[Амариллис] — неприступность, гордость, рассудительность, смелость, мужественность. В греческой мифологии имеется легенда о нимфе по имени Амариллис, которая безумно и безответно полюбила садовника. Чтобы привлечь его внимание, она ежегодно прокалывала сердце позолоченной стрелой. Из раны нимфы вырастали чудесные цветы, которые невозможно было оставить без внимания. Несмотря на все старания нимфы, садовник остался к ней равнодушен. Поэтому букет красочных граммофонов-амариллисов дарили в знак безответной любви и любовных страданий. Его часто преподносили, чтобы дать понять ухажеру, что отношения невозможны.
***
Как только надежды Ханны безжалостно разбились в тысячу острых осколков, а саму ее одолела волна разочарования, она обнаружила, что не может собраться с силами, дабы пойти на слепое свидание. Вес неразделенных желаний и давящая боль не взаимности любви оказался тяжелым, чтобы выносить его и дальше. Вместо этого ее помутненный едкой печалью разум нашел утешение в тускло освещенной обстановке одного из местных баров, что подарил нужную передышку благодаря мягкому свету преждевременно повешенных гирлянд и тихих разговоров. Глупо и одновременно потерянно Ханна топила собственное горе в успокаивающих объятиях алкоголя. И острое жжение каждого глотка сопровождалось соленным привкусом текущих по щекам слез. В глубине темного, уютно устроенного деревянной мебелью бара, она нашла убежище от остального мира, с головой погрузившись в какофонию людских голосов и звона бокалов. Ядовитый дурман медленно тек по ее венам, даря долгожданное, но временное спасение. Моменты редкого смеха из соседних столиков смешивались с поселившей внутри нее меланхолией, пока она наблюдала за тем, как мерцают слезы на дне янтарной жидкости удерживаемого в руке стакана. Это был трусливый, лишь отстрачивающий неизбежное побег. Перерыв от запутанной паутины эмоций, что захлестнули ее хрупкое, не готовое к таким испытаниям сердце. По мере прохождения бесконечной ночи мысли Аббот становились все более туманными, пока не уступили место всепоглощающей усталости. Без ее на то ведома, результат не самого мудрого распития алкоголя начал брать над ней вверх и вскоре измученные веки налились свинцовой тяжестью. В дымке опьяненного, эмоционального истощения голова Ханны медленно опустилась вниз, удобно расположившись на твердой поверхности деревянного круглого стола. Ее дыхание выровнялось, а разум провалился в глубины сна, не заботясь о собственной безопасности. Звуки легкой музыки и шумных разговоров других людей отошли на второй план, уступив место нежной симфонии размеренного, тихого дыхания. Сны, одновременно расслабляющие и беззаботные, танцевали на краю сознания, обеспечивая временное пристанище от суровой реальности в долгие часы бодрствования. Ночная жизнь тем временем не спешила останавливаться, безразличная ко сну Ханны. Бар гудел жизнью и энергией, а мир продолжал вращаться.***
На следующее утро, Ханна проснулась в незнакомой постели. Тело ее было тщательно завернуто в пуховое одеяло, а подушка под головой пахла до странности знакомым запахом: смесь сигарет, пепла и едких духов Леона. Осознание данной детали вызвало у нее приступ удивления, светлые брови озадаченно нахмурились, когда их хозяйка тщетно пыталась осмыслить произошедшее. Сморгнув остатки сна, она медленно села на кровать. Непосильная ноша разрозненных воспоминаний с противным скрипом стала складываться в единую картину, пока до нее наконец не дошло, что эта кровать, этот запах могут означать только одно. Она была в спальне Леона. Мысли заметались пойманным роем пчел, силясь вспомнить события прошлой ночи. Леон каким-то образом нашел ее в баре? А привез к себе домой из-за того, что побоялся за то, что может случиться с бессознательным телом молодой девушки без чьего-либо присмотра? Вариантов было множество, но верными могли быть далеко не все. Впрочем независимо от конечного результата, этот трогательный жест неожидаемой заботы тронул до глубины души. Со смесью любопытства и еле сдерживаемого волнения Ханна несмело свесила ноги с кровати, босые ступни коснулись непривычной прохлады голого пола, когда она наконец поднялась с лежачего положения. Поправив помявшееся за весь вечер платье, Аббот спустилась вниз к источнику манящего аромата яичницы. С каждым проделанным шагом расцветающая внутри признательность напополам с горячей благодарностью все сильнее затапливала ее ум, заставляя тешиться наивными, влюбленными надеждами. Но когда она вошла на кухню, лазурные глаза встретились с не самым приятным зрелищем. Вместо теплого гостеприимства или легкой смешливой полуулыбки ее встретил еле сдерживаемый гнев, наполнивший поблекшие бледно-голубые глаза Леона. Интенсивность его мрачного взгляда невольно вызвала табун мурашек по спине, мгновенно погасив улыбку, образовавшуюся на розоватых девичьих устах. — Мистер Кеннеди… — тихий голос предательски дрогнул, застигнутый врасплох повисшим в воздухе напряжением, словно предрекая приближающуюся бурю. На мгновение в комнате встала тонкая звенящая тишина. Которую прервал его резкий выдох, сбрасывающий кипящую изнутри ярость. Одарив ее суровым взглядом, он жестко проговорил с плохо скрываемым разочарованием и упреком: — О чем ты думала? Пить до потери сознания в таком месте… Это, как минимум, безрассудно. Широкая улыбка Ханны исчезла без следа, сменившись спутанной мешаниной раскаяния и неподдельной растерянности, пока она изо всех сил пыталась подобрать правильные слова: — Я… я не хотела создать никаких неудобств… — Тогда о чем ты думала? — потребовал в ту же секунду ответ разозленный мужчина. Резкость его тона пронзила ее, как кинжал, заставив хлипкое сердце пропустить еще один оглушительно громкий удар. Сознание заметалось пойманной птичкой, отчаянно пытаясь понять, что могло вызвать настолько негативную реакцию у Леона. Смятение затуманило все здравые мысли, пока Аббот перебирала любые потенциальные оскорбления или фатальные ошибки, что могла совершить по незнанию. Наверняка, она сделала что-то не так. Вопрос лишь в том, что? — Я… я не понимаю, — заикаясь, пробормотала она, поднимая на него заплывший от подкатившего к горлу кома взор. — Ч-что вы имеете в виду? Я думала… я думала, вы привезли меня сюда по доброту душевной, а не… Гнев Леона, казалось, усилился, его брови нахмурились, когда их хозяин направил все свои усилия на то, чтобы сдержать вспыхнувший вулкан эмоций внутри себя. И Ханна чувствовала это — тяжесть невысказанных разочарований, виновником которых была она сама. — Ты думала, что я был добрым? — выведенным из строя голосом рявкнул он. — Ты хотя бы представляешь, как сильно я беспокоился? Обнаружив твое безвольное тело — беззащитное, одиноко лежащее в углу этого прогнившего бара? А если бы я не зашел туда?! С каждым словом, слетавшим с его губ съедающая изнутри вина Ханны становилось все глубже. До этого она даже не осознавала, сколько неудобств и неприятностей она ему причинила. Сердце бросилось в пятки, в то время как во рту все пересохло от охвативших нервов. — Я… я не хотела причинять столько неудобств, — тихо прошептала она, поднимая жалостливый взгляд. — Мне… мне даже в голове не могло прийти, что это каким-либо образом заденет вас, мистер Кеннеди. Гнев Леона, казалось, на мгновение дрогнул, как будто бы он едва уловимо смягчился в лице при виде ее искренних извинений. — Тебе нужно быть более осторожной, Ханна, — уже более спокойным тоном напомнил он. На что она улыбнулась до одурения невинной милой улыбкой и беззаботно пожала плечами: — Даже не знаю, кажется все разрешилось довольно хорошим путем, разве нет? Гнев Леона, казалось, только усилился из-за неуверенной улыбки Ханы и ее, казалось бы, невинных слов. Контраст между ее беспечным поведением и серьезностью ситуации разжигал внутри неистовую бурю. Сжав челюсти от вскипевшего разочарования, он приложил все усилия на то, чтобы сдержать его и ненароком задеть ее особенно жестким словцом: — «Хорошо разрешилось»? Ханна, ты хотя бы понимаешь какой опасности чуть не подверглась? Низкий мужской голос приобрел неприятную резкость, когда его обладатель сделал шаг вперед, непроницаемым взглядом впиваясь в женскую фигуру, словно безмолвно пытаясь передать это. — Ты была такой беспомощной и беззащитной, — продолжил он с нарастающим раздражением, смешанным с плохо скрываемым беспокойством. — С тобой могло случиться что угодно! Тебя могли использовать в своих целях, а может и того хуже! Тяжелый вес его слово проник едва ли не подкорку ее смешавшегося подсознания. Отступив и перестав наконец растягивать уголки губ в беззаботной улыбке, Ханна широко распахнула посветлевшие от страха и непонимания глаза, чувствуя, как растекается по венам нестерпимая по вкусу вина. — Мне… мне так жаль, Леон, — с трудом выдавила она из себя под гнетом навалившегося раскаяния. — Я не осознавала весь риск ситуации. Мне следовало быть более осторожной. П-пожалуйста, поймите, что я сделала это не со зла… Он резко выдохнул, заставляя себя расслабить напрягшиеся было мышцы: — Ханна, я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. — И я ценю это, — робко улыбнулась Аббот, медленно подходя ближе и неуверенно протягивая ладонь, обхватывая ей его руку. — Спасибо за то, что позаботились обо мне вчера, хотя были не обязаны, мистер Кеннеди. Горящее изнутри негодование немного утих, оборвавшись на неожиданной ноте из-за расцветшей на ее устах улыбки и нежного прикосновения. Искренняя благодарность и согревающая признательность чужого взгляда с легкостью разрушили баррикады построенного им гнева. Его наполненный нечитаемыми темными эмоциями взгляд смягчился и Леон посмотрел на нее вновь обретенным спокойствием. — Пожалуйста, — пустив глухой смешок, тепло прищурил холодные синие очи. — Порой ты можешь не понимать последствия собственных поступков, однако это не означает, что я перестану заботиться о твоем благополучии. Он осторожно сжал ее пальцы в защитном и успокаивающем жесте. — Знаешь, ты та еще непоседа, — добавил мужчина и в тоне голоса проскользнуло едва уловимое поддразнивание. — Тебе повезло, что я не могу стоять в стороне, когда кому-то причиняют боль. Напряжение в комнате стало потихоньку рассеиваться, уступая место взаимопониманию. Кивнув, Ханна улыбнулась уверенной улыбкой с новообретенной решимостью: — В следующий раз я буду более осторожной! — Обещай мне, — тихим, но твердым голосом надавил Леон. — Обещай, что больше не будешь подвергать себя такой опасности. — Конечно, не буду, — нежно рассмеялась она, поднимая на него блестящий солнечными смешинками взор. — Но знаете, обычно мне говорят, что я словно лучик счастья, а не какой-то непоседливый ребенок. Леон не мог не усмехнуться на ее забавный ответ и того, как легко ее переливающийся колокольчиками звонкий смех разрядил гнетущую атмосферу. Радость и свет, что Ханна вкладывала в каждое свое взаимодействие с окружающим миром, было до одурения опьяняющие. — Полагаю, у тебя есть свой магический способ сделать комнату ярче, — признал Леон с глухим насмешливым фырканьем. — Но даже эта харизма бывает той еще занозой в одном месте. В ее глазах блеснул озорной огонек, когда она склонилась вперед, заговорив заговорщицким шепотом, каким принято говорить, когда ты делишься самой постыдной тайной из своего шкафа: — Знаете, справляться с таким количеством счастья довольно сложно. Между ними воцарилась приятная уютная тишина, которая сразу же прервалась, как только до нее дошло смущенное осознание того, что она все еще держала его за руку, отчего резко отдернула ее. — Ох, простите! — торопливо попросила Ханна прощения, краснея словно маков цвет. — Иногда я бываю ужасно навязчивой и тактильной. Аббот понимала, что за холодной отстраненностью Леона должна была стоять достойная причина, и не желала каким-либо образом пересекать его границы. — Не стоит извиняться, Ханна, — успокоил он ее. — Ты можешь быть до неприятности большой непоседой, лезущей куда не надо, но я не против этого, — выдержав небольшую паузу, добавил после усталого вздоха. — Я могу быть немного… отстраненным. Однако, это не означает, что я презираю любой вид физического контакта. Иногда это тоже, знаешь… бывает к месту. Внезапно мужчина протянул вперед свою ладонь и переплел их пальцы в замок. Прикосновение было мягким и обнадеживающим, будто бы безмолвно уверяло в собственной безобидности. — У тебя есть необычная способность пробиваться сквозь стены, Ханна, — не то похвалил, не то пожурил ее Леон, встречаясь с ней взглядом. — И сейчас я благодарен за это. Ханна настороженно посмотрела на него, чувствуя, как сердце под грудью угрожает вот-вот вырваться наружу. Было несправедливо, насколько идеально сочетались в одном простом человеке отталкивающая холодность, железная непробиваемость и животрепещущая красота. Внезапно Аббот вздрогнула, почувствовав запах чего-то горелого, и немедленно перевела неверующий взгляд на испорченные пригоревшие яйца под крышкой дымящейся сковородки. Поспешно выключив газ, она не сдержала удрученного вздоха, слегка посмеиваясь над забавным стечением обстоятельств: — Кажется, ваши кулинарные навыки все также оставляют желать лучшего. Леон не мог не посмеяться над легкомысленным выговором Ханы и осознанием его кулинарной неудачи. В воздухе повис запах подгоревших яиц, что довольно ясно свидетельствова о полном отсутствии кулинарного мастерства у незадачливого офицера полиции. — Ты поймала меня, Хана, — признал поражение Кеннеди, пожимая плечами. — Я привык к другой зоне боевых действий, кухня — чересчур неизведанная для меня территория.