он тебе нравится?       — Глупости какие. — Веритас обнимает переставшего кружиться в кресле Авантюрина, обхватывая двумя руками в попытках сдержать необоснованную ревность партнера — он в очередной раз до конца не понимает, почему Авантюрин видит в каждом мужчине угрозу их отношениям.       — Так нравится или нет? — Авантюрин хищно ухмыляется, смотрит быстро снизу-вверх на Рацио и торопливо расстегивает брендовый и дорогущий ремень на чужих брюках, пока Веритас не осознал, что происходит.       — Что Вы делаете? — Рацио раскрывает намерения Авантюрина слишком поздно — тот уже расстегивает ширинку и пытается стянуть мешающие слои ткани, а организм реагирует почти мгновенно на похотливые действия — желание и разум неравно сражаются за контроль над Веритасом.       — В этот раз я не пьян. — Авантюрин облизывает губы и несколько раз едва уловимо проводит тонкими пальцами по спине, залезая под больше не заправленную черную рубашку, заставляя Рацио только тяжело вздохнуть и вздрогнуть от холодных прикосновений.       — Может подождешь до дома? — Сбиваясь, с нотками мольбы, спрашивает Веритас, неспособный пошевелиться от напряжения и удивления — Авантюрин для их первого раза выбирает самое странное место, и они рискуют быть застуканными, несмотря на закрытый дверной замок — остатки стремительно утекающего разума кричат об этом, но желание требует продолжения, нагло затыкая здравый смысл, пока контрастно холодные кончики пальцев Авантюрина вольно гуляют по спине, не дотягиваясь до шеи.       — Нет. — Авантюрин ухмыляется еще сильнее, облизывая губы несколько раз так сладко, словно на них мед, и резко притягивает за талию Рацио к себе, находясь в опасной близости с пахом Веритаса — так же резко и стремительно, ставя олл-ин на неожиданность, накрывает член Рацио своими губами, заставляя Веритаса тихо застонать и прикрыть глаза, запрокинув голову, через длинные ресницы наблюдая за красивым в своей похоти Авантюрином.       — Блять, что ты … — Рацио не успевает договорить, в очередной раз прерываясь на тихий стон, прикусывая губу до крови, кладет руку на голову Авантюрина, закапываясь пальцами в пшеничных и шелково мягких волосах, прощается со способностью мыслить, пока руки Авантюрина бродят по позвонкам, теряясь в ямках Венеры, спускаясь к бедрам, а язык с губами сливаются в невероятный дуэт, исполняющий музыку чистого удовольствия, не давая ни секунды на передышку.       — Я тебе нравлюсь? — Авантюрин останавливается и смотрит в глаза Рацио, медленно и пошло убирая мраморными тонкими пальцами с побагровевших губ слюну и заправляя выбившуюся прядь волос за ухо — ответить Веритас не успевает — Авантюрин возвращает губы туда, где они были пару секунд назад, принося новую порцию сладкого наслаждения и выбивая из Рацио высоконотный стон, после которого Веритас прикрывает ладонью собственные губы, прикусывая указательный палец жемчужными зубами.       — Да, да, продолжай. — Шепчет Рацио, закрывая глаза и пытаясь взять под контроль темп Авантюрина, белыми пальцами цепляясь за пшеничную голову — Авантюрин только хмыкает насмешливо «м-м», показывая, что наслаждение Веритаса в ближайшие минуты в его руках и губах, и судьба покерной раздачи с похотливым удовольствием вместо фишек решается Авантюрином. — Пожалуйста. Я сейчас … — Веритас не успевает договорить, прерываясь телесной дрожью и сокращениями мышц, испытывая самый сильный оргазменный экстаз в своей жизни, несравнимый со всеми когда-то случавшимися.       — Так я лучше Сандэя? — Авантюрин немного морщится, проглатывая вязкую жидкость, и ухмыляется при виде опирающегося руками о стол Рацио, пытающегося прийти в себя. — Теперь ты к нему не уйдешь?       — Причем тут он? — Рацио хмурится, заправляя рубашку в брюки — и начинает понимать, почему все произошло здесь и сейчас. — То, что ты сделал, было, безусловно, потрясающе, но, если причина кроется в том, о чем я думаю, тебе не следовало так поступать.       — Ты собирался уйти к нему. — Тихо отвечает Авантюрин, неловко отводя глаза, будто не он своими губами и руками творил похотливое волшебство несколько минут назад — ревность и страх одурманили разум мгновенно, как только он услышал голоса бывшего соседа и Рацио, заставляя переходить к крайним мерам, потому что Веритас Рацио — молодой, красивый, здоровый и активный — не может ждать Авантюрина вечность.       — Немыслимые глупости. — Рацио обнимает сидящего в кресле Авантюрина — не так, как Авантюрин обнимал его чуть раньше — тепло и поддерживающе, целует в макушку мягко и нежно. — Я тебя не остановил, поскольку посчитал, что ты сам захотел. Если тебя что-то беспокоит — пожалуйста, говори сразу, и мы вместе это решим.       — Я подумал, что тебе надоело ждать, когда я буду готов. И ты уйдешь к Сандэю. — Авантюрин нервно прокручивается в кресле, отталкиваясь от стола руками, когда Рацио отходит к кулеру за водой, и стыдливо поправляет растрепавшиеся волосы. — Он ведь умнее меня, и красивее, и вы можете обсудить философию.       — Тогда мне стоит уйти ко всем моим коллегам сразу? — Рацио тепло улыбается и присаживается на корточки перед Авантюрином, накрывая своими ладонями руки парня. — Или сразу в Германию к Скрюллуму улететь?       — Нет. В доту ты и со мной поиграть можешь. — Авантюрин пожимает плечами и чувствует себя последним тревожным идиотом во вселенной. — Ну, если тебе немного рейтинг потерять.       — Суть не в этом, Авантюрин. Мои чувства к тебе основаны не на твоей эрудиции, твоих хобби или чем-то еще. Мне нравится твоя прекрасная внешность — но это далеко не главная и единственная причина, по которой мы вместе. Мне не пятнадцать лет, и я уже давно не подросток в пубертате с бушующими гормонами, поэтому изменять я тебе не собирался и не собираюсь. Даже если физической близости у нас не будет в обозримом будущем. — Рацио нежно смотрит на Авантюрина, поглаживая его ладони большими пальцами обеих рук, внутри искренне за него переживая. — Хорошо?       — Да. — Авантюрин отвечает шепотом, пытаясь спрятать в нем дрожащий голос из-за комка слез в горле — болезненное детство, оставившее огромные рубцы на доверии и душе, грубые слова, под которые он просыпался и засыпал, вечные крики и удары, не вписывающиеся в концепт его нынешних отношений, ломающие все представления о правильных социальных взаимодействиях, незакрытые первые ступени пирамиды Маслоу из-за голода и отсутствия безопасности в доме, где вырос — все это трехметровым барьером возвышается перед невысоким Авантюрином, ограждая от спокойной и тихой жизни, основанной на доверии и чистых чувствах.       — Не веришь? — Рацио грустно улыбается, мягко вытирая слезу, бесшумно и одиноко потекшую по щеке Авантюрина. Сердце рвет в клочья — все, что он может сделать — быть рядом и помогать делать первые шаги в мир, где нет деструктива, где новый день — не продолжение бессмысленной и заведомо проигрышной войны с Судьбой.       — Нет. — Авантюрин обнимает Рацио — сам, без отрицаний и попыток скрыться и потеряться в вычурном нахальстве, открывая дверь внутрь себя и своего внутреннего мира, аккуратно вставая босыми ногами на неровную и ранящую дорогу к доверию.

***

      — Скоро спать пойдем? — Авантюрин зевает, забавно потирая глаза, когда заходит в кабинет Рацио, где тот сидит уже четвертый час — и, кажется, уходить не собирается. — Уже половина третьего.       — Как только контрольные научатся проверяться самостоятельно. — Ворчит Рацио, оборачиваясь на Авантюрина, и делает большой глоток кофе — Авантюрин по количеству пустых кружек на столе понимает, что Веритас пьет пятый — чашково-кружковая баррикада образовалась за сегодняшний вечер, потому что Рацио — помешанный на порядке чистюля, и со вчерашнего дня бы все убрал. — Сколько же на твоем курсе непроходимых глупцов.       — Ага, только Топаз умная и еще парочка человек. А мою контрольную уже проверил? — Авантюрин тихо подходит и начинает разминать плечи Рацио, убежденный в том, что Веритас очень устал и ему просто необходим дилетантский массаж.       — Да. Будешь переписывать, даже до удовлетворительно не дотягивает. — Раздраженно тянет отложенный листок Рацио Авантюрину, не оборачиваясь — Веритас знает, что Авантюрин может найти заданные на контрольной неопределенные интегралы и решить дифференциальные уравнения, но просто ленится размышлять.       — Чего? — Авантюрин смотрит на перечеркнутые красным решения с примечаниями, изобилующими восклицательными знаками, и недовольно вздыхает — полтора часа самостоятельных мучений на прошлой паре прошли даром. Взгляд цепляется за нетронутую синеву чернил с маленьким красным плюсиком на полях — Авантюрин собирается воспользоваться этим шансом и отстоять заслуженную тройку. — Тут ведь правильно, значит, у меня три.       — Нет, из-за этого у тебя два, а не кол. — Рацио поворачивается и забирает из рук возмущенного Авантюрина контрольную, указывая на единственный верно найденный экстремум функции. — Для тройки слишком мало.       — Но ведь кол — не оценка! Ее нет в российской системе оценивания. — Пытается отстоять свою честно заработанную, но еще не признанную «удовлетворительно» Авантюрин.       — В моей системе есть. Я не поставлю тебе тройку. — Рацио скрещивает руки на груди, пока Авантюрин хмурится, и тяжело вздыхает, разворачиваясь в огромном офисном кресле на сто восемьдесят градусов — все равно с Авантюрином рядом продолжать проверку бессмысленно.       — Ну пожалуйста, я не хочу ничего переписывать. — Авантюрин залезает в кресло Рацио, коленями упираясь в сидение, оказавшись с ним нос к носу, и быстро целует Веритаса в мягкие губы, нахмуренного и уже собравшегося выгонять Авантюрина так же, как выгоняет Пифагора, когда работает или читает — никому нельзя отвлекать Веритаса Рацио — ни милому котенку, ни такому же милому Авантюрину.       — Рини, мы сейчас упадем. — Рацио обнимает обеими руками Авантюрина, чтобы тот не свалился, и чтобы было легче удерживать равновесие, и снова вздыхает. — Я не поставлю тебе тройку просто так. Не надейся.       — А если помогу проверить контрольные? — Хитро улыбается Авантюрин, азартно поблескивая глазами, целуя Рацио еще раз и совершенно случайно ерзая на нем, задевая пару раз пальцами пах Веритаса.       — Каким образом, если у тебя два? Не сейчас, я работаю. — Рацио нежно перехватывает беспокойные руки Авантюрина за запястья и кладет их на свои плечи, улыбаясь и покачивая головой.       — Я тебе мешаю? — Авантюрин прищуривается и пристально смотрит на Рацио, целуя того в третий раз — так же быстро, как и в прошлые. — Могу уйти.       — Немного. Чем раньше я закончу проверку, тем раньше лягу спать. Ложись без меня. Спокойной ночи. — Веритас целует Авантюрина в нос и, обхватывая за талию, ставит на пол — проделать это тяжелее, чем с Пифагором, но посильно.       — Спокойной ночи. — С наигранной обидой в голосе отвечает Авантюрин и уходит в спальную комнату, когда-то принадлежавшую только Веритасу Рацио.       Он выходит из темноты высоких сводов романского собора на залитую лунным светом поляну с жухлым и мокрым газоном, траурной росой окатывающим стопы, обволакивающим черными каплями пальцы ног — наклоняется, почувствовав тошнотворное обезвоживание, намереваясь собрать капли и утолить жажду ими, чтобы протянуть еще чуть-чуть — чувствует вкус железа, как только ставший влажным от росы палец оказывается в рту и понимает, что поле залито кровью. Пытается бежать обратно — туда, в страшный старинный собор, но ноги превращаются в вату, тело теперь — воздушный шар, не способный самостоятельно сдвинуться. Пытается остановиться и принять смерть, гордо и величественно снаружи — жалко и трусливо внутри, но что-то мешает и заставляет двигаться дальше. Пытается бежать к огромной башне, состоящей будто из множества слоев вычурного торта, но видит огромного Веритаса Рацио, надменно раскачивающего башню, готового уронить ее на Авантюрина — и понимает, что происходящее — кошмарный сон, потому что сюжет повторяется. Торопливо смотрит на пальцы и пытается сосчитать, чтобы убедиться в нереальности — всегда разное число, но никогда не пять, как должно быть.       Он обнаруживает себя в лекционной — огромной и залитой солнечным светом, без единого свободного места в обилии студентов, отрывает упавшую в сонное пространство голову от тетради и надеется, что преподаватель не заметил его сон — перед летней сессией рисковать заваленным экзаменом не хочется, но Веритас Рацио на всю аудиторию строгим голосом буквально заставляет встать — Авантюрин поднимается и понимает, пока оглядывает себя под мерзкий смех, накативший цунами, что на нем ни единого элемента одежды. Никакой эстетики обнаженного тела — только шрамы, пересекающие позвоночник, выпирающие ребра и заполняющий каждую клетку души и плоти стыд — всеобъемлющий, некрасивый, позорный и красный. Он ненавидит каждый сантиметр своего тела — всегда и сейчас в особенности, скрывая за тоннами слоев одежды, привлекающей взгляд куда сильнее того, что под ней, но больше прятать и прятаться некуда — он чувствует, что с него стащили бронежилет, и теперь опасность хищных глаз и острых зубов с языками равняется ста процентам без возможности выжить.       — Непроходимый тупица. — Рацио мелькает тысячами образов и голосов, когда-либо произносящих подобное, стремительно меняя миллионы обликов. — Отвратительный невежда. Ужасный идиот.       Авантюрин пытается сесть и обнять себя привычным жестом, дарующим мнимое ощущение безопасности, но ничего не выходит — тело не слушается и принуждает стоять под шквалом голосов, вторящих Рацио, сливающихся в фальшивящий хор оскорблений, под лавиной осудительно презирающих взглядов тысяч всевездесущих глаз, грязно облепляющих каждый миллиметр пошлой и нелепой в своей некрасивости плоти. Он не может пошевелиться и сказать, чувствуя себя лотом на аукционе настолько бессмысленным и бесполезным, что не может собрать ничего, кроме взглядов.       Авантюрин просыпается один в кровати и торопливо оглядывает себя, пересчитывая пальцы: пять на одной, вместе — десять, а тело скрыто черной пижамой, пахнущей гелем для стирки и чистотой. Все хорошо, все в порядке, он дома — в каркасе без души — без Веритаса Рацио.       — Опять кошмары? — Рацио оборачивается, как только дверь в кабинет открывается, и смотрит без намека на злобу на разбитого Авантюрина, прячущего левую руку за спиной.       — Да. Прости, что отвлекаю. — Авантюрин неуверенно подходит к Веритасу, коллекция кружек со следами кофе на дне которого пополнилась еще на две, и берет его за руку — неуверенно и медленно, стараясь не касаться.       — Не отвлекаешь. Осталось всего девять работ, все в порядке. — Рацио встает, выпрямляет и до этого идеально прямую спину и обнимает Авантюрина, мягко и нежно прижимая его голову к своей груди. — Хочешь поговорить об этом?       — Да. Нет. Не знаю. — Шепчет Авантюрин куда-то в синюю и мягкую футболку Рацио — открывать дверь в бессознательное, где Веритас по своим знаниям, как по компасу, может вольно ориентироваться — страшно. Страшно, что услышит крики и оскорбления, вынужден будет собирать вещи торопливо и уезжать навсегда — в общежитие за Петербургом, из Петербурга в город, где вырос, из жизни в вечное небытие, ощущающееся одним закрытым глазом — даже не темнотой, просто абсолютной пустотой,ничем. — У нас есть что-то алкогольное?       — Авантюрин, нет. Пожалуйста, перестань искать мнимую поддержку на дне бутылки с дешевым виски. Ты можешь поговорить со мной — я понимаю, что тебе страшно, но это необходимо. Я понимаю, что тяжело, но иначе проблему не решить. — Рацио говорит спокойно, его голос сейчас — как приятный июльский день без аномальной жары или пробирающего до костей холода — и Авантюрин понимает, что лед, в который маленький травмированный мальчик с огромными опухшими от слез глазами закован, трескается. — Пожалуйста.       — Спасибо.       Они разговаривают долго и тяжело — Авантюрин чувствует, как каждый неправильно затянувшийся шрам осторожно вскрывается скальпелем Рацио. За окном уже светло — а Веритас все так же сидит и слушает Авантюрина, не прерывая его рассуждения о собственной ничтожности и ненужности, рассказы с нервным смехом вместо слез о голодном и несвободном детстве, об адреналиновой зависимости, помогающей пережить еще один бессмысленный день, о недоверии и ненависти к своему телу — Авантюрин не плачет, потому что не видит в этом смысла, эта способность организма почти превратилась в рудимент. Веритас стоически отбивается от редких нападок сна и искренне радуется, что на работу сегодня не нужно — прерывать Авантюрина кажется невозможным, и он может только сострадательно кивать, пока внутри от неприятных и искаженных до безумия комментариев Авантюрина о себе все тяжело ломается и болит. Рацио хочет — правда хочет — дать возможность Авантюрину посмотреть на него своими глазами, чтобы он увидел, как прекрасен — от мягких, хлопковых волос цвета пшеницы, аккуратных черт лица, талантливо изваянных в мастерской Гефеста, подобно созданию Галатеи Пигмалионом, до непреклонных силы и стремления к лучшей жизни, внутреннего стержня, позволяющего быть до сих пор, не поддаваясь смертоносным мыслям, блестящего и чистого разума, скрытого под налетом кошмарной жизни. Веритас Рацио может только мягко и осторожно гладить ладони Авантюрина со шрамами на костяшках и пальцах, и говорить о том, что Авантюрин прекрасен таким, какой он есть, и что выбранный им путь — единственно знакомый до недавних пор — саморазрушения и опасной зависимости на грани — еще можно изменить и отойти от края обрыва, по которому Авантюрин шагает подобно канатоходцу, с единственным отличием в виду отсутствия страховки, пока не сорвался стремительно в пучину бушующего иссиня-черного моря. Авантюрин хватается за неустанно протягиваемую уже полгода, но ставшую полностью видимой только сейчас руку — теплую и сильную руку Веритаса Рацио, осторожно отступая от обрыва на несколько шагов — пока этого достаточно, а потом они обязательно смогут прийти вместе к уютному дому на берегу спокойного лазурного океана, олицетворяющего счастье, которое не найти в водке и коньяке, в деньгах и вычурном поведении, колючей проволокой защищающих Авантюрина ото всех первые восемнадцать лет его жизни.