Святая и Грешник

В последний раз я был в церкви очень давно. Много лет назад. Когда я ещё верил в святых и когда они ещё, возможно, верили в меня. Когда я ещё не был ни проклят, ни осужден, ни забыт. Вчера я вновь был в церкви. Я просидел там до самого вечера, моля лишь об одном: ее внимании. Цель мой визит в церковь обрел потом, уже постфактум. Зашёл я туда поначалу от какой-то непонятной мне тоски, нахлынувшей резко от скуки и безделья. Но в тот момент, когда она на мгновение взглянула в мои глаза, я осознал, что всё, что было до этого, и всё, что будет после, больше не имело никакого смысла. Это была встреча, что обрекла меня на вечное стремление к её благосклонности, словно она стала осью вращения всего моего мира. Я стал рабом своей одержимости, бессильным перед ее властью над моими мыслями. Каждый день, каждый час, каждая минута были наполнены её образом, словно моя жизнь целиком и полностью зависела от неё. Тогда-то я и понял тех религиозных фанатиков, находящих единственное успокоение в церкви. Если религия — опиум народа, то я за одно мгновение стал самым закоренелым наркоманом. Если религия — общечеловеческий навязчивый невроз, то я — самый отягченный и заблудший пациент. Мне не нужно было видеть ее нимб или эти крохотные крылья, растущие откуда-то из под ее волос, чтобы знать, что она Святая. И я знал это даже несмотря на то, что в церкви не было ни одной ее иконы. Она была Святой, и мне не нужны были подтверждения тому или опровержения. Неверующие были слепы, а посему грешны, но был ли чист я? Ведь что есть богохульство и что есть грех? Зовется ли им желание коснуться Святой? Узнать, играло ли со мной злую шутку мое воображение или она существовала в действительности. Или то есть эгоистичное желание быть единственным человеком для Святой? Я стану лучшим проявлением благодетелей. Проклятый грешник, падший ангел, в таком случае я добровольно узнаю, что такое искупление. А если нет, то пусть в судный день она будет читать мой приговор, пусть она будет последним, что я увижу. Защитник, каратель и судья — ее ипостаси, с каждой из которых я готов лично столкнуться на пути искупления или греходеяния. Я возложу себя на алтарь. То будет алтарь моего служения. Без колебаний и сомнений я отдамся тому и буду ведомым ею. И пусть она не обратит на меня свой взор, пусть я не добьюсь тем ее благословения, пусть то будет пустым усилием, служение мое ей будет продолжаться, пока душа моя не сгорит до тла, не превратится в пепел. То будет алтарь моей жертвы. Я пожертвую всем миром или собой, если это означает, что она улыбнется. Я приму на себя всю боль и страдания этого мира, если это означает, что не придется ей. Моя покорность и преданность ей — клятва, выкованная из самой глубокой искренности, из верности и самоотверженности. Моя жертва — молитва, но не отчаяния, а осознанных слов. Покайся, грешник. Открой глаза, глупец-язычник. Она — твоя единственная Святая. Она — твой единственный Бог.