Repeat after me

      Что бы ни решил сделать Такэмура с Андерсом — менять его на свою свободу, выбивать из него данные по закрытым проектам Арасаки, лишать жизни — Ви было откровенно насрать. Горо имел право на свои цели, пусть они и были немного с душком. Ну хочет мужик обратно в семью, чего ему мешать, если при этом Ви сможет подобраться к осиному гнезду быстрее, чем в нем рассмотрят подходящую мишень.       — Да еб твою мать! — Рычал Джонни на два голоса: внутренний, прошибающий по всем синапсам, и внешний, звучащий глухо и на крайней точке злобы.       К тому же, когда Ви выходил из номера — его уже вело. Он изо всех сил сдерживался, не желая при корпоратах показывать, что на самом деле разваливается в хлам. Горо, наверное, сразу включил бы суету, бесполезно попытавшись помочь, а Хелльман, скорее всего, попытался бы снова загрузить его голову всякой научной херней. Но это не поможет. Ни причитания, ни стимпаки, ни лекции о биоинженерии. Ви терял себя, истаивал, разрушался — и это невозможно было остановить. Пока невозможно.       — Какая же лютая херня!       Ви спускался вниз по внешней лестнице к стоянке, когда его ожидаемо накрыло болью, резко, без перехода, пусть и заранее чувствовал, что это произойдет. Научился видеть отличия в помехах, которые вызывал Джонни, и том глитче, который предшествовал приступу. Слышать нарастающий низкий гул в ушах. Чувствовать, как тянет мышцы. Кажется, что даже если бы он накачался анальгетиками, чтобы отключило сознание, то все равно бы прошибло насквозь. Это нужно было только прожить. Снова и снова. Раз за разом. Пока он не сотрется совсем.       — Ты только посмотри на этих уебков!       Джонни стоял внизу около рекламного экрана Арасаки «Сохрани свою жизнь» — тот самый проект Хелльмана, что превратился в монстра, поглощающего Ви. Пацан бы обязательно отпустил пару едких шуток по поводу такой неуклюжей иронии, но, видит господь, ему нахрен вообще было не до этого. А Джонни знай себе ярился и с ненавистью смотрел на красивые вытянутые буквы на черном фоне, словно они были источником всех его проблем.       Системное ядро коротнуло, и Ви бросило грудью на ржавые перила. Он вцепился в металл побелевшими на костяшках пальцами, но окружающий мир перед глазами бесконечно мерк, заменяясь неприятными шипящими помехами. На последней ступеньке парень тупо оступился, потому что ноги не держали, а увидеть, что там перед ним, было уже невозможно. Джонни либо никак не отреагировал на его позорное падение, либо Ви просто не услышал очередной самодовольный смешок.       — Блядь, я щас… — Едва выдавил из себя пацан, впервые с момента, как покинул номер, сумев разлепить сжатые зубы.       Да и кому были адресованы эти слова — себе? Ну, так он и без этого знал, что он “щас”.       Джонни? Джонни тоже знал, но ему было насрать — он был занят прокручиванием в голове разговора с Хелльманом. Это же уложить в голове нужно, жопу как-то притушить, поплеваться ядом во все стороны. В общем, дел по горло, куда там до Ви, который все пытался соскоблиться с земли, при этом не сдохнув от болевого шока.       Кое-как добравшись до скамейки и скручиваясь на новой волне спазма, пробирающего систему до последней микросхемы, Ви оперся на руку и неуклюже завалился на сиденье боком, глядя перед собой пустыми глазами. Штормило. Качало. Тело снова не слушалось. Но он пока дышал, тоже можно записать в колонку успеха.       Джонни оказался рядом — соло его, скорее, почувствовал, чем увидел, — сел и вытянул длинные ноги. Ви перевел взгляд на мыски острых сапог. Вот он и нашел свою константу на ближайшие пару минут: мир вокруг перестал дробиться психоделическим калейдоскопом. По крайней мере, если он отбросит коньки прямо здесь, у этого будет свидетель. Обнуляться в одиночестве — пресно, бесполезно, и излишне драматично.       — Да не умираешь ты, пацан. Если мы о частностях. — Насмешливо откликнулся Сильверхэнд с зажатой в губах сигаретой, и его голос, наконец, звучал спокойно. Ви услышал знакомый звук прокатывающегося под пальцем колесика зажигалки, и живо представил, как свет оранжевыми тёплыми пятнами ложится на хмурое лицо, оттеняя глаза. Джонни транслировал себя прямиком в его распадающуюся на неровные куски голову, даже не появляясь в поле зрения.       — Какой же ты хер… — Сквозь зубы процедил Ви, виском плотнее вжимаясь в холодный бетон скамьи. Сухой ветер с Пустошей, накрывший пятачок мотеля, приятно холодил взмокший лоб, выбивал дробь на зубах, лез за шиворот и поднимал мурашки на предплечьях, но лучше так, чем нырять обратно в маревный затапливающий жар.       — Ц. А ты девчонка сопливая. Как знать, может, мы и подходим друг другу. — Равнодушно отбрил Джонни, ниже сползая по сидению, видимо, чтобы голову удобно откинуть.       В то время, пока Ви цеплялся за жизнь, Сильверхэнд искал комфортное положение. Каждый тащил свой крест.       Пошарив по карманам дрожащими пальцами, Ви зацепил и бросил на скамью рядом с собой стимпак, портсигар и зажигалку. Сначала взялся за медикамент, удушающе медленно поднес к груди, пересиливая предательскую дрожь, и с облегчением вогнал под кожу иглу, чувствуя, как организм жадно поглощает пущенные в кровь стимуляторы и крепкий анальгетик. Вот это состояние — когда приступ еще не отпустил, но уже придушен фармой, — было классным. Как на волны смотреть в обратной перемотке.       Дрожь, наконец, унялась, и Ви смог подкурить, неуклюже откинувшись на спину и встречаясь взглядом с Джонни, окруженного глитчевой пылью. В голове откликнулась мысль о том, что приступ можно было на корню придушить блокатором. А он почему-то забыл об этом. Или помнил, но решил, что уж лучше так. Блокаторы временно стирали Сильверхэнда отовсюду — и из реальности, и из головы. Накрывали его огромной непроницаемой крышкой, а он варился там внутри, без всякого доступа к происходящему. Почти так же, как в киберпространстве все пятьдесят лет.       — Ну и чего? — Заметив лихорадочный блеск в глазах рокера, Ви мысленно вздохнул. Еще один серьезный разговор о том, как стремительно они нихуя не двигаются? — Кажется, у тебя в крови превышена концентрация корпоратов на один квадратный метр. Давай, отведи душу. Расскажи, как мы вдвоем расхерачим Арасаку, уничтожим империю, сотрем из истории имя Сабуро.       — Я сейчас расскажу, как ненавижу мелких воришек, которые возомнили себя крутыми мятежниками, стоило им переступить порог «Посмертия». — Огрызнулся в ответ Джонни, но Ви и бровью не повел, выдыхая дым и проваливаясь взглядом в темно-синее небо над его головой. Он знал, что рокера просто коротит и топит, как недавно его самого, просто на другом уровне — от ненависти и бессилия. Пожалуй, это можно было понять. — Ты думал, что выступил против Арасаки, а оказалось, что тебя раздавили задним колесом, как червя, и оставили сохнуть на обочине.       — Погоди, ты точно говоришь это относительно меня? — Тихо уточнил Ви, скидывая пепел в сторону и искоса глядя, как его уносит ветром. Виски сдавило чужой болью, круто замешанной на горечи, но Джонни ничего не ответил. И Ви продолжил. — Я не единственный, кого тут размазало по асфальту. Но пока что, мое сознание со мной, в моем теле, а не запаяно в микросхемах.       — Согласен. — Усмехнулся Сильверхэнд в ответ, на что Ви едва не поперхнулся дымом. Кажется, это был первый раз, когда Джонни при нем произнес это слово. Звучало странно и чужеродно.       Джонни говорил, что это Ви упертый, как рогатая скотина. Но на самом деле, миром еще не было придумано ничего крепче, чем Сильверхэнд, стоящий на своих убеждениях. Стоящий до последнего, готовый проститься с каждым, кто не согласится вместе с ним залить бензин в жадную пасть его убеждений. Наверное, это было опасно. Хелльман говорил правду — Джонни самоубийственно фанатичен. А Ви позволял ему быть, копаться в своей голове и строить планы. Ви слушал, говорил на равных, словно мог накинуть это пальто хотя бы на плечо. И Ви, самонадеянный, зарвавшийся щенок, не пытался потушить то, что яростно пылало у рокера внутри.       Может быть, пламя сожрет его, но, чернея до хрустких углей, он хотя бы будет не один.       Хромированные пальцы коснулись щеки Ви, заставив вздрогнуть от неожиданности, но Джонни лишь стер налипший на кожу песок. А Ви уже успел забыть, что несколько минут назад решительно протаранил землю неловким туловищем.       Было странно. Джонни вел себя так, словно имеет право на прикосновения, как имеет право на издевки, тычки под ребра и ехидные замечания. И словно умеет испытывать что-то кроме злобы и горькой ненависти ко всему окружающему — а Ви буквально его окружал. Но отстраняться не хотелось. После острого приступа, прикосновения были тем, что отвлекало и заземляло, давая почувствовать еще и жесткость бетонной скамьи, запах соженных шин, услышать, как свистит ветер за гранью темноты. Ви снова чувствовал себя не распадающимися строчками кода и механическими соединениями, а живым человеком, неловко вколотым в мир. И Джонни смотрел на него сверху вниз немного насмешливо, кажется, читал все мысли с лица, даже не утруждаясь лезть в голову.       — Только, все-таки, я объявил им войну, малыш. А что сделал ты? Пришел с другом за компанию спиздить у них тачку? Герой. — Хорошо, что Сильверхэнд, продолжая касаться его, пиздел именно об этой своей мятежной херне. Потому что вот так оно выглядело, как абсурд и сюр. А Ви, судя по всему, мог жить только в таких декорациях.       — У Ёринобу нет тачки. У него ави. А я пришел за чипом, который должен был стать гарантом моей безбедной старости. Но ты все равно слишком много копаешься в моих воспоминаниях. — Вообще, Ви планировал заявить об этом в более недовольном тоне, но все случилось, как случилось.       Хромированные пальцы вплелись в спутанные ветром пряди на макушке, царапнули кожу. Интересно, а вживую, пятьдесят лет назад, — они были холодными? Или металл был устойчивым к перепадам температур? Сейчас такие импланты редко встретишь, даже Мальстрёмовцы предпочитают протезы поживей, ну или навешивают на себя совсем уж ебанутую хтонь.       — В этом нет ничего удивительного. У нас честный обмен. Ты прошерстил мои воспоминания, я — твои. Прямой доступ в любое время, отказаться сложно, правда?       Вообще-то, Ви занырнул только в одно. В последнее, где Джонни вместе с Бестией прорывался к башне Арасаки. Где закладывал бомбу. Где пытался запустить мятежного демона по системам корпы. Где огромный борг отстрелил ему механическую руку, сдернув перед этим с взлетающего вертолета. Где Сабуро Арасака отдал приказ о начале переноса личности в энграмму.       И ему этого хватило. Воспоминание о тех ощущениях отдалось далекой, ноющей и чужой болью, Ви скривился, неловко обжег пальцы истлевшей сигаретой, роняя окурок на землю. А Джонни успокаивающе огладил большим пальцем его лоб, разгладил складку меж бровей, словно его совершенно не беспокоил тот эпизод, который он так и не пережил.       В прямом смысле.       — Мне страшно, — севшим голосом прошептал Ви вслух, — что я однажды не смогу понять, где мои воспоминания, а где твои. Все смешается в одно, и я, вспомнив вот эти свои слова, удивлюсь, что вообще мог этого бояться.       Джонни вздохнул — пальцы в волосах Ви замерли — и покачал головой, пряча взгляд.       — К сожалению, это работает на нас обоих. А это значит, что и мне тогда придется жить с тем, что ДеШон меня поимел. — Нет, он явно просмотрел более одного воспоминания. Вот же мудак. — Если честно, Ви, все так боятся потерять свое тело, деньги, власть и уважение. Но худшее, что можно сделать с человеком — это уничтожить его личность, оставляя только болванку, на которую перезаписано что-то другое.       Он отнял руку, оставляя Ви думать над сказанным и осознавать себя болванкой. Как лучше — болванка, принимающая себя таковой, или отрицающая свою суть? И как будет с ним? Где пройдет та самая черта? Сам заметит, или скажут окружающие? Поймет ли он их речь?       Преодолевая сопротивление собственного тяжелого тела, Ви подтянулся и сел, согнув под себя одну ногу. Оказывается, его еще штормило, но стимуляторы делали свое дело — жить было пока терпимо. Жить. Как нечетко в его случае было это самое «жить». Как зыбко и хрупко. А что, если он не успеет? А что, если все закончится раньше победой энграммного скрипта? От Ви же останется только эта самая тяжелая оболочка, о которой он и позаботиться-то за двадцать три года не думал.       — А как тебе?.. — Начал было и заткнулся, осознавая неуместность своего вопроса. И не потому, что они не друзья друг другу, чтобы уверенно подковыривать болезненное, а потому что о таком, блядь, вообще не спрашивают.       Спрашивает ли клетка у запертого зверя, как ему дышится?       Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?       — Как тебе вообще живется в моем теле, Джонни?       Рокер фыркнул под нос, насмешливым взглядом огладив Ви и упираясь локтями в колени. Глядя на резкий профиль Сильверхэнда, соло заметил, как порыв ветра подхватил пряди темных волос, раскидывая их по плечам. По-настоящему. Так, как и должно быть, когда ты живой.       Хотя, может, это просто действие стимпака. Там столько стимулирующих, что и мертвого вернут к жизни.       — Ну… — Наконец, выдохнул Джонни, не замечая пораженного взгляда замершего рядом Ви. — Все или слишком большое, или слишком маленькое. А твои подростковые гормоны — там вообще кромешный пиздец, хоть вешайся. Хер знает, как ты еще не задолбался расхлебывать все то, что творишь на сиюминутных хотелках.       Стоило признать, Ви ожидал проникновенной речи, но Сильверхэнд клал с размахом на ожидания соло, и каждым словом оправдывал понятие: «спросил — хавай».       — И еще ужасно бесит этот лаг с разрывом ощущений. Ты откусываешь кусок пиццы, а я только через пару веков догоняю, что ты сжег себе все небо, и корчился, оказывается, не просто так. Хотя, в последнее время… Разрыв сокращается.       Сокращается… Да, пожалуй. Ви до сих пор чувствовал жесткие пальцы в своих волосах, хотя вряд ли Джонни имел в виду именно это. Пацан в нервном порыве вновь открыл портсигар, выцепил из него одну сигарету, прикурил, а Джонни на этот раз почему-то только досадливо поморщился.       — Ага. Ну, и это. Вот раньше я курил по сигарете раз в пять минут — а теперь на стену лезу без никотина. Первые дни готов был тебе башку свернуть, пока ты спишь.       Так вот, почему он тогда переделал всю информационную доску биомона? Сдерживал себя от голодного приступа. А Ви-то думал…       Они надолго замолчали, не глядя друг на друга. Ви курил, пытаясь представить сигарету-раз-в-пять-минут, а Джонни вообще куда-то провалился, истончаясь до нечеткого контура. Наверное, если сейчас протянуть руку — то она пройдет сквозь, а Сильверхэнд даже не заметит. Но Ви на это решиться не смог. И, пожалуй, стоило бы уже честно объяснить себе, почему он так не любит подтверждений тому, что Джонни — лишь энграмма. Что его на самом деле нет. А говорит Ви только с пустотой.       Ви боролся, отмахивался, отказывался быть среди пустоты, отворачиваясь от её распахнутой жадной пасти. Она же в ответ тянулась и ластилась к рукам, ловила его взгляд, уверяя: «да вот же я, глупый». Пожалуй, Ви мог бы бегать от неё вечно, и черта с два у него бы сбилось дыхание.       — Хэй. Так скажи, что ты от меня хочешь? Действительно хочешь. — Тихо спросил соло, чувствуя, как близко и жарко дышит тьма на ухо. Это как выстрел в ногу. Словно он просит отпустить хватку, скрыться, и никогда больше не появляться.       Хотя, спросил бы он, зная, что Джонни действительно может отступить? Вряд ли. Пустота снова его не поймала.       В ответ на вопрос энграмма подернулась рябью и вновь обрела плотность. Сильверхэнд обернулся к нему — в глазах тлел знакомый яростный огонь, хотя, вряд ли он затухал на дне зрачков хоть на мгновение. И в той жизни, и в этой.       — Ты мне нужен, чтобы свести счеты с Арасакой. Больше ничего, Ви. Это всё.       Всё? Действительно, всего-то…       Сильверхэнд положил на это свою жизнь. Просидел пятьдесят лет в киберпространстве, утверждаясь в своем намерении еще больше. А теперь, — господи, подумать только, — принял второй раунд с еще большим запалом, словно эта затея хоть немного скинула в цене.       Ви остро усмехнулся и покачал головой.       — Да признайся уже, что тебя просто бесит твоя беспомощность. Что раньше ты на хую всё вертел и прогибал под себя, боясь даже тени стабильности и спокойствия. Ты разрушал все вокруг, выжигал, словно это какая-то, блядь, болезнь. — Он оскалился и в бессильном удушье сжал пальцами переносицу, жмурясь до белых всполохов перед глазами. Воздуха отчаянно не хватало. — А сейчас ты заперт, и даже мусорку у обочины пнуть не можешь. Тебе есть что сказать, о, да. В тебе столько слов, что получи ты даром еще десять жизней — хрена с два тебе хватит.       Медленно, слишком медленно Джонни протянул руку, и снова запустил пальцы в волосы Ви, массируя ноющий тупой болью затылок. Да, да, та боль — это полюбому его процессов дело. Соло выдохнул тяжело, открыл глаза, подставляясь под руку, и встретился взглядом с насмешкой в глубине цепких зрачков Сильверхэнда.       О. Как же знакомо.       — А ты смешной, пацан. — Иронично изогнув брови, Джонни заговорщески придвинулся ближе, не оставляя между ними расстояния даже для одного вдоха. — Ладно, поделюсь с тобой секретом, почему я так хочу развалить Арасаку, не оставив от нее даже фундамента.       Глаза гипнотизировали, сгибали всякую волю к протесту. Ви понимал и чувствовал, почему за Джонни шли, даже если дорога вела в самое пекло. Он как раз встал на этот путь и даже не заметил, что прошел уже несколько километров.       — Будешь слушать?       — Валяй.       Теплые пальцы бездумно огладили нейропорт с биочипом за ухом, где кожа была особенно чувствительной и горячей после недавней тряски. И от этого прикосновения прошибло так, что биомон опасливо мигнул алым.       Но нет, на этот раз обошлось. Можно было дышать дальше, слушая проникновенный рокочущий голос:       — Я видел, как корпы поглощают землю. Как они отравляют почву. Забирают воду. Видел, как Найт-сити под их рукой превращается в машину, которая, как конвейер, переламывает судьбы, лишает воли и гасит надежды. Они давно получили контроль над нашей жизнью, а теперь взялись за наши души.       Дернув губой, Джонни резко отстранился и встал, в каком-то нервном нетерпении расхаживая перед Ви туда-обратно. Три шага — обратно — четыре шага — обратно. Искаженное злостью лицо. Глаза, в которых не осталось ничего знакомого, только ненависть, которая работала у Сильверхэнда вечным двигателем вместо человеческого сердца.       — Ви, я объявил им войну не потому, что меня угнетает капитализм, или я хочу вернуть старую добрую Америку. Эта война людей против системы, которая перестала им подчиняться. Борьба с блядскими силами энтропии. Ты меня понимаешь?       Силуэт подернулся рябью, исчез, и появился снова перед Ви. Привычным жестом Джонни взял его за подбородок и заглянул в глаза, словно пытаясь найти в них ответный отклик. Нашел. Конечно, он нашел.       — И я буду бороться, чего бы мне это ни стоило. — Вышептывая слова в губы соло, Джонни не замечал, как раскалывается и дробится что-то живое у того внутри. — Придется убивать — буду убивать. Если надо будет сжечь все — я буду жечь. А если мне понадобится твое тело — будь уверен, я его заберу.       «Что ж. Пусть оно горит.» — слишком знакомое эхо.       Внутри Ви что-то лопнуло. Оглушенный, он даже не смог сглотнуть вязкую слюну, словно вновь потерял контроль над телом. Дикарский жар чужой ненависти лизнул лицо, опалил брови и ресницы, прошелся гибкой волной по коже. Сильверхэнд низко зарычал, резко отталкивая Ви и отступая на пару шагов.       Вскинул руки, стиснул в ладонях виски и прошипел задушенно сквозь зубы:       — Твою мать…       Исчез в одно мгновение, без всяких визуальных спецэффектов. А Ви остался на холодной бетонной скамье, раскуроченный, с вывернутыми наизнанку сплетениями собственных мыслей.       Пустота сомкнулась кольцом вокруг него и обожгла понимающим взглядом, прежде чем поглотить с головой.

***

      Дорога вилась перед глазами гладкой лентой, освещенная редкими фонарями. Пустоши спали, клубясь темнотой за линией света фар, а впереди сиял, как огромная куча из сваленных разноцветных гирлянд, Найт-сити. Совсем скоро Ви окажется дома.       Энграмма в голове не чувствовалась, словно он закинулся блокаторами. Полная, полая тишина, где ощущалась каждая его мысль, каждая эмоция. Сейчас он был в себе сам, только на этот раз ощущение единоличного владения собой не стало приступом панической атаки.       Он умирает. Его тело перестает узнавать хозяина. Нейронные связи разрушены, и дорога одна — в какую-то сраную клинику в сраной Швейцарии... А он здесь бегает, зачем-то крутится, пытается выйти на кого угодно, хоть на самого господа бога, чтобы заломить ему руки и потребовать расщепления. Потребовать свою жизнь в свои руки.       Что бы сказал Джеки на такую Высшую Лигу?       — Джеки. Черт тебя дери…       Вызвав на биомоне окно со списком контактов, Ви стиснул зубы, и на непроницаемом отчаянии набрал Джеки Уэллса. Ответом стали гудки, гудки, бесконечные гудки, которые Ви слушал, глядя на то, как размывается дорога перед глазами. Но пальцы крепко держали кожаный потертый руль.       Нет, вот так дебильно он точно не помрет. У него уже и так на счету две тупые смерти — своя и Сильверхэнда.       — «Абонент сейчас не может принять ваш звонок. Оставьте ему сообщение.» — услужливо предложил автоответчик, а Ви глухо ненавидел каждую букву в этих словах. Он выдохнул и бессильно откинулся на сиденье. Что ж, в сообщении первым делом Джеки услышит его заебанный вздох.       — Привет, чум. — Мягко произнес Ви и улыбнулся вникуда. Уперев локоть в подлокотник, он потер пальцами лоб, не сводя глаз с дороги. — Тыщу лет тебя не слышал. У меня тут такое творится, ты бы видел. Я, честно говоря, не представляю, где ты сейчас, не смог запомнить, что там за гранью. Но, надеюсь, ты здорово оттягиваешься, пока ждешь меня. Потому что, сам знаешь, когда я до тебя дойду, времени на всякую хуйню уже не будет.       Они же вечно влипали в разного размера пиздецы именно с посыла Ви. Удивительно, что в итоге, самым разрушительным обернулось предложение Джеки. Да и кто бы мог знать. Они чувствовали себя неубиваемыми, потому что когда чумба прикрывает тебе спину, последнее, что ты можешь сделать — это обнулиться.       — Надеюсь, ты иногда поглядываешь за тем, что тут происходит. И да, поверь, я тоже в ахуе. Кто бы мог подумать, что ДеШон, чтобы спасти свою жопу, выпустит мне пулю в голову. — Ви фыркнул, морщась от воспоминания, нашарил и сжал в ладони через рубашку кулон с пулей. — Но я выжил, да. Топчусь тут за нас двоих, честно. Покупаю твою любимую лапшу, хоть она и резиновая, включаю твои любимые передачи по телеку. И заезжаю в Лиззис. У них там все по-прежнему, но ничего интересного ты не пропустил, не парься. Без тебя тут вообще нихера интересного.       Судорожно вдохнув, Ви зарычал сквозь зубы, стараясь не чувствовать, не думать, не воспринимать. А просто говорить, записывать чертово сообщение, которое Джеки обязательно услышит. Как-нибудь. В какой-нибудь из вселенных.       — Ай-й-й. Да ладно. Я нормально. Крышу иногда рвет, но у меня там просто новый житель — форменный мудак, вы бы с ним не сработались. Ты же ненавидишь чуваков, у которых эго на стероидах. — Усмехнувшись и кинув острый взгляд в зеркало заднего вида, Ви заметил в собственных глазах чужую тьму. — Мы не напарники, но не можем расцепиться. Это типа… Убьет нас, прикинь. Хотя, я и так не особенно живу. Значит, ты тоже был кем-то вроде такого биочипа. Обнулился, придурок, там у Компэки плаза, ну и я за тобой. Выходит, нельзя было тебе помирать, Джеки. Нельзя.       Нервно оттарабанив пальцами по рулю, Ви вдавил педаль газа в пол и зажмурился на несколько долгих секунд, позволяя машине набрать скорость и ревом мотора перебить отзвук следа последних слов.       — Мисти, кстати, в порядке. Вроде бы. Я заезжал к ней. Знаешь, она выглядит так, будто все еще с держит с тобой связь. Ну, вот этими своими эзотерическими штуками, магией, прочей фигней. Короче, я ей будто завидую. А Вик подавлен. Я отправил твое тело к нему, после того, как… Ну, ты понял. И его забрали корпораты, Вик не смог ничего сделать. Так что это... Ты там не охреневай, пожалуйста, кинь весточку старику, чтобы он знал, что тело — херня. И с тобой все в порядке.       Свернув к обочине, Ви дал по тормозам и остановил автомобиль, оставив себя в совершенном нигде посреди ничего. Глаза воспринимали неоновую подсветку магнитолы и спидометра, теплый свет фар, далекие огни Найт-сити. Уши ловили тихий треск записи в слуховом импланте. Он был один, как точка в пространстве, вокруг которой ширится, множится и расходится кругами пустота.       — Джеки, ты… Прости меня. Я больше о тебе не забуду. И обязательно справлюсь со всем говном здесь, а пока сиди сверху, или откуда ты там смотришь это шоу, — у нас впереди еще пара охуенных серий. — Ви сложил руки на руле и уперся в них лбом, сжимая кулаки до боли.       — Береги себя, mano, где бы ты ни был. До скорого.       Сбросив звонок, он задохнулся в каком-то нечеловеческом хрипе — воздуха все еще не хватало. Реальность давила и грозила обрушиться лавиной, сдавив его под собой с хрустом яичной скорлупы. И когда легкие все же пропустили судорогу, Ви жадно хлебнул воздуха, жмурясь до алых пятен под веками, и надсадно, яростно закричал.              Боль, вместе со злостью и отчаянием выливалась из него килотоннами, билась в стены автомобильного салона. На мгновение показалось, что затрещали стекла, но нет — всего лишь стиснутые пальцы.              Ви кричал, словно в приступе аутоагрессии старался оглушить сам себя и не слышать больше ни собственных мыслей, ни чужих слов. Он беспорядочно бил кулаками по рулю, по подлокотнику, сбил костяшки о жесткую обивку дверцы. Ему было мало воздуха, мало крика, мало боли. Обжигающий ком внутри разрастался, сминая реберную клетку, но зачем-то Ви все еще оставался целым и живым.       И был один, один, один. Бесполезный контакт-лист, как лист ожидания, где он значит так бесконечно мало и так много, чтобы в момент стребовать у него все. Будто что-то еще оставалось. Зона отчуждения расширилась диаметром в сотни тысяч километров.       То, до чего старался дотянуться, почти коснулось пальцев — и снова стало недосягаемым. Он вернулся, обманув смерть, но оказалось, что посмеялись над ним, поманив какой-то искореженной иллюзией чего-то настоящего. Мир был прежним, но словно вывернулся наизнанку, умело затирая глаза так, что нельзя было рассмотреть грубо сшитые швы.       Нужно было найти новые цели. Нужно было дотянуться до недосягаемого. Нужно было снова вцепиться мертвой хваткой в реальность и укорениться в ней. Нужно было идти по проложенному пути. Нужно было начать все сначала.       И дышать. Еще нужно было дышать. Крик выдохся, оставив после себя только сорванное горло и звенящую тишину салона. Лавина схлынула, а Ви не ушел под толщу, остался на поверхности с широко распахнутыми пустыми глазами впитывать в себя эту тишину и тяжесть.       Он моргнул раз, два, три — под ровный такт щелчков поворотника. Сердце тяжело стучало где-то в голове, гоняло кровь по опустевшему телу. Ви оставит себя здесь. Вместе с криком, отчаянием и ощущением проигрыша в неравной партии. Он заведет мотор, отколет от себя этот позорный ошметок и двинется дальше, ни разу не обернувшись.       Хелла, шурша шинами по гравию обочины, тронулась с места и медленно выплыла обратно на пустую дорогу. Ви опустил окно, чтобы сухой холодный ветер выдул эхо его крика, и, слепо пошарив по соседнему сиденью, нашел портсигар, вставил в губы сигарету. Дым заполнил звенящее нутро, притупил ноющее, прикрыл кровоточащее. Такой себе пластырь на сквозной ране, но уж что было.       Тьма Пустошей вокруг автомобиля рассеивалась в пудрово-карминовый, сминалась к горизонту. За спиной Ви, отражаясь в зеркале заднего вида, наступал рассвет.