Солнцекорт Перевод by @sunshinegm (тг)

Жан       Жан проснулся от звука зазвонившего телефона. Он устало провел рукой по глазам и обвел затуманенным взглядом комнату в общежитии. Предрассветный солнечный свет пробивался сквозь щели в занавесках в дальнем конце комнаты. Телевизор все еще работал, показывая рекламу. Жан попытался сфокусироваться и провести свои мысли в порядок и почувствовал сильное раздражение, осознав, насколько трудно ему это даётся. Он не был уверен, как долго проспал, но точно знал, что всего несколько месяцев назад такого количества часов отдыха было бы вполне достаточно.       Жан запоздало понял, что именно стало причиной его пробуждения, но к тому времени, как он начал искать свой телефон, звонки прекратились. Когда он потянулся к мобильнику, тот зазвонил снова, и Жан увидел, как на экране высветился номер Рене. — Да? - сказал он в знак приветствия. — Жан, - сказала она с явным облегчением. — Доброе утро, я разбудила тебя, прости.       Жан приложил свободную руку к уху, пытаясь лучше расслышать, что происходит на том конце провода. По крайней мере, кто-то кричал, но было слишком тихо, чтобы Жан мог разобрать кто именно. Он предположил, что Рене ушла в другую комнату, закрыв дверь, чтобы эти вопли не были так хорошо слышны. Девушка не ждала от него ответа, но то, что она произнесла дальше, заставило его застыть на месте: — Ты можешь довериться мне еще раз? — Судя по твоему тону, я пожалею об этом, - сказал Жан. — Пожалуйста.       Жан посмотрел на дверь комнаты, увидел, что она все еще заперта, и прошептал: — Еще один раз. — Мне нужно, чтобы ты сегодня выключил телевизор, - сказала Рене. — Никаких новостей. Никакого интернета. Нил сказал мне, что у Кевина на компьютере куча записей игр Троянцев. Смотри только их и ничего больше. Сможешь?       Жан сильно сжал в руке телефон. — Они ранены? — Нет, - сказала она так быстро, что он бы мог усомниться в правдивости этих слов, если бы не нежность в ее голосе. — Нет, у нас все хорошо. Я клянусь. Просто… Я действительно думаю, что нам нужно поговорить с глазу на глаз, окей? Я дам тебе знать, как только мы поедем назад, и... - послышался звук падения чего-то тяжелого и характерный звон бьющегося стекла. По крайней мере, крики прекратились. — Жан, мне нужно пойти к рефери.       Жан посмотрел на телевизор, затем медленно протянул руку и взял пульт. Его палец завис над кнопкой выключения, пока он боролся с ощущением, что что-то не так, и уверенностью, что Рене не станет лгать ему о Кевине или Натаниэле. Наконец, он выключил телевизор и сказал: — Я не буду смотреть. — Спасибо, - произнесла она и положила трубку.       Хоть утро и тянулось ужасно медленно, Жан пережил несколько скучных недель взаперти в доме Эбби. Он ходил из гостиной в ванную и на кухню по мере необходимости. Это щемящее чувство в груди так и не утихло, но он пытался отвлечься, как только мог, просматривая игры Троянцев. В середине второго матча он решил вернуться в постель, хотя бы для того, чтобы убить время, но тут его телефон зажужжал, оповещая о новом сообщении.       Это было групповое сообщение от Джереми для Жана и Кевина: «Господи, мне так жаль. Ребята, с вами все в порядке?»       Сердце Жана замерло в груди. Он перевел взгляд со своего телефона на пульт дистанционного управления, затем на выключенный телевизор, затем на ноутбук, стоящий на кофейном столике. То, о чем Рене не хотела, чтобы он догадывался, уже начинало давать о себе знать. Рене сказала ему, чтобы он не получал ответы из новостей, но она не говорила, что он не может получить их от кого-то другого. Он посмотрел на сообщение Джереми, держа большой палец над значком диалога, собираясь написать сообщение в ответ. В последний момент он передумал и нажал на кнопку звонка, чтобы набрать его номер.       Джереми сразу же взял трубку, и от его мягкого вопроса «Эй, ты в порядке?» у Жана все волосы встали дыбом. На мгновение он почувствовал, что совершает большую ошибку, и подумал, что ему действительно следует дождаться Рене, но он подавил в себе страх и спросил: — Что случилось?       Молчание, которое последовало за этим, казалось, было бесконечным. Жан перебирал в уме тысячи вариантов того, что ему могли сказать, затем Джереми, наконец, неуверенно произнес: — Прости. Я думал, ты уже слышал. Я не знаю, должен ли я быть тем, кто...       Джереми замолчал, и Жан подумал, что, возможно, он собирается повесить трубку, вместо того чтобы объясняться, но он просто глубоко вздохнул и сказал: — Это насчет Рико, Жан. Его больше нет. ------------------       Жану потребовалось бы много времени, чтобы восстановить события того дня; в течение многих недель он помнил только отдельные моменты и события, которые никак не вязались друг с другом. Он вспомнил звонок Джереми. Он вспомнил треск дерева и звон стекла, когда он крушил все, что попадалось ему под руку. В основном он помнил руки охранников кампуса, которые ворвались к нему в комнату спустя неопределенное время. К тому моменту, когда они смогли добраться до него, в душе во всю лилась ледяная вода. Жан, сгорбившись, забился в дальний конец ванны, подальше от струй, но его ноги, которые он прижимал к груди, всё равно намокли.       Он пытался сопротивляться, но не чувствовал ни одной части своего тела. Полотенца, в которые его завернули, словно ножи вонзились в его замерзшую кожу, и его наполовину вытащили, наполовину вынесли из комнаты. В это время дня в выходные дни в Лисьей башне было оживленно, и как только стало известно, что охрана вламывается в комнаты общежития экси, в коридорах образовалась значительная толпа.       Когда его тащили к дверям лифта, Жан видел вместо лиц сплошные размытые цветные пятна. Его имя эхом зазвучало где-то в промежутках между биением сердца, стоило зевакам просто увидеть татуировку на его щеке. Потом он вспомнил машину и тошнотворное зеленое пятно за окном. Дальше незнакомые медсестры стаскивали с него промокшую одежду, объединяя силы в те моменты, когда он пытался с ними бороться. Жан вспомнил какие-то наркотики, от которых у него сразу же помутилось в голове. Жар, сначала медленный, потом быстрый и слишком сильный. Белые, очень белые простыни.       Радуга. — О, Жан, - сказала Рене, стоявшая рядом с ним. — Я же просила тебя не смотреть.       Он с трудом сфокусировал взгляд на комнате. Она сидела на краю кровати с ним бок о бок, прижавшись бедром к его бедру. Одна из его рук была зажата в ее ладонях. На его руках были свежие бинты, во многих местах покрытые пятнами засохшей крови. Он закрыл глаза, открыл их, и попробовал снова. Его голова была словно ватная. Перед этим Жан вспомнил, или ему показалось, что он вспомнил, что еще произошло. Он сопротивлялся так яростно, что им пришлось снова дать ему успокоительное. — Джереми, - прохрипел Жан. — Мы слишком поздно увидели его сообщение на телефоне Кевина, - тихо ответила Рене, что, по крайней мере, объясняло, почему кто-то внезапно вызвал к нему охрану. — Мы пытались дозвониться до тебя, но ты не отвечал. — Где Кевин?       Откуда-то с другого конца комнаты донесся голос Натаниэля: — Мы оставили его и тренера Ваймака в Западной Вирджинии. Он не добавил «на похоронах». Он не сказал «скорбить». В этом и не было необходимости, когда Жан смог собрать все воедино. Но он не мог произнести это вслух, потому что это никак не могло быть правдой. Жан поднес свободную руку к лицу и провел дрожащими пальцами по татуировке на скуле. Кевин был с Рико гораздо дольше, балансируя на зыбкой грани между любимым братом и боксерской грушей. Не имело значения, как сильно Рико ранил его; они провели слишком много лет, полностью поглощенные друг другом. Кевину пришлось бы попрощаться.       Не попрощаться, потому что Рико не могло не стать. Он не мог уйти. Не мог. — Это неправда, - сказал Жан. — Сегодня утром была пресс-конференция, - медленно проговорила Рене. — Тренер Морияма взял на себя личную ответственность за то давление, которое оказывалось на Рико. Он уволился, - она что-то проворчала, когда Жан локтем попытался оттолкнуть ее. Ему не хватило равновесия, чтобы удержаться на ногах, и в итоге он врезался в стену у двери. Рене тут же обхватила его руками, не давая упасть, и крепко держала, несмотря на его попытки вырваться. —Жан, все в порядке. — Нет, - резко и в панике ответил Жан. — Хозяин никогда бы не ушел. ERC не смогли бы заставить его. — Это были не ERC, - тихо сказал Натаниэль по-французски. Жан, наконец, повернулся, чтобы попытаться увидеть его. Натаниэль был единственным человеком в комнате, стоявшим на страже в дальнем углу. Он выглядел слишком спокойным для всего этого. — Ичиро был на игре и своими глазами видел, какой хаос Тетсуи посеял в Эверморе. Когда Рико набросился на меня, Ичиро выбрал сторону. —Нет, - сказал Жан. — Я в это не верю. — После того, как полиция уехала, меня пригласили в Восточную башню, чтобы я смог увидеть всё своими глазами, - сказал Натаниэль. — Возможно, в знак уважения, потому что все, о чем я его предупреждал, сбылось. Сначала он выгнал Тетсуи из экси: больше никакого Эдгара Аллана, никаких профессиональных команд, никакого ERC. Затем он разобрался с Рико. —Я тебе не верю, - настаивал Жан. — Рико - король. Он - будущее Экси. Он Морияма. Они бы никогда его не убили. — Он был, - сказал Натаниэль с некоторым ударением, — королем. Теперь он мученик.       Последние силы покинули Жана, и он медленно опустился на землю. Дрожь, сотрясшая его грудь, должна была быть вызвана отвращением, которое почему-то долго не продлилось. На смену ему пришло что-то новое - это чувство не было радостью или облегчением, оно было похоже на потерю. И Жан ненавидел это, ненавидел, ненавидел. Ему хотелось расцарапать себе лицо. Он хотел вцепиться себе в горло, пока не нащупает узел, из-за которого так трудно дышать.       Марсель оказался потерян из-за травмы. Двери Эвермора были закрыты для него. Хозяина изгнали. Рико был мертв. Все, что Жан когда-либо знал, исчезло. Кем он был без всего этого?       Его сердце сжалось так сильно, что дрожь пробежала по всему его телу. Как ужасно, как утомительно было осознавать, что одно из его самых заветных желаний наконец исполнилось, но он не чувствовал ничего, кроме этого грызущего смятения. Это казалось несправедливым. Он хотел произнести это вслух, но смысла не было, поскольку он и не верил в справедливость. Лучшее, что ему удалось, - это сдавленный звук, который вырвался у него наружу. — Хей, - сказала Рене, опускаясь рядом с ним на колени.       Одной рукой она обхватила его затылок, а другой наклонилась вперед, чтобы прижаться лбом к его виску. Он чувствовал биение ее сердца у себя на коже, ровный ритм метронома, под который он мог расслышать свое прерывистое дыхание. У него не хватило духу оттолкнуть ее, но он прижал колено к ноющей груди, чтобы создать себе небольшую преграду на пути к ее утешению. — Ты со мной. Это нормально - отпускать. Фраза придала ему достаточно сил, чтобы сказать: — Я не буду его оплакивать. — Может быть, дело совсем не в нем, - сказала Рене. — Может быть, ты оплакиваешь то, что он разрушил твою жизнь. Тебе позволено скорбеть по тому, что он у тебя отнял.       Даже здесь, даже сейчас, отрицание было инстинктивным: — Он ничего у меня не отнимал! - он попытался вырваться из ее хватки, но она не выпустила его. — Ты видела тело? — Нет, - призналась Рене. — А я видел, - сказал Натаниэль, пересекая комнату. Он присел на корточки перед Жаном и стал изучать его спокойными голубыми глазами. Он подождал, пока Жан не обратит на него затравленный взгляд, прежде чем соединить пальцы, как пистолет, и поднести их к своему виску. — Ба-бах, и он исчез. Впечатляет, не правда ли? То, как легко эти монстры умирают в конце концов.       На мгновение Натаниэль посмотрел вдаль. Жану не нужно было спрашивать, в какие воспоминания он погрузился; трудно было не заметить, во что люди отца превратили его лицо. — Он мертв, Жан — Пообещай мне, - сказал Жан с отчаянием, которое должно было убить его. Натаниэль не колебался. — Я обещаю.       Жан уткнулся лбом в колено и закрыл глаза. Он считал вдохи и выдохи, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, пока оно не пробило дыру в грудной клетке. Самая мрачная мысль, вертевшаяся в глубине его сознания, подсказывала не верить, говорила, что это был тщательно продуманный трюк, устроенный Морияма, чтобы убрать Рико из поля зрения, прежде чем он еще больше опозорит семью. У него вообще не было причин доверять Натаниэлю, бешеному маленькому Лисенку, у которого была целая жизнь, чтобы научиться врать. Если бы он не услышал это сначала от Джереми, если бы Рене не прижималась к нему, он бы смог сразу отвергнуть эту нелепую ложь.       Но, возможно, это было правдой. Возможно, Ичиро действительно выбрал их.       Свобода была явной ложью, а в безопасность было невозможно поверить, но, возможно,— — Мне нужно вернуться к остальным, - сказал Натаниэль. — Он будет со мной, - пообещала Рене.— Я отведу его обратно к Эбби, когда он будет готов.       Жан услышал шелест ткани, когда Натаниэль поднялся, но как только он собирался уходить, Жан слепо потянулся к нему. Моро едва узнал свой собственный голос, когда произнес: — Нил, - этого было достаточно, чтобы лис остановился. Кончики пальцев Жана, наконец, нащупали джинсы, но он не пытался крепко схватить противника. -Это была хорошая игра. — Да, - сказал Нил Джостен с улыбкой в голосе. — Так оно и было, не так ли?       Дверь тихонько скрипнула, когда ее открыли, и щелкнула еще тише, когда закрылась снова. Жан сосредоточился на ощущении сердцебиения Рене и считал свои вдохи, пока ему стало не так больно от того, что он жив. ----------------------       Самой жестокой шуткой недели была не смерть Рико и не невероятная победа Лисов, а то, что учебный семестр все равно продолжался. В понедельник начались выпускные экзамены. Эдгар Аллан согласился, чтобы Эбби провела экзамены для Жана, при условии, что он будет сдавать их на территории кампуса; его преподаватели отправят задания по факсу в офис Ваймака. В понедельник утром Жан встал вместе с Эбби и отправился на корт Лисов на пассажирском сиденье.       Вокруг стадиона на ограждении были намотаны ярко- оранжевые ленточки, и студенты подходили, чтобы оставить различные знаки победы и приклеить написанные от руки поздравления и выражения поддержки. Носки и футболки добавляли хаоса, и Жан заметил, по крайней мере, один бюстгальтер, зацепившийся за петлю ограждения. Было удивительно, что они так изуродовали свой собственный стадион. Эдгар Аллан обрушился бы на своих учеников за такую неучтивость.       Возможно, такая же реакция была бы, если бы ученики оставили подобную дань уважения Рико за пределами Эвермора. Жан почувствовал, что его мысли путаются, а дыхание в груди начинает давать сбои, поэтому он выбросил Рико из головы с такой силой, что у него защемило сердце.       Эбби устроила Жана в комнате и провела небольшой осмотр, прежде чем зачитать ему вслух краткие инструкции. Жан расковырял карандашом кончики пальцев, ожидая, пока Эбби включит таймер и уйдет. В эти выходные он вообще не занимался, но бесконечные часы, которые ему пришлось потратить на занятия в последние полтора месяца, окупились. Единственное, в чем Воронам не требовалось отличаться, так это оценки: пока они набирали минимальный средний балл, чтобы сохранить свое место в составе, тренеры ничего другого от них и не требовали. Несмотря на то, что Жану разрешили правильно решить только половину теста, он был вполне уверен в большинстве своих ответов.       Он закончил, когда в запасе оставалось еще несколько минут. Вместо того, чтобы проверить свои ответы, он встал и подошел к дальней стене. Кто-то повесил на нее фотографии Лис: фото с вечера игр, вырезки из газет, много снимков «Лисов на отдыхе» и лишь небольшое количество фотографий, сделанных на стадионе. Жан видел кинотеатры, уютные спальни и рестораны. Там были нелепые селфи девушек, снимки с банкетов экси и немало лис, корчащих перед камерой нелицеприятные рожи, растянувшись на пледах для пикника или деформированных диванах.       Они выглядели нелепо и не соответствовали друг другу. Они выглядели яркими, живыми и беззаботными, как будто каким-то образом забыли обо всем, что позволило им попасть в состав Лисов.       В коридоре прозвучал сигнал таймера. Жан хотел было вернуться на свое место, пока его не застукали за разглядыванием фотографий, но в конце концов остался на месте. В конце коллажа была фотография Рене. Она стояла у окна и обеими руками указывала куда-то вверх. Жану потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть радугу в далеком небе. Кто-то прикрепил к уголку фотографии маленькую наклейку с надписью: «Кому больше всего это бы подошло?».       Эбби вошла проведать его и забрать решенный тест. — Дай-ка я взгляну на твое колено. Жан снял фотографию Рене со стены. Эбби ничего не сказала об этой краже, хотя и должна была заметить, что он забрал фотографию. Она молча проводила его обратно в свой кабинет.       После тщательного осмотра колена и новых травм, которые он получил, когда, по-видимому, разгромил комнату Нила в общежитии, она разрешила ему пройтись кругами по стадиону. Ему по-прежнему не разрешали заниматься силовыми упражнениями или обычным фитнесом, но он был не против довольствоваться тем, что имел.       Это не означало, что Жана не смущало то, что он был совершенно один во внутреннем дворике. Ему приходилось заставлять себя двигаться, несмотря на то, что всё в нем просто кричало о том, что нужно вернуться обратно в раздевалку, где была Эбби. Он часами ходил кругами, проверяя, насколько колено и лодыжка могут выдерживать его вес, а позже решил пройтись по лестнице взад-вперед. Время от времени он чувствовал боль в колене, поэтому ходил между рядами сидений, пока боль не утихала, прежде чем вновь вернуться к ступенькам       Вторник и среда прошли по одному и тому же сценарию, но вечер среды все изменил. В среду вечером должны были состояться похороны Рико. Жан весь вечер смотрел в темный экран телевизора и представлял, как Ваймак и Кевин сидят бок о бок на церковных скамьях.       Похороны стали поворотным моментом. Эдгар Аллан, Вороны и их самые ярые и фанатичные последователи до сих пор пребывали в горе и отрицании. Как только служба закончилась и от Рико остались только пепел и кости, разговоры начали принимать новый оборот.       В течение нескольких дней появлялись статьи и эссе о безумном давлении, оказываемом на звездных спортсменов и знаменитостей. Теперь тон стал мрачнее и злее, впрочем, как всегда, когда в дело вступали Вороны. Постепенно общественное мнение начало перекладывать вину на крошечную команду, разрушившую репутацию Рико, и на безупречную тройку, покинувшую короля, который сам проложил им путь для славы. Имя Нила всплывало с пугающей частотой, но Кевин и Жан также не отставали от него. Жан смог вытерпеть всего один день, наполненный отвратительными слухами и обвинениями, прежде чем решил полностью прекратить смотреть новости.       Последние дни учебного года были единственной причиной, которая сдерживала людей, по крайней мере, так казалось Эбби, и Жан слышал, как она разговаривала по телефону со своими лисами, убеждая их уехать из города как можно скорее после сдачи экзаменов. Жан уже и забыл, что некоторое количество — большинство? - школ разрешают своим спортсменам отдыхать летом. За ужином в четверг вечером Эбби рассказала Жану, что в городе осталось только трое лисов, и Жану не нужно было спрашивать, кто именно. Остальные разбежались кто куда, прежде чем возмездие настигло бы их.       В пятницу Рене нашла его на корте, принеся с собой письмо, которое Эбби, должно быть, передала ей, чтобы она передала его ему. На конверте было написано «Троянцы», поэтому Жан открыл его, когда Рене села рядом с ним. Внутри был билет на самолет и написанное от руки письмо от Джереми. Оказалось, они нашли место, где Жан мог бы перекантоваться, но им понадобилась неделя, чтобы кто-то по имени Джиллиан смог наконец уехать. Жан будет жить в одной комнате с Каталиной Альварес и Лайлой Дермотт - защитником стартового состава и лучшим вратарем сборной США на сегодняшний день. Джереми пообещал, что заберет Жана из аэропорта, когда тот прибудет.       Под его подписью были почти неразборчивые каракули, написанные чьим-то чужим почерком, и Жану пришлось несколько раз перевернуть письмо, прежде чем он разобрал восторженное «Давай, блядь, вперееееед!» Жан медленно сложил письмо обратно и посмотрел на билет. Он предположил, что Джереми уже обговорил их будущую встречу с Кевином. Жан не знал Ваймака достаточно хорошо, но был полностью уверен, что этот человек спросил бы его, прежде чем делать что-то подобное. То, что его жизнь решалась за него, было уже знакомым чувством, поэтому Жан не стал тратить время на жалобы.       Он передал свой билет Рене, чтобы она могла его увидеть. — Раньше, чем я думала, - призналась она. — Я полагаю, он хочет, чтобы ты был на месте, чтобы их медсестры смогли как следует тебя осмотреть. Кевин никогда не распространялся о степени твоих травм; все, что они знают, - это то, что ты выбыл на три месяца.       Рене вернула письмо и наблюдала, как Жан кладет его вместе с билетом обратно в конверт. Она сказала с большей уверенностью, чем он сам чувствовал: — Будет здорово! У тебя появится время привыкнуть к городу, прежде чем приступить к тренировкам с новой командой. Я слышала только хорошее о твоём капитане. — От Кевина, - догадался Жан. — Он довольно предвзят, так что я бы не доверял. Рене рассмеялась. — Возможно, но это довольно мило, не так ли? Обычно он не так прямолинеен в своем восхищении. — Боюсь, что это нравится только тебе. Мне приходилось мириться с этим его восхищением, сколько я его знаю. Он дурак. Он бы зачах, если бы был в их составе; у него слишком вспыльчивый характер, чтобы продержаться хотя бы день на их площадке.       Рене коснулась его плеча. — Ну да, зато ты отлично впишешься.       Хоть она просто поддразнивала его, Жан сказал: — Я буду ненавидеть их, но сделаю все, что в моих силах, чтобы выжить.       Рене помолчала минуту, затем серьезно посмотрела на него. — Они спросят тебя о твоих травмах. Ты знаешь, что им скажешь? — Я был ранен на тренировке, - ответил Жан. Рене криво улыбнулась. — Я не думаю, что твой ответ произведет большое впечатление на медсестер. Не так ли, Жан? Он не объяснит вот этого.       Она прикоснулась кончиками пальцев к его груди и изучала его рубашку, словно могла разглядеть шрамы под ней. — Я не припоминаю, чтобы на Солнечном корте заботились о конфиденциальности, как здесь. Они захотят узнать, что произошло. — Вороны никогда не спрашивали, - сказал Жан. — Они знали, что это не их собачье дело. — Вероятно, они также всё-таки могли догадаться, что могло произойти, - произнесла Рене, и Жан не смог ответить на это простое обвинение. Она задумалась еще на несколько мгновений, прежде чем убрать руку. — Если не хочешь - не можешь - сказать им правду, то сделай так, чтобы они чувствовали себя достаточно неловко, чтобы дальше совать нос в чужие дела, - предложила она. Когда Жан взглянул на нее, она слегка пожала плечами. — Например, намекни, что шрамы из твоего прошлого. От семьи.       Это было бы довольно смело со стороны кого-то другого, но Рене рассказывала ему истории о своих родителях еще в феврале, а сам Жан был достаточно честен, чтобы признаться ей, что ненавидит своих. Он не вдавался в подробности, а она не настаивала, но если бы она знала, как он оказался на попечении Рико, то, вероятно, могла бы догадаться, чем именно занимались его родственники. — Этого будет достаточно? – спросил Жан. — Я совершенно уверена, - пообещала Рене. — Люди, как правило, начинают нервничать, когда узнают о домашнем насилии. Жан задумался. — Я доверюсь тебе.       Они посидели в уютной тишине несколько минут, прежде чем Рене спросила: — Ты бы хотел, чтобы я оставалась с тобой, пока ты не улетишь?       Жан обдумывал это целую минуту, прежде чем сказать: — Не думаю.       Рене кивнула, как будто ожидала такого ответа. В ней была какая-то нежность, одновременно печальная и прекрасная, и на мгновение Жану стало больно от всей этой жестокости. Он подумал о том, как она всю ночь ехала за рулем, после того, как он отправил ей сообщение, и о том, как она настроила Андрича против его собственной звездной команды, непреклонно угрожая возмездием. Он думал о том, как она неделю за неделей приходила к Эбби, чтобы посидеть с ним, чтобы он не был одинок, о ее непоколебимой вере в то, что он справится и будет лучше, о том, как она звонила ему из Западной Вирджинии, отчаянно пытаясь защитить его от информации о смерти Рико.       Он подумал о Эверморе, о годах скитаний по темным залам без окон. Тяжелые проверки, ненасытные руки, слишком острые ножи и эти тренировки, повторяющиеся снова, снова и снова, занимающие большую часть его дня. Он подумал о Кевине, шепчущем по-французски в темных углах, и о том, как он тонул. Обещание, данное от его имени без его согласия, смерть, которая сломала и изменила все, и билет на новое начало, которое он не заслуживал, но которое было ему нужно, если он хотел прожить достаточно долго, чтобы чего-то стоить.       «Я - Жан Моро», - подумал он, а потом: «Кто такой Жан Моро, если не Ворон?»       Это был вопрос, требующий ответа, и проблема, с которой Рене не могла ему помочь. Это оставило в нем горькую боль, похожую на ушиб, но Жан знал, что лучше не думать, что все могло бы быть по-другому. Было жестоко тянуться к ней после такого отказа, но Жан поддался искушению и заправил прядь волос за ухо. Она взяла его за руку, чтобы запечатлеть поцелуй на его ладони, и он наблюдал, как легко ее пальцы скользнули между его пальцами.       — Я думаю, мы подходим друг-другу, - сказала она, изучая его. — Просто сейчас... неподходящее время. Если бы ты остался, возможно, все было бы по- другому, но я знаю, что ты этого не сделаешь. Я знаю, что ты не сможешь, - поправила она себя. — Было бы несправедливо просить тебя об этом и жестоко с моей стороны усложнять твое путешествие. — Прости, - сказал он искренне. — Не стоит, - сказала Рене так спокойно и серьезно, что он поневоле поверил ей. В ее кармане зазвонил будильник, но Рене вытащила телефон и, не глядя, отключила его. — Я хочу для тебя только самого лучшего, и сейчас это не касается нас. Если тебе понадобится начать все с чистого листа, когда ты переедешь, чтобы оставить все позади, я пойму, но я всегда рядом, если понадоблюсь.       Слова благодарности прозвучали бы уместно, но Жан смог выдавить только: — Я знаю.       Когда он вопросительно указал на ее телефон, она поднялась на ноги. — Напоминание о моем последнем экзамене, - сказала она.       Рене постояла перед ним мгновение, глядя на его запрокинутое отстраненное лицо, а затем расстегнула застежку своего ожерелья с крестиком. Жан протянул руку и увидел, как отблески света отразились от серебряной цепочки, которая теперь лежала у него в ладони. Слишком долгие годы, проведенные в Гнезде, разрушили его детскую веру, но он все равно сжал ожерелье пальцами. Ему показалось, что он почувствовал ее тепло, исходящее от металла; каким- то образом это все еще успокаивало.       Она улыбнулась, медленно, уверенно и ослепительно, и сказала: — Я так горжусь тобой за то, что ты зашел так далеко. Я рада видеть, как далеко ты сможешь улететь отсюда, когда наконец сможешь расправить крылья без страха. Лети спокойно, Жан. Мы увидимся на корте в финале. — Возможно, так и будет, - согласился он, и она оставила его наедине с мыслями.       На кончиках пальцев он сосчитал до двух:       Прохладный вечерний ветерок. Радуга. ----------       К вечеру пятницы Ваймак и Кевин вернулись в Южную Каролину, а к вечеру субботы осталось только три Лиса. Жан слишком много знал о планах остальных на лето, благодаря подслушанным разговорам между Ваймаком и Эбби. Он упорно пытался стереть эти знания из своего мозга как несущественные, потому что какое ему было дело до того, что один собирался направиться в Германию, а второй провести несколько недель с семьей черлидерши? Все, что действительно имело значение, - это то, что у него оставалась еще большая часть недели до вылета.       В понедельник общежития на территории кампуса закрылись на лето, и оставшиеся Лисы переехали к Эбби. Внезапное прибытие новых гостей добавило в дом долгожданной жизни, заполнив тишину и пространство так, как никогда не удавалось редким посетителям Жана. Он проснулся оттого, что Кевин и Нил спорили о командах и тренировках, и заснул, слушая, как Эбби отчитывает Эндрю за потребление сахара. Время от времени Эндрю и Нил перебрасывались фразами на незнакомом ему языке. — Немецкий, - сказал Кевин, увидев, что Жан наблюдает за ними. Это было первое, что он сказал Жану с тех пор, как вернулся в Южную Каролину. Однажды они поговорят о победе Лисов, а когда-нибудь - о Воронах. Но пока что смерть Рико стала зияющей пропастью между ними, которую ни один из них не был готов преодолеть. — Отвратительный язык, - сказал Жан, и Кевин погрузился в свои мысли.       Теперь, когда Жан мог самостоятельно двигаться, Ваймак бывал здесь реже, но он по-прежнему заходил каждый вечер, чтобы попробовать стряпню Эбби и порадовать свою команду. В течение нескольких часов, пока они все были в одном месте, Жан изучал их, удивляясь, как далеко зашла прошлогодняя неразбериха в команде. Он наблюдал, как Эбби и Ваймак ладят друг с другом, ворча и суетясь, но всегда с нежностью и легким подтекстом. Когда товарищи Эндрю по команде проявляли особую педантичность, он всегда в первую очередь обращался к Ваймаку. Труднее всего было наблюдать за осторожными фальстартами между Ваймаком и Кевином, когда они проверяли непривычные отношения между тренером и отцом.       Жан заметил, что Эндрю и Нил двигались так, словно были захвачены гравитацией друг друга, больше находясь в пространстве друг друга, чем вне его, сигаретный дым, одинаковые повязки на рукавах и долгие взгляды, когда один из них слишком надолго выпадал из поля зрения другого. Он всегда считал, что именно высокомерие Нила привело его на Рождество в Эвермор. Теперь Жан думал, что дело было в чем-то другом, но не ему было это комментировать. Натаниэль был его нарушенным обещанием; жизнь Нила его не касалась.       В любом случае, ему не пришлось долго размышлять об этом, потому что каждый день недели приносил все больше возмездия со стороны болельщиков, обиженных победой Лисов. Голос Ваймака звучал скорее устало, чем сердито, когда он рассказывал о последних событиях каждого дня: черные чернила, которыми был выкрашен пруд кампуса, граффити с надписями «УБИЙЦЫ» и «МОШЕННИКИ» на стенах стадиона, угрозы взрыва бомбы и поджога, из-за которых охране приходилось сопровождать Лисов на корт и обратно на их внеплановые тренировки.       В среду утром среди тренеров поползли новые слухи: Эдгар Аллан закрыл Гнездо. Вороны разошлись по домам, чтобы провести время с семьей и получить обязательную психологическую консультацию. Жан вышел из комнаты еще до того, как Ваймак закончил говорить, и заперся в комнате со своими тетрадями до конца дня. Охватившая его паника чуть не заставила его вырвать все страницы из книг, но ему удалось вовремя спрятать их в безопасное место.       Когда поздно вечером Жан, наконец, снова вышел из комнаты за водой, Ваймак все еще не спал и ждал его. Ваймак не спрашивал ни о Гнезде, ни о Воронах, но сказал: — В Лос-Анджелесе тебе будет безопаснее. Мы здесь сами по себе, и нет никого, кто бы находился на нашей стороне, кроме, может быть, двадцати человек из службы безопасности нашего кампуса. Лос-Анджелес - совсем другой город, а Университет Южной Калифорнии находится в самом его сердце. Никто не будет настолько глуп, чтобы попытаться затеять с ним драку, потому что они знают, что город всегда победит.       Это не было вопросом, поэтому Жан не ответил. Ваймак дал ему всего несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, прежде чем сказать: — Я разговаривал с тренером Реманом на этой неделе, просто чтобы ты знал. На нас давят, прося, чтобы вы с Кевином предстали перед камерой. Мы сопротивляемся изо всех сил, - сказал он в ответ на острый взгляд, который бросил на него Жан, - потому что знаем, что еще слишком рано отдавать кого-либо из вас этим стервятникам. Но рано или поздно школьные советы заберут у нас право выбора. — Я не имею права общаться с прессой, - медленно произнес Жан. — Я не буду этого делать. — Им есть что сказать о тебе, - заметил Ваймак вполне доброжелательно. — Было бы не худшим решением ответить и разобраться в некоторых вещах.       Когда Жан в упорном молчании уставился на него, Ваймак вздохнул и взял со стойки пачку сигарет. Он отложил ее в сторону, проверяя полна ли зажигалка, и сказал: — Поспи немного. Завтра будет долгий день.       Позже Жан поймет, почему Ваймак настолько сильно беспокоится о нем, но будет уже слишком поздно что- либо предпринимать. ------------------------       Джереми       К тому времени, как Джереми смог выбраться из-за стола в среду вечером, он пропустил почти двадцать текстовых сообщений. Его телефон вибрировал почти без перерыва больше недели, начиная с новости о смерти Рико и заканчивая пресс-конференцией Тэцуки. В основном это была Кэт, которая не могла удержаться от того, чтобы не следить за онлайн- сплетнями и мнениями, но, когда выпускная неделя подошла к концу и началась первая неделя летних каникул, групповой чат заработал по-настоящему.       Было невыносимо осознавать, что Лисы штата Пальметто могут быть чемпионами и при этом оставаться козлами отпущения в NCAA. Казалось, что каждый раз, когда Джереми открывал свой телефон, на него обрушивалась новая волна слухов или сообщений о новых нападениях на их кампус. Он уже сталкивался с подобной реакцией прошлой весной, когда Кевин Дэй впервые объявил о своем переходе в новую команду, поэтому, хотя он и был разочарован участившимися случаями вандализма, он не сильно удивился. Когда Джереми заглянул к Кевину, тот казался скорее раздраженным, чем обеспокоенным, поскольку его частным тренировкам мешали дополнительные меры предосторожности, поэтому Джереми старался не слишком волноваться.       До сих пор казалось, что Троянцев это не особо затрагивало, но Джереми не мог сказать того же об их новом игроке. Слухи о том, что Жан Моро был новичком, распространялись молниеносно. Кое-какие из них были лишь лживой пропагандой, например, пренебрежительное отношение к его талантам, несмотря на то, что реальная статистика показывала, насколько хороши результаты бывшего Ворона. По большей части это было какой-то неразберихой и не имело под собой никаких доказательств, всё строилось на словах по типу «он сказал, она сказала», а также «я слышал от друга, который знает одного человека, который слышал» - всё это смахивало на сплетни в школьных коридорах.       Жан играл на главной линии в Воронах около трех лет, но ни разу не общался с прессой. В этом не было ничего необычного, поскольку Эдгар Аллан поручил Рико и Кевину отвечать за все интервью и заявления команды, но это означало, что никто не знал хотя бы примерную личность Жана. Не имея какого-то конкретного представления для других, он был легкой добычей для анонимных ненавистников в Интернете, и они тратили целые дни, создавая пугало абсолютно из ничего.       Один человек сказал, что Жан регулярно избивал первокурсников Воронов до полусмерти, другой, что Жан завидовал статусу Рико и безжалостно издевался над ним, а самый громкий слух гласил, что Жан переспал с ним, чтобы попасть в состав команды. Жана обвинили даже в уходе Кевина от Эдгара Аллана. По одной версии, он подговорил Кевина на это, чтобы подорвать авторитет Рико, в то время как другая сторона утверждала, что он вынудил своей жестокостью Кевина сбежать. И так продолжалось бесконечно, по изматывающему кругу.       В прямом противоречии с этой предполагаемой агрессивной чертой его характера был единственный запутанный слух из штата Пальметто: по-видимому, Жан пытался покончить с собой в знак солидарности в то утро, когда умер Рико. Это поступило непосредственно от спортсменов, которые видели, как охрана вытаскивала окровавленного и находящегося в бреду Жана из общежития. Джереми не знал, насколько серьезно можно относиться к последнему, но в тот же день тренер Ваймак позвонил ему с телефона Кевина и попросил Джереми некоторое время держаться на расстоянии. Чувство вины грызло его сердце, причиняя неудобство.       Было неизбежно, что слухи дойдут до троянцев, но Джереми придерживался двух простых истин, пытаясь развеять их страхи: Кевин никогда бы не отправил к ним Жана, если бы тот был таким негодяем, как все утверждали, и сам Жан попросил внести изменения в свой контракт, чтобы быть уверенным, что всё будет в порядке. Не было никакой гарантии, что с Жаном будет легко поладить, но разве ему пришло бы в голову добавить этот пункт в контракт, если бы он не собирался соблюдать его?       В большинстве случаев этого было достаточно, чтобы рассеять их сомнения, но Ксавье написал ему в личном сообщении, что Кевин и Жан не играли вместе больше года. Никто не мог точно сказать, что Жан не изменился за это время, заняв своё место в, так называемой, свите короля. Троянцы были обеспокоены, и, вероятнее всего, оставались бы такими до момента, пока пока не смогли бы оценить Жана по достоинству. Привезти Жана завтра в Калифорнию, на целый месяц раньше, до начала летних тренировок, было единственным мирным предложением Джереми для них. — Снова драма, - предположила Аннализ, и Джереми оторвал взгляд от телефона.       У его младшей сестры через плечо была перекинута сумочка, а в руке она держала ключи. В отличие от Брайсона, который всегда приезжал домой на лето, она настояла на том, чтобы круглый год жить в собственном доме на другом конце города. Выражение ее лица было спокойным, а не озабоченным, но Джереми тут же сунул телефон в карман и пошел встречать ее у входной двери. — Люди ссорятся с нашей новой звездой, - признался он, придерживая для нее дверь. — Фабрика слухов работает сверхурочно. — Назревает новый скандал, да? - спросила она. — Закончи то, что начал.       Он был близок к тому, чтобы вздрогнуть. Когда-то давно она ходила на все его школьные игры, одна из них проводилась как раз перед осенним банкетом, который расколол их семью пополам. С тех пор она изо всех сил старалась забыть все, что знала об экси, и так и не простила его за то, что он продолжал им заниматься. Он прошел через сотни гипотетических споров со своим психотерапевтом, готовясь к тому дню, когда наконец даст ей отпор, но каждый раз, когда появлялся шанс, он наблюдал, как тот ускользает в печальном молчании.       Джереми последовал за ней к ее машине, но Аннализ заставила его остановиться, достав из сумочки бальзам для губ. Она щедро нанесла его на губы, несколько раз причмокнула и лукаво посмотрела на него. — Что дедушка думает об этой твоей инвестиции?       Это была очевидная приманка, но Джереми не смог сдержать ярости: — Он не наш дедушка. — Аккуратнее, - предупредила его Аннализ, роясь в карманах в поисках ключей. — Ты уже разрушил семью. Не разрушай и мое будущее тоже. Дверь.       Он открыл дверцу ее машины, с трудом подбирая аргументы, которые всегда звучали неубедительно. Аннализ села на водительское сиденье и махнула ему рукой. Джереми захлопнул дверцу и отступил на шаг. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы пристегнуться и устроиться поудобнее, а затем ее машина с тихим урчанием завелась. Она тронулась с места, даже не оглянувшись. Джереми проследил, как исчезли задние фары, когда она свернула с подъездной дорожки, затем повернулся, чтобы осмотреть свой дом.       Искушение отправиться прямиком к Кэт и Лейле было почти непреодолимым, но сегодня был не тот вечер. Сегодня была их годовщина, и он не собирался портить ее своей семейной драмой.       Вместо этого он уселся на невысокую стенку фонтана и просмотрел свои сообщения. Поскольку Кэт была отвлечена, большинство сегодняшних новостей были от других сплетников команды. Джереми не был уверен, что у него хватит сил на новые плохие новости сегодня вечером, но тут пришло новое сообщение с номера, которым он не пользовался уже несколько месяцев. Оно было от Лукаса, с которым он не проводил много времени за пределами корта. Восходящий игрок юниора был надежным защитником, даже несмотря на то, что ему в основном приходилось играть на замене против более слабых соперников Троянцев. — Мы можем поговорить? - вот и все, что говорилось в сообщении. Джереми сразу же позвонил ему. — Привет, Лукас. Ты в порядке? — Грейсон вернулся домой прошлой ночью, - сказал Лукас глухим и отстраненным голосом.       Джереми повернулся так, чтобы дом был к нему спиной, будто бы так он мог лучше слышать Лукаса. Старший брат Лукаса, Грейсон, играл за Воронов, но Лукас изо всех сил старался не говорить о нем.       «Не безразличие, а горе», - как-то сказал Коди Джереми.       Предположительно, Воронам запретили связываться со своими семьями после того, как они подписали контракт с Эдгаром Алланом. Это звучало как чушь собачья, но Грейсон отказывался общаться с Лукасом даже после того, как он подписал контракт с Троянцами. — Как он? - спросил Джереми. — Как дела?       Лукас молчал целую вечность, прежде чем сказать: — Он не прав. Я не... я не должен был этого говорить, я знаю, что не должен, но я… - он запнулся, пытаясь обуздать себя, прежде чем сказать слишком много. — Я даже не узнаю его. Он не ест, не спит, и он просто... подожди, - сказал он и замолчал.       Джереми напрягся, пытаясь расслышать, что отвлекло Лукаса, но ничего не получилось. Прошла неприятная минута, за ней другая, и, когда Джереми уже начал по- настоящему беспокоиться, Лукас вернулся. — Он очень зол. — На тебя? - встревоженно спросил Джереми.       — На все, - уклончиво ответил Лукас. — На нас. Больше всего на Жана.       Джереми спросил: — Ты чувствуешь себя безопасно рядом с ним?” — Он мой брат, - сказал Лукас. — Я не об этом спрашивал, Лукас.       Лукас молчал слишком долго. Ни молчание, ни то, что последовало за ним, не улучшили настроения Джереми: — Думаю, да. — Если это изменится, тебе есть куда пойти? — Возможно, я мог бы остаться с Коди, - неуверенно пробормотал Лукас. — Я имею в виду, если они не вернутся в Теннесси, чтобы повидаться с Кэмерон.       «Ни за что на свете, - подумал Джереми, ведь кузены ненавидели друг друга, но не стал вдаваться в подробности. Все, что он сказал, было: — Да, это хорошая идея. Ты же знаешь, им было бы скучно без возможности кем-то командовать. Это вызвало у Лукуса тихий смешок. — Да, это правда.       Веселое настроение быстро улетучилось, когда он продолжил. — Я просто... хотел бы, чтобы всё было хорошо. Я беспокоюсь за него, но я также беспокоюсь за нас теперь, когда ты пригласил одного из них в наш состав. Если бы ты видел, какой Грейсон сейчас и каким он был раньше, то ты бы понял. — Я присмотрю за нами, - сказал Джереми. — Ты присмотри за собой и своим братом, хорошо? У него был тяжелый конец года.       Это было большим преуменьшением и казалось в бессердечным, так что Джереми невольно поморщился. — Сейчас ты нужен ему больше, чем когда-либо, но если мы тебе понадобимся, обязательно позвони нам. Мне все равно, который час. — Хорошо, капитан. - сказал Лукас. — Спасибо.       Лукас попрощался с ним довольно быстро, но Джереми еще долго оставался на месте после окончания разговора. Он прижал телефон к щеке, и мысли его улетучились: страх Лукаса, недобрые слухи о Воронах и искренняя просьба Кевина придержать место для Жана. Он думал о сломанной руке Кевина, о том, как Жан вылетел из состава в середине чемпионата, и о том, как Рико покончил с собой в Замке Эвермор после первого в истории поражения Воронов. Он подумал о людях, которые говорили, что Жана выволокли из общежития спортсменов в окровавленных полотенцах в то утро, когда умер Рико, и Джереми убрал свой телефон. — Это верное решение, - сказал он себе.       Джереми должен был верить в это, но он не думал, что его нервы успокоятся, пока Жан не приедет в Калифорнию и Джереми не сможет встретиться с ним лицом к лицу.