Вечная ноющая боль

      Он не знает сколько раз уже проклял Андрея. Сбился со счету на четырехстах восьмидесяти раз. Но думает, что давно уже перевалило за тысячу. Как жаль, что ни одно из этих проклятий так и не дойдет до адресата. А ему бы так хотелось что бы этот ублюдок мучился и страдал так же как и он страдает сейчас в этой "рабочей зоне", где нет ничерта кроме сраного экрана и множества красных нитей, которые натирали ему руки, почти в кровь.       Он проклинал Андрея, что беспринципно ворвался к нему в дом, буквально схватил за грудки и начал требовать что бы он ему помог с мировыми проблемами, потому что видите ли это дело особой важности. Видите ли его сраные боги не справляются без Лололошки и его великой силы.       Но согласия Арама не давал, напротив, послал куда подальше этого ублюдка и попытался ударить, что бы трогать его не смел. Он еще не отошел от предыдущих технических работ, что бы вновь возвращаться в это дерьмо. Нахуй ему это надо. У него по сей день руки дрожали от усталости и вечерами текла кровь из носа, наровя заляпать новенькую клавиатуру и белый чистенький стол.       Однажды он и вовсе под вечер выплюнул сгусток бордовой крови. Этот мерзкий момент он запомнит навсегда, потому что теперь иной раз казалось, что этот сгусток все еще остался в глотке, раздирая ее и мешая дышать. Такой мучительной боли он еще никогда не чувствовал.       Только ему давно стоило понять, что с Андреем такое не прокатит. Что Андрей все еще сраный создатель всевышних и ему явно не трудно было сделать то, что он сделал, то есть —без разговора закинуть в портал и напоследок сказать: —Я верну тебя, когда проблема уладится.        Арама же только и мог, что ругаться отборным матом первое время, смотря на экран, где его безвольный персонаж стоял на месте, пусто смотря на него. —Вот же еблан,—тогда вырвалось у него.       Арама вновь разочарованно вздохнул, дернув первую красную нить, заставляя персонажа двигаться.       Тогда он подумал, что чем быстрее он разберется с проблемами тем быстрее ему откроют портал в свой мир, что бы он мог выключить к черту компьютер и просто залечь в кровать, да спать так долго как может, ибо перемещения в пространстве действуют на него почти убийственной, а потому ничего кроме сна он не сможет толком сделать...только если сдохнуть. Но помирать пока рано, он ещё столько всего хотел снять...столько коллабов, карт, особенно страшных, где нет этих муторных одинаковых сюжетов, где Лололошке снова приходиться спасать миры. Ему уже тошно от этого дерьма. Уж лучше исследовать психбольницы и кладбища, да бегать от призраков. Вот это совсем другое дело.       Но сколько бы раз он не говорил сценаристам сделать уже наконец нормальный экшон, они лишь плечами пожимали, якобы это будет слишком жестоко для уже выстроенного образа Ло, как всея героя.       И если поначалу этот образ всея героя был забавной ролью, то после того, как Андрей впервые его запихнул сюда "попросив" спасти мир в "прямом эфире" уже стало не так весело.       Особенно после раза пятого. Потому что после возращения в свой мир его встречает лишь дичайшая головная боль и кровь из носа, но главное чтоб не из глотки.       И ведь не удивительно, что он такой бледный и худой, гдеж ему быть здоровым если его буквально убивает это чертово перемещение,но как жаль, что всем очень плевать на это.       Он дергает за нити, наблюдая, как пероснаж привычно движется: неровно, резко дергается, точно реально кукла, марионетка...нда, на компьютере это выглядит куда лучше. Хотя бы не резало так сильно глаза. —Ну что, творение, давай что ли развлечем себя....хм. Это что, данж впереди? Даже кажется из этого нового мода про пирамиды. Вот так удача.       Он спасает мир, чуть ли не скипая все диалоги с персонажами, его руки уже болят от того как часто ими приходится шевелить, но он продолжает, потому что на свободу хочется все скорее, и темнота вокруг лишь давит на психику, заставляя желать солнечного света так яро, как не желал никогда. Кто бы мог подумать, что выйти на улицу для него окажется мечтой. Но вокруг темно, и никогда ещё эта темнота не была такой ненавистной. Потому что она хороша только когда ты спишь, но не тогда, когда сидишь неизвестно где и налаживаешь мировые проблемы. —Это что, другая версия Джодаха? Жесть он тупица. Нет реально, пропить вслеленную, даже наш такого себе не позволяет. Наш тоже конечно чудик, но пытается свои ошибки исправлять, хоть на этом спасибо.       Персонаж снова дергается, на экране высвечивается окно диалога, и он уже бездумно нажимает что-то язвитиельное. Нет, пусть у этих богов там глаза подергаются, не только же ему с Лололошкой страдать....хотя, по сути персонаж вроде бы и просто оболочка,что нитками пришита к его душе. Лололошка просто мертвая часть его души, её крупица.       Он вновь смотрит на экран. —Знали бы, как вы все меня бесите.       Но никто ему не отвечает, кроме слегка дернувшегося персонажа.       Проблема за проблемой, мир за миров, нить за нитью и только для того что бы залатать разлом.       Интересно, что в это время делает Андрей? Арама надеялся, что тот тоже в поте лица работает над проблемой, а не только один он здесь упахивается.       Он все еще старается развлекать себя, понимая, что как же сильно скучает по своей квартире и даже по зрителям, по их глупым шуткам и дельным советам, как в последнем прохождении. Он скучает и по стримам, где можно орать на всех мобов матом и делать что хочешь.... Всё что не является спасением миров. —Когда это уже закончится?       Никто ему не отвечает.       Арама вновь вздыхает, ругаясь матом от неожиданно вылетевшего скримера.       Его работа продолжается.       У Лололошки новая одежда, новое имя и кажется новый характер, хотя для Арамы он все такой же язвительный. У Лололошки белый строгий костюм, привычная черно-оранжевая бандана и такие же очки, но все такой же пустой бессмысленный взгляд. А так же новое имя — Джон Дейви Харрис. И уж это имя было куда лучше старого непонятного Лололошки. —Эра Лололошки прошла, —усмехается он, потирая онемевшие руки, —вообще не понимаю почему я решил поддаться этому глупому спору и назавать персонажа так глупо. Ло-ло-лошка, точно столовый прибор.       Ему никто не отвечает.       Но Араме абсолютно плевать. Он продолжает шастать по миру, вкачивая персонажа и уничтожая парадоксы, которые не смогли уничтожить боги. — Да от них нет никакого толку. Зачем их вообще вписали в сюжет? По факту все Джон делает.       Он не перестает направлять персонажа, дергать за нити, наблюдая, как чужое тело резко дергается вслед.       Он не перстает решать чужие проблемы ровно до тех пор, пока однажды не видит в игровом мире скин Андрея.       Этот чертила смотрит долгие секунды прежде чем сказать: — Портал сломан, я не могу тебя вытащить.       И тут же исчезнуть из мира.       Арма неверяще смотрит на пустое место, где только что был...его бывший коллега. — Какого хрена!—вырывается из его рта, неверящий поный ужаса вдох.       Всмысле не может вытащить? Как это возможно! Если переходы в другой мир буквально его специальность! Вот же гнида!

***

      Он не собирается здесь остваться, не собирается лицезреть самодовольные лица пиксельных богов, не собирается плясать под чужую дудку, когда его даже не желают вытаскивать в свой родной мир! Он не собирается следовать чужой воли, навязанной этими всевышними.       Но эта воля заставляет его дергать за нити, двигаться дальше по новым ненавистным сюжетам, заставляет не по своей воле даже выбирать ответы и ведь неважно, что он выберет, даже если и выберет разрушить все, система не слушается, делает все по своему, в отместку посылая ему жгучую ноющую боль в голове.       И в этом сраном, ранее черном пространстве....все начинает пестрить глюками и помехами, отчего у него все чаще слезяться и болят глаза, что порой кажется ослепнет. Эти помехи шумят, перекрывая остальные звуки от игры и даже собственного дыхания. Звуки давят на уши, почти оглушают, заставляют желать биться о пол, чтобы наконец эта чертвощина прекратилась, что бы все стало мертвенно тихо, но помехи шумят перекрывая все остальные звуки.       И Араме кажется что еще немного и он просто оглохнет. Но барабанные перепонки толи стойко держутся, позволяя слушать эту адову какофонию, либо просто издеваются....по той же причине.       А он даже ударить себя не может, ибо руки скрутило слишком сильно, так сильно, что на них более не было ни единого живого места, кроме кровавого месива.       И ведь план богов и Андрея давно понятен — сломать его волю, сломать его мысли и искоренить всю ненависть посресдством давления, заставить делать то, что хотят они, управляя уже им как куклой. Так что бы тот в свою очередь управлял Джоном. Ведь как жаль управлять этим сильнейшим мироходцем может только Арама. Все же связь души, чтоб ее черт побрал.       Но кажется они плохо его знали и его отратительный, как некоторые говорили характер муденя, потому что, к сожалению, мудаки не исправимы, и он готов это доказать, продолжая не подчиняться ни помехам, ни нитям, ни даже тому безумию, что овладевает его разумом, той истошной невыносимой пляске чертей и завыванию.       "Это все можно остановить, только прекрати сопротивляться"—пишет Андрей в чате.       Арама зло сверлит появившуюся строку, гнев кипит в его сердце и душе, лавой растекается по его существу, заполняя собой даже легкие. —Пошел нахер!       Андрей больше не пишет, лишь снова исчезает из мира так же как и всегда. И в этот же миг шум нарастает с новой силой, отчего кажется, что пол под его ногами начинает ходить ходуном, отчего кажется, что этот шум наполняет его до краев, пытаясь вытеснить гнев, заменить собой и заполнить собой, точно разбитый бокал склеить на новый ублюдочный лад. Но Арама еще не разбит, он все еще цел.       Персонажа на экране тоже мотает из стороны в сторону, он несколько раз уже ударился о дерево и пролетел пару десятков метров по земле, падая прямо в воду.       Он продолжает борьбу даже, когда сознание размывается, даже тогда, когда из ушей и носа его наконец течет горячая кровь, в которой он захлебыается, пачкая свою футболку ...благо, что она хотя бы черная...не видно. Но с другой стороны разве не всё равно?       Сознание наконец утекает, превращаясь в блаженное черное нечто, с тем же самым безобразным тошнотворным гулом помех, больше напоминающий бесконечный визг.       Персонаж на экране тоже замирает, безвольно падая на землю. Его белоснежный костюм, становится красным, очки давно сьехали и сломались. Джон смотрит в экран и его глаза впервые за долгое время блестят живым оранжевым блеском.       В чате появляется : "..."

***

      Он грязно ругается, натягивая нити туже, те жгут пальцы, сдавливают глотку, но он не останавливается, лишь смотрит в экран за тем, как персонаж дёргается вслед этим нитям....в очередной раз.       У него сводит руки и давно ещё затекли ноги сидеть в одном и том же положении, но упертость и ненависть дают свои плоды. А потому, он продолжает тянуть персонажа в другую сторону. —Черт побрал бы вас боги, черт бы тебя побрал Андрей. Будь ты хоть тысячу раз проклят, —вырывается у него. Он сплёвывает на пол кровь, ощущая её металлический привкус во рту, —хотели поиграться, хорошо, узнаете, как не выполнять обещания, узнаете блять, как бросать меня здесь, надеялись, что я сдамся?—из глотки вырывается хриплый истеричный смех, который заглушается вновь нарастающими помехами, —будет вам спасение миров. Это я устрою.       Нити трещат, его душа тоже трещит по швам, изнывает и воет от раздирающей жуткой боли. Он не любит боль, но его жизнь и так сплошная череда сраного небытия и страданий, особенно после той злополучной встречи с Андреем, лучше бы никогда его не встречал, не знал бы что такое параллельные миры, не видел бы это окно в другой мир своими же глазами, жил бы себе и дальше спокойной, никому не нужной кроме зрителей, жизнью...а потому, почему бы не махнуть всё разом, не обрубить все навязанные роли и титулы? Ему нафиг не упёрлась вся эта беготня с виртуально-реальным миром. Так почему бы не избавить себя от надоедливой роли создателя и одного из звеньев порядка мира?       Он даже перестал думать о том, что должно быть его копиям тоже не легко...что должно быть они как хранители тоже страдают... Только вот ему плевать на свои копии. Есть только он и дергающийся в конвульсиях персонаж.... На которого, в отчасти, теперь ему тоже плевать. И всё потому что кроме ярости в его душе больше нет ничего.       Красные нити вновь трещат, тянуться и наконец рвутся, заставляя его испустить болезненный вопль и упасть на пол. Персонаж на экране тоже падает на землю, рвано дышит и хватается за грудную клетку, точно ему так же невыносимо больно. —Делай, что хочешь, —хрипит он, наблюдая за тем, как создание резко поднимает голову в экран, широко распахивая карие глаза, отливающие оранжевым. Он видит, как его губы шевелятся, да вот слова не может разобрать ни одного...возможно потому что все же оглох окончательно или вновь из-за оглушающих помех.       И все вокруг резко замирает. Замирают помехи истязающие его все это долгое время, замирают даже оборванные нити, не колышась на потолке, и мир за экраном тоже замирает, кроме двигающегося персонажа, что словно пытается дотянуться рукой до экрана.       Но ему не важно, он лишь блаженно закрывает глаза, радуясь тому, что спустя многочисленные попытки у него получилось освободить себя и персонажа от навязанных уз.       Пространство вокруг трескается, экраны заходятся помехами и былая тюрьма раскалывается на части, заставляя его провалиться куда-то в небытия. Он ни о чем не жалеет. Даже если это и означает, что ему суждено сдохнуть. Ну ничего, его персонаж в котором ненависти и боли хоть отбавляй справится со всем сам, более и без его помощи. Он надееться, что его персонаж заставит их всех так же страдать, как пришлось все это время страдать им.       Потому что в Араме тоже слишком много боли и ненависити, и он презирает их всех.       Пусть весь миллиард проклятий ниспадет с неба на их тупые головы.       Пусть вся земля станет прахом и королевства падут.       Пусть все окраситься в красный, мрачный цвет ненависти и крови.       Он вверяет всю эту ненависть Джону Дейви Харрису своему последнему остатку души.       Арама закрывает глаза, но кто-то бы знал, что это не навсегда, как он полагал.       Он закрывает глаза и в его душе до самого конца кипит ненависть и боль.       Он закрывает глаза не видя, как персонаж бьется о экран руками, как этот экран трескается в последние минуты разрушения всего пространства, и как эта самая рука успевает ухватить его за край футболки.       Мир трескается окончательно.       Их нити разорвынны, души сломленны, но они все еще связаны между собой.       Потому что не так просто разъеденить создание со своим создателем и наоборот.       Не просто сломить ту образованную связь за многи века и года, не просто искоренить привязанность прописанного персонажа, который давно перестал им быть.       Всё рушится и два мира наконец соприкасаются.