Кареглазая и Мохнатый

      — Пошла, красотка!       С этими словами крупный мужчина бросил её в клетку с сырым и грязным полом. Та кареглазая красотка сразу же попыталась стряхнуть с себя грязь, но безуспешно. Вся её грудь была в песке. А ещё ей было очень холодно. Клетка стояла на улице, и пусть она была прикрыта тканью, её продувало. К тому же, начинался дождь. Усиливался ветер, а тëмно-синее небо стало серым.       Затем Кареглазая увидела своего мохнатого соседа по клетке. Он был гораздо больше неё. Его глаза не было видно под бровями, уши скрылись за тëмными волосами, а губы не высовывались из-за усов и бороды. Но длинные его волосы скатались, запачкались со временем. Он спокойно лежал в углу, хрипло дышал. Мохнатый был не только больше, но и очевидно старше Кареглазой. Она-то была совсем молодая, только недавно она стала взрослой. У неё были мягкие черты лица, гладкая светлая шевелюра, а ещё она была достаточно грациозной.       — Здравствуйте, — сказала Кареглазая, сев рядом с соседом. — А давно вы тут?       — С тех пор, как птицы перестали петь, — буркнул Мохнатый. — Может-с, месяц. Может-с, два.       — А вы не знаете, для чего нас сюда посадили?       — Нас убьют, милочка. Нас всех убьют разом, как только все клетки заполнятся, оставят только нескольких. Так мне сказали. Иногда кто-то приходит за нами, забирает. Но забирают обычно только молодых. У тебя, может-с, и есть шанс. А ты совсем не похожа на уличную.       — Так я ведь и не уличная! — возразила Кареглазая. — Я шла домой с прогулки, когда меня словили и посадили в большую шумную машину. Меня дома ждёт вся моя семья. Я живу в городе на холме зелëном, там много домиков.       — Ну-с, это проблема, — Мохнатый поднял голову. — Вряд-ли они тебя здесь найдут. Посмотри на это место, милочка. Камни кругом, скалы. Грязь, слякоть, река далеко внизу журчит. Милочка, мы далеко.       Услышав об этом, Кареглазая печально всхлипнула. Затем принюхалась и прислушалась. Она хотела бы верить, что на самом деле всё не так, но слова Мохнатого лишь подтвердились. Действительно, кругом только слякоть и вода. Кареглазая никогда не плавала и не была уверена, что сможет это сделать, да и скакать по скалам она тоже вряд-ли умела. Только это полбеды, ведь ещё нужно было выбраться из клетки.       Весь вечер Кареглазая потратила не зря. Обшарила каждый угол клетки, также попыталась разговорить остальных заключëнных, точнее пленных. В ответ она услышала только жалобный скулëж детей и взрослых. А тем временем наступила ночь. Здесь было совсем темно. Не то, что на холме, где жила Кареглазая. Тут не было ни огней, ни людей, ни даже звуков цивилизации. Лишь дождь, долбивший яростно по клеткам.       В клетке стало холодно. Мохнатый предложил Кареглазой улечься рядом с ним, чтобы согреться хоть малость, но та отказалась. Она нашла дыру между дном и стеной клетки. Рыхлая грязь, которую можно вскопать, чтобы сбежать. Но нужно было неслабо постараться. Поэтому Кареглазая приступила к раскопкам, несмотря на холод, голод и усталость. Все её пальцы были в земле и чуть-чуть кровоточили.       Затем между клетками прошёлся проверяющий с фонариком. Он мог бы легко заметить то, что кое-кто из его заключëнных роет себе нору для побега, но обошлось. Мохнатый велел Кареглазой лечь на дыру и сделать вид, что всё тихо и спокойно, и сам тоже подвинулся к ней. Недовольно бурча, он прикрыл её шею своей головой.       — Я уж понял, ты совсем ничего не боишься, — тихо сказал он.       — Пока нет, — ответила Кареглазая. — Пока что я очень сильно хочу домой. Вы же тоже хотите?       — У меня уже дома-то нет. Мне некуда и не к кому вернуться.       — Тогда вы можете пойти ко мне. Моя семья поможет вам, честное слово! Я обещаю. Я помогу вам.       — Ты бы сперва себе помогла, милочка, — проворчал Мохнатый. Но всё же он задумался впервые за долгое время.       — Да, я знаю, — фыркнула Кареглазая. — Но, может быть, если мы поможем друг другу, то оба останемся в выигрыше. Согласны?       Она старалась держаться особняком, несмотря на то, что ей было очень страшно. В клетках уже было полно пленных, следовательно и смерть Кареглазой уже не за горами. Но она говорила уверенно и даже смогла заставить Мохнатого довериться ей. Давно уже он не ощущал такого трепета. Возможно, дело в длительном одиночестве. Он помог ей вскопать нору.       — Куда ты собираешься идти дальше-то? — спросил Мохнатый, проталкивая её в дыру.       — Там, где-то далеко, есть огни, — ответила Кареглазая. — Значит, там люди! Туда мы и направимся. А оттуда уже можно найти способ добраться до моей семьи.       — Однако… Там-то вода, милочка. Ты умеешь плавать?       Они перелезли через забор, используя стоящие рядом с ним коробки. Падать вниз оказалось не так и больно. Впрочем, дождь шёл и дальше. Упав в лужу, они изрядно замарались в холодной грязи. Дальше они начали спускаться по скалистому холму.       — Нет, не умею, честно говоря, — Кареглазая замотала головой. — Но от этого зависит моя жизнь. Я буду стараться. А вы умеете плавать?       — Умею, — сказал Мохнатый. — Приходилось по долгу службы-то.       — Ого. А кем вы служили?       — Да так-с, спасателем простым. Людей спасал из воды-то. А затем нашёл покой в семейной жизни, домашней. Может-с, если бы я не отказался от этой жизни… Не было бы всего этого.       — Вы сбежали от семьи? — спросила Кареглазая. — Но почему?       — Дурак я, вот почему, — буркнул Мохнатый. — Сам мыслить-то не научился, привык следовать приказам. А первая попытка в мысли-то совсем не удалась. Вот и пожинаю плоды своей дурости.       Из сожаления и тактичности Кареглазая хотела что-то ответить, но решила промолчать. Её слова могли бы сделать гораздо хуже, поэтому она не промолвила не слова, пока они не добежали до тропинки. Это протоптанная дорога, уложенная человеком, блестевшая в редких проблесках луны. Они шли дальше в сторону, откуда сияли огни. Медленно, но верно они приближались к лесу.       — Значит-с, тебя словили, как раз пока ты шла домой? — спросил Мохнатый. — Где же ты гуляла?       — Ну… — Кареглазая приуныла. — Честно, я соврала, приукрасила чуток. На самом деле я убежала из дома. А потом я передумала и попыталась вернуться, но не удалось.       — И поймали тебя на магистрали, перекрëстке или вокзале?       — Да, на вокзале. Я выглядела бездомной, беспомощной. Они воспользовались этим! А тому мужчине, который посадил меня в машину и привёз сюда, я доверилась, словно он был из моей семьи. У вас тоже так было?       — Да, — ответил Мохнатый. — У меня отличный слух и отличный нюх, а подвоха-то я в нëм никак не почуял. Мне должно быть стыдно.       — Эх, мне тоже, — сказала Кареглазая. — Я уже не маленькая, а повелась на такие пустые слова. «Пошли, я подброшу тебя до дома»…       Со временем они дошли до шатающегося и поросшего мхом сырого старого моста. Верëвочный мост над ущельем. Идти по такому было бы опасно даже если бы он не был таким дряхлым и ветхим. А внизу течение воды избило бы об острые камни любого, рискнувшего прыгнуть туда. Кареглазая ступила на мост, и он заскрипел всеми досками. Однако, она уже стояла на нëм и не собиралась отступать. Мост буквально ходил ходуном. Стоило Мохнатому присоединиться к движению, ходить стало совсем тяжело, но они не останавливались. Оставаться здесь было, конечно, гораздо опаснее, чем идти.       Впрочем, путь с каждым шагом казался всё длиннее и длиннее. И именно поэтому их с каждым шагом охватывал немыслимый трепет. Чтобы перейти на другую сторону моста, они обязаны были держаться за жизнь всеми силами. Они прижимались грудьми к прогнившим доскам, цеплялись пальцами за любые неровности. Уже к середине пути у Мохнатого всё тело было в занозах; Кареглазая думала с содроганием сердца: «Если я выживу, я никогда больше в жизни не выйду из дома».       К счастью, они смогли пересечь мост без последствий. Им долгое время не удавалось прийти в себя после такого. Несколько минут они лежали в луже грязи, глядя друг на друга. Тихо, молча. Буркнув что-то себе под нос, Мохнатый поднялся и побрëл дальше в путь. Он не стряхивал с себя грязь. Через пару мгновений Кареглазая тоже вскочила на ноги и засеменила вслед за ним. Они вышли на протоптанную дорожку.       — Почему же ты убежала-то из дома? — спросил Мохнатый.       — Если я расскажу, вы меня осудите, — Кареглазая покачала головой.       — Я-то? Я сбежал из дома, ибо мне там было слишком-с комфортно. Мне было тяжело спать на мягкой кровати, питаться дорогой едой, испытывать внимание. Во мне сыграло желание пожить вольно хоть раз в жизни. Чем мне это обернулось-то? Сырая холодная клетка, дважды переваренные помои, побои и шум. Они приходили с длинными чëрными дубинками, как у служащих. Они стучали то по крышам, то по прутьям клеток, а когда мы издавали звуки-то, они били нас. Меня били не часто… До меня быстро доходит, как нужно себя вести.       Мохнатый смотрел себе под ноги. За привычным безразличным тоном ему не удавалось скрыть свой стыд. Это был его позор. Он презирал себя за это. Но Кареглазая отнеслась к нему с пониманием, с неожиданным для него сочувствием.       — Даже если вы сглупили, вы не заслужили такого, — сказала она. — Никто такого не заслуживает. Ни мы, ни те, кто там остался.       — Бедолагам вряд-ли хватит сил бежать оттуда, — буркнул Мохнатый. — Там-то их жизнь и оборвëтся.       — Но почему вы думаете, что они не сбегут? Я ведь сбежала! Мы сбежали вместе, хотя вы уже давно там находитесь.       — Эти люди разрушают надежду, милочка. Систематические побои. Холод. Голод. Унижение. Страх. Жизнь в таких условиях превращается в жалкое подобие существования. Чем дольше пленные находятся в таких условиях, тем слабее становится их воля. Мне лишь повезло, что тебя подселили именно ко мне. А вот тебе, милочка, не очень повезло оказаться в этом лагере.       — Я неудачница, — хмыкнула Кареглазая. — Меня хотели свести с соседским мальчиком, который мне не очень нравится. Но я уже в брачном возрасте. Мне нужно завести детей, только я этого не хочу. Я никогда не любила детей, я очень боялась быть беременной. Поэтому и убежала…       Еë рассказ прервал короткий вой. Звучал он не так уж и далеко. То ли наткнулись на волка, отбившегося от стаи, то ли самостоятельно набрели на тарелку для чьего-то ужина.       — Волки, — Мохнатый повернул голову в сторону деревьев. — Нам нужно сворачивать с этой дороги.       — Н-но это же единственный путь! — возразила Кареглазая. — Куда нам ещё остаётся идти?       — Вглубь леса. Куда-нибудь далеко.       — Тогда мы не выберемся. Мы должны идти по тропе, иначе мы потеряем огни!       — Дура! — рявкнул Мохнатый. — Ты смерти нам желаешь? Хочешь убить нас обоих?       Раздался шорох в дальних кустах. Кто-то подходил к ним, скорее всего волк, а может и не один. Уже не оставалось смысла пререкаться, и Мохнатый бросился прочь вглубь леса, оставляя на совести своей подруги то, останется ли она на тропе или последует за ним. В итоге Кареглазая струсила и побежала за ним. Сил у неё было куда больше, чем у него, и они очень быстро поравнялись.       Мохнатый учёл мнение Кареглазой, поэтому бежал вдоль тропы. Но как бы сильно они не бежали, они оба чувствовали, что их конец близок. И тут ситуация резко переменилась. Судя по тяжëлым шагам, то были совсем не волки. Это оказались… люди и гончие собаки. Они бежали с редкими завываниями, словно всё вокруг причиняло им боль и обрекало на несметную печаль. Люди шли медленнее, сзади них.       Кареглазая попалась первой. Гончая повалила её на землю и вцепилась зубами в шею, и грубые когти вонзились ей в плечи. Похожая участь постигла и Мохнатого, когда он остановился, обернулся. Его схватили уже две гончие с обоих боков: одна вцепилась ему в плечо, а вторая начала драть живот. Именно поэтому он скончался первым. Этому поспособствовали его старость, усталость, проигрыш в количестве. Но до того, как он умер, Кареглазая тихо засопела, взывая к нему.       — Прости меня… — заскулила она. — Это всё я виновата!..       — Тише ты, — даже перед смертью Мохнатый продолжал бурчать.       Последние его слова, «тише ты», засели в словах Кареглазой. И она действительно умолкла, даже перестала пищать. А вскоре она умерла от ран вслед за ним. Тогда гончие псы успокоились, отошли от их бренных тел и сели на землю, пока к ним не подошёл их хозяин. Он медленно обошёл место побоища, осмотрел тела, а затем присел и оглядел их лица. И взял телефон.       — Нашёл твоих беглецов, — сказал он в трубку. — Кобель леонбергера и шотландская вислоухая кошка. Выбежали из клетки и заблудились в лесу. Поезжай открывать кладбище.