***
Артём, честно говоря, уже не может видеть этот компьютер и расчетно-графическую работу, которую он на нём выполняет. Формулы в методичке и код в среде программирования сливаются в голове в одну кашу, текст задания не хочет пониматься, а взгляд уже замылен. Гаус берёт в руки телефон и листает сторис: вот двоюродная сестра с подругами гуляет, вот бывшие одноклассники хвастаются поездками на какие-то конференции от своих университетов, а вот Максим выкладывает фото какого-то пледа с разложенными на нем коробкой пиццы и бутылками лимонада. Так стоп! Максим. На. Пикнике. Это шутка такая? Гаус извиняется перед другом про себя и отправляет сторис Шевелю с тремя вопросительными знаками. Вопросов к поведению Зайца становится всё больше. Артём искренне считал, что их четверка успела сдружиться за это время достаточно, чтобы знать о личной жизни друг друга. Когда у Гороха появилась девушка, решения о том, что сделать для неё, вначале принимались после обсуждения и ободряющих слов. Когда развалились предыдущие отношения Артёма, пацаны вытащили его из общаги и, не принимая отказы, повели в бар, чтобы он смог там развеяться. Это же честно, нет? Очевидно, каждый из них имеет право на секреты и что-то личное, вопросов нет. Они всё же взрослые люди, которые познакомились в университете. Никакой обиды на Макса нет, просто резко стало интересно, а что вообще происходит. Сережа отвечает в директ, что сам ничего не понял.***
На следующий день на улице пасмурно, и люди снова выглядят как грозная безнадежная жижа, перетекающая по улицам. Почти у всех черные или темно-бордовые зонты, спицы которых периодически не выдерживают порыва ветра. Из окна видно, как кренятся бедные березы в университетском дворике. Гаус смотрит в экран ноутбука с открытой работой, которую ему сейчас защищать. Горох и Шевелев занимаются тем же, периодически обсуждая, как конкретно была решена какая задача. Заяц появляется в дверном проёме в промокшем до нитки худи, но с такой же дебильной улыбкой на лице, как была у него вчера. Он залетает в аудиторию, садится за одну парту с Артёмом, разворачиваясь к пацанам, и расспрашивает их о жизни. Шевелев говорит что-то о разговоре с родителями, а потом вдруг резко останавливается, смотрит пристально на Максима и, вздыхая, с улыбкой произносит: — Заяц, ты бы хоть прикрыл. Макс резко дёргает руку к шее, но не успевает: Горох с Гаусом видят небольшое фиолетовое пятно засоса на бледной коже. Артём подвигает стул и смотрит на пойманного Зайца (буквально) в упор. — Ну… сказать ничего не хочешь? — А что, у вас личной жизни нет, что вы мою обсуждаете? — Макс резко смущается и смотрит куда-то в пол. Глупая улыбка расплывается еще шире по его лицу. — Поздравлять можно? — тихонько посмеивается Горох, пока Шевель и Гаус просто смотрят на друга как на смешную подопытную крыску, которая, сама того не зная, умудрилась развеселить учёных. — Просто… ну… там не просто шуры-муры, трали-вали… — Максим всё так же смущен, но поднимает на друзей глаза. — Она мне реально очень нравится. До чёртиков. — Говорить нам, кто это, не будешь? — спрашивает Шевелев без какого-либо наезда в голосе. — Простите, пацаны, пока нет… Артём и Сережи мягко бьют его кулаками в плечи, говорят: «Да ладно тебе,» — и возвращаются к подготовке к сдаче работы. Гаус зевает, трясет головой туда-сюда в попытках проснуться окончательно, а потом видит, как Олеся заходит в аудиторию и слишком для такого дня весело здоровается со всеми. На ней водолазка, полностью закрывающая шею. Странно, Артём помнит, что она увлеченно рассказывала на одной из тусовок группы, что терпеть их не может. Зачем их тогда носить?***
Лекция по математической статистике в миру именуется наискучнейшей вещью на планете Земля. Молодой преподавательнице, кажется, всё равно не только на то, что не ходит восемьдесят процентов студентов, но и на тех, кто всё же добирается до просторной аудитории, которая, судя по внешнему виду, лет сто назад являлась католической или протестантской церковью. Артём себя исключительным студентом не считает, но должен же хоть кто-то появляться тут, когда не справляется даже староста. Пацаны вчетвером заключили пари, что сходят на все лекции в семестре. Кто проиграет — оплачивает поход в бар. Горох и Шевелев откровенно спят на партах, но проигрывать не собираются. Гаус попивает матча-латте (да ему нравится, и что вы сделаете) и листает инсту, не слушая ничего про критерий хи-квадрат и степени свободы — кто-то на задних партах шёпотом шутит, про какую-такую свободу в наше-то время говорить. В плечо Артёма тыкается что-то острое, и, повернувшись, он видит Парфенюк с ручкой в руке. — А где Заяц? — Оля выглядит по-настоящему удивлённой. — У вас же спор какой-то. — Ага, он теперь должен нас в бар сводить, — Гаус по-доброму усмехается. — Когда он вчера нас спрашивал, нормально ли готовят в грузинском ресторане за углом, я не думал, что он выберет его вместо учёбы. — Макс сейчас в грузинском ресторане? — глаза Парфенюк уверенно лезут на лоб. — Нет, вроде. Я вообще не знаю, где он. А что? — Просто Олеся сейчас написала, что ест хачапури и радуется жизни. Я уж думала, совпадение. Артём лишь улыбается и поворачивается обратно к преподавательнице, которой всё так же всё равно. Действительно, как же много в жизни совпадений.***
Кто придумал пары в самом неудобном корпусе университета (декан их факультета), тот должен гореть в аду. По крайней мере так думает Артём, стоя около метро и ожидая Зайца, который написал, что уже поднимается по эскалатору. На улице снова дождь, и перспектива идти полчаса пешком в такой сырости не радует никого, поэтому они решили ехать на такси. Серёжи приехали к метро раньше и поехали с другими одногруппниками, а, значит, Гаусу и Загайскому придётся делить цену на двоих. Кудрявая макушка вылетает из массивных дверей метрополитена, подбегает к Артёму, который даже сначала не замечает идущую рядом Олесю. — Привет, Тём. Олеся с нами поедет, хорошо? — Макс светится под стать скрывшемуся за тучками солнцу. Не то, чтобы Гаус без этого отказал бы, просто невозможно не заметить. — Да, конечно. Привет, Олесь, — Артём мягко улыбается, жмет руку Загайскому и обнимает Олесю. К метро подъезжает заказанное такси, и он садится вперёд. Максим, как джентльмен, открывает дверь Олесе перед тем, как залезть самому. Ехать минут десять, и Гаус прикрывает глаза, пытаясь урвать хотя бы секунду полудрёмы. Он периодически открывает глаза, чтобы не уснуть насовсем, и замечает милейшую картину на заднем сиденье — Олеся спит на плече Зайца, а его голова лежит на её. Артёму, кажется, что если бы у Макса не было девушки, то эти двое стали бы хорошей парой. Как однажды сказал Славка: «Она с ебанцой, я кукарача.» Они спокойно доезжают до корпуса и, благодаря водителя, несутся на пару. Артём делит получившуюся сумму на троих и говорит Максу и Олесе, по сколько скидываться. Через пять минут, когда они уже сидят в аудитории, на его карту прилетает от Макса в два раза больше, чем нужно было. Артём думает, что, наверное, Олеся скинет Зайцу сама. После общей лекции в той же аудитории проходила практика у их группы (и зачем им столько пространства?), поэтому оставшиеся сдвинулись вперёд. Оля вдруг радостно захлопала, пока остальные начали толпиться вокруг второй парты. С улыбкой на лице, Олеся достала колоду карт таро и посмотрела на всех вокруг: — Чтобы получить расклад, нужно что-нибудь мне дать. Деньги, шоколадки и другие подарочки. — Я первый! — Макс разворачивает стул и садится напротив, протягивая плитку шоколада. — Предлагаю так: задаешь какой-то вопрос, и достаём одну карту. Если неясно, то достаём ещё карту для пояснения. — Олеся протягивает карту в сторону Зайца, — задай вопрос в колоду. — Какие перспективы у моих нынешних отношений? — Макс громко шепчет, поглядывая на Иванченко. Та достает карту и широко улыбается. — Солнце. Счастье, радость, гармония. Заяц снова светится, как лампочка, и смотрит на Олесю так словно солнце не на карте, а на её лице. Артёму вновь кажется, что никогда не видел Макса таким, и это интересно. — А можно я? — Гаус сам удивляется своему желанию и меняется с Максом местами, отдавая найденное в рюкзаке яблоко. Его вопрос очень простой — совет по жизни. Настигшая в последние дни хандра вдруг ударила в голову, и вариант узнать у карт, что же делать, кажется невероятно простым и заманчивым. Олеся мягко улыбается уголками губ, совершает нужные манипуляции и достает «Дурака». По аудитории пробегают смешки, а Артёму вдруг становится по-детски обидно. — Так, а ну тихо! — восклицает Олеся, смотря на Гауса. — Дурак — это ноль. Это значит, что у тебя в жизни начинается новый этап. Тебе нужно отпустить всё старое и скорее всего ты найдешь себя в чём-то, в чём ещё не пробовал. Это карта бескрайнего потенциала на будущее. Не бойся пробовать. Артём улыбается, благодарит её и выходит из-за стола, идя к своему месту. Такое описание нравилось ему гораздо больше, но от первоначальной реакции всё еще осталась горечь. Может, он, и вправду, дурак и чего-то не замечает? Только чего?***
Небольшая аудитория для практических занятий словно светится от яркого солнца в окне, но Гаусу немножко всё равно: он сложил руки и лег на них головой. Рядом, закинув голову назад, с закрытыми глазами сидит Макс, сзади — Сережи играют в Дурак.Онлайн, а за партой впереди Парфенюк что-то сосредоточенно пишет в тетради. Скоро уже конец семестра, и приходится думать о надвигающейся сессии. Пора бы расписывать билеты от преподов, которые их уже прислали, организовываться в группки для подготовки (слава Google Docs, что можно расписывать билеты всем вместе). Над головами висят зачёты и оставшиеся долги по некоторым предметам, а тревожка повышается от мыслей о допсе и токсичных преподавателях. Заспанная Олеся заходит и падает на стул около Оли, прямо перед Зайцем, здороваясь со всеми. На ней ярко-красное худи на несколько размеров больше, которое кажется Артёму исключительно знакомым. — Это же худи, в котором Макс на стендапе обычно выступает? — Оля широко распахивает глаза и улыбается, а взгляд поднявшего голову Гауса мечется между Иванченко и Загайским. Вдруг всё становится ясно: айс-латте, водолазка, грузинский ресторан и деньги за такси. Они же даже не пытались особо скрываться, просто не распространялись в открытую. Артёму на секунду становится очень обидно. Собственные глупость и наивность вдруг кажутся такими постыдными. Как можно было не заметить настолько очевидного? Он что, плохой друг? Он поворачивает голову назад и смотрит на так же удивлённых Серёж. Ладно, он хотя бы не единственный тормоз. Заяц краснеет, улыбается по-глупому и смотрит на Олесю такими глазами-сердечками, что вопросов, если они были, не остается. Иванченко закусывает губу и сильнее закутывается в кофту, вдыхая оставшийся на кофте запах Макса и пытаясь скрыть пылающие щёки. Макс приподнимается, наклоняется вперёд, целует её в макушку и берёт за руку. Гаус улыбается и глубоко вздыхает: — И всё-таки не зря мне карта дурака выпала.