Гордость и бешенство

У Черного с Гордым не сложилось сразу. Вцепились друг в друга они почти при первой встрече и через пару дней после нее же, в тот момент все обошлось, но этого им хватило, чтобы оценить силу друг друга. Гордого раздражал грубый характер Черного, Черного раздражал излишне претенциозный характер Гордого. В общем, замкнутый круг из напряженных переглядок и украдкой вкинутых шипений было не избежать. Нельзя не заметить, что Черного, по какой-то причине, задевала стойкость Гордого. Сколько бы раз он не пассивно-агрессивно высказывался на счет него, сколько бы не делал колких замечаний Гордый стоял всегда достойно, не опуская глаз и хвоста. А если, не дай Боже, Гордый еще и остроумно отвечал отчего у Крошки проскакивал смешок, а у остальной стаи начинались переглядки, Черного аж передергивало: губы кривились, руки собирались в кулаки, а голова вскидывалась еще выше. Он сам не понимал, почему Гордый взводит его настолько сильно. Черного легко разозлить, но у Гордого это получалось лучше, чем у кого-либо. В один день Головастый уселся на коробку и принялся, как всегда, читать вслух. Стая заинтересовано слушала как он объявлял имя автора и название книги. «Дж-ейн Ост-тин. Гордость и… Предубеждение! «, — гордо воскликнул Головастый, устраиваясь поудобнее Черному не нравилось, когда Головастый читал, в тем более всей стае. Он считал, что это делает собак ближе к людям, которых стояло обходить как можно дальше, но в этот раз Черный устроился в дальнем углу, уставший за весь день, мирно слушал книгу. Так и длились общественные чтения, со временем стая все меньше и меньше вникала в сюжет, все занимались своими делами, слушая в пол уха. Но среди этой скучающей толпе Черного привлекла одна фраза: «Я бы простила бы ему свою гордость, не задень он мою». Его аж заклинило, возможно от долгого бодрствования, возможно от этой злосчастного слова «Гордость». Чёртов Гордый! И в правду, каждый раз, когда этот молодой пес возникал в разговоре у Черного сводило в животе. И что это за чувство такое? Черный испытывал такое только когда умирал Отпетый. Будто само существование Гордого ставило вожака в неловкое положение! Над этим стоит поразмыслить.

***

—Что-то с ним не так, — шептала Бывшая Такса, обращаясь к Головастому, — может… То самое? —То самое? — встрял Крошка —Ну, то самое! Как его там… —Думаешь, Бешенство? — задумался Головастый И правда, что-то не то сталось с Черным. На ночном дозоре он не наблюдал за всеми своим строгим взглядом как обычно, а будто глядел в никуда, но кажется еще более строго. Он больше не так яростно гавкал на стаю. В свободное время задумчиво оглядывался. Но если в поле зрения попадался Гордый, то дыхание его учащалось, движения становились резкими и даже неуклюжими, а слова вовсе путались на языке. В этом состоянии к нему было лучше не подходить, в эти моменты разозлить его было еще легче, чем обычно. Если сказать кратко, то настрой Черного метался из стороны в сторону. —А что такое «брешанство»? —Бешенство, Крошка. Бешенство это… Ну, когда становишься бешеным —Ты думаешь, Черный бесится? —Возможно… — А разве он не всегда как бешеный? — белая собачка засмеялся —Ну он какой-то другой, какой-то слишком спокойный, —Такса пригладила свой бант, наблюдая за Черным издалека. Она переживала, что из-за этого недуга Черный совсем ослабеет и покинет стаю, она видела, как Бешеные Псы бьются в конвульсиях с пеной у рта после того, как громко лают. Представляя такую же картину с ее вожаком, она приглаживала бант усерднее. —Может нам его как-то развеселить от бешенства! — предложил Крошка, вскидывая руки вверх —Да, мы же обещали стоять друг за друга. Так и началась компания по спасению Черного от «бешенства». Началось все с Крошки, он предлагал палочки, мячики, косточки Черному, но тот лишь немного повозившись со всем добром вновь уходил в раздумья, а если Крошка ему мешал в этом деле, грозно рычал, от чего Крошка убегал в дальний угол. Такса пыталась разговорить Черного: вертелась вокруг, кокетничала в своей манере, но Черный был непоколебим в своей меланхолии. Что бы не делала Бывшая Такса, все ответы Черного сводились лишь к одному: «я размышляю над кое чем». Обычно, такое можно было услышать от Гордого или Головастого, но никак не от импульсивного и резкого Черного. Подобное только больше запутало стаю. Подключили Хромого. Тот пытался рассказать Черному о своей молодости, какие у него больные суставы, какая молодежь сейчас. Казалось, что вожак даже не слушал, а мотал головой из приличия к старшему. Головастый пытался читать про сенокос, про сбор целины, про болезни, но все без толку. Черный только больше раздражался от этих неумелых попыток развеселить. Стая в отчаянии. Казалось, что Такса стала совсем нервной, уже видя в своем воображении, как Черный пускает слюну на землю. Головастый ходил взад и вперед, размышляя над размышлениями Черного. Хромой посапывал. —Что такое? — неожиданно появился Гордый, удивлено оглядывая апатичную стаю. Он, как всегда, пропал на несколько дней, немного побывал у Ямомото, немного у своего человека, а остальное время шатался где-то неподалеку от оврага. —Гордый! У Черного бешенство и мы пытаемся его вылечить! —встряхнулся Крошка и подошёл ближе, — но получается… Не очень хорошо. Он все такой же. —Он вечно задумчивый и молчаливый! Всегда хочет уйти подальше от нас, а еще он что-то размышляет, — воскликнула Такса, нахмурив брови. Видно, что ей это не нравилось больше всего. —Только когда тебя видит становится каким-то… Нервным, что ли. Два слова связать не может, — добавил Головастый Кажется, Гордый начал понимать, что происходит. Однажды его человек тоже стал каким-то меланхоличным, постоянно раздумывал о чем-то. Оказалось это называется «любовь»! Ну или влюбленность, Гордый мало что понял из рассказов его человека, но это что-то мучительное и прекрасное одновременно! Может Черный переживал любовь, которую не мог преодолеть? —Гордый, — к нему подошла Такса и серьезно взглянула к нему в глаза, — ты можешь поговорить с Черным? Я знаю, вы не в ладах, но он нас вровень себе не ставит. А ты с ним по силе равен, может он тебя послушает… Гордый поразмыслил немного, но согласился. На лице Таксы появилась надежда, даже если ничего не получится, Гордый был рад, что смог поддержать своих приятелей. Было уже темно, стая готовилась ко сну. Только Черный сидел за большим бугром, наблюдая за полумесяцем. Он сам ощутил, как стал слабее из-за этого чувства, которое вызывал Гордый. И ему это совсем не нравилось, он чувствовал, что этот глупый пес снова обыграл его! И выставил тупым и слабым. Гордый подошел не сразу, пытаясь не спугнуть свою цель. Черный сразу почувствовал его, в горле образовался ком, а живот свело. Гордый присел поодаль, тоже наблюдая за полумесяцем. Они сидели так некоторое время, пока за спиной слышалась возня стаи, а летний ветер поддувал вдоль деревьев. —Что-то случилось? —Тебе то какое дело? —Стаю это волнует, они переживают за тебя. Не уж то Гордый и тут обыграл его! Задел гордость, честь как в той злосчастной книжке! Теперь вся стая будет думать, что Черный мямля! —Я и сам заметил, что ты как-то… Ну знаешь, изменился что ли, — Гордый подвинулся ближе, отчего у Черного даже сердце ёкнуло. Он хотел что-то ответить глупому выскочке, рявкнуть на него что-нибудь, но в голове была только каша, а язык спутался в узел, — если тебя что-то волнует, ты можешь сказать об этом стае. Или мне, если боишься. Черный как с цепи сорвался, подпрыгнул с места на ноги, в миг весь покраснел и руки, скрючившись в кулаки, задрожали. —Да что ты за черт такой! С какого я боюсь собственную стаю! Да кем ты себя… — Черный начала задыхаться от гнева и гнетущего чувства в животе. Лицо его было таким будто он был готов наброситься на Гордого с кулаками прямо сейчас и разорвать того, — да ты! Да ты!!! Гордый спокойно смотрел в горящие от ярости глаза, его лицо никак не изменилось, он смотрел также гордо, как и обычно. Черный схватился за рот одной рукой и за живот другой. Он был готов разораться как никогда прежде, но в желудке будто все перевернулось сверху вниз. «Что за ужас! Что со мной творится то?» Гордый наблюдал за всем этим, реакция Черного никак не спугнула его, но честно напрягла, никогда он не видел его таким злым и беспомощным одновременно. Он попытался положить руку на плечо Черного, но тот резко выпрямился. Он пытался выразить спокойствие, но в глазах все также читалась злоба, а кулаки дрожали крупной дрожью. Для Гордого стало все очевидно: он подошел к Черному совсем близко, положил руки на плечи и прильнул губами к скривившимся напротив. Кажется, это был самый рискованный поступок в его жизни, потому что Черный мог прямо сейчас выгрызть ему кадык зубами, которые находились в непосредственной близости. Но все оказалось, наоборот, через пару секунд напряжение пропало из плеч под курткой, кулаки опустились. Шершавые ладони осторожно легли на щеки Гордого. Ему казалось, что могла пройти вечность, пока они так и продолжали стоять, но первым сдался Черный. —Ты мерзавец конченый. Понял? —Да, —Гордый облегчено выдохнул и непроизвольно улыбнулся. Черный отступил, он почувствовал такую легкость, больше никакого напряжения в животе, прямо гора с плеч. Взглянул на Гордого и покраснел от легкой улыбки, в глазах читалось смущение и легкая трусость. Черный пошел в сторону оврага. На следующий день все вернулось на круги своя. Черный снова громко раздавал команды, строго следил за порядком, гонял Крошку от себя и пинал шляпу Головастого. — Гордый, — подбежала Такса, —ты просто чудо! О чем вы говорили с Черным? —Ну, сложно объяснить, особо ни о чем. —Ну что ты такого сделал, что он вернулся такой, какой был? — Бывшая Такса наигранно и легко толкнула его в плечо. Гордый не думал, что крикливый и властный Черный может быть кому-то в радость. —Да так… Просто мужской разговор. Больше Черный не впадал в меланхолию. Но только изредка кидал взгляды на Гордого прищурив глаза, а когда Гордый кидал взгляды на Черного в ответ, тот моментально отворачивался, потирая и губы и бормоча что-то про несварение желудка.