***
Touch my mouth and hold my tongue I'll never be your chosen one I'll be home safely tucked away Well you can't tempt me if I don't see the day. The pull on my flesh was just too strong Stifled the choice and the air in my lungs Better not to breathe than to breathe a lie 'Cause when I opened my body I breathe in a lie. Тони Старк любил Пеппер Потс. Когда-то давно. Или недавно. Он не может вспомнить точно. Он не хочет вспоминать. Он не хочет вспоминать то, как он заботился о ней, раскрывая свои самые худшие черты. Но иногда он действительно играл по-грязному. И тогда… он обещал ей. Обещал ей то, что они будут жить вместе. То, что у них будет нормальная жизнь и, возможно, если он ее и бросит, то его любовь будет также сильна. А она кивала ему, может быть, верила. Но скорее всего — нет. Потому что это Тони Старк. И он не знает, что оскорбило бы его больше: неверие Пеппер или ее надежды на то, что все эти слова когда-то были правдой. «Когда ты будешь дома?» превратилось в упрямое молчание по телефону и в унылые отчеты, которые присылались с одним лишь только невысказанным намерением. Тони жалел обо всем, но он ничего не мог исправить. Наверное. Ему просто не хотелось что-либо делать. Однажды он не хотел даже прикасаться к бутылке: настолько все было плохо, что удовлетворение находилось где-то на дне, не желая приходить. И сил, тех самых сил, что раньше хватало на саморазрушение, уже не оставалось от слова совсем. И Тони явственно помнит тот вечер. Он помнит то, как к нему пришла Пеппер, думая, что он в очередной раз выпил, чтобы избежать очередного «важного» разговора с ней. Они так давно не разговаривали… по-настоящему не разговаривали. Они интересовались, как дела у другого, они определенно знали о том, что у них происходит в жизни, но в отдаленных чертах и… все это определенно не могло сравниться с прежним уровнем близости. Иногда Тони казалось, что они никогда не были близки, а его чувства были всего лишь наваждением. — Ты снова пьян? — тогда она спросила его об этом, и Старк не знал: надеялась ли она на обратное или уже сама устала от него и желала того, чтобы он забылся, и просто исчез из ее жизни. Они оба сломали друг друга, но он предпочитал винить во всем себя, не признавая того, что Пеппер тоже была в отношениях, соответственно, у нее тоже был шанс все исправить. Или вовсе не соглашаться на их союз. Но в глубине души он знал то, что это было его импульсивным решением. У него нет оправданий. Он не отвечает, лишь тяжело дыша, утыкается носом в твердую обивку дивана, который находится возле лаборатории. Пеппер не отзывается. Она не подходит к нему. Раньше она его обнимала, мягко наставляла, иногда глупо обнимаясь и хихикая над его пьяным состоянием. Иногда давала подзатыльник и затыкала его: резко и грубо. Только так можно было обращаться с Тони. Только… так? Редко-редко, но позволяла обнимать себя Тони, несмотря на запах перегара и пота, после особенно тяжелых ночей и исследований. Возможно, и зайти дальше объятий. Но у него даже не осталось этих воспоминаний, потому что он был абсолютно безнадежен. Потому что его «сердце» было наполнено либо сомнениями, либо импульсивными надеждами. Когда он пьян и трезв. Когда он отсутствует в этом мире, находясь под кайфом. И когда он забывается в случайных знакомствах, забывая, что у него есть та, ради которой он свергал горы. Поэтому он отворачивается от Пеппер, которая хотела ему помочь. Ему не нужна была эта помощь. Почему? Он не может ответить на этот вопрос. Ему просто паршиво. Он напоминает сам себе своего отца. Холодный, эгоистичный ублюдок, ради целей оставивший заботу о собственной семье. Тони Старк похож на него. Он не хочет это признавать. Брать грехи отца — слишком тяжелая задача. Признавать их — ее сложнее. В тот вечер он слышал лишь уходящие шаги. Никаких слов о том, что им следует поговорить. Никакого сочувствия или злости. Просто… равнодушие. И это ранило его больше, чем он мог ожидать. В другой раз он играет по-другому. Тони сам приходит к Пеппер, даря ей потрясающие цветы, название которых он не помнил, даже не знал изначально. Он попросил составить ему самый шикарный букет и расплатившись, ему больше ничего не надо было: существовал лишь факт цены и эстетической красоты. Ничего больше. Все выравнено и зарыто глубоко в груди. Никаких сентиментальных ценностей. Никакого пренебрежения, с другой стороны. Это скрыто под камерами и улыбками в общественных местах. Это растворяется в его интрижках на стороне. И он не может перестать чувствовать неудобство. Возможно, стыд. Вероятней всего, разочарование. В себе. В Пеппер. В мире, который не мог подарить ему нормальные чувства. Пеппер принимает цветы. Она мягко улыбается, отмечая то, что тут есть ее любимые цветы и говорит о другой чуши. Старк все это пропускает мимо ушей. Он никогда не запоминает что-то. Он не знает ее любимый цвет. Он зачастую пропускает то, что она делает с его компанией. Отвечая ей мягкой отработанной улыбкой Тони надеется на то, что, судя по ее реакции, еще не все потеряно. Он также надеется на то, что она лжет. На то, что она притворяется. Тогда, возможно, они расстанутся безболезненно. — Как прошел твой день? — он спрашивает, зная, про что, скорее всего она будет рассказывать. Он думает о том, что если бы он не спросил, то он бы не дождался ответа. Он думает о том, что она спросит в ответ, а у него на уме будут только мысли о том, что станет с его компанией тогда, когда они расстанутся. — Ничего особенного, — улыбается она, стараясь выглядеть идеально. она и есть идеал. Тот самый, который он упустил давным-давно, думая, что он может следовать за ней. Он выбрал ее из множества людей, не зная, что его импульсивное желание иметь кого-то рядом будет стоить ему в будущем слишком дорого. Хотя он — Тони Старк. Для него не может быть высокого ценника. Насколько безболезненным может быть расставание, когда вкладываешь в человека свои силы, думая, что он тот, кого послала тебе сама вселенная? В этот вечер все проходит слишком хорошо. Они не виделись два месяца, но это совершенно нормально для их отношений. Старк рассказывает о Мстителях. О Стиве, Беннере, Наташе и других. Это множество неловких ситуаций, незначительные жалобы. Вроде тех, где Брюс перебарщивает с силой. Или тех, где Наташа бывает по утрам довольно жуткой, и Тони, молча, готовит ей кофе просто потому, что он делает его и себе. Никакого подтекста. Это даже не дружба или сотрудничество. Это странная необходимость, которую он старается донести до Пеппер. Потому что ничего не изменилось. Его близкие люди — Пеппер, Хэппи и Роуди. Никто больше. Его имидж разрушится, вызовет подозрения, когда он признает то, что он способен найти общий язык с другими людьми. Тони Старк жалуется на других людей. Он рассказывает об этом Пеппер, получая в ответ шутливую улыбку и не менее шутливые советы по укрощению Мстителей. Но он также не рассказывает о том, что могло бы расцениваться за семейные жесты. Не говорит о том, как однажды Наташа заваривает ему кофе в ответ. Не рассказывает о том, что Стив чертов Роджерс ведет себя как мамочка, заставляя всю команду соблюдать что-то наподобие режима, все время наставляя их. Не упоминает того, что Клинт любит сарказм так же, как и свои стрелы. И они, любя его в ответ, благословляют на удачу, подобную нечеловеческой, хотя он и не является сверхчеловеком. Это было бы похоже на семью. Если бы Пеппер поверила бы этому, то она, наверное, приревновала его к Мстителям. А, может, наоборот, обрадовалась и поддержала его, веря, что в нем осталось нечто человеческое, хотя даже сердце у него не совсем нормальное. Это еще, мягко говоря. Или Пеппер могла подумать о том, что он опять слишком легкомыслен в выборе людей, меняя их как перчатки и… самое худшее, о чем она могла подумать — так это о том, что Тони изменял им, своей семье, духовно, снова надеясь найти свою душу в других людях. Пробуя и тестируя. Это еще хуже, чем секс на левой стороне. Но он никогда не узнает, как отреагирует Пеппер. Потому что он молчит. Он не хочет говорить об этом. Он не может говорить об этом. Это страшно. Это абсолютно нормально с другой стороны. На самом деле ему все равно. Однако паранойя заставляет его неудобно морщиться каждый раз, когда он думает о том, что его «невинная» с какой-то стороны ложь вскроется. Раздражение. Страх. Возможно, нежелание двигаться в будущем, в котором все будет иначе. Он думает о том, что им было бы неплохо разойтись. Когда он целует Пеппер Поттс, рассеянно проводя по ее запястьям пальцами, подмечая то, какие они хрупкие. Видя то, как она неестественно смотрится рядом с ним. Как будто с обложки второсортного журнала про жизнь звезд. Такие пары всегда кажутся всем кликбейтом. И Тони противно от того, что их отношения похожи на… «такие». Он фантазирует об этом. Прямо здесь и сейчас. О свободе. О тех временах, когда под рукой у него никого не было рядом. Когда трахает ее. Аналог: заниматься любовью. Это звучит менее грубо. Когда клянется в любви. Но единственное подтверждение этой любви — его обещания, слова. Никакого кольца на пальце. Никаких помолвок. Никаких отпусков, которые могут длиться больше недели или условного медового месяца. Детей тоже не будет. Этого Тони не вынесет еще больше. Ну… или дети не смогут вынести его. Он размышляет о том, что когда он был одинок, то все было гораздо больше. Но когда у него появились близкие люди, то казалось бы, все начало налаживаться. Они поддерживали его, а он делал для них все, что мог. Тони Старк действительно надеялся на то, что он делает для них все возможное. Но потом появилось отвратительное чувство, которое говорило ему о том, что просто использовал их. Именно поэтому Тони лжет себе. И всем остальным. Все нормально. Он целует Пеппер вновь, чтобы заставить себя замолчать. Все будет также в будущем. Потому что он долго искал свою любовь, так долго старался доверится этим людям, что логично то, что он проживет с ними остаток своей жизни. Семья, которую ты считаешь семьей — это этап на пути к настоящей семье. И, казалось бы, отрекаясь внутренне от Говарда он уже нашел свою будущую семью. Когда он расстается с Пеппер, без скандала, стоит заметить, что у него внутри так же пусто, как и в те времена, которые он прожил вместе с ней. И это отвратительно. Но это… его жизнь. But oh my heart, was flawed I knew my weakness So hold my hand consign me not to darkness. So crawl on my belly 'til the sun goes down I'll never wear your broken crown I took the road and I fucked it all away Now in this twilight, How dare you speak of grace? После расставания Стив хлопает его по плечу. По-отечески так хлопает. И рассказывает о Пегги Картер. Под его рассказы Тони даже не требуется выпивать, чтобы слушать собеседника. И Роджерс рассматривает это за победу. Старк веселится и хмурится одновременно, когда Стив рассказывает ему о любви. Когда он мягко отзывается о ней, но мало помнит о подробностях их общей жизни. В этот вечер он позволяет говорить себе и о Пеппер: он перечисляет все ее достоинства, он словно хвастается ей, нахваливая и нахваливая, погружая, таким образом, себя на самое дно, выставляя себя полным мудаком. Он рассказывает все без утайки: о своих прежних любовных похождениях, о том, как он напивался, накуривался. Или о том, как использовал своих Марков в не совсем нужных целях. Стив хмурится. Возможно, он хочет его осудить. Но не успевает Старк ничего сказать, как тот захлопывает свой рот и смотрит на него изучающим взглядом. Долгим таким взглядом. Словно мать, всепрощающая грехи своих детей, когда отец в ответ на них резко огрызается и орет из соседней комнаты. Потому что у «матери» есть свои тайны. И Капитан Америка рассказывает ему о Баки. И Старк думает о том, что Стив прожил две жизни вместо одной, найдя его отражение в нем самом, когда он чувствует отвращение от того, что их ситуации похожи. Вот только… может ли Старк считать их с Стивом «ситуацию» такой же, что была и у Баки со Стивом? А Пегги? А Пеппер? How dare you speak of grace? Не рассказывай, Капитан Америка, о том, о чем пожалеешь. Не раскрывай, Капитан Америка, свои грехи и прошлое. Не изменяй своей стране своими мыслями и желаниями, отклоняясь от всего традиционного и «правильного». Будь «хорошей девочкой» с первой парты, которая связалась с плохим парнем и нашла свое новое предназначение в жизни, убив все хорошее в себе ради новых ощущений. Старк поддерживает Стива как может, заставляя его не стыдится своего прошлого. Они оба не принимают ничего в тот вечер, не выпивают ни капли алкоголя, но они чувствуют себя до ужаса окрыленными. Возможно, где-то между поддержкой они целуются. Возможно, им обоим это кажется. Потому что все настолько чувственно, сумбурно и сложно в тот вечер и в «ту самую ночь», что они предпочитают не вспоминать об этом. Когда Капитан Америка идет против правительства, идет против него, Тони Старка, ради Баки Барнса, то он думает о том, что, возможно, именно он настолько раскрыл Стива, что тот пошел против самого себя. I can take the road and I can fuck it all away But in this twilight, our choices seal our fate…***
— Если он снова появится у моего порога, что мало вероятно, то я его убью, — раздраженно и как-то устало думает Старк. Гражданка, соглашение… все это было малоприятным опытом и это еще мягко говоря. По итогу все закончилось также быстро, как и началось. Всех, кого обвинили — оправдали, а те, кто были невиновны — разгребали весь бардак. Тони Старк был одним из таких людей. И несмотря на то, что всех Мстителей снова призвали на защиту мира — он категорически не хотел с ними вступать заново в контакт. Хоть убейте его, но это не было его целью, хотя именно он боролся до последнего за то, чтобы никто не загремел в тюрьму, под стражу кого-либо или не попал куда-то еще похуже. Но он чертовски устал за все это время. В подвешенном состоянии он находился уже пару месяцев. Пеппер его не навещала: была занята делами Старк Индастриз. Но они оба знали, что это лишь отговорка. Иногда, правда, к нему приходил Роуди. Это мало чем помогало, но Старк ценил каждую минуту времяпровождения с ним. Это не было похоже на что-то романтическое. Даже отдаленно нет. Интересно, если бы он предложил такое по старой дружбе, то ему бы дали тепло, о котором он отчаянно желал? Но он сам понимает до чего отвратительна эта идея, поскольку Роуди, безусловно, больше похож на брата, верного пса, который порвет за него, но также и не приблизиться, дабы не поглотить своего хозяина в крепкой хватке. Потому что это было бы в корне неправильно. Его собственные прикосновения к себе похожи на пытку. Они даже не заземляют его. Во время того, как его рука скользит по его члену, он ощущает лишь непреодолимое чувство того, что его пытают. Он никогда не может довести дело до конца — у него не хватает фантазии. Не хватает того, кто мог бы быть объектом его вожделения, хотя перед глазами все время проносятся образы Пеппер, некоторых моделей и… Стива Роджерса. Это было настолько плохо, что потом он ложился в постель, так и не найдя нормальную позу для сна, а после забив на все шел напиваться. Или в лабораторию. Иногда он делал все это одновременно. Now all I remember is reading your letter Saying «I'm leaving,» not for how long. Капитан Америка всегда был их внутренним стержнем, который сдерживал их от совершения множества ошибок. — Я Капитан Америка. Ведущий стратег на поле, — именно так он сказал им, хотя они и так это знали — файлы и компромат друг на друга был у каждого. И с тех пор он был их лидером, хотя их команда и не требовала лидерства как такого. Просто… было легче, когда кто-то мог управлять кучкой ненормальных сверхлюдей. Даже если это был другой ненормальный сверхчеловек. Они все действительно так нуждались в контроле, что Тони даже не осознавал этого, лишь принимал то, что для них делал Стив. И лишиться этого, однажды доверившись, было труднее всего. Было ли легче всем остальным, когда они разделились? Никто не сможет ответить на этот вопрос: в этом Тони был уверен. Даже он был неспособен дать ответ или как-то прояснить эту ситуацию. Стив Роджерс поступил правильно как человек, но не как супергерой, на плечах которого лежала вся страна. Да что уж там! Раз сами Мстители признавали его контроль и находились под его «опекой», то он должен был позаботиться хотя бы о них, и плевать уже и на штаты, и на весь мир. Но… он стал слишком раскрепощенным. Иногда Старк думает о том, что, скорее всего, именно он и сделал Стива таким. Передал ему свой блядский образ жизни и принцип «живем один раз». Don’t make my mistakes, I know they were wrong Hindsight, is beautiful but not so forgiving. Было ощущение, что им воспользовались. Поиграли в пробный период отношений, вернулись к чему-то старому, когда появилась такая возможность, проявили привязанность, раскрыли свою душу и… ничего. Не это ли испытывала Пеппер? You can choose just what you remember But the truth gets lost and found by your lies The truth gets lost and found by your lies And no, your son will not come And no, your son will not come. Сам Тони тоже воспользовался всеми. Кем только можно были и нельзя. Он вобрал в себя этих людей, провел через себя, проведя мучительные часы в одиночестве, хотя он был окружен множеством людей вокруг себя. Но самым большим ударом для него, который он и нанес сам же, был Питер. Человек-паук. Подросток, черт возьми. Подросток с гениальным умом, который при этом любил лего, не умел затыкаться хотя бы на минуту, но не выдавал свои секреты и стойко держал все в себе. В каком-то смысле Тони тоже им воспользовался. Тогда, когда завербовал его в Германию. Нет, это действительно было так и отрицать этого нельзя. Он до сих пор не сказал Питеру всей правды до конца, потому что, казалось бы, рассказывать было и нечего. Вот и Стиву сказать ему было нечего. Потому что они и так прекрасно знали свои проебы. Но Питер… втягивать его в это было весьма неудобным и неловким. Как будто Старк знал о том, что такое неловкость! Хотя это действительно было так, потому что все эти «отношения» были для них нечто интимным. Нечто таким, что должно было остаться в «той самой ночи» между ними. И Тони сгорал от своих же ошибок, признавая, что если бы он не хотел впутывать в это Человека-паука, то он не позвал бы его сражаться в Германию. Но ему нужно было что-то такое… новое. Ему нужен был человек на его стороне. И хотя он набрал команду, но это были люди, которых он знал раннее. А ему требовалась свежая кровь, не используемая ранее. И это было эгоистично. She hears his footsteps alone in the darkness She closes her eyes and prays for her son Closes her eyes and prays for her son But no, her son doesn’t come And no, her son doesn’t come. В конце концов, он перенял грехи своего отца. Он все время мечтал о солдате, о высших силах и целях, угодных только ему, хотя он думал, что они были угодны всем. — Я не думал, что ради этого мой отец прочесывал целый океан. Ради него… лучше бы и не доставали его изо льдов, больше пользы бы было. Верно, именно так Тони и говорил. Ранее. Но он не осознавал того, насколько он был близок к правде. Ведь в то время все пользовались Капитаном Америкой. Навесили на него задачу символа. Показали то, как он должен выглядеть, какие фразочки использовать, как сражаться. А потом, когда вытащили, долго прятали, держали в тайне. Одновременно и близко, и далеко. Точно так же, как и Старк все время доставал и запирал Питера. У того была свобода, однако Тони знал, какую власть он имеет над Человеком-пауком. А власть всегда опьяняет. Хотя бы потому, что в ее оковах нельзя разглядеть все масштабы проблемы. Одни использовали Стива. Другие Питера. Стив использовал других в своих интересах. Питер был новеньким в этой игре. Но он не собирался играть дальше. Без информации и всего прочего. Он ясно обозначил то, что он находится на своей стороне. На стороне Квинса и линчевателей. Твой «сын» не придет и ты повторяешь грехи своего отца. And no, your son will not come And no, your son will not come. Стоит ли говорить о том, что будто чувствуя незаметный уход Питера и его отказ от вступления в ряды Мстителей, Стив оказался у его порога, желая поговорить?***
Что нужно Тони Старку для любви? Или что ему нужно в принципе от жизни? Ему не совсем известна концепция удовольствия, несмотря на то, что на протяжении нескольких лет он только и предавался сладкой неге кайфа, которого желали другие люди. Но он не совсем этого хотел. Он не знал, что ему было нужно. Внутреннее желание, которое до сих пор не было исполнено, рвало ему душу и сердце, заставляя искать все более и более сумасшедшие способы его раскрыть. Но для этого всегда нужны были люди. Люди, чтобы почувствовать себя лучше. Люди, чтобы заставить себя задуматься о будущем. Люди… чтобы почувствовать на себе их разочарование. Ему нужен был человек рядом. Была ли этим человеком Пеппер или кто-то другой должен занять ее место?You don't love me now You will never love me again I can still hear you saying You would never break the chain.
Стив не знает, почему он заговорил о Пегги в тот вечер. Но больше всего он не знает того, почему его рот открылся, выдавая его маленькую «тайну» в лице Баки. Это было так безрассудно, что он сам не узнал себя. Возможно, «той самой ночью» у него возникла еще одна тайна в виде поцелуя с Тони Старком. Он не знает, что тот думает по этому поводу. Он не спрашивал. Такое ощущение… что они никогда не поговорят об этом. Теперь уж точно. Но он будет готов преодолеть свою гордость, чтобы заново заговорить с Тони. Хотя кому он врет. Он никогда не готов. Но он делает это. Чтобы создать хорошие отношения, нужны опыт, доверие и открытость. У них же все шло по полутонам, поскольку ни один из этих факторов они не могли довести до конца.***
Его детство, военные годы, годы, которые он провел на службе, будучи совсем молодым… все эти периоды его жизни можно было описать одним словом — «тяжелый». Неподъемная ноша легла на его плечи, но он бы соврал, если бы сказал, что не был рад этому. Он солдат своей страны и в отличие от многих других людей, он добивался этого звания с упорством (спасибо сыворотке за «немного» облегченную работу), несмотря на проблемы со здоровьем. Лишь Бог знал о том, как страстно желал он отдать свою жизнь, обрести свою цель в спасении и службе, и дать себе новое дыхание, чтобы подняться вновь и воспарить над грешной землей, подбадривая и привнося в жизнь только победы.Ты щуришь глаза, ты давишь зевок Ты немножечко болен, ты слегка одинок Дети дразнят тебя и смеются вслед Ты завидуешь им, ты не любишь их смех Ты пока что способен дать им отпор Но молчишь и уныло ныряешь во двор
Лишь дьявол знал о том, что он предавался плотским утехам, любил рисовать и желал получить любовь… от своего лучшего друга, что могло быть еще приемлемо, если бы не факт того, что его лучший друг являлся мужчиной. Теперь Стив Роджерс имеет силу, которая смогла бы ему помочь и дать отпор тем, кто над ним издевался ранее. Потому внутри него — Бруклин. И то, что он его покинул, не означало то, что он из него исчез. Глубинная ярость и внутренние мелкие обиды, разросшиеся в бесконечном повторении «Бог простит, и я прощу своих обидчиков, не окропляя их кровью асфальт», потому что он был всепрощающим идолом и невероятной мощью, которая доставалась только врагам. Иногда у него были проблемы с гневом. Но он старался не поддаваться столь низменным чувствам. И поэтому он сдерживает себя, отпуская только… только рядом с Баки. — Все хорошо, Стиви… все хорошо, — так преданно… и нежно шепчет ему Баки по ночам, позволяя творить с его телом невероятное. Иногда Стив забывает что этот же человек когда-то защищал его от хулиганов. Но он не забывает того ощущения защищенности и доверия, которое он испытывает рядом с ним. И он вновь, и вновь идет против единой веры, заставляя себя подчиниться сладким речам Баки. Стив никогда не целуется с ним. Иногда ему просто неудобно это, неловко и странно до спертого воздуха, потому, что ничем другим они дышать не могли. Но именно Стив фантазирует о Баки из раза в раз, когда как сам Джеймс владеет слабой фантазией: он занимается сексом со Стивом тогда, когда это необходимо ему. Потому что они не возлюбленные. Они — солдаты. Мы срослись, как солдаты братских могил Телами, телами, телами, телами срослись Мы как пара плакучих ив И дети уже не смеются над нами. Он плачет и смеется с каждой неудачей и взлетом, но происходит это только наедине с самим собой. С Баки и со всем миром он не готов поделиться эмоциями. Хотя его лучший друг определенно видел больше, чем другие. Тот знал, куда нужно было нажать, чтобы повлиять на него. Тот знал каждую его кость, каждую его болезнь, ранее мучившую его и каждый неровный шрам, которые обычно залечивал именно он. — Так чертовски хорошо… — он бормочет ему похвалы на ухо, и Стив ощущает себя не Капитаном Америкой, не солдатом, а каким-то ебанным фриком, павшим и отклонившимся от задачи. Но именно в такие моменты ему хорошо, потому, что он наконец-то отпускает контроль, позволяя своей энергии и силе вырваться на волю весьма в… нетипичном виде. Он берет все, что дает ему Баки, а тот в свою очередь всегда угадывает то, что ему нужно. Будь то бедра, прыгавшие на нем со скоростью света и позволяющие дать Стиву какое-то подобие падения или послушное горло со ртом, которое направлено всегда вверх, когда он трахает его, наполняя и вставляя с неуемной силой и глубиной. И глаза… глаза, смотрящие прямо на него. В них читается скука, лень и бесконечная тоска. Вечно надрывная и уходящая внутрь.Ты обнажил клыки Беспомощно шепчешь «Долой с глаз — из сердца вон!» И, опуская руки Вонзаешь в меня щупальца со всех сторон Мне уже не уйти Не потерять тебя на года И остаток пути Мы одним существом прошагаем с тобой вдвоем.
— Давай, Стиви! — уже не сдерживается Барнс, когда они трахаются в последний раз. Они не знают об этом, но каждый раз между ними витает такое отчаяние, которое сильнее любого предчувствия, существующего в мире. И Роджерс поддается его словам, вбивая Баки сзади, хватая его за бедра, за ноги, не в силах удержаться на определенном участке кожи, сжимая и разминая горячую плоть под ним. Они оба тяжело дышат. Они оба потные, грязные и отвратительно липкие, но это не мешает им соединяться телами по максимуму, будто бы срастаясь между собой, становясь единым целым, но, не позволяя себе стать половинками от этого целого. Либо все, либо ничего. Баки двигается навстречу рукам и его члену, гибко изгибаясь и издавая тихие звуки. Иногда он бормочет что-то, поощряет его. Иногда он, молча, принимает все. А иногда он чрезвычайно болтлив, разговаривая с ним распутно и горько, потому, что только это может заставить чувствовать Стива желчь внутри себя, которая исходит из него каждый раз, когда они касаются друг друга интимно. У него, у образцового солдата есть плохие черты, но он всегда прячет их. И это отвратительно, это мерзко и отчасти бессмысленно, потому, что они выходят наружу. Так или иначе. В бою, когда он накален до предела, оголяя свое оружие вместе со своей душой, ясно понимая то, что он идет на убийство. Либо он, либо его. Проводя вечера с Баки, но при этом ловя на себе взгляды Пегги Картер. Не пресекая их. Не отрицая их. А даже отвечая им. Либо она, либо он. Но любовь… никогда не сможет стать крайностью. Поэтому он разрывается между ними, чувствуя, как вся его жизнь доходит до кульминации, будучи орошенной множеством событий и потерями, и он наконец-то находит свое предназначение только тогда, когда он становится Первым Мстителем. Погнавшись за всем сразу, за всеми крайностями сразу, он потерял все. У Капитана Америки нет ни Пегги Картер, ни Баки Барнса. У Капитана Америки есть команда. Капитан Америка преодолевает себя и… он срывается. Срывается с Тони Старком. Когда возвращается Баки.***
О, как хотела мама Чтобы сын шёл прямо Вечная слава, мама Тем, кого сломало.
Стив носится с Баки, стараясь обуздать самого себя. Он знает, что он вредит людям, выбирая свою собственную сторону. Но это внутренний конфликт: его ярость, его боль, которые жили в нем на протяжении множества лет, и он не может игнорировать все эти чувства, когда его друг наконец-то воссоединяется вместе с ним. Капитан Америка идет против правительства. Он становится Стивом Роджерсом. У него отобрали его щит и его титул, но он ощущает от этого только свободу. Возможно, еще немного вины. Вероятно, стыд в совокупности. Но свобода преобладает. Вначале она лишь медленно показывает себя, издевательски даёт ему пинок под зад, отправляя в опасное приключение. А потом ты обнаруживаешь то, что являешься преступником. Затем тебя вроде как оправдывают. Но все опять идет через одно место. И поэтому Стив научился ценить любые проявления этой свободы. Так просто было легче. В один из вечеров он рисует. Снова берет карандаш в руки. Это непривычно и неизведанно вначале. Он ощущает то, что после застоя ему трудно придумать то, что он хочет изобразить, ему трудно вести по альбомному листу карандашу, потому что каждая линия отдает тупой болью где-то внутри. Это тяжело. Тяжесть, подобная его юности. Но немного другого рода. В конце концов, он восстанавливает дыхание, с опаской смотря на то, как черные завитки выравниваются в единый рисунок. Он видит изгибы металлической руки, ровные и точные пули, которые еще немного и, казалось бы, сорвутся с картины и выстрелят куда-то позади него, в случайно подошедшего человека сзади, потому что сейчас он был до безумия уязвим. Тут были и молнии, целые заряды, но управляемые и точные заряды. Роджерс исследует своим взглядом стрелы, несущиеся наперекор пулям и кудри, которые так и требовали рыжего цвета. Последним он замечает объемную фигуру, созданную только для крушения, но дарящее чувство защищенности при одном лишь взгляде на нее и… бесконечные детали железного костюма, которые он не забудет даже через сотню лет. Стив убирает и руку, и карандаш с листка, внимательно смотря на получившуюся картину, на которой видит Мстителей и… Барнса рядом с ними. Это странно. Его самого на этой картине нет, лишь только невнятный призрак из его присутствия оседает на каждом катышке от ластика и неверном штрихе карандаша. Зимний солдат, Баки, Джеймс или, как его прозвали здесь, в Ваканде, Белый волк, на удивление гармонично вписался в общую картину. Стив не испытывал ни капли вины за то, что вышло из-под его пера. Однако это больше походило на его нездоровую натуру, до сих пор прятавшуюся внутри него. Он так отчаянно желал, чтобы все эти два мира воссоединились в его настоящей жизни, что не заметил, как в погоне за всем одновременно он разрушил практически все. Все же, его натура человека была заключена в его теле слишком долго. И теперь он пробует исследовать этот рубеж, раздвигая границы и проверяя свои устои на прочность. Он думает о том, что лишившись титула Капитана Америки, он потерял возможность законно защищать людей. Он подвел их. Он подвел всех. Хотела ли этого его мать, оставившая его в юном возрасте? Думала ли она о том, кем в будущем будет ее сын? О том, что он «предаст» Родину ради себя самого, ради своего друга. Потому что он — и есть сердце всея Америки. И он является воплощением той свободы, которая должна быть изначально в сердце каждого американца. Которая дает человеку право жить в любви и определять ход событий так, как хочет он, наплевав на всех остальных. Истинной свободы можно достичь только тогда, когда поймешь, что для тебя является «клеткой».Встань, мама Я шел прямо Вы, девки в джаз-банде. Вы помните школьные банты? Встаньте веселые, встаньте! Встаньте! Вы встаньте в Сибири, Вы встаньте в Москве! Мы столько убили, не родивши себе.
Жизнь в Ваканде была… довольно обыкновенной. Не слишком сильно и отличалась от его прежней, на самом деле. Он все также ходил на миссии, также следил за своими «временными» товарищами по команде, и все также медленно, но верно налаживал свою связь с Баки. Они присматривались друг к другу — Баки многого не помнил, а Стив хоть и знал то, что ему рано или поздно придется узнать всю правду, старался не торопиться с этим, поскольку большой объем информации, которая выльется разом… ну… не была хорошей перспективой. Несмотря на то, что, казалось, они потеряли ее навсегда. Эту… «жизнь». Барнс был замкнутым. И это было мягко сказано. Однако пребывание в Ваканде благоприятно сказалось на нем, что не могло не радовать Стива. Их отношения претерпели изменения, но в остальном остались такими же. Просто… они действительно старались сделать их прежними. Восстановить… Просто теперь все было сложно. Просто теперь Стиву приходилось помимо Баки вмещать в своем сердце других людей, до которых он уже не мог дотянуться, потому, что они были раскиданы… по его вине. Просто Баки теперь не желал отдавать самого себя, потому, что он хотел взять от жизни все, чтобы возместить ущерб. Он брал и восстанавливал. Медленно, но верно, еще не веря в то, что, возможно, ему скоро представится шанс искупить все свои грехи. И спустя несколько недель Стив чувствует, как время ускользает от него. Они помилованы — это хорошо. Мстителям приказано собраться в общем сборе — тоже неплохо. Он вернул себе титул Капитана Америки и свой щит — отлично. Но… сейчас он стоит перед дверями Тони Старка, не зная, с чего начать, пока ИИ подбадривает его. Ага, чертовски хорошо, тебе помогает Искусственный Интеллект, ПЯТНИЦА, как она назвала себя, чтобы набраться перед сил и увидеться со своим… другом? Экс любовником? Ох, Боже. И он мысленно матерится подобно черту, когда дверь открывается.***
Call him up, come into my bedroom Ended up we fuck on the hotel floor It's not about having someone to love me anymorе This is the experiеnce of being an American whore.
— Доброе утро, Кэп, — язвительно зовет его Старк. Сейчас три часа ночи и Стив не может ничего сказать, смотря на его фигуру в дверном проеме Неизвестно как его вообще сюда пустили. Неизвестно как Тони не свалился от усталости в обморок, потому что мешки под глазами и его красные глаза говорят сами за себя. Стив подходит еще ближе, принимая молчаливое приглашение войти. Здесь нет ни одной чистой поверхности, ни одной, не заполненной ничем. И Стив уверен: это все важно. Все эти… непонятные изобретения, в которых он не разбирался. — Здравствуй, Тони, — отвечает он и сам кривится от своего голоса. он выглядит сейчас таким жалким и нервным, однако он не может по-другому. Он виноват и эта вина прогрызла в нем новое дыхание, однако не из-за вины Стив стоит здесь, надеясь… он не знает на что он надеется. — Зачем пришел? — как бы между прочим спрашивает его Старк, возвращаясь к оборудованию, стараясь придать себе вид занятого человека. И хотя он не разбирался, но ему ясно было то, что это было не так. Потому что его руки слишком тряслись. Потому что его взгляд был направлен в пустоту. Потому что… потому что Стив знал Старка от начала и до самого конца, которого он так боялся. — Всему миру угрожает опасность и нам срочно надо объединиться против нее? — в его голосе чистый яд, но также в нем есть доля заинтересованности. Стив был уверен: будь так и Тони помчится на край света, если это спасет их всех. Потому что Стив прошел множество людей, он пропустил их через себя, чтобы сейчас прийти именно к Старку. Почему именно Старк? — Нет… что ты, вовсе нет, — нервно отвечает он, не зная, куда себя девать. — Я… А почему не кто-то другой? — Баки с тобой? — внезапно спрашивает Тони с искренним интересом. Будто бы он не контролировал все в Башне. Будто он не знал, что сейчас они были одни. Одинокие. Это палка о двух концах и Стив, если честно, заебался раздумывать и выяснять, копаться в себе и в своих чувствах. Потому что он нуждается в Старке. И на этом все. Ему он нужен только потому, что он идеально подходит ему. Потому что они знают все грехи друг друга. И они оба чистые холсты друг для друга, потому что все остальные в лице Пеппер, Пегги и Баки уже испорчены. Старк тоже это понимает. — Нет. Он все еще в Ваканде. Приедет через неделю, как мы и договаривались. Старк ухмыляется. Ухмылка горькая и гордая, как и сам Старк, но одновременно такая разбитая, что Стиву становится страшно. Потому что, скорее всего, он не заслужил от него прощения. И вероятней всего связь между ними уже оборвалась. — Не хочешь выпить? А то ты так скоро язык проглотишь, партизан, — идя мимо него и уже зная, что Стив будет не в силах противиться его предложению, Тони хлопает его по плечу, доставая из шкафчика бутылку с янтарным содержимым. — Да, — соглашается Стив слишком быстро, но его это уже не смущает. Он хочет поскорей заполучить свой бокал и выпить. Ему нужно забыться. И Тони тоже это нужно. Он не имеет право предполагать чужие желания, однако он видит то, что желает видеть. А желает он ответное вожделение. К кому можно пойти, чтобы поговорить и напиться? К кому можно обратиться, когда со всеми остальными отношения строгие и нереальные? К кому можно прийти и не делать ничего, потому что весь остальной мир уже разрушен. Тони, молча, пихает ему в руку красивый бокал, и Стив смотрит на него. Долго так смотрит. Прежде чем выпить его одним глотком, даже не морщась. Сыворотка никогда не давала ему опьянеть так, как хотелось бы. Но он принимает то, что ему дает, и осознание от этого кружит ему голову больше, чем какое-то пойло. Он чувствует себя тем, кто использует и кого используют. И все эти чувства находятся в одном времени, когда он ловит на себе ленивый взгляд Старка, который в отличии от него может опьянеть. И он это делает. Позволяет своему состоянию отпустить себя, чтобы почувствовать себя кем-то иным. Не Мстителем. Не Стивом Роджерсом. Не… Никем. Они сидят в темноте, пока Стив не оттаивает. У него чертовски затекла спина, а шея болит, но он продолжает так сидеть, потому что знает: одно движение и ему уже не будет оправдания. — Сделай это, — а голос Тони сладок, но при этом насыщен. Или Стив придумывает себе это, лишь надеясь на то, что это правда? — Не сомневайся, — он подзывает его словно собаку, и он проглатывает ком в горле, чувствуя, какое оно сухое, несмотря на алкоголь. Не сомневайся… ты же не сомневался тогда, когда шел против правительства? Не сомневайся… ты же не сомневался тогда, когда поддерживал отношения и с Баки, и с Пегги? Не сомневайся… ты же не сомневался, идя только по одному зову Барнса? Много вещей остается невысказанным, но они их понимают, чувствуют. Потому что подтекст, безусловно, важен. И Стив собирает всю свою смелость в кулак, подходя к Тони и целуя его. Так… отчаянно, грубо и неаккуратно, что он захлебывается в своей же слюне, проводя намокшими губами по губам Старка, стараясь зацепиться за всю его тело. Руками, туловищем, ногами, пододвигаясь ближе и впитывая все то, что может дать ему Тони. Это не любовь. Просто… они до безобразия подходят друг другу. Именно поэтому им следует поцеловаться прямо сейчас. А, может, сделать нечто большее. Например, провести языком по чьей-то шее и уткнуться в плечо, чтобы чужие руки с силой оторвали его тело от своего. Но затем эти же руки толкают его к стене, прижимая к себе. Стив дышит чистым спиртом и отчаянием вокруг, когда его влажная спина прикасается к прохладной стене. Он думает о том, что они так и не поговорили нормально. — Не говори ничего, — говорит Старк, словно он прочитал его мысли. Он затыкает его поцелуем, подпирая подбородок Стива пальцем, долго и изучающе смотря ему в глаза. Да, они не любовники. Но между ними есть множество тайн, раскрытых чувств и несколько сантиметров оголенной плоти, которых достаточно, чтобы по-настоящему раскрыть друг друга. Он чувствует себя действительно грязным и раскрытым, потому что все, о чем он попросит прямо сейчас — будет исполнено. Даже если он попросит прекратить все это. Даже если он попросит больше, чем он может проглотить.Love me if you live and love, you can be my light Jimmy only love me when he wanna get high.
Они любят друг друга тогда, когда одному из них эта любовь нужна. Но они не играют роль замены, они просто находятся друг у друга под боком, чтобы в один момент взорваться… возможно, им не нужен никто больше? Тони прижимается к нему всем телом, шепча какой-то несвязный бред. Он забирается руками под его рубашку, сжимая его в объятиях, и Стив чувствует, как его сердце падает куда-то вниз. Это более интимно, чем секс, хотя, возможно, в эту ночь они доберутся и до него. Они предназначены друг для друга, но это не отменяет того факта, что им нужно поговорить. Обсудить все, что происходило в последние месяцы. Но прямо сейчас они этого не хотят. Только забыться. Только забыться. Только… забыться… — Все хорошо, — шепчет Стив, заводя руки за спину Тони и чувствуя, как его сердце напрягается до предела.Loathe the way they light candles in Rome But love the sweet air of the votives Hurt and grieve but don't suffer alone Engage with the pain as a motive. Today of all days, see How the most dangerous thing is to love How you will heal and you'll rise above Crowned by an overture bold and beyond Ah, it's more courageous to overcome You want the acclaim, the mother of mothers.
— Это подождет… верно? — таким же шепотом, что и прежде спрашивает его Стив. имея в виду все. Весь мир. Все слова. И все договоры. — Да, — чуть ли не покорно отвечает Тони, от его гордости мало что остается. От них обоих, на самом деле. — Все будет хорошо, — это благоговейный шепот. Нет, не обещания… а простого факта, на который они молятся, будучи неверующими. У Стива всегда была навязчивая мысль – вернуться обратно в прошлое. К Пегги. К Баки. Не потому ли он, солдат, пошел против всех приказов, когда увидел Баки? Потому что тот был прямиком из сороковых, потому что тот был тем, к кому Стив привык. И было больно, потому что Баки все никак не мог привыкнуть к нему, все время опасаясь и проявляя все признаки недоверия. Верно. Стив был солдатом. Но не нынешней «армии». А солдатом своего времени, в котором он жил, в котором у него была своя, реальная история, осязаемая история и знакомые. Так что ему пришлось послать все к черту и быть отвергнутым этим миром. Но пока он мог что-то предложить, то все было нормально. Тони терпеть не мог сравнение с войсками и все эту затею с защитниками. Он сказал это при первой их встрече, проявляя все свое недовольство. На первом же совместном бою их трахнули так, что пощечина по лицу была бы менее ощутимым уроном по их самолюбию. Чуть позже Тони Старку приходилось следовать указаниям, работать в команде и принимать решения, не основываясь на своей гордости и импульсивности. А Капитану Америка приходилось действовать как Стив Роджерс, как человек, а не как солдат, чтобы его человечность сумела спасти нужных людей вовремя. Потом они предали друг друга, хотя это предательство началось в мелочах, но оно стало огромной проблемой позже. Однако сейчас все проще. Потому что никто из них не является преступником, потому что есть какое-то равновесие, устойчивость. И они знают, что завтрашним утром они смогут поговорить вновь. Они живы, освобождены и не в бегах. Они не связаны связью ни с кем другим и осознание этого… окрыляет. Они дают друг другу еще один шанс. Шанс, который они давным-давно предали. Оба. Их любовь могла разрушиться давно: в прошлом году, месяц назад или когда-то еще, в любой момент. С первым секретом, с первым молчанием, с первым предательством.Throw yourself into the unknown With pace and a fury defiant Clothe yourself in beauty untold And see life as a means to a triumph.
Они провели множество людей сквозь себя, они набирались опыта, хотя так и не научились нормально доверять другим людям, принимать чужую руку помощи. Но… поэтому они так идеально подходили друг другу? Все должно было закончится с самой первой встречи, с самого первого оскорбления... ... но вопреки здравому смыслу это не закончится никогда.