***
После обеда Азирафаель вновь оказался перед мольбертом: он аккуратно прорисовывал золотистые узоры на стенах. Дверь открылась и в проёме показалась рыжая макушка Энтони. — Королева и моя сестра приносят извинения, но они не смогут к нам присоединиться. — Что же, тогда продолжим завтра. Вам, наверно, всё же стоило пойти с отцом. — Ненавижу охоту, и вообще — к чему это «вы»? — Кроули закрыл дверь. — Ну, я предполагал, что вы пытаетесь от меня избавиться и поэтому сегодня пожелали побыстрее закончить. — Что?! Нет, я просто пытался отказаться от охоты. Ну и чтобы побыть с тобой сегодня. — Правда? — как-то по-идиотски пробормотал Фелл. — Правда. И знаешь, я тут подумал, мы могли бы пойти к тебе. — У меня есть идея получше, — в его голосе была слышна нотка коварства. — Тебя когда-нибудь рисовали голым?***
Энтони лежал на красном диване в чем мать родила, и это выглядело так эстетично, что художник ненароком прикусывал губы. Азирафаель едва сдерживал желание подойти ближе и прикоснуться. Его рука бегала по блокноту, который он постоянно носил с собой. Карандаш оставлял нежные линии, а рука Фелла уже начинала чернеть. Устав лежать неподвижно, Кроули встал и, обойдя Фелла, заглянул ему за плечо. — Красиво, — кратко сказал он. — Только не говори «спасибо», слишком уж часто ты это делаешь. Ты сам знаешь, что хорош, так принимай комплименты достойно, зная, что это заслуженно. — Ладно. Я попробую, — голос Фелла немного дрожал из-за близости обнажённого Энтони. Каждая клеточка его тела заполнялась желанием, и Фелл повернулся к Кроули лицом. Его блокнот вместе с карандашом полетели на пол, когда он резко поднялся и впился в губы принца требовательным поцелуем. Они оба, кажется, забыли про охрану за дверью и про то, что в любой момент в комнату могут войти. Азирафаель повалил Энтони на диван, разворачивая к себе спиной, отчего принц громко ахнул. — Ваше Высочество, у вас всё в порядке? — послышалось из-за двери. — Да-да, всё хорошо, — быстро проговорил Кроули. Он обернулся, чтобы посмотреть на Фелла, борющегося со своей ширинкой. Художник ненадолго замер, после чего оба прыснули со смеху. — Нам стоит быть потише, — прошептал Кроули. — Ничего не обещаю, Ваше Высочество, — последнее он произнёс немного растягивая слова. А потом, нависнув над Кроули, Азирафаель опустился, плавным толчком входя в принца. Его пальцы оставляли синяки на бёдрах Энтони, пока тот пытался сдерживать стоны. Он упёрся лицом в диван, а Фелл провёл рукой по животу принца, приподнимая того. Угол, под которым входил художник, тотчас сменился, отчего у Кроули вырвался всхлип и принц протяжно простонал. — Тише, Ваше Высочество, — Азирафаель наклонился к уху партнёра. Он провёл языком по ушной раковине в той же манере, как это сделал Энтони в библиотеке. После чего прикусил мочку уха и прошелся влажными поцелуями по спине принца. Его рука сползла с живота немного ниже, и пальцы обхватили член Кроули. Это заставило Энтони ощутить череду совершенно новых эмоций: он начал вилять бёдрами, насаживаясь на Фелла и толкаясь в его руку. Азирафаель продолжил движение рукой, понемногу ускоряясь, Энтони простонал что-то невнятное и кончил, излившись на диван. Азирафаель сделал то же самое, и оба отстранились. Фелл сразу же побежал одеваться, а Энтони взглянул на испачканную обивку. — Черт, — выругался он. — Думаешь, заметят? — спросил художник. — Конечно заметят! Он взглянул на виноватое лицо Фелла. — Это не твоя вина! — быстро произнёс Кроули. — Всё было прекрасно, плевать на диван. Азирафаель улыбнулся. — Идём, — сказал Энтони, хватая Азирафаеля за руку, но тотчас отпуская возле дверей. Они вышли в коридор, боясь посмотреть охранникам в лицо. Кроули, словно малое дитя, побежал к выходу из замка. Азирафаель улыбнулся, совершенно не понимая, как когда-то мог бояться принца? Тот с улыбкой сел на перила лестницы и съехал вниз, спрыгнул и помахал Феллу, чтобы тот догонял. Художник рассмеялся и сбежал по ступеням. Они очутились в саду, Кроули повёл Фелла туда, где тот никогда не бывал. Возле замка находился «зелёный» лабиринт из плотно-плотно посаженных высоких кустов, сквозь которые пробивались лишь солнечные лучи. Ряды живых изгородей были аккуратно выровнены и подстрижены садовниками. Энтони исчез за зелёной «стеной», и Азирафаель, недолго думая, поспешил за ним. — Бу! — выскочил принц из-за угла, когда Фелл уже был у входа. — Кроули! — Азирафаель подскочил на месте. Принц лишь рассмеялся и поманил художника за собой. — Идём, ангел. Энтони снова схватил Фелла за руку, и они побежали по дорожке, весело хихикая, словно дети, что убежали прятаться от родителей. Азирафаель не отрывал взгляда от принца, а тот постоянно поворачивался к нему с улыбкой. Почему-то именно художнику он хотел рассказать всё, и даже не знал, что именно. Он просто хотел, чтобы тот был рядом. И не важно, что в будущем они пойдут каждый своей дорогой, сейчас Азирафаель нужен был ему как никто другой. А Фелл уже давно знал, он влюбился. Он смотрел на милую улыбку и чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Он знал — ничто не вечно, и эти мысли убивали его. Казалось, он больше не полюбит… В голове крутился один и тот же вопрос: и почему сердце тянется лишь к неправильным людям? Они прибежали к фонтану. Полностью из мрамора. В центре высилась красивая статуя ангела. Его стройные ноги обвивала змея, тянулась вверх, а ангел застыл с кувшином в руках, из которого и текла вода. Кроули и Азирафаель сели на бортик фонтана и долго смотрели куда-то ввысь. Небесная лазурь уже отливала малиново-жёлтым. Солнца не было видно, а высоко-высоко в небе уже показался бледный круг луны. — Какой твой любимый цвет? — вдруг спросил Кроули, прерывая тишину. — Жёлтый, люблю жёлтый. А у тебя? — Бордовый, хотя я всем говорю, что чёрный. Любимый цветок? — Не знаю, розы, наверное. Я не очень в этом смыслю. — А я люблю цветы, отец говорит, что это не для джентльменов и тем более не для особ королевской крови. Но как видишь, я вообще не такой, каким подобает быть принцу. — По-моему, ты прекрасен, — прошептал Фелл. — Думаю, тебе бы понравились ромашки. Они символизируют доброту. — Что нравится тебе? — Пионы, они символизируют любовь и красоту. Они просто болтали, наблюдая за заходом солнца. После разговора, прерванного лишь несколькими нежными поцелуями, у обоих возникло чувство, что они знакомы вечность. Но ни один не осмелился сказать это вслух. Возвращаясь в замок, они увидели Мюриель — девушка сидела с книгой в руках на склонившейся к земле мощной ветви дерева. Принцесса с добрейшей улыбкой на лице помахала брату и Феллу. — Вы с ней так не похожи, — сказал Фелл. — Мю — она лучик счастья. И очень похожа на королеву. Энтони уже вспоминал Вальзевул и, как ни странно, судя по рассказам, у них были очень хорошие отношения, принцу было намного легче поговорить с королевой, нежели с отцом. Он также много говорил про сестру, какой та была умной и смелой юной леди. Уже у входа в замок они встретили темнокожего парнишку, которого, как оказалось, звали Эрик. Он застенчиво улыбнулся им и с букетом в руках пошёл дальше. Кроули, в свою очередь, лишь улыбнулся ему в ответ.***
На следующий день, после завтрака, Азирафаель шёл в библиотеку, когда услышал мелодию, доносившуюся из одной из комнат. Сначала он подумал, что это принцесса Мюриель, но прислушавшись понял, что мелодия звучала очень хорошо, без единой ошибки. Это было не похоже на то, как играла принцесса. Не совладав с любопытством, он пошёл на звук и увидел приоткрытые двери. Подавшись вперед, художник увидел принца Энтони: его пальцы плавно скользили по клавишам, а глаза были прикрыты. Азирафаель долго наблюдал за этим сложным танцем тонких длинных пальцев. И кажется, Кроули ощутил на себе взгляд голубых глаз, поскольку перестал играть и посмотрел прямо на Фелла. — О, прошу тебя, дорогой, продолжай! Я не хотел тебя отвлекать. — Ты не отвлёк меня, ангел, — улыбнулся Энтони. И они вновь просто улыбались друг другу.***
За следующие несколько дней Фелл закончил картину, но король любезно предложил ему остаться до коронации. На небе появились первые звезды, любовники лежали на балконе: Кроули, облокотившись спиной о подушку у стены, а Азирафаель расположился головой у того на коленях. Кроули нежно поглаживал кудри художника. Никто не осмеливался прервать молчание. — Завтра ты станешь королём. — Я знаю. — И мы больше не увидимся. — Я знаю. — А я люблю тебя, — прошептал Фелл. Не осмеливаясь посмотреть принцу в глаза, он отвернулся, смотря на небо. — Это ты тоже знаешь? Кроули помедлил, он давно думал о том, как сильно полюбил Азирафаеля. Но он не осмеливался это сказать, словно эти слова привяжут художника к нему. А он так не хотел делать ему больно. — Я тоже люблю тебя. Азирафаель приподнял голову и посмотрел на Кроули. — Ты это серьёзно? — Я думал, это очевидно. — Нет. И что дальше? Ты думаешь, я просто так всё забуду?! — Я не хочу, чтобы ты забывал. — Ты даже не представляешь, какую боль мне приносишь. — Но я делаю больно и себе. Я не хочу, чтобы ты уезжал, ангел. — Но так нельзя! Ты будешь править страной, женишься, чтобы продолжить род. И это будет терзать и моё, и твоё сердце. — Тогда, может, сбежим? Прямо сейчас… Туда, где нас не знают. Туда, где нас не найдут. — Но разве ты не хочешь быть королём? — Я хочу быть с тобой, ангел. Я люблю тебя. Люблю. Тебя, — он ткнул пальцем в грудь Азирафаеля. — Тогда давай! Давай сбежим. — Правда? — обрадовался Кроули. — Правда. — Тогда, — Энтони подскочил, — встретимся у ворот, бери только самое необходимое, я возьму деньги и попрощаюсь с Мю. — Хорошо.***
Азирафаель стоял у ворот с саквояжем в руке. С собой он взял все свои художественные принадлежности и лишь один сменный костюм. Он достал из кармана часы. Азирафаель нечасто пользовался ими, только по особым случаям. Это был золотой брегет на цепочке. На крышке имелась гравировка на латыни, но часы были такие старые, что надпись почти стерлась. Фелл любил эти часы и они нужны были ему рядом, не в недрах саквояжа, а поблизости, как, собственно, и принц. Художник очень нервничал, ведь башенные часы давно отбили полночь. Он поднял взгляд и, оглянувшись, увидел Энтони с газовой лампой в руках, за ним бежала принцесса Мюриель и тот темнокожий парень. Эрик. Когда они оказались в метре от Фелла, Кроули смог разобрать вопросительный взгляд Азирафаеля. — Мю едет с нами, а Эрик едет с Мю, — пояснил Энтони. Художник лишь понимающе кивнул. Всё встало на свои места. Все эти переглядывания украдкой и тихие вздохи Мюриель и Эрика. Все их тайные встречи… Они были влюблены и, судя по всему, принцесса не желала отказываться от любви в пользу короны, как и её брат. — Наш отец будет в ярости, — сказал Кроули с усмешкой на лице, пока открывал ворота. В замковых окнах замелькал свет. На улицу выбегали слуги и придворные с лампами и свечами в руках. Они прямо в ночных сорочках бегали по территории. Видимо, король и королева обнаружили пропажу кронпринца и тотчас забили тревогу. У всех четверых беглецов сердца бились всё чаще. Если их поймают, то Энтони и Мюриель отделаются выговором от отца, а вот Азирафаелю и Эрику грозит что-то в разы хуже. Один жёлтый огонёк уже приближался к ним, а Энтони совершенно потерял надежду вскрыть замок. — У меня есть ключ, — послышался женский голос. Это была королева. Она, с ключом в одной руке, а со свечой в другой, приближалась к нарушителям порядка. Женщина просто подошла к воротам и, отодвинув Энтони, открыла замок. Он с характерным звуком упал на землю. — Спасибо, — сказал Кроули. — Энтони, Мюриель, — Вальзевул подозвала их к себе. — Я люблю вас, дети, и хочу, чтобы вы оба были счастливы, — с улыбкой сказала она, но потом её лицо стало более серьезным. — Поэтому бегите как можно быстрее, возле причала есть лодка, садитесь в неё и гребите подальше от берега, не оборачиваясь. Королева обняла обоих и чмокнула в лоб. А потом, утерев слёзы с глаз, крикнула в сторону замка: — Их тут нет! Стоит посмотреть в лабиринте! — Спасибо, мам, — прошептал Кроули, отчего Вальзевул ещё раз обернулась с удивлением на лице, но всё же просто улыбнулась и пошла прочь. Они бежали по Лондону, направляясь к Темзе, по которой надеялись выйти в море. Улицы выглядели тёмными и пугающими, бездомные спали под стенами домов. По тротуарам на заплетающихся ногах брели пьянчуги. Из теней подворотен то и дело показывались «дамы» в одних лишь корсетах. Мюриель ещё не бывала в таком Лондоне, ведь город становился совершенно иным под покровом ночи. Когда они достигли первого причала, то сразу же сели в лодку. Эрик помог Мюриель, подол её платья совершенно испачкался во время бега, но это совершенно не заботило принцессу. Эрик и Кроули взялись за вёсла, и они отчалили навстречу неизведанному. Плыть было тяжело, но спустя несколько часов лодка уже качалась на морских волнах. Усталость взяла верх, и всё заснули, совершенно позабыв о безопасности.***
— Капитаны? — блондин обернулся. — Там люди за бортом — крикнул матрос, одетый в розовую с чёрную полоской майку, порванную на концах. Мужчины оторвались от беседы и посмотрели на воду. — О боже! — вскрикнул блондин. — Чего стоите, помогите им! Матрос, первым увидевший лодку, и ещё несколько парней из команды помогли четырём незнакомцам подняться на палубу. — Супер, теперь Стид тащит на корабль ебаных детей, — гневно пробормотал мужчина с деревянной ногой. — Заткнись, Иззи, мы это уже обсуждали, — сказал мужчина с длинными спутанными волосами. Иззи что-то промычал и уставился на тех самых «детей», которые от страха перед пиратами жались друг к другу. — Не бойтесь, мы вас не тронем, — с улыбкой на лице сказал тот, кого называли Стидом. — Вы оба капитаны? — спросил Кроули, переводя взгляд со Стида на длинноволосого. — Да, я Стид Боннет, джентльмен-пират, а это мой муж Эдвард Тич. — Муж? — опешил Энтони, вдруг посмотрев на Азирафаеля. — А тут так можно? — Конечно, бляха, можно, это же ёбаное море! Тут свобода, — выкрикнул Эдвард. Кроули и Азирафаель снова переглянулись.***
Они стояли на палубе, скрестив руки, и смотрели на безграничное море. Кроули — в бордовой, лёгкой рубашке и чёрных узких штанах, а Азирафаель — как обычно, в неизменно белых одеждах. За их спинами слышались разговоры. Мюриель переделала свои длинные платья на более удобные, лёгкие юбки с поясом, за который заправляла оружие. Она говорила с Джимом — он учил девушку метать ножи. Эрик же беседовал с Роачем, который пытался объяснить парню свой новый рецепт. На корабле царили мир и дружелюбие: место, где художник и принц были в безопасности. — Больно? — Фелл невесомо коснулся кожи возле уха Кроули, где теперь была набита маленькая змея. — Не-а, — помотал головой Энтони. — Врёшь. — Ты так хорошо меня знаешь, ангел. — Конечно, ты ведь мой. Мой маленький принц.